Под боссом

Я закатываю глаза. Ленюсь я только у деда на летних каникулах. Дома в Нью-Йорке на это просто нет времени — мой востребованный день расписан по минутам.

— Похоть! — обличительно объявляет Люцифер и грозной тенью поднимается со своего крутящегося кожаного трона.

— Вот похоть мне приписывать не нужно. В интимных связях я очень избирательна, и их у меня всего-то…

— Грязная похотливая грешница, Александра, — цедит Серов, подходя все ближе. — Даже на Страшном суде стоишь с мокрыми трусами.

— Ты чего несешь, нечисть? — фыркаю я. — Статья 128. 1 УК РФ: Клевета. Слышал про такую?

— Слышал. — Люцифер подходит ко мне вплотную и стискивает своей адской лапищей мою талию. — Чтобы не быть голословным, я сейчас самолично это проверю, и если это окажется правдой, то я трахну тебя. Жестко(ыыыыы:))))))))- прим. автора)

Его рука ныряет мне под юбку, беззастенчиво минует мои кружевные «Агент Провокатор» и до того, как я успеваю озвучить гневное «Ты охренел?», собственнически исследует мою свежую бразильскую эпиляцию.

— Мокрая стерва, — хрипло констатирует Люцифер, погружая внутрь меня пальцы. — Будешь вечность раздвигать передо мной ноги, — и подумав, зловеще добавляет: — В адском пламени.

Вот грех похоти, пожалуй, признать стоит хотя бы просто для того, чтобы задержаться в аду. К черту рай, если здесь так хорошо.

— Ты, главное, не останавливайся, — в исступлении и возбуждении тяну его за галстук. — Пожалуйста… пожалуйста.

— Сука, — эхом летит мне в ухо, и я неожиданно для себя открываю глаза.

Никаких языков пламени, ни верещащих чертей. Идеально белый потолок, солнечно и светло как в раю. Но я точно не там, потому что в концепцию райской жизни по моим представлениям не входят Сахара во рту и цунами в голове.

Я сажусь на подушку и морщусь от боли в висках. Чертов Гленфарклас 1959. Голова трещит как от дешевой отвертки, которой Макс однажды в шутку напоил меня в детстве. Мозги начинают прокручиваться в голове тяжелой ноющей массой: Что вчера было? Люцифер грязно меня спаивал, используя преимущество рабочей иерархии. Догадка молнией лупит меня по темени, и я сдергиваю с себя одеяло.

Fuuuck! Я голенькая.

Я затаиваю дыхание и прислушиваюсь, пытаясь уловить малейший звук в номере. Больше всего боюсь услышать журчание воды или бормотание на древней латыни. Но либо отравление элитным шотландским пойлом наградило меня глухотой, либо я действительно нахожусь одна.

Я опускаю ноги на пол и наступаю на компактный черный комок, который оказывается моим любимым платьем. Чуть подальше валяются кружевные «Агент Провокатор». Я продолжаю исследовать территорию глазами с осторожностью сапера, обезвреживающего бомбу, и жмурюсь, когда в центре номера вижу валяющиеся бюстгальтер и каблуки. Боже, это провал года. Что если вопиющий акт харассмента все же состоялся, а я ни черта не помню? Ооох.

Я поджимаю колени к груди и обнимаю с себя руками. Хочется одновременно плакать и совершать свой любимый грех — то есть, гневаться. Мама всегда говорила, что непереносимость алкоголя я унаследовала от нее. Мерзкий черноглазый искуситель. Напоил меня и воспользовался.

Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть и вцепиться пальцами в одеяло. Так требовательно и нагло может стучаться только Серов.

Я соскакиваю с кровати и, превозмогая головную боль, несусь в ванную в спасительные объятия махрового халата. Замечаю свое отражение в зеркале и даже настроение немного поднимается: выглядеть опухшей пандой с похмелья — это не про меня, я почти не пользуюсь косметикой.

Когда я выхожу из ванной, то едва не взвизгиваю от неожиданности, потому что посреди номера стоит Серов и, склонив голову набок, разглядывает мой лифчик, по-прежнему распростертый на полу.

— Здравствуйте, — первые произнесенные за это утро слова выходят из меня также как «What a wonderful world» из Луи Армстронга.

— Долго спишь. Через час нужно выезжать в аэропорт, — произносит Люцифер, медленно оглядывая меня с ног до головы. — Собирайся.

Исчадие ада. Заставил меня напиться, возможно, полночи тыкал в меня своей кочергой, и как ни в чем не бывало стоит здесь, испуская свежесть, приказы и высокомерие.

— Почему моя одежда разбросана по номеру? — шиплю требовательно. — Что вчера было?

Ой, да и наплевать, что он там подумает. Если он воспользовался моим состоянием, про расследование в любом случае придется забыть. Я просто оскоплю его голыми руками, не выходя из номера.

Брови Серова на короткую секунду взлетают вверх, он щурится и от следующих его слов веет арктическим холодом:

— А ты ничего не помнишь?

— Ты пытаешься меня пристыдить? — рявкаю я, перечеркивая мнимую субординации между нами. — Ты заставлял меня пить, хотя я отказывалась.

Уголок Люциферского рта ползет вверх, совсем как в моем сне.

— А между ног болит?

— Чего? — от бестактности такого вопроса я начинаю хлопать глазами.

— Если бы у нас с тобой что-то было, ты не пыталась выяснить это у меня, задавая идиотские вопросы. Ты бы это точно знала. Так что перестань сверкать глазами и скалить зубы. К этому кружевному стриптизу я не имею никакого отношения.

Я выдыхаю из себя столько воздуха облегчения, что тело обмякает, и я готова осесть на пол безвольный махровым комком. Уффф. Моя скромная цифра «три» не перешла в позорную бессознательную «четыре».

— Жду тебя в ресторане, Александра. У тебя пятнадцать минут.

Благодушие, навеянное моей нетронутой девичьей честью, затопляет меня даже несмотря на трещащую голову, и я одариваю Сатану своей лучшей просящей улыбкой:

— А можно мне доставку в номер?

В ответ Серов смотрит на меня так словно я сказала, что считаю эротические сцены из «Пятидесяти оттенков серого» невероятно горячими. С раздражением и недоумением.

— Конечно, нет. Не появишься вовремя, твоим коленям придется близко познакомиться с сиденьями эконом-класса.

14

Кирилл

Гостиничный коридор. За восемь часов до этого

Моя лже-ассистентка впивается мне в волосы ногтями, словно она задумала отдать дань своим предкам команчам и снять с меня скальп, ее язык сплетается с моим, а изо рта вылетает стон, эротичность которого утяжеляет содержимое моих трусов двое. Я ведь просто хотел, чтобы она перестала самодовольно скалить зубы. Зубы скалить она перестала — для этого у нее физическая возможность отсутствует, но теперь у меня перед глазами замаячила новая цель — я хочу ее трахнуть. Не потом, когда выясню причины нахождения рядом со мной, а прямо здесь, сейчас. Можно даже в номер не заходить: задрать ее платье и поиметь у стенки, рот рукой заткнуть, чтобы громко не кричала. От одного лишь воображаемого кадра плывет голова.

— Ловкий у тебя язык, — шепчет Александра и, коснувшись меня носом, по кошачьи облизывает мне губы.— Но не рассчитывай, что я приглашу тебя к себе.

В другой раз я бы усмехнулся, но сейчас даже мышцы лица окаменели, сделав меня олицетворением стояка. Гребаная гейша.

Я отпускаю ее задницу, которую все это время машинально сжимал в ладонях, и отступаю назад. Хрень это все. Я с пьяными девками дел не имею.

Тяжело дыша, Александра одергивает платье, призывно обводит губы языком и отрывается от стены. Берется за дверную ручку и бросает из-за плеча:

— Я говорила, что пять лет занималась стрип-дэнсом?

Член начинает ломить так, что рука тянется открыть молнию, чтобы дать ему вывалиться. Нет, блядь, ты пол вечера трещала только про баскетбол, а про это словом не обмолвилась.

— Спать иди, — рявкаю я и разворачиваюсь к своему номеру. Уйти, уйти отсюда, на хрен. Не дать ей быть сверху.

И до того, как хлопок двери отрежет меня от коридорного помешательства, в ухо АСМР-стрелой вонзается фраза.

— А я бы разрешила тебе войти.

Я стискиваю зубы и для верности несколько раз поворачиваю замок, после чего еще двадцать минут торчу в ледяном душе, чтобы справиться с непроходящими симптомами стояка. Чертова сучка.

— Кажется, в пятнадцать минут я уложилась, — веселый голос Александры, раздавшийся сверху, отвлекает меня из воспоминаний и ноющей боли в паху.

Обдав меня ароматом кокосового геля для душа и шлейфом свежего парфюма, она плюхается на стул напротив.

— Ох уж это страшное слово «эконом-класс», — саркастично замечаю я и подзываю официанта.

— Мне сэндвич с ростбифом, апельсиновый сок, черный кофе и… десерт Анна Павлова, — заметив мой взгляд, вчерашняя роковая пьяница корчит виноватую гримасу и пожимает плечами: — Очень проголодалась.

— Я слышу бульканье у тебя во рту, поэтому верю.

Я внимательно оглядываю ее, ища признаки того, что амнезия отступила, и она вспомнит, с какой жадностью обсасывала мой язык. Но с ее хреновыми актерскими способностями она бы точно себя выдала, а она не выдает. Смотрит прямо и как ни в чем не бывало скалит зубы. Памяти, блядь, как у комара.

— Можно вопрос, Кирилл Алексеевич?

Я настораживаюсь, но киваю.

— Вы очень молоды и, тем не менее,уже владеете собственной империей. Чему вы обязаны своим успехом?

Где-то этот дебильный вопрос я уже слышал.

— Ты знаешь сколько мне лет?

— Двадцать семь? — предполагает моя ассистентка, которая должна знать обо мне все.

— Мне двадцать восемь, и у меня в собственности трехэтажный офис в центре Москвы, а еще я возглавляю крупнейший столичный холдинг. Я бы мог наплести тебе, что я очень хорошо разбираюсь в людях, о природном чутье и решениях, основанных на фактах и логике, но все это будет полной хренью, ибо с нуля такой бизнес не построишь. Изначально компания, которую я возглавляю, принадлежала моему старшему брату.

— А где сейчас ваш старший брат? Отдыхает от дел, попивая коктейли на Бали?

— Он умер.

Я жалею о сказанном сразу же, потому что Александра начинает растерянно хлопать глазами, а потом неожиданно тянет ко мне ладонь, кладет ее на мою кисть и осторожно гладит, словно новорожденного котенка.

— Мне очень жаль.

Я опускаю взгляд на ее руку и смотрю до тех пор, пока она ее не одергивает. Так-то лучше. Несчастный случай, произошедший с Владом, ни для кого не секрет, и просто удивительно что она об этом не знает. Если в мире существует премия за самый бездарный шпионаж, то квартира Александры должна быть забита ее статуэтками. Может, ее по блату взяли? Никак не сойдется у меня в голове картина мажорки на побегушках.

15

Саша

Домой я приезжаю в обед, в течение часа отмокаю в ванне, вытравляя из себя похмельные споры, после чего еду в штаб-квартиру Кати, давать отчет по расследованию.

— Сашуня, хай! — Катя пытается заключить меня в объятия, но я предусмотрительно уворачиваюсь, ибо еще не полностью доверилась ее выздоровлению.

— Выглядишь гораздо лучше, — жертвую щедрый комплимент ее все еще зеленоватому лицу и удобно размещаюсь на софе.

— Ну рассказывай, — припухшие глаза Кати вспыхивают журналистским азартом. — Что там Серов? Сильно руки распускал? Хорошо бы синяки остались. Запись сделала? Он заставлял тебя залезать к себе под стол? Он правда любит делать это по-собачьи?

Я морщусь.

— Кажется, ты перечитала книжек о развратных боссах, пока болела. Слушай, а ты уверена, что информация о Серове достоверна?

— А есть сомнения?

— Ну вообще-то да. Он конечно не в моем вкусе, но если смотреть фактам в глаза — он ведь до жути хорош собой, — И кочерга в полном порядке, подсказывает внутренний голос. — Двадцать восемь лет, сказочно богат, не дурак. Я помню фанаток Макса — стоило ему только улыбнуться, они из трусов готовы были выпрыгнуть. И вот этот такой же. Для чего ему кого-то домогаться?

— Хммм.. у меня другая информация. Есть минимум три свидетельницы, которые в один голос заявляют, что он по часу растлевал их на своем рабочем столе, а потом вышвыривал за дверь.

— У него действительно паршивый характер, но он не производит впечатление плохого человека. Ты знала, что у него старший брат погиб?

Катя закатывает глаза, и мне это не нравится. Закатывать глаза — это моя прерогатива.

— И тебя он обвел вокруг пальца. Ну же, Сань, ты же умная девчонка. Сначала он перед тобой в образе говнюка, а потом вдруг открывает тебе свое израненное сердце. Ты таешь, проникаешься к сочувствием и раздвигаешь перед ним ноги, предоставляя свою щедрую вагину ему в утешение. Секс из милосердия, сечешь? У всех он был и все про него знают.

— Прости, но я о таком не в курсе. Моя вагина та еще скупердяйка.

— Пусть так. Я просто говорю о том, что он пудрит тебе мозги. Не позволяй ему. Так значит, совсем ничего?

Вряд ли стояк на танцполе можно расценивать как полноценную улику, поэтому я мотаю головой.

— Пока нет.

— Может, ты слишком красивая, и это его отпугивает? Ну или скорее всего ты просто не в его вкусе.

Вот сейчас было обидно.

— Глупости, — я перехватываю яблоко, лежащее на столе и поднимаюсь. — Если все действительно так как ты говоришь, он проколется.Завтра попробую еще один действенный способ.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

16

Кирилл

— Тебе бабы что ли давать перестали? — усмехается Марат, сбрасывая с рук перчатки. — Вроде на рожу по-прежнему смазливый и одеваешься как манекен из ЦУМа.

Мы с Маратом знакомы с детства и лишь поэтому я позволяю ему разговаривать с собой так. Впрочем, в качестве компенсации на каждой тренировке я с удовольствием поддаю ему за это по печени.

— К чему этот вопрос? Имей в виду, что твоя волосатая жопа меня не интересует.

— Всевышнего не гневи, — ворчит приятель. — Ты уже неделю как с цепи сорвался. Приходишь каждый день, злой, боксируешь, как будто я машину твою расхреначил.

— Энергии скопилось много.

— Вот и я говорю: давать тебе что ли перестали.

Секс у меня был вчера, но какого черта я должен объяснять это Марату? Впрочем, как и то, что наличие в моем офисе мажористой лгуньи настолько выводит меня из себя, что приходится спускать пар в спортзале. Я уже думал, что подобное состояние для меня давно позади.