Помоги проекту - поделись книгой:
– Лейтенант Щербаков, прибыл для прохождения воинской службы, – Сашка приподнялся на кровати.
– Куда прибыл? В какое подразделение? – лысый присел на соседнюю кровать.
– В танковую роту. Сказали, Апраксин придет и всё расскажет.
– Апраксин в город свалил, переводят его в другую часть скоро, так что я за Апраксина пока что. Зампотех второй танковой роты Сенчин, – старлей протянул широкую ладонь Щербакову, – Игорь, – добавил он.
– Александр. Саня, – протянул руку Щербаков.
– «Пиджак»? – Игорь оценивающе оглядел наряд Щербакова, – Чего заканчивал?
– Политех волгоградский.
– Сам откуда, из Волгограда? – в разговор включился длинный старлей в очках с нависавшим над офицерским ремнем пузиком. – Я тож «политех» заканчивал в девяносто седьмом.
– Нет, с области, я в девяносто шестом закончил, – ответил Сашка.
– А я с Волгограда, мне месяц до «дембеля» остался, – очкарик с нескрываемой радостью отошел к своей кровати и стал рыться в тумбочке. Он как-то сразу не понравился Щербакову своим надменным видом. Два других лейтенанта растянулись на кроватях, задрав ноги в пыльных берцах на спинки.
– Чё, матрас не судьба было взять? – спросил Игорь Сашку. – Или так прикольнее, на голой сетке? – Сенчин обернулся на лежащих с задранными ногами лейтенантов, потом с интересом перевел взгляд на лежавшую под кроватью сумку «СССР». – Бухнуть есть чего?
– Нету, – Сашке стало как-то неловко.
– Бабло есть? Ты чё, Саня, у тебя же жизнь новая начинается! Это дело надо обязательно обмыть! – на слове «обязательно» Сенчин сделал ударение. – В коллектив будешь «вливаться»? А то как-то нехорошо получается – приехал, товарищам ничего не привез, так не делается.
– А где здесь водку продают? – Щербаков стал рыться в карманах в поисках денег.
– Ну, это мы тебе с удовольствием покажем, да пацаны? – Игорь, блеснув лысиной, обратился к своим сотоварищам, лица которых при слове «бухло» приняли заинтересованное выражение.
На момент прибытия Щербакова в офицерское общежитие в нем проживали, а лучше сказать, ночевали, всего трое молодых лейтенантов. Сенчин ночевал в казарме вместе с бойцами третьей танковой роты. «Их же одних оставлять нельзя, за этими обезьянами смотреть надо», – не раз потом повторял Сенчин. Два года назад он окончил Благовещенское танковое училище и по окончании был направлен на службу в воинскую часть под Волгоградом, зампотехом в третью роту. Командир третьей танковой роты Апраксин переводился в другую воинскую часть, и сейчас Сенчин исполнял его обязанности. В первой и второй танковых ротах не хватало по одному командиру взвода. В третьей учебной роте с офицерами вообще «беда» – Апраксин переводился, Баранкину оставалось два месяца до дембеля. Еще два командира взводов отсутствовали – за несколько месяцев до прибытия Щербакова в часть они уволились в запас, так как были такими же «пиджаками»-двухгодичниками, новых же лейтенантов не прислали. Можно сказать, что третьей ротой «рулил» один Сенчин. И вот сейчас прислали Щербакова.
Старлей-очкарик, он же Вася Баранкин, дослуживал последний месяц и относился к службе формально. Жил он в Волгограде, часто мотался домой, и так как был таким же «пиджаком», как и Щербаков, то вышестоящее начальство особо подействовать на его поведение не могло. Лишение премий за опоздания с выходных и самовольные отлучки влияния на Баранкина не оказывало, ведь родители его являлись довольно обеспеченными людьми. Командование своим взводом он постепенно переложил на старших сержантов и «дембелей» и последнее время появлялся в расположении части «для галочки». Кадрового офицера за такое можно припугнуть понижением звания или увольнением за служебное несоответствие. «Пиджаки» же, в подавляющем большинстве случаев, мало чем отличались от солдат-срочников, хотя имели все права и обязанности кадровых офицеров. Доставшиеся России от Советского Союза Вооруженные силы в период девяностых годов находились в глубоком кризисе. Кадровых офицеров в армии не хватало. Поэтому воинские части стали пополняться молодыми парнями, которых вкратце познакомили в институте с военной организацией, а затем в эту чуждую для них организацию засунули. Как правило, ничего хорошего из этого не получалось – «пиджаки» мучились, а кадровые офицеры от их службы «вешались». Служить в армии особым желанием никто из бывших студентов не горел. У многих дома работа, семья, свой круг интересов. Да и в институт значительная часть вчерашних школьников, как и Щербаков, старалась поступить, где присутствовала военная кафедра, после неё в армию, в основном, не забирали. Но некоторым, как и Сашке, не повезло…
Двое других молодых лейтенантов, блаженно растянувшихся на армейских койках, были командирами мотострелковых взводов. Сергей Звонарев, коренастый, с коротко стриженными соломенными волосами, и Петр Иващенко, долговязый, с вечно красным лицом, усыпанным веснушками. В прошлом году они закончили одно общевойсковое командное училище и тоже попали под Волгоград по распределению. В училище особо товарищами они не были, но здесь сдружились и частенько выручали друг друга по службе. Офицеры других мотострелковых подразделений сводного батальона предпочитали жить в солдатских казармах вместе со своим личным составом, так проще следить за порядком в своих взводах и ротах.
Правое крыло общежития занимали несколько старших офицеров, включая майора Шугалова – командира сводного батальона. У них были свои однокомнатные каморки, более насыщенные бытовой техникой и благами цивилизации, в отличие от младших офицеров, в помещении которых не было даже радио.
«Сейчас вечернее построение, я тебя представлю личному составу, – сказал Игорь Сашке, одергивая на себе немного помятый «комок». – Должность у тебя будет командир первого танкового взвода третьей танковой учебной роты. Твой помощник – старший сержант Гаджибабаев. Бабай уже полтора года служит, короче, «шарит» во всём, нормальный сержант. Так как комвзвода не было, он взводом рулит, так что поможет тебе на первых порах. Никогда не иди на поводу у солдат, на их отмазки не ведись! А главное, запомни – куда солдата ни целуй – везде жопа», – Сенчин произнес уже знакомое Щербакову выражение и ткнул указательным пальцем в район своей пятой точки.
В свете прожекторов, направленных на большую асфальтированную площадь для построений, вились тысячи ночных насекомых, почувствовавших приближение ночи. Остывающий вечерний воздух наполнился трелями сверчков и топотом сотен ног, марширующих в направлении плаца. Плац, разлинованный для строевых занятий белой масляной краской, постепенно наполнялся взводами различных подразделений.
Щербаков старался не отставать от Сенчина, уверенно вышагивающего в один из углов площади. Сашке было неудобно за свой полугражданский вид, особенно смущало его отсутствие ремня, поэтому нижнюю часть камуфлированной куртки Щербаков заправил в штаны, а длинноватые рукава закатал по локоть.
Игорь подошел к строю солдат, уже стоящих повзводно. Три взвода по восемь человек в каждом. Девятым должен быть командир взвода.
«Равняйсь! Смирно! Товарищ старший лейтенант, третья танковая рота в составе двадцати четырех человек на вечернюю поверку построена. Замкомандира первого танкового взвода старший сержант Гаджибабаев», – доложил старлею Игорю огромного роста старший сержант, явно неславянской внешности.
«Становись вот сюда, – Сенчин отодвинул одного бойца в глубь строя и указал на освободившееся место Щербакову. – Твой взвод, представлю после построения».
Вася Баранкин встал к своему взводу, Сенчин – с края, на место командира роты. Над площадью стоял гул голосов, резких команд офицеров «равняйсь-смирно», запах гуталина и солдатского пота. Посередине плаца прохаживался невысокий капитан, изредка пиная несуществующие камушки на чисто выметенном асфальте. Наконец со стороны офицерского общежития показалась сухопарая фигура командира сводного батальона Олега Евгеньевича Шугалова, который быстрым шагом направлялся к центру плаца. В высокой сутуловатой фигуре Щербаков узнал того самого майора, распекавшего офицеров в момент утреннего появления Сашки на крыльце офицерской казармы. Гул голосов резко стих.
«Батальо-о-о-н! Равняйсь! Смирно!» – капитан, повернувшись налево, строевым шагом направился к майору Шугалову. Шугалов, также печатая шаг, направился к невысокому капитану. В полной тишине, нарушаемой только трелями сверчков, они остановились в двух шагах друг напротив друга.
– Товарищ майор, сводный батальон на общую вечернюю поверку построен. Командир первой мотострелковой роты капитан Орлов! – отрапортовал невысокий.
– Здравствуйте, товарищи! – громкий голос Шугалова прокатился над плацем и затих где-то за белеющими в сгустившейся темноте казармами.
– Здравия желаем, товарищ майор! – хор сотен голосов потряс душный вечерний воздух. Щербакову показалось, что первые ночные звезды дрогнули от его раскатов.
Пока командиры подразделений докладывали о результатах поверки командиру батальона, над подразделениями опять поднялся небольшой гул. Сашка смущенно топтался на своём месте, не зная, куда себя деть и как себя вести. Он старался спрятать своё лицо в тень от бьющих в центр плаца прожекторов, чтобы солдаты не видели его растерянного вида. Бойцы с интересом поглядывали на нового лейтенанта, о чем-то перешептываясь. Наконец доклад последнего офицера был закончен. Старлеи, капитаны и майоры строевым шагом разошлись и заняли места в своих ротах. Опять зазвучали команды «равняйсь-смирно», и подразделения со строевыми песнями стали расходиться по казармам. Под командованием Сенчина танкисты также строевым шагом направились к своей казарме.
Строевая песня танковой роты, казалось, звучала громче всех остальных.
Построив роту в две шеренги перед казармой, Сенчин вышел на середину строя.
«Лейтенант Щербаков, ко мне!» – Игорь, раскатав рукава камуфлированной куртки, чтобы как-то спастись от проголодавшихся за день комаров, грозно оглядывал своих подчиненных. Сашка неуверенным строевым шагом вышел из строя и встал рядом с Сенчиным. Двадцать четыре пары солдатских глаз уставились на застывшего Щербакова. Комары нещадно жалили голые по локоть руки, но Сашка, словно загипнотизированный, не смел пошевелиться.
– Товарищи бойцы, – громко сказал Сенчин, – к нам прибыл новый лейтенант Щербаков Александр Николаевич. С сегодняшнего дня он является командиром первого танкового взвода. Все приказы лейтенанта Щербакова выполнять неукоснительно! Гаджибабаев, ты замкомандира Щербакова и его первый помощник. Поможешь ему разобраться в делах. Если я узнаю, что кто-то «забивает» или не выполняет приказы лейтенанта Щербакова, я тому лично разобью морду лица! Всем всё ясно? – Сенчин сверлил глазами строй.
– Так точно, товарищ старший лейтенант! – дружным хором отозвались бойцы.
– Лейтенант Щербаков, встать в строй! – Сенчин хлопнул по плечу Сашку. – Если что, сразу мне говори – разберемся.
Кивнув, Александр уже более уверенным строевым шагом встал в строю на своё место. «Надеюсь, на сегодня потрясений больше не будет», – подумал он. После дальнейшей непродолжительной речи Сенчина об итогах дня, сдобренной ненормативной лексикой Игоря, рота направилась в казарму на подготовку к отбою. Сенчин, Щербаков и Баранкин через опустевший плац направились в общежитие. По дороге к ним присоединилась пехота – Звонарев и Иващенко.
– Саня, я сейчас вернусь, кипиш в казарме наведу и сходим за бухлом, я тебе покажу, где его брать. – проходя в помещение для младших офицеров, сказал Сенчин, – На завтра расписание занятий нужно сверить, что вообще по расписанию. Или лучше, Вася, – обратился он к Баранкину, – сходи с Саней, а я пока пойду в роту. Закусить есть чего?
– У меня пара пирожков осталось, – Щербаков достал из сумки промасленный газетный сверток.
– Да, маловато, – Игорь почесал лысый затылок. – Петруха, слетай к себе, пошукай там чего-нибудь. И запить, может, «Yupi» есть развести. А ты, – повернулся он к Звонарёву, – иди своих и Петрухиных «отбей» и тоже, если есть чем закусить, тащи.
Разрулив таким образом ситуацию, Сенчин умчался в танковую роту производить отбой личного состава. Иващенко отправился искать закуску. За ними в свою роту на отбой ушел Звонарев.
– Ну что, пойдем за водкой? – Баранкин вопросительно посмотрел на Щербакова. – Деньги только не забудь.
– А магазин разве работает? – с сомнением посмотрел в темнеющее окно Сашка. Чёрный небосклон был усыпан звездами. На безоблачном небе был виден даже Млечный путь, который не увидишь за огнями ночного города.
– Магазин, конечно, не работает, – Вася, с некоторым пренебрежением посмотрел на Щербакова. – Как говорил товарищ Ленин: «Мы пойдем другим путем».
По тропинке, которая утром привела Сашку к дверям офицерского общежития, Щербаков и Баранкин продрались сквозь гущу зарослей и вылезли через пролом в стене за территорию части.
– Стой, кто идет?! – услышали они со стороны постовой будки моста.
– Свои, – в сторону моста чуть слышно сказал Баранкин. Часового, наверное, такой ответ удовлетворил, поэтому вопросов от него больше не последовало.
Под стрекот сверчков и другой ночной живности офицеры двинулись напрямик по заросшему травой лугу в сторону мерцающих в ночи окошек деревеньки Анисовки. Идти пришлось минут двадцать, спотыкаясь о невидимые в темноте кочки и наступая в засохшие коровьи лепешки. На окраине они подошли к темнеющему дому за высоким некрашеным забором. Свет тусклой лампочки, висящей на телеграфном столбе, едва освещал большие зелёные ворота с электрическим звонком на одной из створок.
– Жми, – Баранкин указал на кнопку звонка. Где-то в глубине двора раздалось противное треньканье, через какое-то время хлопнула дверь, послышались шаркающие шаги и невнятное бормотание. Загремел засов, из калитки высунулась голова старушки в вязаном платке.
– Сколько? – бабулька, видимо привыкла к столь поздним визитам и явно знала, за чем к ней пришли.
– Две, – коротко ответил Вася.
– Ходют и ходют, – калитка захлопнулась, и сопровождаемые ворчанием шаги стали удаляться.
– Здесь, конечно, раза в полтора подороже, чем в магазине, но зато круглые сутки. Если что, тут еще и сигареты продают, минералку всякую, – Баранкин, пересчитал протянутые Сашкой деньги, часть вернул назад. Наконец калитка вновь приоткрылась, и старушка протянула две бутылки «Столичной».
– Без сдачи, – Вася сунул деньги в протянутую сухонькую ладошку, и калитка тут же захлопнулась. Лейтенанты отправились в обратный путь, опять спотыкаясь и ругая коров за оставленные ими продукты жизнедеятельности.
На посту было тихо. Баранкин нашарил на земле камень и швырнул его в сторону постовой будки. Последовал глухой удар о железо и возглас: «Стой, кто идет?». На этот раз Вася вообще промолчал и, плюнув в сторону моста, полез в дыру забора. За ним, прижимая к груди две бутылки водки, нырнул Щербаков.
В общежитии их уже дожидались Сенчин, Иващенко и Звонарев. Две тумбочки были выдвинуты в проход между кубриками и накрыты старыми газетами. На импровизированном столе лежали два щербаковских пирожка, банка армейской тушенки и банка кильки в томате. Над ними возвышалась полуторалитровая бутылка с разведенным в ней апельсиновым «Yupi». Из столовых приборов серебрилась слегка погнутая алюминиевая ложка и перочинный нож, испачканный жиром. На краю притулились железная кружка с побитой зеленой эмалью и четыре мутноватых граненых стакана. Натюрморт приятно дополнили две бутылки «Столичной».
«Чёт вы долго! – Сенчин довольно потёр руки, жестом хозяина приглашая всех присесть. – Прошу в наш маленький уютный ресторан».
Еще утром Щербаков заметил, что Сенчин был негласным лидером среди молодых лейтенантов-взводников, к тому же служил чуть дольше их. За неимением стульев, офицеры расселись на кроватях, поближе к столу.
– Наливай давай, Китаец! – Иващенко подал бутылку Сенчину.
– Ща за «китайца» в глаз получишь, – ловким движеньем скрутив пробку, Игорь разлил водку в имеющиеся посудины.
– Ну что, товарищи офицеры, – торжественно начал он, – сегодня у некоторых людей, – Сенчин взглянул на Сашку, который сразу поднялся со своего места, – необыкновенный день! Можно сказать, сегодня в наш коллектив вливается новый лейтенант, которому выпала честь служить в бронетанковых войсках! Так давайте же выпьем за этого человека – лейтенанта Щербакова! – Игорь одним махом влил в себя налитую им дозу и принялся закусывать тушенкой. Остальные лейтенанты последовали его примеру, за исключением Баранкина, водку принципиально не пившего.
После первых двух тостов, между которыми, как говорят, «промежуток небольшой», настроение Щербакова повысилось, тревога и неизвестность стали отступать. Чужие поначалу люди теперь казались близкими и хорошими. Сашка стал рассказывать, как он попал в армию и каким образом очутился здесь, в Анисовке. Иногда комната общежития оглашалась хохотом лейтенантов – Щербаков рассказывал свои злоключения с юмором, присущим ему с детства.
– А что вы Сенчина «китайцем» называете, он же на китайца не похож – вылитый русский, – выйдя покурить на свежий воздух, спросил Сашка у Иващенко.
– Ну, у него фамилия такая, как имя и фамилия китайская – Сен Чин, – немного заплетающимся языком ответил Петруха, – вот он и Китаец.
Веселье продолжилось. Из музыки только маленькое радио-мыльница Баранкина, которое он поначалу не хотел давать, мотивируя это севшими батарейками. Но радио вытащили из его тумбочки, и сейчас оно что-то хрипело на волне «Европа Плюс», перебиваемое помехами и лейтенантским хохотом. Офицеры стали вспоминать разные смешные случаи из своей службы, не забывая наливать и произносить тосты на различные темы.
Как Марчелло прикурить пытался
Рядовой первой танковой роты Владимир Марченко, или просто Марчелло особым рвением к службе, как и большинство солдат-двухгодичников, не отличался. До дембеля ему оставалось полгода, но он до сих пор ходил в рядовых. Всё ему приходилось делать «из-под палки», хотя механик-водитель он замечательный – и танком виртуозно управляет, и в двигателе отлично разбирается, но вот в остальном …
Уж очень Вова был ленив и любил поспать, а уж где поспать – неважно. Спящим его заставали во время дежурства по столовой в ванне, куда обычно чистили картошку, на крыше казармы, когда Марченко послали её красить, на посту дежурного по роте. Последний раз он умудрился заснуть на трансмиссии танка, наполовину углубившись в её недра при ремонте двигателя, где его и обнаружил командир первой танковой роты Олег Абдулов. За всё это Марчелле постоянно полагались наряды вне очереди и нравоучительные беседы офицеров, часто сопровождаемые подзатыльниками. Иногда доставалось и от сослуживцев, например, когда он заснул, будучи дежурным по роте и не успел предупредить распивающих в подсобке водку «дедушек» о пришедшем не вовремя Абдулове.
Не далее как неделю назад Марченко «выпала честь» быть часовым на складах дивизии и охранять ангар с техникой нашего танкового батальона. На приволжскую степь и зажигающий вдали огни город постепенно опускалась ночь. Собираясь на пост, Вова знал, что перед дежурством командир взвода, а затем и разводящий обыщут его на предмет сигарет-спичек и тому подобных не положенных на посту вещей. Поэтому Марчелло тщательно запрятал единственную сигарету, примотав её портянкой, а пару спичек и кусок «чиркаша» заложил за ухо головного убора. Командир взвода старший лейтенант Вадим Круглов спички всё-таки обнаружил, сигарету отыскивать было уже некогда – перед воротами ждал «Урал», на котором бойцов отвозили на складские посты.
«Ну, без спичек ты хрен закуришь, – сказал Вадим, – давай залазь быстрее!»
Рядовой Марченко перевалил своё длинное неуклюжее тело с выпиравшим животиком через задний борт «Урала», загремев автоматом по вытоптанному дощатому полу. В крытом зеленым армейским брезентом кузове на скамейках вдоль бортов сидели человек десять бойцов из других подразделений. Сам старший лейтенант залез в кабину в качестве сопровождающего. Склады находились километрах в двух от расположения части. Пока машина в сгущающихся сумерках тряслась по разбитому асфальту, Вова пытался хоть у кого-то из присутствующих выпросить спичек. Но спичек у солдат или не было, или они были запрятаны настолько глубоко, что лишний раз доставать их не хотелось.
Скрипнули тормоза остановившегося у ворот складов автомобиля. Огромную территорию, на которой находились склады дивизии, окружал бетонный забор с рядами колючей проволоки по верхнему краю. Бронетехника и автомобили воинских частей располагались в длинных, метров под сто ангарах, построенных из бетонных блоков и побеленных известкой. В стенах ангаров находились боксы с большими воротами, обитыми крашенным серой краской железом и нарисованными на них белыми порядковыми номерами. В такие ворота свободно въезжал танк или САУ. Один из ангаров принадлежал танковому батальону. В нем за опечатанными пластилиновыми печатями воротами на временной консервации стояли танки первой и второй танковой роты. Этой весной на них проводились дивизионные учения, про которые вспоминал начштаба капитан Кукушкин.
«К машине!» – раздалась команда Круглова, и бойцы посыпались из кузова в еще не улегшееся облако пыли. Какое-то время ждали разводящих, наконец появились два старших сержанта с петлицами мотострелковых войск. Строем пошли в караульное помещение. Полноватый капитан – начальник караула, начал инструктаж: «Часовому запрещается: спать, сидеть, прислоняться к чему-либо, писать, читать, петь, разговаривать, есть, пить, курить, справлять естественные потребности или иным образом отвлекаться от исполнения своих обязанностей, принимать от кого бы то ни было и передавать кому бы то ни было какие-либо предметы, вызывать своими действиями срабатывание технических средств охраны, досылать без необходимости патрон в патронник», – капитан монотонно зачитывал обязанности часового из Устава гарнизонной и караульной служб. После этого все прибывшие и готовые заступить в караул расписались в журнале инструктажа.
Началась стандартная процедура развода по постам с неизменным «происшествий не случилось» и «пост сдал – пост принял».
По краям охраняемых ангаров стояли крытые наблюдательные вышки с прожекторами, ночью освещавшими ворота боксов. После очередного рапорта и сдаче-приеме поста Марченко полез по гулкой железной лестнице на пятиметровую высоту вышки. На землю опустилась ночь. Где-то сзади светилось зарево ночного города, не давая пробиться свету первых звезд. С вышки просматривались близлежащая территория и ангар, освещаемый фонарями и прожектором. Походив туда-сюда по тесноватому периметру часовой будки, Марчелло присел на пол и заскучал. До дембеля оставалось каких-то полгода. Он представил, как будет «отрываться», вернувшись на «гражданку» – соберется с пацанами в каком-нибудь кабаке, закажет всякой еды, водки, купит нормальных сигарет, а не какую-то «Приму» без фильтра…
Приятные размышления прервались позывом покурить. Спички! Их не было. И спросить не у кого. Вова старался отвлечь себя от желания затянуться пусть гадкой, но всё-таки сигаретой. Сначала считал количество ворот на ангаре, потом количество прожекторов и фонарей, видимых с вышки, нашел Большую Медведицу, Малую. Приблизительное количество ночных бабочек в свете прожектора он тоже посчитал. С помощью сна отвлечься также не удалось – сон не шел, и курить хотелось еще больше. Полночи Марчелло мучился от никотинового голода, придумывая всё новые отвлекающие занятия, в том числе разборка-сборка «АК-74» с закрытыми глазами и пение песен в полголоса. Но всё это время мозг лихорадочно искал способы достать огонь и прикурить единственную припрятанную сигарету. Проверяющего, который каждый час проходил мимо вышки, давно не видно – наверное, прилег где-нибудь во время обхода и заснул.
На востоке небо стало чуть светлее. Мыслей, каким образом раздобыть огонь, не приходило, то есть они были, но не было средств, с помощью которых его можно получить. После перебора всех возможных вариантов Марченко остановился на одном, как показалось ему, единственно возможном. Когда-то в одном американском «вестерне» он видел, как лихой ковбой прикуривает сигару выстрелом из пистолета… Холостые патроны в магазине автомата Марчеллы, естественно, были пересчитаны при выдаче на пост и также будут пересчитываться при сдаче оружия. Но желание поглубже вдохнуть такого ароматного, как ему сейчас казалось, табачного дыма пересилило всё.
«Ну что мне будет за один патрон, скажу, потерял или что выдали на один меньше, да совру что-нибудь, подумал он, досылая патрон в патронник. – Да и до «караулки» далеко, спят все – услышать не должны». Зажав фильтр сигареты зубами, Марченко поднес ствол автомата, направленный в сереющее небо, к самому её кончику. В предрассветной тишине, когда люди спят самым крепким сном, а ночные насекомые и тому подобная живность умолкли после ночной суеты, раздался оглушительный выстрел. Пламя полыхнуло из ствола, опалив брови и лицо рядового Марченко, полевая кепка с разодранным от выстрела козырьком взвилась ввысь, но её стремительный полет прервала крыша вышки. От неожиданности Вова шарахнулся в сторону и по стене осел в угол смотровой будки, при этом выронив свой «АК-74», загремевший вниз по лестнице. На выстрел под оглушительный лай собак и вой сирены прибежал наряд с автоматами наперевес во главе с капитаном-начкаром. Часть бойцов рассредоточилась по периметру, часть окружила вышку с валявшимися перед ней «АК-74» и кепкой с порванным надвое козырьком. Начальник караула, задыхаясь от только что совершенной «стометровки», полез вверх по шатающейся под тяжестью его грузного тела лестнице. С опаской заглянув внутрь будки, он увидел сидящего в углу Марчелло с черным от сажи лицом и полным отсутствием бровей. Изо рта Вовы торчал сигаретный фильтр от разодранной в клочья сигареты, а рядом на полу лежала автоматная гильза.
Рассказ Китайца про ковбоя Марчелло сопровождался незатихающим хохотом. Больше всех закатывался Щербаков. «Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся, Саня, – сказал Сенчин, хлонув Сашку по плечу. – Тут знаешь сколько таких клоунов есть? И не сосчитать!»
Постепенно разговоры лейтенантов становились всё громче, а смех всё сильнее. Курили уже не выходя на улицу, стряхивая пепел в опустевшую консервную банку. Баранкин лёжа под простыней, читал какую-то книжку, а потом повернулся набок и заснул, видимо, привыкший к таким шумным вечерам. Тушенка и килька были съедены, остатки «Yupi» вскоре тоже кончились, и водку стали запивать разбавленной заваркой, наливая её из солдатской фляжки. Под конец веселья в дверях показался злой майор Шугалов в тапочках и в кителе на голое тело.
– Встать! Смирно! – вскочив, скомандовал Сенчин. За ним с мест повставали остальные лейтенанты, пытаясь принять строевую стойку.
– Вы что, вообще охерели совсем, мля? Два часа ночи, мля! – с порога заорал Шугалов на попытавшихся вскочить по стойке «смирно» офицеров. – Для вас что, команды «отбой» не существует? Заканчивайте свой балаган, и всем спать! Хороший пример вы подаете молодым лейтенантам, – Шугалов сверкнул взглядом в сторону Щербакова. Развернувшись, майор громко хлопнул дверью, оставив лейтенантов стоять в нелепых позах.
– Короче, пацаны, давайте, правда, спать, – Китаец с сожалением посмотрел на пустые бутылки. – Чего вы так орали-то? Я в роту пошел.
Сенчин удалился, оставшиеся офицеры стали укладываться спать, предварительно заставив дежурного убрать остатки «пиршества». Голова Щербакова кружилась от сигаретного дыма и выпитого на голодный желудок. Не раздеваясь, Сашка повалился на ранее принесённый матрас и практически сразу заснул.
2 день службы (среда)
Казалось, что он только что сомкнул глаза, а его уже толкал в бок невыспавшийся Вася Баранкин: «Саня, подъем. На построение». Тошнота подкатывала к горлу, на голову словно надели тяжелую солдатскую каску. Доковыляв до рукомойника, Сашка наскоро умылся. Остальные лейтенанты ушли, и в комнате остался только Вася, запихивающий в свой полевой планшет какие-то конспекты. Кое-как приведя себя в порядок и накинув пустой планшет через плечо, Щербаков вышел из общежития и направился за бодро шагающим Баранкиным в сторону плаца. Утренняя прохлада приятно освежала лицо, но во рту господствовал июльский полдень и нестерпимо хотелось пить. На плац со строевыми песнями направлялись воинские подразделения, грохоча сапогами по остывшему за ночь асфальту.
Сенчин, с несколько помятым от вечерних посиделок лицом, уже прохаживался у построенной повзводно танковой роты.
– Почему опаздываем? В строй бегом-марш, – издалека заорал он.
Щербаков с Баранкиным прибавили шагу. Баранкин с ходу занял своё место в строю. Щербаков остановился перед строем, растерянно соображая, куда же ему приткнуться.
– Вот твоё место, а это первый танковый взвод, – Китаец за руку поставил Сашку на полагающееся ему место, отодвинув одного бойца в глубь строя. Тем временем плац окончательно заполнился солдатами и их командирами. Со стороны офицерского общежития, на ходу поправляя фуражку, быстрым шагом приближался Шугалов.
– Батальо-о-о-н! Равняйсь! Смирно! – дежурный по батальону капитан, печатая шаг, двинулся к майору Шугалову. Шугалов также строевым шагом направился к молодому усатому капитану. В полной тишине, нарушаемой только щебетом утренних птиц, они остановились в двух шагах друг напротив друга.
– Товарищ майор, сводный батальон на общую утреннюю поверку построен. Командир второй мотострелковой роты капитан Стасенко! – отрапортовал дежурный.
– Здравствуйте, товарищи! – громкий голос Шугалова прокатился над плацем и больно ударил по ушам Щербакова.
– Здравия желаем, товарищ майор! – хор сотен голосов грянул в утреннем воздухе и унесся в степную даль.
Поделиться книгой: