Две стороны. Часть 1. Начало

Солдат скрылся внутри будки, через некоторое время в окне показалась заспанная физиономия старшего лейтенанта с алюминиевой бляхой «Дежурный по КПП» на груди. Замутненный послеобеденной дремой взгляд румяного офицера остановился сначала на черной сумке «СССР», затем перешел на изнывающего от жары Щербакова и вдруг резко стал осмысленным.

– Саня! Щербаков! Ты чего тут делаешь?! – лейтенант с широкой улыбкой бросился к дверям КПП и через мгновенье, выскочив через небольшую калитку к воротам полка, уже обнимал опешившего от такой быстрой смены событий Александра.

– Ты чё, не узнаешь? Вадим Круглов. Вадимыч. На кафедре же вместе учились! Ты какими судьбами? В армейку загребли? К нам направили? – Круглов сходу засыпал Сашку вопросами…

– Вадимыч! Бля, вот это встреча! – Щербаков в ответ кинулся обнимать Вадима, – Да загребли, к вам! Ты давно служишь?

– Да мне всего три месяца до «дембеля» осталось! А что, в какую роту? В танковый батальон хоть? А я дежурным по КПП сегодня. Чего у тебя в предписании написано?

Александр протянул документы Круглову.

– Супер! К нам! Только в какую роту, это комбат скажет. Пошли, я тебя провожу до нашего штаба, а ты давай рассказывай, как жизнь молодая, – Вадим распахнул небольшую железную калитку, сквозь её проём взгляду открылись строения воинской части. Радостный от неожиданной встречи, Александр подхватил сумку, и они вместе вошли на территорию полка. По дороге к штабу Щербаков вкратце рассказал о событиях своей жизни после окончания института. Бывшие однокурсники остановились перед крыльцом одноэтажной казармы, в ней располагался личный состав и штаб танкового батальона. Слушая про призыв и приключения последних дней, которые Сашка рассказывал с присущим ему юмором, Вадим от души хохотал. Его вечно румяное лицо сделалось красным, как перезревшие астраханские арбузы. Наконец успокоившись, Круглов подтянул ремень, на котором в кобуре висел армейский «ПМ» и, глядя в сторону дверей штаба, сказал: «Сейчас я тебя представлю комбату – майору Купцову. Ничего про него говорить не буду, послужишь, сам поймешь, что он за человек. Но смотри, держи с ним ухо востро. Как говорят: «мягко стелет, да жестко спать», – с этими словами он открыл дверь и жестом пригласил Александра внутрь.

Пройдя по узкому коридору с надраенными до блеска деревянными полами, они очутились перед деревянной дверью со стеклянной красной табличкой. На табличке желтели трафаретные буквы «Командир танкового батальона». Осторожно постучавшись, Круглов приоткрыл дверь.

– Разрешите войти, товарищ майор, – Вадим заглянул внутрь.

Свет пробивался в душное от июльского зноя небольшое помещение через окно, занавешенное старой газетой. На стенах висели стенды с графиками учебных занятий, боевых стрельб, изображениями танковых пулемётов ПКТ и НСВТ и еще какими-то танковыми принадлежностями. В углу стояли крашенный «под дерево» желто-коричневой краской сейф и деревянный шкаф с видневшимися через треснутое стекло картонными папками и книгами по ремонту и обслуживанию бронетехники.

– Ты какого хера тут делаешь, Круглов! Почему не на КПП? – за столом сидел небольшого роста коренастый офицер с черными, тронутыми едва заметной сединой усами и что-то записывал в тонкую тетрадку. Не поднимая головы, он продолжал строчить в тетрадь какие-то эпосы. На воротнике выгоревшего до желтизны, некогда зеленого танкового комбинезона, зеленели круглые эмблемы бронетанковых войск – что-то отдаленно напоминающее танки в обрамлении колосьев. Стриженная «под расческу» голова комбата уже сильно подернулась сединой, несмотря на то, что ему еще не было и сорока.

– Товарищ майор, к нам прибыл новый лейтенант для прохождения воинской службы, – Вадим за руку втащил внутрь Щербакова. – Мы с ним вместе в институте учились.

Рука комбата, бешено передвигающаяся по тетрадному листу, замерла на половине предложения. Цепким взглядом серых, чуть прищуренных глаз он оглядел стоящего посередине комнаты немного растерявшегося Александра.

– Круглов, кру-гом и на КПП шагом-марш! – не отрывая глаз от Щербакова гаркнул майор. – Мы тут без тебя разберемся, кто с кем учился.

Вадим, молча повернувшись, закрыл за собой входную дверь.

– Ну, докладывай, или забыл как? – Купцов продолжал буравить взглядом Александра.

– Товарищ майор, разрешите доложить. Лейтенант Щербаков прибыл для прохождения воинской службы! – отрапортовал Сашка. Много раз он произносил подобную фразу в уме, представлял ситуацию, при которой она будет сказана. И вот она, та самая ситуация.

– Во-о-о-т, – протянул Купцов. – А говоришь – не умеешь, – комбат приподнялся со скрипнувшего стула. – Гвардии майор Купцов Олег Геннадьевич, – и через стол протянул Щербакову руку. Несмотря на то, что особым ростом комбат не отличался, ладонь у Купцова была большая и мозолистая. При рукопожатии он, не отрываясь, смотрел в глаза Александра.

– Присаживайся, – комбат жестом указал на деревянный стул, стоящий перед его столом. – Значит так, гвардии лейтенант Щербаков, давай договоримся сразу, – Купцов опустил своё немного грузное тело на вновь скрипнувший стул и достал из ящика стола начатую пачку «Winston», – если ты на службе появляться не будешь, как некий лейтенант Атрепьев из второго взвода третьей роты, то звать я тебя буду «этот гондон Щербаков». Если же всё будет, как полагается, по уставу, – Купцов заглянул в воинский билет Щербакова, – буду звать Александр Николаевич. Договорились?

Ошарашенный такой постановкой вопроса, Щербаков произнес: – А кто такой лейтенант Атрепьев?

– Есть у нас такой «товарищ», тоже «пиджак». Сам из Волгограда. Вот уедет на выходные и месяц потом не появляется. Вот такой вот гондон Атрепьев, Александр Николаевич, – майор затянулся сигаретой и выпустил дым в закопченный потолок, – позорит звание лейтенанта. Гвардии лейтенанта! Полк-то у нас гвардейский, а это уже повод для гордости, товарищ гвардии лейтенант! Ну, теперь давай, рассказывай, кто ты и что ты, а я пока допишу кое-что, – Купцов вновь принялся за ранее прерванную писанину.

Выученное наизусть повествование Щербакова о том, кто он и каким образом попал в танковый батальон, медленно уплывало к потолку на кольцах табачного дыма. Комбат, изредка ухмыляясь или вставляя что-то типа «у какие суки», продолжал покрывать строчками тетрадные листы. Закончив свой рассказ, Александр молча стал разглядывать стены купцовского кабинета. Особо его удивил красный вымпел с изображением Ленина и золотившейся надписью: «Лучшему трудовому звену», невесть как оказавшийся в танковом штабе. Наконец майор поставил витиеватую подпись в своём произведении и, подняв глаза на Щербакова, как будто продолжая прерванный разговор, сказал: «Значит так, Александр Николаевич, в первой и второй роте не хватает по одному офицеру, а в третьей – двух, поэтому поедешь в третью роту. Находится она в Анисовке, в сводном танковом батальоне. Анисовка знаешь где? Вот. Командир роты там старший лейтенант Апраксин. Сегодня начальник штаба оформит тебя в третью роту, а завтра с документами туда, к Апраксину. Там, помимо кадровых, служат такие же, как ты, «студенты». Они тебе всё покажут и расскажут, а сейчас иди на вещевой склад, получи обмундирование. Пропуск я тебе выписал. Где склад, сейчас нарисую». Купцов вытащил из тумбочки чистый лист бумаги и схематически нарисовал путь от штаба до вещевого склада.

– Не знаю, кто там сейчас есть, – продолжил комбат, – скажешь, что ты вновь прибывший офицер и отдашь вот эту бумажку, там всё поймут и выдадут тебе обмундирование. Потом вернешься сюда за «военником» и документами. Сейчас должен начштаба с обеда прийти, он как раз всё оформит. Сумку можешь пока здесь оставить.

Послеобеденный зной заставил всех обитателей воинской части попрятаться в спасительную тень, и в поле зрения Сашки военнослужащих не наблюдалось. Комбат обладал весьма сомнительными художественными навыками, поэтому Щербакову удалось разыскать вещевой склад лишь с помощью случайно увиденного им солдата, пробегавшего мимо. Склад находился на задах части и представлял собой одноэтажное кирпичное сооружение с зарешеченными окнами и железной дверью. Александру пришлось долго стучаться, прежде чем ему открыл заспанный прапорщик с татарскими скулами и прищуренными глазами.

– Тебе чего? – позевывая спросил он.

– Мне обмундирование получить, – протянул листок с комбатовскими письменами Щербаков.

– Старший прапорщик Загинайлов в отпуске. Приедет, тогда получишь, – пытаясь закрыть дверь и широко зевая, ответил прапор.

– В каком отпуске? Мне завтра в Анисовку ехать. Я что, в гражданских штанах поеду?

– Через неделю приходи, получишь, как Загинайлов приедет, – с этими словами прапорщик захлопнул дверь перед растерянным Сашкой.

«Вот это армия, – подумал Щербаков, – вот это им людей не хватает», – с этими мыслями он вновь возвратился к дверям комбатовского кабинета.

– Товарищ майор, мне ничего выдавать не хотят, какой-то Загинайлов в отпуске…– Щербаков, чуть не плача от обиды, заглянул к Купцову.

– Вот морда узкоглазая! – с этими словами комбат набрал несколько цифр на стоящем на столе телефоне с гербом Советского Союза на диске.

«Зарифуллин, бля, это Купцов. Ты что мне тут молодых офицеров обижаешь! Человеку завтра в третью роту ехать! Выдай ему всё, что положено! Да меня не интересует твой Загинайлов. Потом я с ним сам разберусь», – с этими словами он швырнул трубку.

– Иди, сейчас всё получишь. Совсем на своём складе охерели! Иди, Александр Николаич.

Ободренный словесным поединком Купцова и Зарифуллина, в котором вроде бы как победил Купцов, Щербаков, по уже известному пути, вновь отправился к дверям вещевого склада. У его дверей стоял прапорщик и нервно курил сигарету.

– Я ж тебе говорю, Загинайлов в отпуске на неделю, ключ мне от основного блока не отдал, я тебе щас где что искать буду? – ещё издали начал он. – И комбат ваш – чуть что, сразу орать. Ладно, заходи, – он открыл железную дверь в спасительную прохладу.

«Военная форма, камуфлированная, нового образца, один комплект. На размер больше, ну это не страшно, рукава подвернешь «под локоть», а к осени твой размер найдем. Сейчас нет. Вот планшет, новый. Ремни офицерские и «берцы» кончились, извини. Если срочно надо, купи в «Военторге», или через месяц приходи, – прапорщик не спеша ходил по складу и отыскивал на полках нужные аккуратно разложенные по комплектам вещи. – Кепка полевая, одна. Вот четыре звездочки и кокарда. Так, нательное белье – два комплекта, трусы черные – двое. Комбинезон танковый зимний – один, и размер как раз твой. Две футболки, две майки. Вроде всё. Распишись в накладной и привет комбату», – с этими словами он протянул акт приема-передачи, в котором, как заметил позже Сашка, ремень офицерский и «берцы» всё же значились.

С охапкой новых вещей, пахнувших нафталином и кожзаменителем, он вновь отправился к дверям штаба танкового батальона. У казармы Щербакова поджидал чернявый, коротко стриженный капитан. Солнце отражалось в его начищенных до зеркального блеска берцах. Форма тщательно отутюжена, обшита нужными и ненужными армейскими нашивками, в довершение, на рукаве красовался шеврон с девизом «Если не мы, то кто» и вышитой шелковыми нитками волчьей головой – эмблемой полка. Роста он был невысокого, в крепко сбитой фигуре угадывалась офицерская выправка.

– Саша, здорово! Ну чё, всё выдали? – капитан с порога обратился к Александру, как будто знал его уже лет сто. – Гвардии капитан Кукушкин, можно просто Эдик, – не дожидаясь ответа, он протянул Щербакову руку. – Начальник штаба танкового батальона. Я там на тебя уже все документы оформил, пойдем, сейчас тебе все бумаги отдам, и завтра можешь валить в Анисовку. Там найдешь командира роты Апраксина, «старлея», он тебя представит взводу и вперед. А там по ходу пьесы разберешься, что-как. Ты щас куда?

– Вещи заберу и к бабуле заеду, – ответил Александр.

– Бабуля далеко живет?

– Да тут минут десять пешком. А на чём до Анисовки добираться? – Щербаков был удивлен такому простецкому обращению.

– На электричке, в семь утра поезд, как раз к утреннему построению доберешься. Проводник подскажет, где выходить.

Ворох новых вещей был с трудом запихан в сумку, зимний комбинезон, перетянутый обрывком шпагата, в сумку не поместился. Щербаков расписался в каком-то журнале, который ему сунул Кукушкин, за технику безопасности, взял протянутые комбатом военный билет и сопроводительную записку. – Разрешите идти, товарищ майор, – обратился он к Купцову.

– Иди, Щербаков, иди. – комбат заговорщицки посмотрел на Сашку. – Ну, мы договорились, Александр Николаич, – утвердительно сказал он. – Гондоны пусть дома сидят.

– Армейского тебе счастья, – протянул руку Кукушкин, прощаясь.

С заметно потяжелевшей сумкой Щербаков направился к контрольно-пропускному пункту. Хотел поговорить об армейской жизни с Кругловым, но его на месте не оказалась, видимо куда-то отлучился. На прощание дежуривший на КПП солдатик «стрельнул» у Сашки сигаретку и вновь с тоскливым видом уставился за периметр части.

Жара была в самом разгаре, а автобуса, как назло, ни одного. «Тут идти-то одну остановку», – подумал Щербаков и, повесив на плечо раздувшуюся от обновок сумку с притороченным сверху неё комбинезоном желто-горчичного цвета, побрел по обочине в сторону поселка. Не пройдя и сотни метров, он услышал за спиной рёв дизельного двигателя, сопровождаемый протяжным воем автомобильного клаксона. Из ворот части, громыхая на асфальтовых выбоинах, выскочил зеленый армейский «Урал» и лихо вырулил на трассу. Проезжавшая мимо старая «копейка» испуганно метнулась в сторону. Набирая скорость и извергая клубы черно-сизого дыма, он устремился в направлении железнодорожной станции. «Урал», проскочив мимо, обдал Сашку смесью выхлопных газов и степной пыли и, заскрипев тормозами, резко остановился, прочертив по асфальту две черные полосы. Запах дизельного топлива сменился смрадом жженой резины.

– Саша, брателло! Садись, подвезем! – из приоткрытой пассажирской двери с белыми буквами «ТБ» высунулся Кукушкин. Щербаков вновь был удивлен таким панибратским отношением. Поправив сумку, он полез в кабину, в которой помимо Кукушкина находился еще один капитан с петлицами бронетанковых войск и солдат-срочник с круглым розовощеким лицом.

– Да тут места нет, – Александр в нерешительности завис одной ногой на подножке.

– Всё есть! Круглов, бля, давай двигайся! Расселся! – Кукушкин прикрикнул на водителя. Розовощекий сделал движение тазом, изобразив, что он двигается. Сидевший рядом капитан придвинулся к нему еще ближе, к капитану притиснулся Кукушкин и втащил внутрь Щербакова. Со второго раза дверь захлопнулась. Машина заскрежетала коробкой передач и, дернувшись от резко отпущенного сцепления, вновь стала набирать скорость.

– Мне тут идти осталось пять минут, – Сашка пытался как-то умоститься на сиденье, не предназначенном на такое количество пассажиров. Сумка с комбинезоном тоже были тут явно лишними.

– Ну ты чё, Саша, мы же офицеры! Мы же должны помогать друг-другу, – на лице Кукушкина изобразились обида и возмущение. – Кстати, знакомься, капитан Холодцов Олег, командир первой роты, – он кивнул в сторону офицера, придавившего розовощекого Круглова к водительской дверце. – А это Шумахер Круглов, да, Шумахер? – Кукушкин попытался дать подзатыльник водителю.

– Не родственник Вадима? – спросил Сашка.

– Нет, однофамилец, – Кукушкин безуспешно попытался достать из нагрудного кармана сигареты.

– Слушай, Сань, тут такое дело, – капитан Кукушкин как-то нерешительно замялся, – нам с Холодцовым медали вручили, учения у нас месяц назад были дивизионные, слышал может? Ну может, телек смотрел, показывали. Короче, денег нет, а обмыть надо – армейская традиция. Займи, сколько можешь, с получки отдам.

Стало понятно, что вся эта «офицерская взаимопомощь» – просто примитивный развод на деньги, но вот как-то сказать после такого «дружеского» отношения Кукушкина, что денег нет, Александр не мог.

– Ну хорошо, до получки, – вынимая две мятые купюры из кармана, Щербаков уже мысленно попрощался с ними навсегда. Практически через минуту «Урал», скрипнув тормозами, остановился у остановки. Сашка буквально вывалился из кабины на замусоренную шелухой от семечек и сигаретными «бычками» автобусную остановку.

– Мож, с нами, по сто грамм? – Кукушкин высунулся из дверного окошка.

– Не, спасибо, – и Александр зашагал в сторону дома бабушки.

– Как знаешь, – Кукушкин хлопнул по зеленому боку дверцы с белыми буквами «ТБ», – погнали, Шумахер!

Визит Сашки для его бабушки Прасковьи Ильиничны оказался полной неожиданностью – домашнего телефона у неё не было, а сотовые, или «мобилы», как их тогда называли, имели только бандиты или «новые русские» бизнесмены, что в принципе одно и то же. Поэтому мама не могла позвонить бабушке и сообщить ей «радостное известие», что внука забрали в армию. Увидев Александра на пороге старенького, но добротно сделанного домика, его большую черную сумку с торчащей из неё военной амуницией, бабушка Паша сразу всё поняла. Щербакову долго пришлось успокаивать её, отпаивать валерьянкой и убеждать, что служить он будет совсем близко. Убеждения Сашки на бабулю особого влияния не произвели. Она охала и причитала весь день, который плавно перекатился в теплый июльский вечер.

Из балки повеяло долгожданной прохладой, смешанной со степными запахами чабреца и полыни. Щербаков забрался на крышу маленького сарая, сделанного когда-то дедом из напиленных на доски железнодорожных шпал, отчего запах степи чуть заметно перебивался не выветрившимися за долгие годы нотками креозота. Сашка долго смотрел, как остывающее красное солнце медленно скрывалось за безбрежным горизонтом приволжской степи. За его спиной небо стало почти черным. Самые яркие звезды, какие могли побороть свет разгорающегося городского зарева, проступили на тёмно-фиолетовом небосклоне. Тишина и покой окружали Щербакова. Лишь изредка издалека доносились гудки тепловозов и колёсный перестук вагонов со станции. Ленивый лай собак и стрекот тысяч сверчков только приятно дополняли эту умиротворенность. Ветра практически не было, и дым сигареты медленно уплывал в сторону едва показавшейся серебристо-желтой луны.

«Ну что же, нужно переходить к самому главному», – ловко выщелкнув окурок в сторону скрывшегося за горизонтом солнца, Щербаков спрыгнул с крыши сарая и направился заниматься основным – а именно, прикреплением звездочек к погонам и кокарды. Вот они, четыре звездочки цвета хаки. Таким занятием он занимался первый раз в жизни, поэтому долго выбирал места, где проколоть дырочки. Наконец звездочки были вставлены в проделанные отверстия, усики, с помощью которых они крепились, разведены в стороны. То же самое Сашка проделал с кокардой на горчичного цвета полевой кепке. Щербаков облачился в «комок», повесил через плечо планшет и подошел к старому довоенному трельяжу с большим зеркалом: «Да, размерчик-то несколько большеват. Закатаем рукава – уже лучше. Штаны спадают? – подвяжем тесемки по бокам. Кепка великовата, а мы внутри шнурок подтянем, размер уменьшим. Чего-то всё-таки не хватает… Ну берцы ладно, не так страшно, а вот офицерский ремень, вот это да, без него форма не смотрится. Запихать куртку в штаны – не знаю, можно ли так, а наружу без ремня – ну вылитый военнопленный. Одно радует – лейтенантские звездочки! По две штуки на каждом плече! Сейчас прийти на работу – никто не узнает. Ладно, думаю, с ремнем разберемся завтра», – Щербаков снял с себя всё военное облачение и принялся разглаживать утюгом все складки и замятости, образовавшиеся в результате длительного хранения на воинском складе.

Поужинав и поставив будильник на пять утра, он долго не мог уснуть. Сон не шел, перебиваемый мыслями о событиях сегодняшнего дня и бабушкиными причитаниями из соседней комнаты.

1 день в службы (вторник)

Ранним утром, когда золотисто-розовый рассвет забрезжил над Волгой, Сашка уже стоял на станции в выглаженной новенькой военной форме. Рядом, на чистом асфальте перрона, сбрызнутого коротким утренним дождем, лежала заметно похудевшая черная сумка. Он курил сигареты одну за одной, ожидая пригородную электричку. Точного расписания Александр не знал, поэтому заметно волновался – не опоздал ли. Железнодорожные пути были заставлены вагонами всех разновидностей. Веявший от шпал и рельсов запах мазута мысленно возвращал Сашку в недалекое прошлое. По громкой связи переговаривались путейцы и начальник станции. Изредка, постукивая по буксам, вдоль состава проходил железнодорожник-вагонник.

«Коллега, – подумал Щербаков. – Бывший коллега».

Наконец в конце перрона показалась долгожданная электричка, со свистом и грохотом ворвавшись на станцию. Заскрипели тормозные колодки, и состав замер.

– До Анисовки идет? – спросил Щербаков у заспанной проводницы.

– Идет, – она откинула подножку вагона, – залазь скорей, остановка минута.

Подхватив свою сумку, Щербаков запрыгнул в вагон. Желтый мигающий глаз светофора сменился на зеленый, и, протяжно загудев, поезд тронулся, унося Александра в неизвестность.

Запах плацкартного вагона особый. Его ни с чем не перепутаешь. Он один, и в Советском Союзе, и в Российской Федерации. Этот запах Александр помнил с детства. Запах угольных брикетов, мазута, туалета и хлорки. Но сейчас к нему примешивался запах тревоги и неизвестности. Как его встретят в армии? В чем вообще заключается служба? А как командовать? – ведь он этого никогда не делал. Щербаков вспомнил, как когда-то, давным-давно в детстве, отец на бумаге рисовал ему офицерские погоны – сколько у кого звездочек и как называется воинское звание. А еще раньше Сашка в школьном КВН играл какого-то полковника. Отец сделал ему картонные погоны, наподобие гусарских, поэтому Щербаков точно помнил, что у полковника три больших звезды треугольником на погоне. Ну, если хорошенько вспомнить военную кафедру, то у майора одна большая.

«Остальные вспомню «по ходу пьесы», – подумал Щербаков.

Меж тем «пригородный» неумолимо приближал его к точке высадки. Колесные пары отстукивали последние километры пути. Восходящее солнце начинало припекать хвост поезда, и от этого, казалось, он еще прибавлял скорость. Наконец, нехотя замедлив ход, состав остановился.

«Анисовка, стоянка минута», – проводница выскочила из своего купе.

С протяжным скрипом откинулась подножка вагона, и Александр спрыгнул на пустынный перрон маленькой станции. Сквозь его бетонные плиты кое-где пробивалась пожелтевшая трава с блестевшими на ней каплями утренней росы. В стороне сиротливо стоял небольшой вокзал из красного кирпича с некогда белой, потрескавшейся штукатуркой и надписью черной краской «Анисовка» над центральным входом. Тепловоз, протяжно загудев, медленно тронулся и покатил вагоны дальше, убегая от встающего над степью солнца. Так, куда дальше идти?

Воспоминания пятилетней давности всплыли в голове Сашки. Жарким летом девяносто четвертого их, студентов политеха, привезли сюда, на полигон в Анисовку. Руководили всем несколько офицеров с военной кафедры. На полевых сборах будущие лейтенанты-запасники должны были находиться не менее месяца, на практике постигая азы военного искусства. Но, по какой-то неведомой причине, всё заняло полдня. Одетые в военную форму времен СССР, студенты шумною толпой добрались со станции к воротам части. Через железный мост, перекинутый над одноименной рекой Анисовкой, они дошли до стрельбища, где каждому «посчастливилось» стрельнуть по три патрона из АК-74 и метнуть муляж гранаты. На этом вся практика закончилась, и Сашка со своими одногруппниками-танкистами уехал назад в город на пригородном поезде. В вагоне студенты пили заранее запасенную водку за «удачное завершение сборов». Проводник средних лет, когда-то служивший, по его словам, в танковых войсках, тоже принял участие в «торжествах». Эти события случились так давно, что сейчас точное расположение части Щербаков не помнил.

Вдалеке виднелась небольшая деревенька. Над причудливо петляющей речкой поднимался утренний туман, скрывавший даль. К реке вела проселочная дорога. Спросить, где точно находится воинская часть, не у кого, поэтому Александр наугад зашагал в сторону речного тумана. Тошнотворный запах вагона поменялся на лёгкий аромат свежескошенного сена с оттенками полыни. День обещал очередную жару, но пока утренняя прохлада с реки приятно бодрила. Несмотря на прекрасную утреннюю погоду, на душе у Александра было тяжело от неизвестности и резких жизненных перемен. Совершенно недавно он, еще гражданский человек в оранжевой сигнальной жилетке, простукивал буксы железнодорожных вагонов, а теперь в военной форме шагал по проселочной дороге, отыскивая место своей новой службы.

«Сейчас бы в душе мылся с ночной смены или на работу собирался», – подумал Щербаков.

Сквозь исчезающую дымку показались серые ворота с красными звездами. От них вправо и влево уходили бетонные стены забора. Левая часть терялась в тумане, а правее виднелся угол воинской части и железный мост через всё ту же речку. Перед мостом находилась небольшая будка для часового и шлагбаум, табличка на котором гласила «Въезд только по пропускам!». Будка оказалась пустой. Щербаков подошел к воротам, чуть потоптался и несмело постучал в них обутой в гражданский ботинок ногой. За воротами угадывалось какое-то движение, топот сотен ног и обрывки команд. Он постучал сильнее, но створки оставались закрытыми.

«Так, видимо, встречать с оркестром меня не собираются», – Сашка повернулся направо и пошел вдоль бетонного забора в сторону моста. Не доходя несколько метров до угла, он увидел зияющую в ограждении дыру с торчавшими кусками арматуры. Чуть пригнувшись, стараясь не задеть новую форму о ржавые прутья, Сашка пролез на территорию части. Внутренний угол территории сводного полка весь зарос бурьяном и амброзией, наверное, здесь уборку еще сделать не успели. Сквозь гущу зарослей вела узкая тропинка, на неё откуда-то сбоку выскочил солдат и, на ходу поправляя головной убор, отрапортовал: «Товарищ лейтенант, за время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по мосту, рядовой Федотов». Оторопевший от неожиданности, Александр выронил из рук свою сумку.

– Ты чего в кустах прячешься, если пост на мосту? – Александр подобрал сумку и стал шарить в кармане в поиске сигарет.

– Товарищ лейтенант, да я в туалет ходил. Только что, – солдатик неловко отряхивал с формы прилипшую траву и колючки. Весь его вид говорил о том, что в туалет он пошел еще с вечера и, видимо, находился там до самого утра, о чем свидетельствовало его помятое и заспанное лицо. Это была первая солдатская «отмазка», услышанная Щербаковым в армии. Вспомнив майора, ростовского попутчика Сашки, его рассказы про армию, про то, что с солдатами лучше быть построже, Щербаков нахмурил брови и сделал, как ему казалось, серьезное выражение лица. – Как к штабу пройти? – строго спросил он.

Почесывая «пятую точку» и жадно глядя на струю выпущенного табачного дыма, солдатик махнул рукой в сторону просвета зарослей: – Там офицерское общежитие, увидите плац, и через него будет штаб. А закурить не будет?

– Не будет. На пост шагом-марш!

Солдат кинулся в сторону пролома в заборе, не обратив внимания на неполное соответствие воинской формы Щербакова, а Сашка направился дальше по тропинке. Заросли закончились, и Александр очутился за одноэтажным зданием из белого кирпича, построенным в виде буквы Г. Он отряхнул с формы колючки и паутину, прицепившиеся к нему во время «торжественного вхождения» и, завернув за угол, увидел трех офицеров, о чем-то беседовавших перед входом. Вернее, говорил высокий худощавый майор, гладко выбритый, с худым лицом, тонким носом и слегка поседевшими короткими волосами. Руки у него были скрещены за спиной, во время монолога корпус майора чуть наклонялся вперед. Маленькие глаза, слегка навыкате, поочередно сверлили обоих офицеров. Казалось, что еще немного, и он начнет на них орать, но его речь, слегка приправленная ненормативной лексикой, оставалась размеренной.

– Товарищ майор, разрешите обратиться, – Щербаков по погонам определил самого старшего по званию. Худощавый майор, оборвав на полуслове свой монолог, и, видимо, не привыкший к такому бесцеремонному прерыванию, уставился своими выпученными глазами на Сашку.

– Студент что ли? – он пробежал взглядом сверху донизу полувоенный наряд Щербакова и остановил его на запыленных гражданских ботинках.

– Ага, меня к вам в третью танковую роту служить прислали.

– Купцов постарался?

– Ага, Купцов.

– Не «ага», а так точно! И в какой взвод?

– Не знаю, сказали, что тут всё скажут.

– «Сказали», – передразнил его майор. – Так, иди пока в общежитие, располагайся на любой кровати, там много свободных. Сейчас все офицеры на учебных местах. Апраксин и его «банда» в автопарке, придут, тогда введут тебя в курс дела». Майор повернулся к своим собеседникам и продолжил свой монолог.

Александр направился к дверям казармы, над которыми висела красная стеклянная табличка с желтыми буквами «Офицерское общежитие». «Задолбали уже эти «пиджаки», – сквозь скрип закрываемой двери услышал Щербаков голос одного из офицеров. Пройдя несколько шагов по узкому коридору, он увидел две двери. На правой висела табличка с надписью: «Старший офицерский состав». «Мне сюда», – Сашка открыл левую дверь с табличкой «Младший офицерский состав».

Большое светлое помещение наподобие пассажирского вагона делилось на купе, в каждом из которых находилось по две металлических пружинных кровати и по две тумбочки посередине. Отличие от вагона состояло в том, что дверей в «купе» не было и стенки, разделяющие их, высились метра на полтора. Некоторые кровати застелены, но большинство смотрело в потолок голыми сетками. Сразу видно, что здание построили недавно. От свежей белой штукатурки на стенах и потолке, несмотря на начинающуюся июльскую жару, веяло каким-то холодом и пустотой. Александр растерянно посмотрел по сторонам и, решительно сделав три шага вперед, не разуваясь, прилёг на одну из пустующих кроватей. Задвинув под неё ногой сумку, он устремил свой взгляд в потолок. На душе было тягостно.

«Картина Репина «Не ждали», – думал Щербаков. – Не очень-то хорошо они встречают молодых офицеров. Блин, сам я что ли просился в вашу армию?» – Сашка всматривался в белые меловые разводы потолка, пытаясь разглядеть в них какие-либо фигуры или предметы, как когда-то делал в детском саду во время полуденного сна. Задрав ноги на спинку кровати, задремал. Через какое-то время он проснулся от дневной жары, проникшей в помещение, не понимая, где находится. Вспомнил, опять задремал и так ворочался на жесткой сетке до обеда. В обеденное время в общежитии никто не появился. Щербаков перекусил бабушкиными пирожками, запил водой, отдающей хлоркой, из водопроводного крана и вновь погрузился в тревожный сон. Снилось ему, что он идет в своей новой военной форме между железнодорожных составов и простукивает маленьким молоточком на длинной ручке пылающие жаром буксы вагонов. Сквозь грохот проносящегося мимо поезда Щербаков услышал, как идущий ему навстречу старший смены Алексей Алексеич Солопов закричал: «Алё, брателло, ты кто»?

– Брателло! – за плечо Сашку тормошил широкоплечий старший лейтенант. В полумраке на его абсолютно лысой голове догорали лучи заходящего солнца. За ним стояли и с интересом рассматривали Щербакова еще три лейтенанта в запыленных «комках».

– Алё! – повторил лысый. – Ты откуда?