Оскар Уайльд
Собрание сочинений в трех томах. Том третий
Стихотворения
THEORETIKOS [1]
Империя на глиняных ногах — Наш островок: ему уже не сродно Теперь все то, что гордо, благородно, И лавр его похитил некий враг; И не звенит тот голос на холмах, Что о свободе пел: а ты свободна, Моя душа! Беги, ты не пригодна В торгашеском гнезде, где на лотках Торгуют мудростью, благоговеньем, А чернь идет с угрюмым озлобленьем На светлое наследие веков. Мне жалко это; и, поверив чуду Искусства и культуры, я не буду Ни с Богом, ни среди Его врагов. REQUIESCAT [2]
Ступай легко: ведь обитает Она под снегом там. Шепчи нежней: она внимает Лесным цветам. Заржавела коса златая, Потускла, ах! Она —прекрасная, младая —Теперь лишь прах. Белее лилии блистала, Росла, любя, И женщиной едва сознала Сама себя. Доска тяжелая и камень Легли на грудь. Мне мучит сердце жгучий пламень. Ей —отдохнуть. Мир, мир! Не долетит до слуха Живой сонет. Зарытому с ней в землю глухо Мне жизни нет. VITA NUOVA [3]
Стоял над морем я, безмолвный и унылый, А ветер плачущий крепчал, и там в тени Струились красные, вечерние огни, И море пеною мои уста омыло. Пугливо льнул к волне взмах чайки длиннокрылой. "Увы! —воскликнул я.—Мои печальны дни, О если б тощий плод взрастили мне они И поле скудное зерно озолотило!" Повсюду дырами зияли невода, Но их в последний раз я в бездны бросил смело И ждал последнего ответа и плода, — И вот зажегся луч, я вижу, онемелый, Восход серебряный и отблеск нимбов белый, И муки прежние угасли без следа. СЕРЕНАДА
Для музыки
Не нарушает ветер лени, Темна Эгейская струя, И ждет у мраморной ступени Галера тирская моя. Сойди! Пурпурный парус еле Надут; спит стражник на стене. Покинь лилейные постели, О, госпожа, сойди ко мне! Она не спустится,—я знаю. Что ей обет любви простой? Я не напрасно называю Ее жестокой красотой. Ах! Верность —женщинам забава, Не знать им муки никогда, Влюбленному, как мальчик, слава Любить вотще, любить всегда. Скажи мне, кормщик, без обмана: То кос ее златистый свет Иль нежная роса тумана, Что пала здесь на страстоцвет? Скажи, матрос, ты малый дельный: То госпожи моей рука Иль нос мелькнул мне корабельный И блеск серебряный песка? Нет, нет! То не роса ночная, Не блеск серебряный песка, То госпожа моя младая, Ее коса, ее рука! Правь, благородный кормщик, к Трое, Матрос, ты к гребле будь готов: Царицу счастья мы, герои, Везем от греческих брегов. Уж небеса поголубели, Час утра тихий настает, Дружина, на борт! Что нам мели! О, госпожа, вперед, вперед! Правь, благородный кормщик, к Трое, Матрос, не бойся ты труда. Как мальчик любит, любит втрое Тот, кто полюбит навсегда. IMPRESSIONS
1. Les Silhouettes [4] Морская зыбь в полосках серых, — Унылый вихрь не в ритме с ней. Луна, как лист осенних дней, Летит по ветру в бурных шхерах. На фоне бледного песка Прибрежный челн награвирован, В нем юнга —весел, чернобров он,— Смеется рот, блестит рука. На серых и росистых дюнах, На фоне тонких облаков, Как силуэты, ряд жнецов Идет обветренных и юных. 2. La Fuite de la Lune [5] Тут слуху нету впечатлений, Тут только сон, и тишь, и лень. Безмолвно там, где тлеет тень, Безмолвно там, где нет и тени. Тут только эхо хриплый крик У птицы горестной украло. Она зовет подругу. Вяло Ей вторит берег, мглист и дик. Но вот луна свой серп убрала С небес и в темное крыльцо Ушла, накинув на лицо Вуали желтой покрывало. МОГИЛА ШЕЛЛИ [6]
Как факелы вокруг одра больного, Ряд кипарисов встал у белых плит, Сова как бы на троне здесь сидит, И блещет ящер спинкой бирюзовой. И там, где в чашах вырос мак багровый, В безмолвии одной из пирамид, Наверно, Сфинкс какой-нибудь глядит, На празднике усопших страж суровый. Но пусть другие безмятежно спят В земле, великой матери покоя,— Твоя могила лучше во сто крат, В пещере синей, с грохотом прибоя, Где корабли во мрак погружены У скал подмытой морем крутизны. PHÈDRE [7]
Саре Бернар Как скучно, суетно тебе теперь со всеми, Тебе, которой следовало быть В Италии с Мирандоло [8], бродить В оливковых аллеях Академий, Ломать в ручье тростник с мечтами теми, Что Пан в него затрубит, и шалить Меж девушек у моря, где проплыть Мог важный Одиссей в своей триреме [9]. О да! Наверно, некогда твой прах Таился в урне греческой, и снова Ты в скучный мир направила свой шаг, Возненавидев сумрака оковы, Унылых асфоделей череду И холод губ, целующих в Аду. IMPRESSIONS
1. Le Jardin [10] Увядшей лилии венец На стебле тускло-золотом. Мелькает голубь над прудом, На буках — тлеющий багрец. Подсолнух львино-золотой На пыльном стержне почернел, Среди деревьев и омел Кружится листьев мертвый рой. Слетают снегом лепестки С молочно-белых бирючин. Головки роз и георгин — Как шелка алого клочки. 2. La Mer [11] На вантах ледяной покров, Морозный прах окутал нас. Луна — как злобный львиный глаз Под рыжей гривой облаков. Стоит угрюмый рулевой, Как призрак, в сумраке седом, А в кочегарке чад и гром, Слепит машины блеск стальной. Свирепый шторм утих везде, Но все вздымается простор; Как рваный кружевной узор, Желтеет пена на воде. ДОМ БЛУДНИЦЫ
Шум пляски слушая ночной, Стоим под ясною луной,— Блудницы перед нами дом. «Das treue liebe Herz» [12] гремит. Оркестр игрою заглушит Порою грохот и содом. Гротески странные скользят, Как дивных арабесков ряд [13], — Вдоль штор бежит за тенью тень. Мелькают пары плясунов Под звуки скрипки и рогов, Как листьев рой в ненастный день. И пляшет каждый силуэт, Как автомат или скелет, Кадриль медлительную там. И гордо сарабанду [14] вдруг Начнут, сцепясь руками в круг, И резкий смех их слышен нам. Запеть хотят они порой. Порою фантом заводной Обнимет нежно плясуна. Марионетка из дверей Бежит, покурит поскорей, Вся как живая, но страшна. И я возлюбленной сказал: — Пришли покойники на бал, И пыль там вихри завила. Но звуки скрипки были ей Понятнее моих речей; Любовь в дом похоти вошла. Тогда фальшивым стал мотив, Стих вальс, танцоров утомив, Исчезла цепь теней ночных. Как дева робкая, заря, Росой сандалии сребря, Вдоль улиц крадется пустых. FANTAISIES DÉCORATIVES [15]
1. Le Panneau [16] Под тенью роз танцующей сокрыта, Стоит там девушка, прозрачен лик, И обрывает лепестки гвоздик Ногтями гладкими, как из нефрита. Листами красными лужок весь испещрен, А белые летят, что волоконца, Вдоль чащи голубой, где видно солнце, Как сделанный из золота дракон. И белые плывут, в эфире тая, Лениво красные порхают вниз, То падая на складки желтых риз, То на косы вороньи упадая. Из амбры лютню девушка берет, Поет она о журавлиной стае, И птица, красной шеею блистая, Вдруг крыльями стальными сильно бьет. Сияет лютня, дрогнувшая пеньем, Влюбленный слышит деву издали, Глазами длинными, как миндали, Следя с усладой за ее движеньем. Вот сильный крик лицо ей исказил, А на глазах дрожат уж крошки-слезы: Она не вынесет шипа занозы, Что ранил ухо с сетью красных жил. И вот опять уж весело смеется: Упал от розы лепесточков ряд Как раз на желтый шелковый наряд И горло нежное, где жилка бьется. Ногтями гладкими, как из нефрита, Все обрывая лепестки гвоздик, Стоит там девушка, прозрачен лик, Под тенью роз танцующей сокрыта. CANZONET [17]
Мне нет казны, Где стражем — гриф свирепый: Как встарь, бедны Пастушечьи вертепы, И нет камней, Чтоб сделать украшенье, Но дев полей Мое пленяло пенье. Моя свирель Из тростника речного, Пою тебе ль Всегда, опять и снова? Ведь ты белей, Чем лилия; без меры Ценней, милей И реже амбры серой. К чему твой страх? Ведь Гиацинт скончался, И Пан в кустах Густых не появлялся, И Фавн рогат Травы не топчет вялой, И бог-закат Зари не кажет алой. И мертв Гил ас, Он роз не встретит красных В вечерний час В твоих губах прекрасных. Хор нимф лесных На горке игр не водит... Сребрист и тих Осенний день уходит. СИМФОНИЯ В ЖЕЛТОМ [18]
Ползет, как желтый мотылек, Высокий омнибус с моста, Кругом прохожих суета — Как мошки, вьются вдоль дорог. Покинув сумрачный причал, Баржа уносит желтый стог. Как шелка желтого поток, Туман дома запеленал. И с желтых вязов листьев рой У Темпла [19] пасмурно шумит, Мерцает Темза, как нефрит, Зеленоватой желтизной. Стихотворения в прозе
Художник
Однажды вечером в его душе зародилось желание создать об-раз «Удовольствия, которое длится лишь мгновение». Тогда он вышел в мир, ибо мог творить только в бронзе.
Но бронза во всем мире исчезла, и ее нигде нельзя было найти, кроме образа «Скорби, которая длится вечно».
Этот образ он изваял своими руками и установил на надгробии единственного человека, которого любил. На надгробии любимого мертвеца он воздвиг этот образ как знак неумирающей любви и непреходящей скорби. И во всем мире не было другой бронзы, кроме этого образа.
Тогда он взял созданный им образ, бросил в большую плавильную печь и предал его огню.
А потом из бронзы образа «Скорби, которая длится вечно» он изваял образ «Удовольствия, которое длится лишь мгновение».
Творящий благо
Стояла ночь, и Он был один. Вдалеке увидел Он стены, окружавшие город, и направился к этому городу.
Когда же Он приблизился к городу, то услышал радостную поступь, веселый смех и громкие звуки множества лютен. Тогда Он постучал в ворота, и привратники отворили Ему.
Там Он узрел мраморный дом с колоннами у фасада. Колонны были украшены гирляндами, а снаружи и внутри пылали кедровые факелы. И вошел Он в дом.
Когда же Он прошел через халцедоновый зал, яшмовый зал и вошел в длинную трапезную, то увидел на пурпурном ложе человека, чьи волосы были увенчаны алыми розами, а губы были красны от вина.
Тогда Он подошел сзади, прикоснулся к плечу человека и спросил его: «Почему ты так живешь?»
И повернулся юноша, и узнал Его, и ответил: «Некогда я был прокаженным, и Ты исцелил меня. Как еще я могу жить?»
Тогда Он вышел из дома и вернулся на улицу. Вскоре Он увидел женщину, чье лицо и одежды были ярко раскрашены, а ноги обуты в жемчужные туфли. За ней медленно, как охотник, крался юноша в двухцветном плаще. Лицо женщины было подобно лицу прекрасного храмового идола, а глаза юноши блестели от похоти.
Он быстро пошел за ними, прикоснулся к руке юноши и спросил: «Почему ты так смотришь на эту женщину?»
И обернулся юноша, и узнал Его, и ответил: «Некогда я был слеп, и ты даровал мне зрение. На что еще я должен смотреть?»
Тогда Он устремился вперед, прикоснулся к многоцветным одеждам женщины и спросил ее: «Неужели нет иного пути, по которому можно следовать, кроме греховного пути?»
И обернулась женщина, и узнала Его, и со смехом ответила: «Но ты же простил мои грехи, а мой путь — это путь наслаждения».
Тогда Он покинул город.
И когда Он выходил из ворот, то увидел юношу, который сидел на обочине и горько плакал.
