Помоги проекту - поделись книгой:
— Ну? — спросил он.
— Все это не реально, — ответил я. — Ты ведь не сумасшедший. Нервная истерика может вызвать подобный сомнамбулизм. Ты спал, только и всего.
— Да, — кивнул он. — Вот только нынче утром на улице у реки был найден задушенный солдат.
Я почесал щетину на подбородке.
— И что? Простое совпадение.
— Я спустился к реке, чтобы увидеть тело, — продолжал Хармон, — но его уже увезли. Затем я немного прошелся и увидел мертвую собаку. Черного спаниеля со сломанной лапой. Я… — Глаза его выкатились больше обычного, он облизнул пересохшие губы. — Мог ли я…
Я улыбнулся и коснулся тонкой руки Хармона.
— Мог ли ты задушить здоровенного солдата? Сломать ему шею? А как ты сам думаешь?
НА МИГ по его лицу скользнуло облегчение, но брови тут же нахмурились.
— Безумие может придавать аномальную силу.
— Возможно. Но я очень сомневаюсь, что ты сумеешь так запросто задушить человека. Правда, я терапевт, а не психиатр, но все же кое-что знаю. Кроме того, как ты мог пойти и убить солдата, когда сидел тут, надиктовывая полный цилиндрик?
— Я уже думал об этом, — пробормотал Хармон. — Но, может, я диктовал по памяти?
— А ты выходил на улицу вчера вечером?
— Не помню, чтобы выходил. Я уснул около половины десятого, а потом внезапно оказался у диктофона в каком-то трансе. Когда я закончил говорить, тот перед глазами все почернело. Проснувшись, я поглядел на часы. Было уже больше двух. Ты спал, и я чуть было не разбудил тебя… мне так хотелось с кем-нибудь поговорить.
— Жаль, что ты не разбудил, — сказал я.
Я снова подошел к окну, невольно уставившись на выпотрошенный небоскреб на другой стороне улицы, и услышал доносящийся откуда— то с вышины гул самолета.
— А ты не можешь придумать какое-нибудь объяснение? — спросил Хармон.
— Не знаю. Не из области медицины. Просто идея, весьма фантастичная. Если то, что ты тут надиктовал, является правдой…
— Да?
— Значит, ты читаешь чужие мысли. Никто еще не доказал существование телепатии, хотя эксперименты весьма убедительно указывают на возможность ее. Мозг — таинственный орган, Хармон. О нем мало что известно. Например, шишковидная железа — одна сплошная загадка. А сама природа мысли!.. — Я закурил погасшую сигарету. — Материя и мысль — это вибрации. А вибрации — волновые импульсы, которые могут передаваться при благоприятных условиях. А условия у нас сейчас чрезвычайные. С точки зрения психиатрии, мы все здесь ненормальны. Безумие носится в воздухе. Твой разум не может быть в норме при таких-то нагрузках, и поэтому может обрести такую чувствительность, что вошел в телепатический контакт с каким-то другим разумом.
Хармон задумался.
— Но тогда почему я не чувствую постоянного контакта? Почему он возник лишь на десять минут прошлой ночью?
— Мысли, которые ты получил, возникли под огромным эмоциональным напряжением. Если моя теория верна, то этот убийца — просто псих ненормальный. Обстановка, желание выжить, а также жесткий самоконтроль лишили его обычного выхода эмоций. Он пытался сдержать лавину мыслей и чувств, громоздящуюся в его мозгу. Если бы он, например, напился, то ничего бы не случилось. Но контроль держал его в темнице до тех пор, пока поток не прорвался через обычно заблокированный канал. Я видел, как проводили психоанализ убийцам, Хармон. Как правило, они не хотели убивать. Но им отказывали в других источниках эмоционального освобождения, или, по крайней мере, они не видели таковых. Таким был Джек Потрошитель. Комплекс страхов заставил его убивать женщин вместо того, чтобы, например, жениться. Если нормальные каналы заблокированы, поток эмоций устремляется через ненормальные.
Хармон схватил восковой цилиндрик и внезапно с силой швырнул его на пол. Цилиндрик треснул и разбился.
— Может, ты и прав, — пробормотал он, — но что-то не так с моим сознанием, да?
— Я бы не сказал, что что-то не так. Но ничто извне не может излечить такое напряжение.
— Зато его так легко заполучить, — с жесткой иронией сказал Хармон.
Мы замолчали, прислушиваясь к далекому гулу орудий на фронте.
МЕДЛЕННО ТЯНУЛИСЬ скучные дни. Кто-то покинул город, но немногие, поскольку в сельской местности всех ждал голод. А в мегаполисе можно было надеяться найти воду и продовольствие, если усердно искать. Так что мы оказались здесь в ловушке, скованные невидимыми оковами. Как проклятые. А может, мы и были проклятыми. Хармон страдал и становился все изможденнее на вид. Глаза у него неестественно ярко блестели, щеки были лихорадочно-красными, губы потрескались. И через неделю произошло повторение телепатического сеанса.
Однажды ночью я вернулся со скудным уловом пищи и нашел Хармона сидящим у диктофона и ждущим меня. Костлявое его тело тряслось, лицо выглядело белой бородатой маской.
— Это случилось опять, — пролепетал он. — Час назад.
Я молча положил свою добычу и схватил наушники. Смутный лунный свет сочился сквозь треснувшее окно, грязное и давным-давно не мытое. Хармон выглядел неясной тенью, прислонившись к стене, полускрытой мраком.
А я снова стал слушать жуткий голос.
— Иди, иди, иди же!.. Быстрее! Расходуй свою мозговую энергию. Только ступай осторожно. Не показывайся в лунном свете. Не выходи под открытое небо. Слышишь пушки? Каждый залп добавляет еще один заряд к моему и без того перегруженному токами мозгу. Убийства собаки и солдата оказалось недостаточно. Потенциал продолжает накапливаться. Нужно еще одно освобождение. Тени меня не защитят, они скользят, уплывают, ускользают от меня, оставляя уязвимым под небесными молотами. Мне нужно снова убить… Я захожу в здание. Здесь спят люди, беженцы. Двери теперь никто не запирает. В холле очень темно. А в углу… Что там, в углу?! Черный, бесформенный комок. Кто-то спит, завернувшись в одеяло. Старик. Мои глаза теперь привыкли к мраку. Кажется, я все вижу отчетливо. В моей голове энергия, а свет — этот ведь тоже энергия… Пушки продолжают грохотать. Я слышу, как наверху пролетает самолет. А тени следуют за мной. Они велят мне убивать. Они защитят, охранят меня… Старик хрипит и стонет во сне. Шея его сухая и тощая. Покрытая старческими морщинами кожа похожа на чешую… Целая паутина морщин. Я опускаюсь на одно колено возле него. Тишина, смутный лунный свет из раскрытой двери и ритмичное дыхание, от которого шевелится пергаментно-желтая кожа. Энергия вытекает из моего мозга, и стук в висках становится все слабее. Тени наклонились надо мной, готовые прыгнуть. Очень мягко, нежно мои руки смыкаются вокруг горла старика. Буря экстаза! Облегчение, бурный поток, распахивающиеся под его натиском ворота, и мой мозг становится холодным и спокойным… только слабая боль в пальцах, зарывшихся в чужую плоть… И все кончено. Старик мертв. Мой мозг свободен, успокоен. Небо мне больше не страшно. Гул орудий не сотрясает цитадель моего разума. Я расслаблен, радостен, счастлив…
Конец записи.
— Я знаю, что ты скажешь, — нервно произнес Хармон. — Телепатия. Но это меня не успокаивает. Где-то по городу бродит безумный убийца, и Бог знает, чем это может закончиться!
— Хармон, — сказал я, — почему бы тебе не уехать в деревню? Куда угодно. Неважно. Смена обстановки — вот что тебе нужно.
— Да куда я могу уехать? — спросил он в ответ. — Мы здесь в аду. И не можем из него выбраться. Вся Земля… Весь мир, если уж на то пошло… — Хармон замолчал, погрузившись в размышления. — Это конец. Человечество совершает самоубийство. Нам некуда бежать. Все мои отношения. Все мои связи с жизнью были разорваны во время первого же рейда. Ничего не осталось. Так что я не знаю…
Он уронил голову на руки и принялся массировать виски. Я молча стоял, созерцая эту картину.
— Тогда почему бы тебе не разбить диктофон? — наконец произнес я.
Возможно, Хармон решил, что я насмехаюсь над ним.
— Легко тебе говорить! — гневно выкрикнул он. — Ты чертовски хладнокровен, у тебя в венах ледяная вода вместо крови. Тебе не понять, что я чувствую.
Я хмыкнул и отвернулся, чувствуя горячую обиду на Хармона. Я ведь понес такие же потери, как и он. Как он посмел предположить, что если я не проявляю внешне эмоций, то ничего и не чувствую в душе? Была сцена, которую я не позволял себе вспоминать — руины моего дома, зрелище, говорящее мне, что я лишился жены и ребенка.
Я заставлял себя думать о более безопасных предметах. Есть вещи слишком ужасные, чтобы их вспоминать.
Уже после полуночи я вернулся домой с пустыми руками. Желудок сосало от голода. Да, над городом повис призрак голода, занявший место исчезнувших за несколько дней до этого бомбардировщиков. Мы остались одни в мире мертвых. Только гул орудий, теперь прерывистый, но все равно безумно смертоносный, подсказывал нам, что где-то еще остались живые, кроме нас, горожан. Возможно, поэтому я знал, что еще жив.
Подходя к комнате, где сидел Хармон, я услышал его голос. Точнее, голос, записанный диктофоном. Когда я вошел, запись как раз закончилась.
— Привет, — глухо сказал Хармон. — Это случилось опять. Только на сей раз убийства не было. Вот послушай.
Он встал и протянул мне наушники. Я надел их и включил запись по новой.
Резко зазвучал голос:
— Убей, убей, пока энергия не разорвала мне мозг на куски. Две недели без освобождения. Нынче вечером я должен найти освобождение или умереть. Бесполезно и опасно бороться с убийственным импульсом. В конце концов, он становится слишком силен для меня. Вот и сегодня вечером он сильный, ужасно сильный. Темно, очень темно. Сегодня нет луны. И нет теней. Пустое небо давит сверху на нас. Орудия звучат теперь не так часто, но каждый залп словно разносит мой мозг на куски. Я должен высвободить страшную энергию, скопившуюся у меня в голове. Но как, где?.. Кажется, в этом коттедже живут люди. Дверь заперта, но окно… оно легонько скользнуло вверх. Люди теперь не боятся воров. Так, зажжем спичку. Пустая комната, но я слышу звук тихого дыхания.
Голос замолчал, но после паузы продолжал:
— Спальня. Еще одна спичка. В ее свете видна кровать, в ней спят двое детишек. Лет восьми-десяти. Их горлышки словно ждут моих рук, белые, мягкие. Я должен убить их быстро. Не могу больше ждать. В голове гремит водоворот. Стучит и бьется о внутренние части моего черепа. И никаких теней, чтобы помочь мне. Но энергия уже перетекает в мои руки. Нужно наклониться над кроватью, над ребенком… Мягко, нежно мои руки смыкаются вокруг его горла… Заткнись! Замолкни! Будь ты проклят… Второй мальчишка кричит, выскакивает из постели и кричит во всю силу своих юных легких. И я слышу, как где-то кричат в ответ мужчины. Топот ног. Нет времени, совсем нет времени убить ребенка. Окно по-прежнему открыто. И я уже на улице. Они бегут за мной, выкрикивая угрозы. Еще минута, и я бы задушил мальчишку и высвободил энергию. Но нет, не дали. Не хватило времени. Вот переулок. Там темно. Еще переулок. Голоса преследователей замирают. Я оторвался от них… Теперь я в безопасности. В безопасности? Боже, мой мозг готов взорваться!
Запись закончилась.
Я снял наушники и повернулся к Хармону. Наплевав на воздушную тревогу, он зажег лампу, обернув ее носовым платком, и сел перед диктофоном, игнорируя меня. Я начал было что-то говорить, но тут же замолчал, и лишь глядел на него.
ДРОЖЬ СОТРЯСАЛА костлявое тело Хармона. Глаза были расширены. Медленно, каким-то автоматическим движением он поднес трубку диктофона к губам и нажал кнопку записи. Игла заскользила по восковому цилиндрику.
— Не могу этого выносить, — мертвым, без всякого выражения голосом произнес Хармон. — Я больше не могу держать давление энергии под контролем. Мозг пульсирует, стучит, трясется внутри черепа. Меня не поймали, но риск только возрастает, если быстро не охладить мне мозг. Энергия копится и копится в голове. Я должен убить, быстро, быстро!
Вдалеке послышалась канонада.
Но Хармон не слышал ее.
— Энергия течет, — продолжал он. — Давление вытесняет ее из мозга, она движется вниз по рукам, в самые кончики пальцев. И накапливается там, ждет, готовая выплеснуться и ударить…
Снова вдали забормотали пушки.
— Тени присели, готовые прыгнуть! Прыгнуть, чтобы охранять меня! Охранять, пока я убиваю! Сейчас! Немедленно!
Внезапно Хармон издал дикий высокий вопль. Трубка со стуком выпала из его пальцев. Он повернулся лицом ко мне — глаза широко распахнуты, лицо пожелтело и блестит от пота. Ужасная судорога скрутила губы.
Новый далекий залп.
Тень упала на Хармона, когда я быстро и бесшумно двинулся к нему.
Мягко, нежно мои руки потянулись и сомкнулись у него на горле…
БЛОК ПАМЯТИ
(под псевд. Уилл Гарт)
В МЕЖПЛАНЕТАРНОЙ ТЮРЬМЕ «Цербер» смягчится даже самый жестокий преступник, которому «повезло» попасть сюда на длительный срок — полная изоляция, как считали светила психиатрии, рано или поздно раздавит даже самого стойкого. Однако Тому Герису не повезло по-настоящему — его приговорили к двойному сроку. Единственный случай за всю историю!
— Научный комитет определенно согласился с моим доводом, — пробормотал Герис.
Он насмешливо усмехнулся, глядя на верх стены, где располагался экран, из-за совпадающего зеленого цвета со стеной почти невидимый даже для самого острого глаза. Однако Герис знал наверняка, что эта штуковина там. Он сам ее изобрел, будучи в бытность свою величайшим ученым Солнечной системы. И вот теперь он, Том Герис по прозвищу Скорпион, «бич девяти планет», за которым годами охотилась Галактическая полиция, лишь насмешливо ухмылялся, глядя на собственное изобретение. Ирония судьбы, усмехаясь, думал он.
Вскоре он снова склонился над металлическим столом и продолжил писать. Этим он занимался, казалось, бессчетное количество лет. Не имея ничего, кроме карандаша и бумаги, а также разума, который только обострялся от одиночества и отсутствия отвлечений, он разработал такие грандиозные научные принципы, что любой законопослушный коллега поразился бы до глубины души. Однако Том Герис более не мыслил категориями чистой науки. Все его мысли, проходящие сквозь живой разум, были посвящены дню, когда он вернется на Землю.
Сперва он чувствовал нехватку хорошего лабораторного оборудования. Даже сейчас чувствительные руки ученого все еще ныли от желания взяться за приборы, с помощью которых можно было доказать все теории. Но в его распоряжении были лишь бумага и карандаш, и он отрабатывал каждый этап, а затем математически пытался доказать результат.
— Увеличение скорости молекул до определенной точки заставит материю испускать вибрацию со скоростью, невидимой глазу, — бормотал он, склонившись над бумагой на шатком столе и что-то
яростно записывая. — Рассеивание и колебание молекул сделает их невидимыми, и, более того, способными проходить через материю! Это выведет на новый уровень процесс угона космического корабля: невидимые угонщики смогут пройти сквозь корпус корабля прямо в грузовой отсек и улететь в космос без каких-либо проблем и опасности обнаружения!
Он осторожно записал все, кроме формулы для обратного соединения молекул. Именно это он держал только в голове.
— Однако дознаватели нынче эффективно работают, даже слишком, — размышлял он, лежа на жесткой койке, уставившись в побеленный каменный потолок. — У них есть все виды зондирующих устройств для выкапывания самых сокровенных секретов из мозгов. Нужно найти место получше, чем моя голова.
Острые глаза обшаривали маленькую камеру. Стены не имели ни единого шва или трещины, будучи выдолбленными в скале на атомном уровне.
— Здесь нигде не спрятать, — решил он. — В голове держать — тоже не вариант. Остается только одно…
Том Герис колебался, потому что предпочитал никогда не рисковать. Причиной его падения стал тот самый тайник — разум другого человека. Он обучал человека по имени Кромвель научным преступлениям.
Том забывал о том, что разум тоже имеет значение!
Опасаясь, что молодого космического пирата могли схватить, он поспешно стер из памяти Кромвеля все воспоминания о своем имени. Но созданный им блок памяти оказался слишком эффективным. Кромвель проучился три года в космическом колледже, специализируясь на изобретениях Гериса, который, в свою очередь, сделал для астронавигации больше, чем кто-либо другой. Однако Кромвель все же не помнил, как управлять воздушным шлюзом Гериса, потому что блок памяти стер все воспоминания, связанные с ним. Когда полиция вывела Кромвеля из шлюза, они поняли, что тот был первоклассным космонавтом, который, тем не менее, никогда не слышал о величайшем ученом Солнечной системы. И все же Гериса поймали в связи с пиратским кораблем.
— Но это совсем другое, — процедил сквозь зубы Герис. — Отныне я буду полагаться только на себя. Я сам могу управлять своими блоками памяти.
С помощью самогипноза он намеренно спрятал тайну глубоко в подсознании, чтобы ни в коем случае не выдать формулу обратного соединения молекул, без которой раскрыть невидимку было невозможно.
В конце концов, даже двойной срок имеет конец. Освобождение стало для Тома Гериса неожиданностью. Он заставил охранников ждать два часа, пока не закончит сложнейшие расчеты, и только после этого позволил отвести себя к дознавателям, которые безуспешно пытались выведать у него хоть какие-то тайны. Вскоре его доставили прямиком на Землю.
В небольшом складе для ракетоносцев, который был арендован Герисом и использован в качестве лаборатории, ученый усовершенствовал свое изобретение. С помощью своих записей и остатков группы ученых-преступников, созданной им давным-давно, он вскоре вышел в космос с готовностью совершить первое ограбление.
— А вот и он, — сказал он, вглядываясь в визор. — «Орион», направляется к Марсу, на борту груз радия. Готовность номер один.
Всем к шлюзу, и никаких заминок не допускать. Груз бесследно исчезнет прямо из-под носа экипажа. Они даже не поймут, кто и каким образом их ограбил.
— Позвольте мне проверить ваше устройство, шеф, — предложил Кромвель. — Вы слишком ценны.
— Нет! Это мое изобретение! — раздраженно бросил Герис. — Я хочу лично испытать его. В конце концов, я должен быть первым!
Корабль с преступниками на борту шел параллельно «Ориону», скрытый космической тьмой. Герис щелкнул тумблером на аппарате невидимости и без особых усилий протиснулся сквозь корпус своего корабля. Казалось, он продирается через густой туман. Медленно, но верно он подбирался к цели, словно торпеда. Достигнув корпуса, он направился вдоль него, пока не нашел грузовой отсек. Прежде чем протиснуться внутрь, Том с беспокойством оглянулся на свой корабль. Какая-то смутная мыслишка шевельнулась у него в голове, но он не мог ее вспомнить.
Резким движением он нажал на кнопку запуска двигателей реактивного ранца. Его с силой швырнуло сквозь блестящий корпус «Ориона», будто он состоял из воздуха. Однако совершенно неожиданно для Тома, он прошел через корабль и вылетел с другой стороны, лишь на секунду успев заметить груз радия.
— Что-то не так… — пробормотал он.
Он залетел обратно в корабль, но опять пролетел мимо искомого груза, не имея возможности даже схватиться за что-нибудь. Тома охватил неописуемый ужас. Он стремглав полетел обратно к своему кораблю. Оказавшись в кабине пилотов, он смог затормозить с помощью ранца, но его руки по-прежнему отказывались нащупать хоть что-то твердое.
— Боже, помоги мне! — беззвучно взвизгнул он. — Я кое-что забыл!
Однако он не мог вспомнить, что именно. Блок памяти, который он создал, чтобы сохранить свою тайну от тюремных дознавателей, снова оказался слишком совершенным. Том Герис забыл формулу обратного соединения. Без нее ему не под силу было вернуться в прежнее состояние.
Поделиться книгой: