Помоги проекту - поделись книгой:
145 стрелковая дивизия к 13.30 2.8 оборонялась двумя полками на рубеже Смычково, Жигалово, двумя полками прикрывалась с запада на фронте Дундуковка.
31 механизированный сводный полк к 13.30 2.8 отходил на Нов. Деребуж, имея перед собой до усиленного батальона с 15 танками и 30 мотоциклистами.
Сводный полк развивал наступление с рубежа отм. 175.3, отм. 185.9 на Андреевские, Печкуры. Перед полком до батальона пехоты с бронемашинами и мотоциклистами.
К исходу дня 2.8 перечисленные части, сдерживая наступление противника, оставались на указанных рубежах.
52 и 21 дивизии, по данным Центрального фронта, после боев в районе Понятовка, Нов. Дубовичка отошли на юг: одна — в район Красноселья, вторая — Пожыр.
Штаб группы — Стодолище.
222 стрелковая дивизия, не сдержав прорвавшегося в Рославльском направлении противника, к 13.00 2.8 начала отход с рубежа р. Остёр (15 км зап. Рославль), двумя полками на Рославль, одним полком (774) на сев. — восток.
К исходу дня 2.8 части дивизии в беспорядке отошли в Рославль. Перед фронтом дивизии действуют части 189 пехотной дивизии противника. Связь дивизии с 774 полком утеряна.
С 11.00 3.8 два полка дивизии продолжают отход на р. Остёр (13 км сев. — вост. Рославль) для организации обороны.
Части дивизии приводятся в порядок.
Штадив [штаб дивизии] — Дуги.
Девятое. ВВС фронта с утра 3.8 вели разведку противника в районе Ярцево, Задня, Курдымово, Рославль, бомбардировали танковые колонны в этих же районах, прикрывали переправу войск 20 армии.
Потери противника: по предварительным данным сбито 5 бомбардировщиков.
Наши потери: 3 самолёта ПЕ-2 не вернулись на свой аэродром».
Смоленская область, август 1941
Прошло около двух часов, как Пустовалов с тремя бойцами ушёл в сторону Сокольников. Перегрузка ящиков с ценностями давно была завершена, два пустых грузовика надёжно замаскировали, загнав машины на дно заброшенного карьера и обрушив на них огромный пласт песка. Гудков опять в который раз посмотрел на часы: «Как медленно течёт время!» На душе было муторно и тревожно. Хорошо ещё, что ночь выдалась такая пасмурная и тёмная, на чёрном небе — ни звёздочки. Около четырёх часов утра Гудков незаметно для себя задремал, привалившись спиной к огромной сосне, и не сразу проснулся, когда сквозь беспокойный сон услышал голос старшего инкассатора:
— Товарищ майор, проснитесь!
Поднявшись и тряхнув головой, отгоняя последние остатки сна, Гудков сразу услышал звуки далёкого боя и посмотрел вверх. Над Сокольниками уже разлилось зарево пожара, окрасившего небо над тёмной стеной леса в малиновый цвет.
— Иван Тимофеевич, — продолжая прислушиваться, Гудков надел фуражку и застегнул верхнюю пуговицу на кителе, — собирайте людей. Через десять минут выступаем. Вперёд вышлите разведку на трофейном мотоцикле.
— Есть, — козырнул старший инкассатор и растворился в предрассветном тумане.
Расчёт Гудкова полностью оправдался. Успешно миновав опасный участок, колонна без особого труда форсировала вброд безымянную речушку и углубилась в лес. Только когда позади осталось около десяти километров лесной дороги, Гудков позволил себе перевести дух и отдал команду остановиться. Следовало разведать подступы к находившейся в трёх километрах впереди деревне Смирновке, а кроме того, дождаться группу Пустовалова. Разведка вернулась быстро. Оказалось, что немцев в этом населённом пункте нет. Путь был свободен. Немного тревожило отсутствие капитана Пустовалова, однако, Гудков всё же принял решение следовать дальше. Миновав деревню, колонна упорно продолжала двигаться вперёд. Около трёх часов пополудни далеко впереди, где скрылся за поворотом лесной дороги мотоцикл разведки, раздался взрыв и послышалась беспорядочная стрельба. Первая машина, в которой ехал Гудков, резко затормозила. Майор выскочил из грузовика. Стрельба впереди постепенно стихала, и вскоре уже сквозь характерную трескотню немецких автоматов нельзя было различить ни одного винтовочного выстрела. Потом раздался взрыв гранаты и наступила тишина. Дело явно принимало скверный оборот.
— Сидоров, быстро сдай метров сто назад и сворачивай в лес, на заросшую просеку, там увидишь, — Гудков хлопнул по плечу водителя полуторки. — Иван Тимофеевич, бери трёх бойцов и ко мне!
— Значит, так. Немедленно и тщательнейшим образом маскируем следы колёс на съезде с дороги и отходим в лес. Двигаемся цепью. Задача — прикрываем колонну. Всё ясно?
— Так точно, — старший инкассатор вытащил наган из кобуры и повернулся к бойцам. — За мной!
Вскоре и без того узкая и заросшая молодняком просека закончилась. Головная машина упёрлась капотом в огромную вековую сосну, неизвестно каким образом выросшую посреди лесной дороги. Впрочем, у подножия этого исполина дорога и заканчивалась.
— Приехали, — сплюнул с досады Гудков, — стоп.
— Ну, и что делать будем, майор? — старший инкассатор устало опустился на подножку машины.
— Занимай оборону, Иван Тимофеевич, дай команду бойцам окопаться, — Гудков жадно затянулся папиросой, — а я пройду вперёд, осмотрюсь вокруг.
— Добро.
Пройдя по бору около километра, Гудков вышел на небольшую поляну, сплошняком заросшую малиной. Ягодный кустарник рос густо, намертво переплетённые меж собой ветви местами достигали двухметровой высоты. Несколько кривых одичавших яблонь безнадёжно тянули вверх почти голые корявые ветви, пытаясь пробиться к солнечному свету сквозь мощные кроны корабельных сосен. По всему было видно, что в давние времена здесь жили люди. С трудом пробираясь через заросли, Гудков внимательно смотрел по сторонам. Наконец, он увидел то, что искал. Край сплошь покрытого мхом фундамента, сложенного в незапамятные времена из больших гранитных блоков. Забравшись на каменное сооружение, майор почти сразу увидел небольшой провал в земле, чернеющий среди кустов. Встав на колени, Гудков стал расширять ход, разгребая руками почву, пока под толстым слоем прелой листвы, перемешанной с глиной, не показались первые каменные ступени, ведущие вниз. Решение возникло мгновенно. Стремительно поднявшись на ноги, майор бегом бросился обратно.
Совещание с Иваном Тимофеевичем заняло не больше минуты. Из-за безвыходности сложившегося положения было решено сделать «захоронку» с ценностями в обнаруженном погребе. Тщательно всё замаскировать, потом вернуться к Сокольникам, ввязаться в бой с немцами и, бросив пустые машины, уводить неприятеля назад, в сторону Гусевки. В ходе боя разделиться на две группы и, попытавшись оторваться от врага, лесами пробираться в сторону фронта. Определившись с составом групп и наметив по карте маршруты отхода, они приступили к разгрузке автомашин.
«…Частный боевой приказ
заместителя командующего войсками Резервного фронта командующему войсками 24-й армии на подготовку к отражению наступающего противника (3 августа 1941 г.)
Вручить немедленно
Командарму 24
ШТАБ РЕЗЕРВНОГО ФРОНТА. ГЖАТСК. 3.8.41 18.00
20 и 16 армии из района Смоленска поспешно отступают в восточном направлении. Противник принимает все меры для того, чтобы на плечах отступающих войск ворваться в нашу оборонительную полосу.
ПРИКАЗЫВАЮ:
Не допустить прорыва противника в систему обороны дивизий 24 армии; для этого необходимо:
1) Пропустив основную массу отходящих наших сил на каждом отдельном направлении, задержать продвижение противника заградительным артиллерийским огнём.
2) Привести в состояние готовности для немедленного действия все участки минирования для взрыва мостов и дорог, а при появлении противника немедленно произвести взрывы на определённых направлениях.
3) Заминировать все участки, предусмотренные планом минирования, в последний момент при непосредственной угрозе наступления противника.
4) В 6–8 км от переднего края вести разведку небольшими пешими партиями (от отделения до взвода)».
Смоленская область, август 1941
Гудков лежал в густых зарослях папоротника и, крепко стиснув зубы, пытался сдержать стон. Ранение в ногу было неопасным, сквозным, но очень болезненным. Кость, к счастью, была не задета, так, по крайней мере, после поверхностного осмотра заявила Леночка, сейчас занятая перевязкой раненой ноги майора.
— Ну, потерпите ещё немного, — ласково приговаривала она, быстро и умело наложив жгут и зубами разрывая уже третий по счёту индивидуальный пакет.
Прошло всего несколько часов, как бойцы сложили ящики в подземелье, а майор со старшим инкассатором тщательно замаскировали вход и, отойдя в сторону от бойцов, занявших оборону, сожгли все сопроводительные документы, включая оба экземпляра описи груза. Потом, разделившись на две группы по пять человек, они заняли позицию на окраине Сокольников. Сначала всё шло точно по задуманному плану. Они успешно навязали немцам бой и начали отходить, уводя наседающих немцев всё дальше от спрятанных ценностей. Гудков видел, как старший инкассатор, установив пулемёт «Максим» в кузове полуторки, отстреливался от преследовавших его фашистов. Дождавшись, пока полуторка с первой группой и преследовавшими их немцами на пяти мотоциклах с колясками и бронетранспортёре скрылась из виду, группа Гудкова ворвалась в деревню и, забросав гранатами несколько немецких танков, стала отходить на юго-восток. Немцы быстро опомнились, и Гудков, потеряв трёх бойцов, лишь с большим трудом смог оторваться от преследования. В результате из его группы уцелели только он и медсестра, спасённая Пустоваловым в Гусевке и колдовавшая сейчас над его раной. Несмотря на тяжёлое положение, план в целом удался. Теперь необходимо было обдумать ситуацию и принять меры к переходу линии фронта. Примерно определив своё местонахождение, Гудков принял решение двигаться строго на восток. Однако было ясно, что с таким ранением далеко не уйдёшь. Майор тяжело вздохнул, вытащил пистолет и, выщелкнув магазин, пересчитал патроны. Всего пять штук. Негусто. Но ничего, бог даст, этим добром ещё разживёмся.
— Ну, красавица, — Гудков ласково посмотрел на Лену, — найди мне крепкую палку и пойдём потихоньку.
— Конечно, товарищ майор, — Лена помогла Гудкову подняться и, подставив плечо, крепко обхватила командира за талию.
Москва, Лубянка, август 1999
— Товарищ генерал, из иностранцев, прибывших в Россию за последние три месяца, заслуживают внимания всего несколько человек. Наиболее перспективная для нас фигура, по заключению аналитиков, — некто Отто Валенберг, 1917 года рождения, немец, прибыл из Ганновера. В нашей стране уже второй раз. Первый раз он посещал СССР, как вы уже поняли, в мае 1974 года. Цель поездки, как и в прошлый раз, — туризм. Остановился в гостинице «Пекин», в разговоре с гидом выразил желание посетить Смоленск. Вместе с ним в Москву прилетели: Ганс Фишер, 1969 года рождения и Гюнтер Браун, 1967 года рождения. Заслуживает особого внимания тот факт, что оба они, по нашим данным, — бывшие сотрудники службы военной контрразведки ФРГ, так называемой МАД. В общем, судя по всему, те ещё перцы. Вот их фото, — я положила на стол перед генералом несколько цветных снимков. — Прилетели в Москву ещё 29 июля, в аэропорту Домодедово сразу взяли напрокат машину. Так что теоретически они вполне могли тридцатого июля, когда был застрелен господин Шварц, быть в Смоленске. Сейчас за ними установлено круглосуточное наблюдение, дистанционная «прослушка» и прочие прелести жизни. Изучаются записи камер видеонаблюдения, установленных на Минском шоссе, послан запрос на арендованную ими автомашину в ГИБДД, — закончив доклад, я села.
— Дай бог, чтобы вы не ошиблись, — Тарасов опять взялся за свои любимые очки. — Ну, теперь это забота служб наружного наблюдения. Надеюсь, в гостиничном номере «жучки» не стали устанавливать?
— Обижаете, товарищ генерал, мы же всё понимаем. Они же «спецы» из контрразведки. К чему сразу расстраивать людей? — Суходольский почесал гладко выбритый подбородок и хитро мне подмигнул.
Тарасов подозрительно покосился на Мишку и продолжил:
— Всё понятно. Службу наружного наблюдения вы нагрузили работой, а что сами думаете делать?
— Прокатимся по наиболее вероятному маршруту смоленской колонны, я тут набросала на досуге примерную схемку. Осторожненько опросим жителей окрестных деревень, должен же кто-то ещё остаться в живых и помнить те лихие годы.
— Добро. Продумайте свою «легенду» и выдвигайтесь. С местными органами МВД старайтесь никоим образом не пересекаться. В общем, действуйте полностью автономно. Если вдруг появится какая-либо новая информация, я вам незамедлительно дам знать. Все свободны.
Когда за сотрудниками закрылась дверь, Тарасов сел за стол, достал из ящика стола фляжку и плеснул себе полстакана коньяка. Выпил залпом, крякнул от удовольствия и нажал кнопку в столешнице.
— Полковника Саботажа ко мне, срочно!
— Разрешите? — на пороге появился первый заместитель Тарасова. Невысокого роста, с полным, почти круглым и, на первый взгляд, наивным лицом, получив утвердительный ответ, одёрнул мешковато сидевший на нём китель, бочком протиснулся в кабинет и осторожно присел на краешек стула. Ни дать ни взять — бухгалтер занюханного колхоза. Но в управлении хорошо знали, что за его абсолютно безобиднейшей, для непосвящённых, внешностью скрывается непревзойдённый мастер рукопашного боя, способный в одиночку перебить с десяток американских «зелёных беретов», причём, как говорится, — «без шума и пыли». Были, знаете ли, прецеденты, ещё во времена Карибского кризиса.
— Вот что, полковник, завтра с утра снимай наружное наблюдение с немецких гостей. «Прослушку» пока оставим, мало ли что, но топтунов наших убирай, и пускай те не приближаются к немцам даже на «пушечный выстрел». Иначе, чует моё сердце, спугнём этих прохвостов, помнишь, как англичан тогда, в восьмидесятом? То-то. По ним сейчас плотно работает группа Суходольского. Я думаю, они сами справятся, тем более что игра не сегодня так завтра переместится в район смоленского лесного массива. А там другие правила игры, сам знаешь. В общем, группу Суходольского пока в известность не ставить. Я так понимаю, «фрицы» сами на них выйдут…
Смоленская область, август 1941
Иван Тимофеевич с трудом повернулся на бок. Адская боль в правом боку, куда угодила фашистская пуля, казалось, пронзила его насквозь. И всё же, превозмогая себя, он нашёл силы и посмотрел на улицу. Сквозь щели в дощатом сарае, куда его бросили немцы, отчётливо были видны: кусочек пыльной улицы, край какого-то деревенского дома и старая яблоня, сплошь усыпанная крупными зелёными яблоками. «Антоновка, — отрешённо подумал старший инкассатор, — ещё не успела созреть». Рядом послышался шум подъехавшей автомашины, хлопнула дверца. Скрипнув несмазанными петлями, распахнулась дверь в сарай. Старший инкассатор зажмурился от яркого солнечного света, хлынувшего внутрь.
— Ну, здравствуй, краснопёрый, не узнаёшь?
Иван Тимофеевич, с трудом разлепив заплывшие глаза, посмотрел на вошедшего. Перед ним стоял, заслоняя весь дверной проём и тяжело опершись на резной деревянный посох, толстый эсесовец с капитанскими знаками различия. Присмотревшись, инкассатор не поверил своим глазам. В этом среднего роста, заплывшем жиром седом старике сейчас лишь с большим трудом, но всё же можно было узнать щеголеватого штабс-капитана царской армии, с которым Иван Тимофеевич вместе служил под началом прославленного генерала Баратова в Персии. Потом, правда, судьба-злодейка развела друзей по разные стороны баррикад. И сразу всплыла в памяти их последняя встреча. Тогда в далёком 1919 году Иван Тимофеевич — красноармеец пулемётной роты — неожиданно столкнулся со своим бывшим другом во время жестокого боя с деникинцами за станицу Богатую под Астраханью.
— Ну, что молчишь? Постарел? Ты тоже весь седой как лунь, сразу и не признать. А я смотрю твои документы и всё гадаю. Думаю, неужели ты. Даже рана от твоей шашки на плече снова заныла. Столько лет не давала о себе знать, а тут вдруг разболелась. Что, думал: утонул штабс-капитан в Каспийском море?
— Не такая уж ты важная персона, Вольдемар, чтобы столько лет думать о тебе. Сколько я вас «золотопогонников» на том обрыве положил? Были чинами и повыше, — ответил старший инкассатор сквозь зубы. — А ты что же, теперь под фашистов лёг?
— Я, мил человек, если помнишь — немец, и эту вашу советскую власть душил и душить буду. Вот так-то. А ну-ка, вытащите его на солнышко, хочу поближе посмотреть на дружка своего бывшего, от которого я чуть было смерть лютую не принял, — Шварц повернулся к солдатам и махнул рукой.
Двое ринулись в темноту сарая, и, грубо схватив Ивана Тимофеевича под руки, поволокли к выходу, и бросили к стволу старой яблони. Боль в боку стала настолько сильной, что глаза раненого заволокла кровавая пелена. Сквозь шум в голове до него снова долетел скрипучий голос Шварца:
— Да было времечко. Помнишь, Персию, октябрь 1915-го? Экспедиционный корпус генерала Баратова? Мы ведь с тобой в разведку вместе столько раз ходили. Забыл небось, как по Георгиевскому кресту, да по 25 рублей за взятого «языка» получили. Подумать только! Целое состояние, как тогда нам казалось. Только потом ты к красным переметнулся, предал царя и Отечество. И друга своего бывшего чуть не зарубил на том обрыве.
— Так уж вышло, Вольдемар. Назад теперь ничего не вернуть, — Иван Тимофеевич устало закрыл глаза.
— А я ведь, тогда в 1919-м, несмотря на страшную рану от твоей шашки, по берегу моря до Баку добрался. И, кстати, знаешь, с кем там поручкался? С самим Лаврентием Берией, наркомом вашим. Правда, фамилия тогда у него другая была. Дай бог памяти — Лакербая, кажется. Там в Азербайджане, мы с ним на англичан вместе работали. Должник он мой теперь на веки вечные. Много он тогда соратников Сталина вашего англичанам выдал. Как расставались, со слезами и соплями просил меня не выдавать большевикам его тайну.
— А ты что же? — тихо спросил Иван Тимофеевич.
— А я молчу, только тебе и рассказал секрет этот. Не чужой ты мне всё ж человек. Ты, правда, тоже у большевиков, видать, большой шишкой стал. Гляди-ка: старший инкассатор Смоленского отдела Главювелирторга. Поди много золотишка через твои руки прошло?
— Золотишка-то много, только не моего, а народного, — каждое слово давалось ему с большим трудом.
— Не смеши меня, Иван, откуда у русского народа золото? Всё это наше, кровное, большевиками у нас с тобой отнятое. Впрочем, хватит о прошлом. У меня к тебе всего один вопрос. Вот этот предмет тебе знаком? — Шварц наклонился к Ивану совсем близко, развернул кусок ткани и показал лежащий на ней продолговатый предмет.
Солнечные блики, отражаясь от золотой поверхности предмета, запрыгали у старшего инкассатора перед глазами. По спине ручьями потёк пот. На протянутом инкассатору куске ткани лежал слиток золота из Смоленского банка.
— Нет, — только и смог он выдавить из себя.
— Странно, такие огромные ценности вывозятся из банка, а старший инкассатор ни сном ни духом? А с чего бы это ты тогда из полуторки «тачанку» с пулемётом смастерил, как в старые добрые времена, да не к линии фронта пробивался, а вовсе даже, наоборот, — на запад? Молчишь? Ну ничего, сейчас я тебя разговорю, — Шварц повернулся к солдатам. — Приведите ко мне его девку.
С трудом разлепив глаза, инкассатор вдруг увидел собственную дочь. Бандиты крепко держали её за руки. Спутанные белокурые волосы полностью закрывали лицо девушки, голова бессильно свесилась в сторону. Порванный сарафан бесстыдно открывал девичью грудь со следами кровоподтёков, по обнажённым стройным босым ногам тоненькой струйкой сбегала на землю кровь, смешиваясь с серой пылью на дороге.
— Извини, — ухмыльнулся Шварц, — я смотрю, мои казаки уже успели позабавиться немного. Вообще-то, — бандит, играя маузером, подошёл к девушке и, подняв её лицо за подбородок, стволом пистолета убрал волосы, — я их понимаю, уж больно хороша, чертовка. Но теперь, сам понимаешь, жизнь дочери в твоих руках. Показываешь мне место, где вы спрятали золото, и я отпускаю вас обоих на все четыре стороны. Надеюсь, ты не допустишь, чтобы твою дочь мои орлы «по кругу» пустили? Думаю, долго она этого развлечения не выдержит. Ну, как тебе моё предложение?
Инкассатор поднял глаза. Посмотрел внимательно на дочь, как бы запоминая навсегда, собрал последние силы и бросился на Шварца. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как три тяжёлые пули из белогвардейского маузера разорвали ему грудь, и он, споткнувшись на бегу, упал на пыльную дорогу, к ногам своей дочери. Сквозь пелену, застилающую глаза, Иван Тимофеевич успел угасающим взглядом умирающего различить лицо человека в немецкой фуражке с высокой тульeй, склонившегося над ним. Это был капитан Пустовалов…
Смоленская область, август 1999
Поиски в Смоленской области мы решили, не мудрствуя лукаво, начать с места обнаружения нами золотого слитка. После тщательного и вдумчивого изучения карты местности быстро стало понятно, что наиболее приоритетным в плане самого пристального нашего внимания должно стать следующее направление: берег реки Вопь, где в далёком сорок первом проходила переправа 152 стрелковой дивизии, далее на район деревень Гусевка — Сокольники. Однако саму деревню Сокольники рассматривать как промежуточный, либо тем паче конечный пункт движения колонны не приходилось. По архивным данным, в августе 1941 года в этом населённом пункте практически постоянно стояли регулярные части танковой армии Гудериана, а, точнее, — ремонтные мастерские. Таким образом, вероятность того, что колонна каким-то мистическим образом проскочила мимо этого, под завязку забитого немцами, населённого пункта, равнялась практически нулю. Что касается Гусевки, то она была почти целиком сожжена наступающими немецкими частями, и именно в силу географических особенностей этой местности колонна её обойти никак не могла. Ибо на карте было чётко видно, что дорога, ведущая на Гусевку, с обеих сторон была плотно зажата непроходимыми болотами. Таким образом, у колонны после переправы через Вопь был только один путь — на Гусевку, а вот дальше, на протяжении примерно пятнадцати километров до Сокольников, возможны были варианты. Правда, посидев минут десять, задумчиво глядя на карту и покусывая карандаш, я поняла, что и этих вариантов, как говорится: «с гулькин нос». Скорее всего, колонна затерялась где-то между этими деревнями. Правда, имели место и сразу образовавшиеся на нашем пути трудности. Так, например, деревня Гусевка, недвусмысленно упомянутая в рапорте капитана Васюка и чётко обозначенная на «двухкилометровке» Генерального штаба Красной Армии, составленной ещё в 1946 году, таинственным образом отсутствовала на карте Генерального штаба Советской Армии 1985 года. И, хотя такие неувязки случаются сплошь и рядом. По причине небывалой скорости вымирания наших деревень, обычно населённые пункты всё же оставляют на своем месте. Просто на полотне карты добавляют обозначение «нежил», что трактуется всеми, даже отдалённо сведущими в картографии индивидуумами, «как нежилой населённый пункт». По счастью, карта 1946 года у нас всё же имелась, и придерживаться мы решили всё-таки её. Прибыв на место, мы невольно залюбовались раскинувшимися вокруг пейзажами. Неширокая речка Вопь своими песчаными берегами, негусто поросшими молодыми сосенками и берёзками, навевала сюжеты старинных русских сказок и баллад.
Место, наиболее удобное для переправы, мы нашли сразу, в силу того, что хотя деревня Гусевка с географических просторов нашей необъятной Родины давно исчезла, но дорога-то к ней осталась! По счастью, на местности присутствовал также и зачем-то восстановленный после войны мост, героически уничтоженный перед самым носом наступающих немцев капитаном Васюком. Вот с него, я имею в виду мост, а не Васюка, мы и решили начать. Загнав в ближайшие кусты орешника наш «Лендровер», мы расчехлили хитроумную поисковую аппаратуру и приступили к делу.
Чего только нам не попалось за неполных три часа поиска! Пара насквозь проржавевших винтовок системы Мосина — а попросту говоря — «трёхлинеек» без лож, несколько ручных гранат РГД без запалов, с ребристыми рубашками и без, немецкие и советские каски, ржавые пулемётные ленты, сапёрные лопатки, бесчисленное количество гильз всевозможных калибров, ржавые советские четырёхгранные штыки, затворы от винтовок, россыпи позеленевших от времени патронов, мятые немецкие противогазные бачки и даже орден «Красной Звезды» с облупившейся эмалью, но чётко читающимся номером. Однако основную трудность для поиска представляли осколки мин и снарядов, которыми, казалось, был до отказа нашпигован каждый сантиметр земли в радиусе более километра вокруг моста. Первый день поиска уже клонился к закату, а ничего, хотя бы косвенно указывающего на факт прохождения здесь именно нашей колонны, мы так и не нашли.
Перекусив тушёнкой с гречневой кашей и с наслаждением выкурив по сигарете, мы слегка приуныли.
— А что это ты на меня так смотришь? — насторожился Мишка, поймав мой задумчивый взгляд, блуждающий от моего напарника до безмятежной глади реки и обратно. — Уж не хочешь ли ты сказать…
— Хочу, Мишаня, ещё как хочу! Ты же сам всё понимаешь. На берегу ничего, представляющего для нас интерес, нет. Это очевидно. И видит Бог, я старалась как могла, — в доказательство этому я бесстыдно задрала юбку и продемонстрировала Мишке свои исцарапанные коленки. — Хотя подожди, запроси Москву, пусть по номеру ордена «Красной Звезды» определят хозяина. Чем чёрт не шутит. Надежды мало, но всё же, — посоветовала я, энергично отмахиваясь от уже порядком надоевших нам комаров.
Суходольский явно нехотя поплёлся к «Лендроверу» звонить генералу, а я, едва он скрылся в кустах, не в силах более терпеть зуд от комариных укусов, бросилась к реке, срывая с себя одежду, и нагишом прыгнула в воду. С наслаждением поплавав минут десять, я заметила долговязую Мишкину фигуру, грустно маячившую на берегу.
— Отвернись, — коротко бросила я ему и, уже выбираясь на берег, натягивая юбку прямо на мокрое тело и слушая Мишкин доклад, поняла, что с орденом тоже ничего не срослось. К сожалению, принадлежала данная находка некоему младшему лейтенанту Горохову А.В. И, хотя ветеран, по счастью, был, как оказалось, ещё жив и здоров, службу в августе 1941 года он проходил в 152 стрелковой дивизии, в составе которой и был ранен при переправе через реку Вопь. А следовательно, к разыскиваемой нами колонне отношения иметь не мог.
— Ну, мой милый друг, я окунулась, теперь очередь за тобой. Так что давай, без лишних слов доставай акваланг, до темноты как раз успеешь проверить акваторию, — ехидно похлопала я его по плечу.
— Ну что за денёк? Слушай, а если и на дне ничего нет? Если этот Васюк с перепугу всё перепутал? Тогда что?
— Видишь ли, Михаил, всё дело как раз и заключается в том, что капитан Васюк, даже при всём своём желании напутать ничего не мог. Он давал показания в 1944 году, и не где-нибудь, а в СМЕРШе. А там напутать было просто невозможно. Можешь мне поверить на слово. Я знаю, что говорю. Мне дед рассказывал, как в этой милой «конторе» умели расспрашивать. В общем, я прошу тебя просто тупо проверить русло реки в районе моста, и если, к несчастью, там тоже ничего не обнаружится… Я говорю — к несчастью, потому как тогда придётся устанавливать всех тех несознательных жителей несуществующей ныне деревни, которые, охваченные жаждой личной наживы, наверняка давно сдали несчастные останки наших грузовиков в металлолом. А этот прискорбный факт мог иметь место очень давно, и как следствие этого, установить алчных расхитителей социалистической собственности будет практически невозможно. Но устанавливать их всё равно придётся, и не кому-нибудь, а именно нам. И, кроме того, как ты понимаешь, в кратчайшие сроки. Уж поверь мне на слово, это будет та ещё песня. А генерал, пока мы не принесём ему ответы на абсолютно все вопросы, да ещё на блюдечке с голубой каёмочкой, как говаривал всем известный Остап Бендер, с нас всё равно не слезет. Я ясно выражаю свои мысли? Так что, если перспективы тебе понятны, то поскорее облачайся в свой костюм ихтиандра и ныряй до посинения. И пожалуйста, очень тебя прошу, найди мне эти проклятые грузовики.
Глядя на грозного майора ФСБ Суходольского, который, надев левую штанину гидрокостюма, прыгал на одной ноге, пытаясь попасть в правую, я, как ни старалась, не смогла сдержать улыбки. Наконец, Мишка облачился полностью и, злобно зыркнув на меня через маску, исчез под водой.
Искомые обломки грузовиков, причём обоих, он нашёл сразу. Правда, не прямо под мостом, как ожидалось, а несколько правее. То ли их на несколько метров отбросило взрывом, то ли оттащили чуть в сторону, когда восстанавливали мост. А, может, новый мост просто построили несколькими метрами левее. Впрочем, это не имело уже абсолютно никакого значения. По подводным снимкам, сделанным Суходольским и в авральном порядке по спутниковому каналу связи отправленным в Москву генералу, эксперты в течение нескольких часов определили, что покоящиеся на дне реки Вопь покорёженные обломки принадлежат грузовым автомашинам, именуемым в простонародье «полуторками». Кроме того, по характерным повреждениям наши эксперты пришли к однозначному выводу, что данные автомашины:
«…первоначально представленные Вами на экспертизу фотографии механизмов и агрегатов идентифицированы как фрагменты двух автомашин ГАЗ АА, которые, несомненно, имели огневой контакт со стрелковым оружием, а впоследствии были разрушены с использованием взрывчатого вещества — вероятнее всего, тротила…»
Это была маленькая, но всё же победа. Кроме того, мы решили, так сказать, «наудачу» проверить металлодетектором противоположный берег реки и возле одной из опор моста, среди бесчисленной россыпи ржавых гильз от «трёхлинейки», совершенно неожиданно отыскали слегка потемневший от времени серебряный кругляшок — полтинник 1924 года выпуска. Конечно, это могли быть так называемые солдатские потери, но… Всё это, вместе взятое, было уже не просто теоретическим предположением, основанным на логике и карте местности. Это были уже настоящие полновесные факты, подтверждающие, что мы на верном пути. Глядя на по-детски счастливое лицо своего напарника, я всё отчётливее начинала понимать, что до окончательного завершения дела нам ещё очень далеко. Но я даже не предполагала тогда насколько.
Проскочив по просёлочной дороге ещё несколько километров, мы въехали в Гусевку. Вернее, самой деревни уже давно не было и в помине. А те несколько покосившихся и почерневших от времени, крытых полусгнившей дранкой бревенчатых строений непонятного назначения с провалившимися крышами назвать можно было, скорее, развалинами какого-то затерянного в лесах хутора, нежели деревней. Сильно разросшаяся бузина и непроходимые дебри малины в человеческий рост вплотную обступили еле угадывающуюся среди исполинских листьев подорожника дорогу. Поверх всего этого буйства дикой природы то там то сям виднелись наполовину разрушенные печальные остовы печных труб, покрытые толстым слоем жирной сажи, а одичавшие яблони грустно покачивались между ними на ветру, издавая при этом поистине кладбищенские стоны. Вот такая жуткая картинка встретила нас на втором этапе нашего трудного пути. Мы в растерянности остановились посреди дороги, не представляя даже примерно с чего начать. Пришлось начать по старинке, как говаривали ещё наши предки, — «от печки».
Поделиться книгой: