Борис Рогов
САЛЬТО МОРТАЛЕ
ПРОЛОГ. ВОЛЧЬЕ ЛОГОВО
Сиденье подо мной мягко качнулось в последний раз. Красный автобус «PolskiBus» благополучно доставил меня в городок Кентшин. Всё. Последняя остановка в Польше. Завтра я пересеку границу в Безледах – Багратионовске и продолжу исследование земель, когда-то принадлежавших Тевтонскому Ордену. Кентшин интересен тем, что рядом, в Варминьских лесах спряталось знаменитый бункер Гитлера под названием «Вольфсшанце» или «Волчье Логово». Это одна из ключевых точек нынешнего путешествия, посвящённого тайнам сумрачного прусского гения.
Кентшин – чистенький польский городок с красными черепичными крышами, запахом кофе и свежей травы, затерянный среди лесов. Когда-то очень давно эти леса населяли язычники-прусы. Прусов вырезали тевтонцы. Поляки живут в этих местах совсем недолго всего 70 лет.
Прусское городище, на месте которого расположился Кентшин, называлось – Раст. Тевтонские рыцари на его месте возвели резиденцию прокурора Ордена. Раст превратился в Растенбург. Буддистские ли советники, оккультисты ли Гиммлера из Аненербе[1] или еще кто указал точку в десяти километрах восточнее Растенбурга. Там и соорудили циклопический комплекс фортификационных сооружений, – «Волчье логово».
Эзотерики утверждают, что каменное сооружение – инструмент, помогающий человеку связываться с другими мирами. Бред, конечно, но как раз такие места меня и привлекают.
Ярко, по майски, светит солнце. Одинокое такси несётся по пустынной дороге. Лес вокруг становится всё гуще. Асфальтированный просёлок внезапно сменяет шоссе из ровных бетонных плит. Две скалы из бетона вырастают слева, а за ними среди зарослей бука виднеется серая пирамида, поросшая мхом. Еще через полминуты такси останавливается перед красным шлагбаумом с вывеской музея и рекламой окрестных туристических услуг. На всю дорогу ушло всего четверть часа.
Сразу чувствуется, – место не простое. Очень странные ощущения. Создают особенную, какую-то тревожную, атмосферу надписи на немецком: «Achtung! Die gefаhrliche Zone. Bewegen sich nur auf dem ausgeschilderten Weg[2]». На польском и английском языках тоже есть, но первым в глаза бросился немецкий… В голове звучит лай собак и отрывистые гортанные выкрики.
Немцы при отступлении в ноябре 1944 года взорвали все. Ещё один пример титанического и бессмысленного труда. Сейчас нагромождение обломков среди кустов лещины создаёт своеобразное ощущение. Словно погружаешься в глубины времени. Циклопические обломки бетонных блоков напоминают Мачу-Пикчу, Та-Пром и пирамиды Паленке одновременно.
Необычность самой местности подтверждает ещё один интересный факт – ни советское командование, ни союзники за годы войны так и не смогли установить местонахождения этой ставки Гитлера. На “Вольфшанце” не упала ни одна бомба. Как будто природа набросила на бункер гигантскую шапку-невидимку.
Руины отгорожены от экскурсионных троп проволочным заграждением. Снимать с дороги совершенно не интересно, да и снято-переснято посетителей тысячи раз. Долг исследователя требует зайти за барьер. Оглядевшись по сторонам, аккуратно перелажу через ограждение, проверяю, нет ли за мной «хвоста», и углубляюсь в дебри.
Лес встречает запахом болотной сырости и звонким комариным гулом. Под ногами толстый слой опавшей хвои и прошлогодней листвы. Ступни почти по щиколотки проваливаются в неё. Жарко и душно. Я раздвигаю ширму из еловых лап и, перед глазами открывается невероятный вид.
Куски бетона, поросшие мхом и какими-то кустами, высятся передо мной подобно древним руинам. Толстая плита опирается только на боковые конструкции. Заглядываю осторожно внутрь. Темно, пыльно и грязно. Нет, внутрь лезть не хочется. А вот снять панораму было бы здорово.
Я поворачиваюсь к бункеру лицом и начинаю компоновать кадр. В поисках удачного ракурса, отклоняюсь то влево, то вправо. Делаю шаг назад, и вдруг раздаётся треск прямо под опорной ногой. Резко пытаюсь перенести вес на другую ногу, но и под ней опора проваливается. Дёргаюсь, пытаясь выскочить, но тщетно, резкая боль пронзает затылок. Я проваливаюсь в темноту. Короткий удар головой обо что-то твердое. Свет меркнет. Сознание покидает тело…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1. ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ
Холод осеннего утра пробрался ко мне под простыню. Вчера вечером, после дневных 24 градусов дома было жарко. Зато ночью резко похолодало. Пришлось мне даже встать и закрыть форточку. Не помогло. Комната остыла. Похоже, лето кончилось на один день раньше.
Наверное, из-за резкой смены погоды мне приснился какой-то странный сон. Будто бы мне уже много-много лет, у меня взрослые дети и даже внуки. Я иду по Красному проспекту от собора[3] до ТЮЗа[4]. Все узнаваемо, но выглядит как-то по-другому, так бывает во сне. Над зданием обкома вместо красного флага трепещут на ветру непонятные полосатые, один, похож на голландский[5], а второй на итальянский[6], но на центральной белой полосе что-то нарисовано. За типографией виднеется какой-то небоскреб синего цвета с двумя шпилями. Как обычно, во сне всё воспринимается без удивления. За березами бульвара всплыли странные изогнутые поверхности из тёмно-зелёных стеклянных треугольников. Напоминает то ли бутон тюльпана, то ли кочан капусты. Стеклянные грани отражают небо и солнце. Красиво!
Прямо посреди проспекта стоит маленькая симпатичная церковь с золотым куполом и крестом. Купол ярко сияет на солнце… И это в СССР – стране победившего атеизма… Вот ведь, какие чудеса могут присниться при переходе от лета к зиме!
В мою комнату с кухни доносится запах свежих оладий. Образы теряют чёткость и растворяются. К запахам присоединяются звук шкворчащего масла.
В голове проносится, – Мама жарит оладушки… – Мысль о завтраке прогоняет остатки сна. Вставать не хочется, но оладьи в постель приносить у нас в семье не принято. Так что деваться некуда. – Вставай, кроватью заклеймённый! – Лёгкое летнее одеяло летит в сторону. Босые ноги чувствуют холодную поверхность крашеного пола. Скачками следую в ванную.
После холодной ночи, организм протестует и лезть в воду отказывается, но есть такое слово – надо! Я еще в мае решил обливаться холодной водой по утрам, та-ра-рам! Поэтому подставляю тело под спицы холодных струй. Ух-х-х-х! Класс! Зажмуриваю глаза и подставляю лицо.
Стоп!
Что-то щелкнуло в голове. Почему я в старой родительской квартире? Это же Юлькина квартира сейчас. Почему стены в ванной синие? И только до половины? Почему я здесь, а не у себя дома? Господи, сколько странного… Где Лёля? Что с ней? Спокойствие! Только спокойствие! Будем рассуждать не торопясь. Лёлька попала в больницу, а я ночую у сестры? Но почему я этого не помню? Напился вчера до потери памяти? Хм… Я так уже лет сорок не делаю, но допустим. А как объяснить тот факт, что Лёва лет 10 назад сделал ремонт, всё здесь поменял. Ничего не понимаю! Холодная вода бьет в лицо, отгоняя последние обрывки ночного сна. Холодно! Меня начинает лихорадить. Непонятно, то ли это от холодной воды, то ли от предчувствия чего-то странного. А если посмотреть в зеркало?
С той стороны зеркального стекла на меня таращится какой-то пацан. Большие почти негритянские губы, розовые щеки и нос картошкой. Не красавец, но симпатичный… А ведь я знаю его! Это ж Борька, то есть это я лет в 16–17. Подбородок абсолютно гладкий. Ни щетинки! На макушке ни одного седого волоса. А где же Борис Григорьевич шести десятков лет от роду? Где, ё-моё, его-моё тело? Так. Без паники! Последнее, что я помню – падение в какую-то яму в «Волчьем Логове» Гитлера… Получается, тушка там, а сознание здесь в моём же теле, но на 42 года раньше. Вот и со мной произошла история из серии «нарочно не придумаешь», наверное, перечитал книжек про попаданцев, мозг исхитрился изменить завернуть пространственно-временной континуум в такую дулю, что сам чёрт не разберёт… А если тушка испортится? Может быть, я там умер, но в силу аномалий места душа-сознание сделала такое сальто-мортале?
Теперь уже не понять морок это и наваждение от удара головой о бетонный обломок? Или всё это мне просто мерещится? Как принято поступать в подобных случаях у литературных героев? Я крепко зажмуриваю глаза и изо всех сил щиплю себя за ногу.
Страшно глаза открывать, но надо, не ходить, же остаток жизни с закрытыми. Ну, на раз-два-три! Открываю. Поднимаю глаза к зеркалу. Так. Хорошо, в зеркале я. Оглядываюсь. Я в ванной в нашей квартире, куда мы переехали три года назад. С кухни доносится звон посуды. Всё правильно, мама приехала с дачи проследить, как мы с сестёнкой соберемся в школу. Завтра же первое сентября. Похоже, все-таки это сон с продолжением наяву. Пойду, мамане расскажу, как я во сне стал стариком с внуками. Отцу вечером расскажу. Пусть тоже посмеётся.
Я энергично вытираюсь. «До покраснения кожных покровов», как пишут в журнале «Здоровье». От холодной воды кровь приливает к телу. Бодрость и энергия так и просятся наружу. Натянув чёрные трусы и старую футболку, врываюсь на кухню, как ураган.
– Ма-ам, как там оладушки? Готовы? – На ходу пытаюсь схватить лепешку со сковородки, но получаю по спине полотенцем.
– Ага, сейчас эту сковородку допеку и можно приступать, а ты, давай, беги, штаны надень и Юлю буди, пусть умывается.
– Юлька! – ору я, распахнув двери гостиной, где ютится младшая сестра, – подъём! На горшок и завтракать, – в ответ мне летит подушка. Мимо. Нет еще у сестренки нужной меткости.
Возвращаюсь на кухню и хватаю из маслянистой горки оладий. Тут же пытаюсь запихнуть его в рот, пока мама отвернулась. Он такой поджаристый и горячий… Я невольно сжимаю веки… Оп-па!
– Зачем я тороплюсь? – появляется мысль – можно подавиться и помереть молодым. Лучше сесть спокойно и рассказать про сон. Хотя, нет, лучше ничего не рассказывать, а как-то договориться с «носителем», ведь уже понятно, произошла «прививка» моего старого сознания в мозг мой же, но шестнадцатилетний. А переключение происходит при напряжении лицевых мышц. Вот! Надо написать Борьке! Кратко изложить суть и предложить план совместной жизни в одном отдельно взятом теле. И прежде всего – о способе диалога. Фу-у! Шизофрения какая-то…
Иду к себе в комнату, хватаю карандаш и пишу, – «чтобы переключиться, зажмурь крепко глаза и стисни зубы». – Боюсь, если промедлить, то может еще что-то произойти. Здорово конечно, оказаться в эпохе, о которой остались только смутные воспоминания. Да еще и на сорок два года моложе. Вторая молодость – это прекрасно!
…
Сэтим вопросом разобрались. Надо провести натурные испытания. Крепко сжимаю челюсти. Вуаля!
…
Какое странное сегодня утро! Выпадают целые куски. Только что я был на кухне, а сейчас я у себя в комнате… Как я переместился, не помню, хоть убей. Ладно! Авось само в памяти всплывёт.
Сегодня последний день каникул. Значит надо друганам звякнуть, узнать, что они сегодня делать собираются, как будут проводить оставшиеся до школьной каторги мгновениия.
Однако, ни Вадьки, ни Олежки дома нет. Ладно, позвоню после обеда. Займусь, значит, планированием. Как там наш генеральный секретарь[7] утверждает? Пра-а-а-вильно! – План – закон! Выполнение – долг! Перевыполнение – честь!
Как планы то сочиняют? Эх, мне бы какой образец для подражания. Кроме Мартина Идена[8] ничего на память не приходит. Наверное, прежде всего, надо взять бумагу и ручку. О! – мой взгляд натыкается на непонятно откуда появившийся на столе лист бумаги. – Что за письмо? Не помню, чтобы я что-то сегодня писал.
– «Чтобы переключиться в старика, зажмурь крепко глаза или стисни зубы» – и почерк не мой, хотя и похож. Но адресовано мне, в этом нет сомнений. Зачем в старика? Впрочем, хорошо, попробую. Зажмуриваюсь.
…
– О как! Парень решил заняться планированием! Я в 16 лет планированием не увлекался. Может быть, это уже влияет моё подселение? Хорошо если так, хотя нет, я ж тогда не вспомню ничего из текущей информации. С планом я ему помогу. Напишу, что и в каком порядке надо продумать. – Сажусь за стол и набрасываю инструкцию по самой примитивной схеме. В подробности вдаваться не буду, пусть сам думает. Ведь неизвестно, как поведёт себя подселённое сознание. Может, через пару секунд я в будущем приду в себя, и всё вернётся в нормальное состояние.
– План начинается с цели, которую хочешь достичь. Потом с определения задач, которые для достижения этой цели надо решить. Определить средства для решения, порядок их использования… Но начать – с цели! – Верчу в руках ручку, машинально разглядывая в окно ещё по-летнему зеленые берёзы в парке напротив нашего дома.
– Инструкция для юноши это хорошо, но надо подумать, а что я сам могу сделать в этой ситуации?
Чего бы я хотел? Ведь у меня появился уникальный шанс повлиять на происходящие события. Понятно, из «глубины сибирских руд» повлиять на судьбы мира невозможно, но попробовать то можно. Не только можно, просто необходимо! Ведь хочется сделать так, чтобы события приобрели менее катастрофический характер? Не так как в нашем варианте истории. А если повезёт, то и… Ладно, рано пока загадывать. А какие есть варианты?
– Во-первых, можно начать кричать на всех углах о грядущем развале.
– Ага! И загреметь в дурку[9]. Сейчас с этим просто. Карательная психиатрия процветает. Услышит какой-нибудь «активист», стукнет в органы и впаяют вялотекущую шизофрению с лечением галоперидолом. Вариант так себе, если честно. Если и рассказывать, то только надёжным людям. Родителям точно не стоит.
– Тогда, может быть, использовать «послезнание»[10] в личных целях, и пользоваться плодами этого знания на радость себе, родным и близким?
– Этот вариант уже лучше. По крайней мере, безопаснее. К тому же сулит массу выгод. Но мир поменять всё-таки хочется.
– Ещё можно попытаться встроиться в систему и влиять скрытно. Не очень понятно, как, но главное – начать. Если действовать осторожно и не форсировать события, то что-нибудь получится. Результат предсказать трудно, но в этом и интерес. 15 лет форы заметный срок и если нащупать лиц, которым будущие события опасны, то чем черт не шутит…
– Решено, попробую третий вариант. План составлю позже, Борьке ничего про него говорить не буду, а то этот ухорез с бушующими гормонами всё испортит. Пока всё. Зажмуриваю глаза…
– Так, что тут у нас? О! Здорово! Надпись получила продолжение. «План начинается…», то есть вот так можно общаться? Блеск! Я тоже сейчас спрошу! Ага. Чтобы спросить? – Ты кто? – Пишу свой текст в записке и стискиваю зубы.
…
Кажется, у меня с носителем налаживается диалог. Это хорошо. Если, конечно, он не будет своевольничать, а будет слушаться старшего. Именно сейчас мы с ним проходим точку бифуркации, которая определяет не только личную судьбу, но, возможно, и судьбы мира. Ведь как там, у Герберта, нашего, Уэлса? «Наступите на мышь – и вы сокрушите пирамиды» или это Рэй Брэдбери?[11] Давно читал эту глубокомысленную вещь. Успел подзабыть.
– Я это ты, но из 2018 года. И не вздумай трепаться, а то упрячут в психушку. А такой хоккей, нам не нужен![12]
…
Прикольно Григорич пишет, он – это я. Ну, это и козе понятно, и уж точно, я не буду никому рассказывать. Не дурак же. Вот класс! Я теперь буду знать, что произойдет в мире в ближайшие годы!!! Ого-го! Я крут! Я круче Вольфа Мессинга![13] Вообще, отпад!
Меня внезапно накрывает волна восторга. Я вскакиваю, не в силах сдержать чувства и начинаю скакать с уханьем и повизгиванием, словно молодой шимпанзе. Делаю круг по квартире, нечленораздельно вопя. Юлька крутит пальцем у виска, типа брательник крэзанулся[14] перед школой. Мать кричит из кухни взволнованно. Зато мне это помогает сбросить лишнюю энергию и приступить к серьёзному занятию. После второго круга снова плюхаюсь за стол. План! Сейчас пишу план!
Вариант номер один. Простой. Я кончаю школу без лишних телодвижений. Попадаю под осенний призыв. Вперед, вперед, труба зовет! Армия обеспечит мне два года отсрочки от необходимости решать, что делать и как жить дальше. Можно будет еще по инерции годик болтаться. Может и правда в армию? Некоторые говорят, – армия делает из мальчика мужчину… Зато другие говорят, что армия – два потерянных года. Что-то ещё рассказывают про тюремные нравы в казарме, но тут, мне кажется, больше бабские страшилки. Нет. В армию не хочется. Какой я, на фиг, солдат!
Вариант два. Посложнее. Заканчиваю школу с отличным аттестатом. Выбираю профессию, какая мне нравится. и поступаю на соответствующий факультет. Параллельно начинаю работать по специальности. Распределяюсь в выбранное место. Важно, чтобы заявка на мою персону была. Далее по инерции. Карьерный рост, семья, дети и т. п. Используя имеющийся багаж, достигаю невиданных высот. Звучит не плохо! Вот только какая профессия мне нравится? Это отдельная песня. Есть над чем думать.
Вариант три. Я выбираю профессию, которая позволит получить доступ к персонам, принимающим решения. Бросаю школу, чтобы не терять год. Иду работать по выбранной специальности или по простой и доступной для моего уровня, но где-то рядом, и до армии активно набираюсь опыта. Заодно готовлю себе площадку для возвращения из рядов. После армии осваиваю выбранную специальность. Вот только два года в армию… Ну, в общем, понятно.
Второй вариант, наверное, самый подходящий потому, что помогает избежать «священного долга», достаточно выбрать институт с военной кафедрой. Такой подход, конечно, выглядит детским. Ведь важнее выбрать специальность, в которой потом работать, чем тупо ради того, чтобы уклониться.
Тогда подумаем в эту сторону. Чем заниматься в свободное от остальной жизни время? Приходится признать, что вопрос пока открыт. Если честно, то мне не хочется ничем заниматься. Год назад я мечтал о карьере ученого-ядерщика, но сейчас понимаю, это совершенно не по моим мозгам. Ну, не любитель я задачки решать. А чего я любитель?
До этого, помнится, манила романтика археологических раскопов. Мечталось, что разрою какой-нибудь курган на Алтае и прославлюсь на весь мир. А что? В 1993 на плато Укок раскопают гробницу «принцессы». Зная это, можно лет на десять раньше раскопать «принцессу» и прославиться. Хотя кто допустит МНСа к самостоятельной работе по определению места раскопок. Остаётся только посоветовать кому-то из зубров. Но это уже второй вариант.
Что ещё я люблю? Книжки люблю читать, кино люблю, театр, особенно музыкальный. Рисовать любил, вот, правда, давненько я не брал в руки шашки… нет не шашки, а карандашики…
Нет, опять не то! С другого конца надо заходить.
Как бы я хотел жить? Прежде всего, получать много денег – рублей 200 в месяц, жить в своей квартире. Жениться на Ленке, путешествовать с ней по миру, чем чаще, тем лучше, ходить под парусом, гонять на машинке какой-нибудь модной, ну, как-то так, даже не могу придумать ничего больше. Сразу после института такие деньги никто не получает. Приличную зарплату быстрее всего получить, если пойти работать на стройку, в гортранспорт или в торговлю. Но этот путь закономерно приводит к двум годам в сапогах.
Ясно, что получить быстро отдельную хату невозможно. Жилье сразу дают у нас на северах, на опасных предприятиях и офицерам после нескольких лет скитания по казармам. На заводах можно получить лет через десять безупречной трудовой вахты. В других местах даже и не знаю. Надо у родителей спросить.
Ездить по миру? Это прекрасно, но у нас в СССР это занятие доступно узкой прослойке граждан. О! А ведь это мысль! Ведь тот, кто ездит, тот и зарплату обычно не маленькую получает. Кто у нас в стране ездит по миру? Дипломаты, это раз. Журналисты-международники, это два. Спортсмены – три. Начальники всякие – четыре. Инженеры, занятые строительством разных плотин, «заводов, газет, пароходов» – пять. Геологи, археологи, в порядке помощи недоразвитым странам – шесть. И, наконец, комсомольцы всякие – семь, или комсомольцев можно к начальникам отнести? Вот, наверное, из этого перечня и стоит выбирать.
Спортсмены, начальники, инженеры, геологи сразу вычеркиваются, не мой случай. Пожалуй, из всего списка только журналисты и археологи самое достижимое. Ясно, что самое лучшее – стезя профессионального комсомольца, но противно, уж слишком лицемерное занятие. Тогда в журналисты? А что? А вдруг…
Ага! Новый поворот мысли! Надо двигаться от противного! Отбросить то, что мне точно не подходит. Для этого надо какой-то перечень специальностей найти. Существует же «Справочник абитуриента». Видел я такой весной в киосках. Надо срочно позвонить Олегу[15]. Он наверняка что-то на эту тему должен знать… Может, приехал уже.
Длинные унылые звонки говорят, что мой приятель еще в пампасах. Может Сеновалов что-то имеет на эту тему? Хотя, вряд ли… Не в правилах Вадика так задолго озадачиваться.
Ладно, пускай всё идет, как идёт. Впереди ещё целый год, что-нибудь придумается. Главное всё-таки определить, чего же я хочу.
А – всё в жопу! Запишу, что нафантазировал, и пойду у мамы спрошу. У неё всё-таки высшее образование и опыт работы на руководящих должностях.
Зайчиком прыгаю на кухню и детским голоском выдаю:
– Мамочка, можно задать тебе один малюсенький вопросик?
– Ну, задавай, балабол, – ответствует мать, изобразив страшную озабоченность.
– Вот, мам, скажи, как ты считаешь, куда мне после школы лыжи вострить? Где пролегает мой жизненный путь? Куда направить стопы?
– Куда тебе хочется туда и востри. Как там, в песне –…молодым везде у нас дорога…
– Ну, мам, ты знаешь меня с самого рождения, то есть лучше меня самого. И серьезней, гражданочка, вопрос государственной важности!
Тут же получаю легкую затрещину.
– Главное, чтобы тебя в солдаты не забрили… Так сразу и не придумаю… Ну, точные науки точно не твоё… Может на исторический в университет? Там вроде бы даже военная кафедра есть.
– А кого там выпускают? Где у нас историки дипломированные работают? Я вот даже не представляю. Может быть, по архивам пыль собирают? Или там археологов подковывают? Ладно, как вариант – пойдёт, а ещё?
– Может в строители или архитекторы? Тебе же рисовать нравилось, как я помню. Кроме того, у строителей зарплаты хорошие и с квартирами легче, чем в других местах…
М-да, строителем совсем не хочется… О работе архитектора я не знаю вообще ничего. Типовые коробочки чертят? Что там делают не понятно, тем более в нашей сибирской глубинке. Дом построен по проекту, архитектор Расстрелян[16].
– Ладно, постреленок, я поняла твой вопрос, хорошо, что ты озаботился. Но еще время есть. Будешь год учиться, глядишь и придумаешь что-нибудь интересное. Сейчас отстань, пожалуйста, мне тут отлучиться надо, к вечеру вернусь. Папа, если приедет раньше меня, пусть что-нибудь на ужин сообразит. Впрочем, сбегай – пельменей пачку купи, а то вдруг он поздно будет.
– Денег дайте, мадам, а то без них нынче пельмени не дают.
– За деньги и дурак купит, ты без денег попробуй, – шутит мама и, порывшись в сумочке, протягивает бумажный рубль.
– А ручку позолотить? На чай, на водку?