Жизнь номер два

— Четвертый разряд, — прочитал я вслух и на всякий случай протянул лист отцу.

— Что-о?! — боярин Левской даже привстал было, но тут же взял себя в руки. — Надо же, четвертый, — уже спокойно повторил он, глядя в бумагу. Что же, сын, поздравляю! Обычно одаренные заканчивают гимназию со вторым разрядом, редко с третьим… С немецким языком у тебя вроде все хорошо? — сменил он тему.

— Сдал на «отлично», — напомнил я.

— В Германию хочу тебя отправить, в университет учиться. В какой именно, уточню позже.

— В Германию?! — честно говоря, такого поворота я не ожидал. — Почему в Германию?

Отец, вздохнув, поудобнее устроился в кресле и объяснил:

— В наших лицеях хорошо развивают общую одаренность, не сосредотачиваясь на ее направлениях. Наши университеты дают отличные знания по мануалистике и инкантации. Но самое лучшее образование по артефакторике — в германских университетах. Василию предстоит после меня быть главой семьи, вот я и пристроил его в Кремлевский лицей. Ты со своим предвиденьем возьмешь на себя главенство над семейными заводами, тебе без артефакторики никак. Дмитрий пока непонятно, к чему больше пригоден будет, но думаю его в Московский университет направить.

Ну зашибись отец придумал! Вот уж последнее, чего мне в этой жизни хочется, так это иметь Ваську главным над собой… Вслух я, конечно, возражать отцу не стал, а что про себя подумал, объяснять не надо, и так понятно. Еще бы решить, что надежнее будет — обойти Ваську, пока отец жив, или сцепиться с ним уже потом. И ведь есть еще старший брат отца, Андрей Васильевич… Ему, правда, Бог сына дал только одного при пяти дочках, и этот мой двоюродный братец Сашка младше меня. А наследование строго от отца к сыну тут только в царском роду да в княжеских, у бояр по номинальному старшинству. То есть, дяде как раз отец и наследует, а отцу Васька. Так что если Ваську спихну, к старшинству над всеми Левскими куда как ближе стану. Тут еще и о Волковых не забыть бы. Они, конечно, никаким боком к наследству Левских не причастны, но вот только не надо мне говорить, что боярин Волков совсем не может влиять на свою сестру. В общем, цель у меня есть, цель более чем достойная, но и, мягко говоря, непростая. Думать надо, хорошо думать, как этого достичь… Да мне вообще много чего надо — испытания завершить, в родственных раскладах разобраться, да еще и с покушениями на себя, любимого, вопрос решить. Где я на это на все время возьму?! А тут, понимаешь, еще и в Германию… Васька опять же, чтоб его, пока меня не будет, может и Митьку перетащить под себя. Нет, что-то мне эта Германия ни в какое место не упирается. Только вот отцу тут ничего не растолкуешь. Надо как-то самому выкручиваться. Вот же не было печали!..

Но что бы я там себе ни думал, жизнь продолжала идти своим чередом, и пока я на ее течение влиять не мог. Мне еще надо было закончить с выпускными испытаниями, на этот раз по гимнастике. В первый день этих испытаний я пробежал дистанцию в полсотни саженей (примерно стометровка из прошлой жизни, на мой взгляд, даже чуть побольше [1]) за четырнадцать с половиной секунд, десять раз подтянулся на турнике и за минуту тридцать восемь раз поднял туловище из положения лежа на спине с руками за головой. Умотался, не без того, но на второй день пришлось бежать три версты, [2] на что у меня ушло пятнадцать минут, а после не шибко продолжительного отдыха рывком поднимать пудовую [3] гирю, что я смог проделать аж семнадцать раз подряд. По итогам всех этих упражнений Легран определил мое телесное развитие как очень хорошее, но если кто подумал, что издевательства над юным организмом на том и закончились, то напрасно. На третий день я полтора часа размахивал шпагой, а затем еще столько же времени саблей, чтобы получить отдельную бумагу, удостоверявшую получение мною начальных навыков шпажного и сабельного боя по-пешему и, соответственно, пригодность к «обучению бою белым оружием у мастеров, коим проводить таковое обучение власти дозволяют». Кулачные бои в гимназическую программу не входили, Евгений Леопольдович занимался с нами упорядоченным мордобоем в порядке частной инициативы, но право выдавать гимназистам бумагу о прохождении обучения кулачному бою каким-то образом получил, поэтому и таковой бумагой я обзавелся, причем успехи мои в указанном обучении оценивались в ней как отличные. Ясное дело, Мишка Селиванов, получивший такую же оценку, предложил мне выяснить, чье «отлично» имеет больший вес, но это было именно предложение, а не вызов, так что я с благодарностью отказался, признав при свидетелях, что на кулаках он все равно лучший. Да, вот так грубо и безжалостно оставил народ без зрелища (как я понимаю, еще и со ставками обломал), но, как говорится, целее буду.

Собираясь домой, я наткнулся в коридоре на Ваньку Лапина. Мой хапник сидел на подоконнике, блаженно улыбаясь, и походил то ли на абсолютно счастливого человека, то ли на тихого и безобидного сумасшедшего. Он, похоже, даже меня не заметил, хотя я с полминуты постоял напротив, прежде чем его окликнуть.

— Лапин! Ваня! Ау! — для верности я еще пару раз щелкнул пальцами перед его лицом.

— А? Что? — ну точно, выпал из нирваны…

— Ты в каких облаках витаешь?

— Так… это… — Ванька спрыгнул с подоконника и от радости притопнул ногой. — Одаренный я! Станислав Кондратьевич сказали! Вот! Я ж смогу артефактором устроиться на завод, на десять рублей месячного жалованья, да сверх того еще с задельной платой! А то в дьяки мечтал на какие-то семь рублей!.. И на казенное довольствие поставили! Я на будущий год обедать в гимназии бесплатно буду, все семье легче!

Да-а-а… Мальчишке в жизни выпал нехилый приз… Очень нехилый. Про десять рублей в месяц с добавлением задельной платы это ведь он о начинающем артефакторе говорит. Со временем, если сможет поднять свой уровень, и больше зарабатывать будет. По крайней мере, у отца на заводе, как я слышал, некоторые артефакторы и по пятидесяти рублей за месяц имеют, да и задельно им платят по более высоким расценкам. В общем, и за Ваньку, и за остальных Лапиных можно было только порадоваться — удача старшего сына обернулась удачей для них всех. Под такое дело я одарил Ваню полтинником, он, хоть и пытался поначалу отнекиваться — дескать, не заработал, подарок все-таки принял, зато когда я еще и позвал его в столовую хлебнуть ради такого случая чаю с какими-нибудь сладостями, заявил, что он угощает, а я не смог его заявление оспорить. Да и не особо хотел, честно говоря. Пусть мальчишка почувствует себя виновником торжества, хуже ему от этого уж точно не будет.

Я, кстати, придумал-таки, как эксплуатировать моего хапника. Перед испытаниями и в их процессе мне периодически требовались то различные учебники, то другие книги, вот я и посылал Ивана в гимназическую библиотеку — брать их и относить обратно. Работа необременительная, но хоть такая, так что Лапин имел все основания считать получаемые от меня деньги честно заработанными. Впрочем, все это уже кончилось. В гимназии я теперь появлюсь только на выпускном балу…

Домой я пришел в каком-то странном состоянии. Вроде и довольный, а что, выпускник все-таки, а вроде и грустный… Ну да, тут не о перевернутой странице в жизни говорить надо, а о целой отдельной книге, что теперь закрыта. Хорошо ли, плохо ли, но семь лет в моей жизни гимназия заняла. Не моей, конечно, а Алеши Левского, но что-то я все чаще и чаще думаю о том Алеше, как о себе, пусть и нет его уже давно. А давно ли? Три с лишним месяца на самом-то деле, но я уже и свою прежнюю фамилию не сразу вспомню… Да и фиг с ней. Я — Алексей Левской, и все тут!

Дома все было как-то очень уж тихо. Поэтому звуки, слышать которые я начал, поднимаясь к себе, и привлекли мое внимание. Сестренка Татьянка радостно и весело с кем-то переговаривалась у себя в комнате, и ее звонкий смех был настолько хорошо слышен в коридоре, что я не сразу различил второй голос, а различив, не смог его опознать. Заинтригованный, я подобрался к не до конца закрытой двери Татьянкиной комнаты поближе, прислушиваясь и стараясь ступать бесшумно. Чем ближе я подходил, тем более знакомым казался мне этот второй голос, на пару с сестренкой распевавший смешную детскую песенку. Господи, да это же матушка! И никакой болезненности, никакой смиренной обреченности с отрешением от внешнего мира в ее голосе не слышалось. Откуда-то из самых глубин памяти всплыло, что таким я слышал голос боярыни Левской в раннем детстве. А может, и не слышал, может, я себе это придумал? Но нет, вот же она, забавляет Татьянку и сама вместе с ней забавляется! Нормально, да? Мне еще с книгой Левенгаупта загадку отгадывать, выяснять, что скрывает от меня отец, в конце концов, как-то разбираться с покушениями на мою собственную жизнь, а тут еще и это! Оказывается, не такая боярыня Левская хворая, какой я ее постоянно вижу! Не слишком ли много тайн и загадок для одной семьи и одного дома?!

Пока я тихо и осторожно отходил к своей комнате, в голову пришла мысль, что все эти загадки на самом деле связаны между собой. И знаете, дурацкой мне эта мысль не показалась.

[1] Действительно, 60 саженей = 106,7 м

[2] 3 версты = 3,2 км

[3] 1 пуд = 16,38 кг

Глава 13. Приятная неожиданность

Вообще-то, убираться в жилых помещениях положено в отсутствие проживающих в них людей. Это правило, стандартное для всех домов, где держат прислугу, в данный момент беспардонно нарушалось, но я против столь вопиющего нарушения ничего не имел. Причиной такого снисходительного отношения к творящемуся безобразию была очень уж привлекательная внешность горничной. Кстати, что-то я эту красавицу не припомню…

— Ты новенькая? — спросил я. — Я тебя раньше не видел. Как тебя зовут?

— Да, боярич, первый день сегодня работаю, — девушка отвлеклась от вытирания пыли со стола, поправив белоснежный передник, присела с легким поклоном, прямо как благородная барышня, и назвала свое имя: — Аглая…

Аглая, значит… Вообще, в свете последних событий заинтересовать меня симпатичной девицей было несложно. Каких событий? Ну, во-первых, удалось впервые после того раза поговорить с Ириной. Как-то очень удачно вышли оба погулять после обеда. Разговор, ясное дело, был не наедине — за мной присматривал человек Шаболдина, за Иринкой — одна из волковских служанок, то ли самой моей сестрицы, то ли ее мамаши. Хорошо хоть, что присматривали, а не прислушивались.

Когда Иринка пожелала узнать, кто нас с ней спалил, я с легким сердцем заложил Ваську. М-да, не знаю, какие именно неприятности поимеет с этого старшенький, но выражение личика у боярышни Волковой было очень уж мстительным. В общем, что-то будет… Похваставшись своими успехами на выпускных испытаниях, я задал Ирине давно интересовавший меня вопрос о ее одаренности и о том, почему она, закончив гимназию, не продолжила обучение. Все оказалось просто — никакой заинтересованности в развитии своей одаренности девушка не имела, ее жизненные планы были связаны с удачным замужеством и придворной службой, хотя гимназию она закончила с третьим разрядом. Ну да, боярышня, зарабатывающая артефактурой — это по здешним меркам нонсенс, хотя целительством благородные женщины и занимались. Однако же для местной цивилизации одаренные женщины-простолюдинки важнее, они-то вынуждены своей одаренностью зарабатывать…

Кстати, теперь Иринке придется заниматься только поиском жениха, в зачислении в свиту царицы ей отказали. Я, прикрывшись вежливыми сожалениями, спросил почему, Ирина ответила, что отказы оттуда обычно приходят без объяснения причин. Что ж, сейчас Волковы сосредоточат усилия на устройстве семейной жизни дочки, так что к осени, глядишь, и свадьба будет. А я на ней и не погуляю с этой чертовой Германией… В любом случае продолжение утех с двоюродной сестрицей мне никак не светит. А жаль, жаль… Мне тогда понравилось, да и Иринка без удовольствия не осталась.

Вторым событием, усилившим мой интерес к особам женского пола, был выпускной бал, поскольку проходил он у нас совместно с выпуском Третьей Московской женской гимназии. Там, ясное дело, можно было лишь завязать знакомства, ни на что большее шансов не давал надзор со стороны наших и их учителей и надзирателей с надзирательницами. Просто потанцевать, держа свою даму за талию, построить многозначительные выражения на лицах, шепнуть пару комплиментов умеренного содержания, — вот и все, на что, кроме знакомств, тут можно было рассчитывать. Я, конечно, таких знакомств завел штук восемь, но что с ними делать дальше, как-то слабо пока что представлял.

Честно говоря, была еще мысль вернуть в свою жизнь Лиду Лапину, тем более у Ваньки удалось узнать, и где они живут, и как часто старшая дочь приходит пообщаться с родней, но как раньше не хотел я портить ей жизнь, так и сейчас не стану. Проститутки? Единственное, что я знал о местных мастерицах продажной любви, так это то, что называют их тут, не заморачиваясь, блядьми, а бордели, соответственно, бляднями, и все. Ваське наверняка известно об этой стороне здешней жизни побольше, но вот уж к кому не было ни малейшего желания обращаться… Придется, пожалуй, попытать счастья с кем-то из выпускниц женской гимназии, вот так.

И тут — р-раз! — появляется Аглая. Честное слово, не знал бы, что девицу при приеме в службу проверили и люди Шаболдина, и монахи, ее появление показалось бы мне подозрительным, потому как очень уж своевременным. Впрочем, присматриваясь к Аглае, продолжавшей наводить в моей комнате чистоту, я все больше и больше приходил к выводу, что подозрения были бы вызваны не только, и даже не столько своевременностью появления девицы, но и много чем еще. Как-то совсем не походила она на горничную. Почему? Ну, обычно в горничные берут девушек честных и туповатых, все-таки им открыт доступ в господские жилые помещения, а там соблазнов для шибко умных и не шибко щепетильных натур хватает — и чем поживиться есть, и компромат на хозяев найти при желании несложно. А у честных и туповатых и внешность соответствующая. Они, конечно, бывают вполне миленькими, но не такими как Аглая. В общем-то, называть ее прям такой уж красавицей я, пожалуй, не стал бы. Та же Лидия в этом смысле намного выше. Но вот симпатичная, привлекательная и интересная — это да, это про Аглаю. Глазками своими серенькими постреливает, причем грамотно так, как будто от меня скрывает свой интерес, да еще и виноватую мордочку строит — «ой, боярич, простите!». Движения у настоящих служанок тоже другие — не такие выверенные, изящные и аккуратные…

А еще горничные так не одеваются. Нет, в каком-нибудь богатом (очень богатом!) доме, да еще и ориентированном на европейские порядки, хозяева так одеть служанок могут, но это не про нас. И в любом случае, повторюсь, сами горничные на такие вещи не раскошелятся, даже если вдруг столько денег и заработают. Платье на Аглае было, конечно же, ситцевое, никак не шелковое, но… Во-первых, сам ситец был очень даже качественным, как и пошив. А, во-вторых, фасон ее одеяния копировал шелковые платья в венском стиле, которые так любит Иринка. Причем очень умно копировал. Платье Аглаи, повторяя общий крой венского стиля, не имело декоративных излишеств, которые с обычным для горничных передником никак бы не сочетались, но при этом смотрелось именно по-венски изящно. Нет, не носят горничные такие платья. И туфли с пряжками тоже не носят. А уж шелковые чулки не носят тем более. И крестик нательный, даже если он серебряный, горничная будет носить на обычном шнурочке, потому как на серебряную цепочку денег у нее нет. А вот у Аглаи нашлись…

Минут через двадцать до моего понимания начало доходить, что Аглая самым наглым образом провоцирует меня на приставания. Не буду врать, что мне ничего такого не хотелось, но очень уж интересно было полюбоваться работой мастерицы. Настоящей, я бы сказал, мастерицы. Боярышня Волкова тихонько стоит в сторонке и молча завидует. Нет, она тогда в библиотеке тоже завела меня быстро и надежно, но так она ж ко мне вовсю прижималась, а Аглая уверенно шла к тому же результату, вообще находясь от меня на расстоянии. То, понимаешь, крутанется по-хитрому, то нагнется, повернувшись ко мне попой, то выпрямится с легким поворотом, чтобы я видел, как она выставляет вперед грудь, и все так изящно, плавно, грациозно…

Почему я на нее не накинулся? Да как-то уж очень подозрительно это выглядело. И появилась Аглая прямо-таки вовремя, и сама вся такая необычная, и вообще… Ну да, тело Алеши Левского криком кричало, требуя сладкого, но мой разум быстро дал ему понять, кто тут главный. В общем, мы с Аглаей остались пока что при своих.

Кстати, в плюс Аглае стоило занести то, что моя сдержанность ее не обескуражила. Уходила она с понимающей улыбочкой. Что именно она себе понимала (или считала, что понимала), я не знаю, но похоже было, что Аглая уверена: все у нее под контролем. Нет, думайте что хотите, но если это горничная, то я наследный принц маньчжурский или как там у них это называется…

Кое-как уняв возбуждение после ухода Аглаи, я вернулся к размышлениям о странном поведении матушки и о том, что все тайны и загадки в нашем доме имеют общие корни. Все — это именно все, в том числе и два покушения на меня. И если разгадать любую из них, потянется цепочка и к остальным. Почему я так думаю? А я так не думаю. Я это чувствую. То самое недавно открывшееся предвидение, если хотите. А не хотите — не мои проблемы.

Дойти до Митькиной комнаты и разговорить братца труда не составило, зато осмысливать услышанное пришлось с отчетливым и противным скрипом шестеренок в моей голове. Итак, то, что я слышал у двери Татьянкиной комнаты — это не разовый случай. С младшенькой матушка общается постоянно. Как, кстати, и с Митькой. Вот про Ваську мне младший ничего сказать не смог — то ли матушка обоих старших сыновей игнорирует, то ли Митя не в курсе. Хм, для чистоты эксперимента надо бы про Ваську узнать, по возможности к нему самому не обращаясь.

Возвращаться после разговора с Митькой к себе я не стал, отправившись в библиотеку. Левенгаупт стоял на своем законном месте, никаких проблем с чтением у меня не возникло, кроме одной-единственной: я так и не нашел там ничего такого, что могло бы побудить кого-то отвратить меня от этой замечательной книги. Что ж, ничего не нашел, это не значит, что там этого нет. Просто я пока сам не понимаю, что именно надо искать…

К вечеру мне начало казаться, что днем с Аглаей я так обошелся напрасно. Совещание в кабинете отца сегодня не планировалось, и передо мной во весь рост встала проблема, чем бы себя занять. Поискать комнату, куда поселили Аглаю? От этой идеи я все же отказался. Спрашивать у дворецкого Матвея Суханова, старшего над слугами? Ну, нет. Незачем ему свой интерес показывать. К горничным обратиться? Так завтра весь дом будет знать, что средний боярич девку новенькую искал знамо для чего, а оно мне надо? Просто методом научного тыка открывать двери всех каморок прислуги? Смотри пункт предыдущий.

Пока я перебирал и отбрасывал все варианты поисков Аглаи, в дверь аккуратно постучали. Почуяв, кто именно просит разрешения войти, я просто кинулся к двери, распахнул ее и через пару мгновений мы с Аглаей слились в жарком и страстном поцелуе…

— Что ж ты, боярич? — шептала Аглая, пока я разбирался с застежками ее платья. — Я к тебе прибраться пришла, а ты…

— Тебя в детстве учили, что лгать нехорошо? — о, разобрался! Крючки, на которые застегивалось платье, один за другим принялись с моей помощью покидать петли. — Где же у тебя приспособа для приборки, а?

— Догадливый… — мягко отведя мои руки, Аглая быстро расстегнулась сама, стащила с себя платье и принялась расстегивать корсет. — А раз догадался, то бери меня… в награду, — она поощряюще подмигнула и весело хихикнула.

Разделся я с невероятной скоростью и потащил Аглаю в кровать, как она была — в трусиках, чулках и туфлях. Завязки на трусиках Аглая успела развязать по пути, туфли сбросила уже когда я ее завалил, сдернуть трусики оказалось секундным делом, и вот мы уже самозабвенно соединяемся, наполняя пространство положенными для такого случая стонами и вздохами…

…Придя в себя после всего произошедшего, я приподнялся на локте, чтобы посмотреть, какая именно награда за догадливость мне досталась. Да, конечно, Лидия или Ирина смотрелись бы на ее месте эффектнее, но Аглая, что ни говори, была хороша. Ну, грудь не столь большая, ну, талию можно было бы потоньше, но это все мелкие придирки на почве нездорового стремления к идеалу. А уж если учесть, что вот этим самым телом я только что, в отличие от Лидии и даже от Ирины, владел, и это наверняка будет иметь продолжение… Но тут я снова вывалился из реальности, то ли от усталости, то ли от полноты чувств.

Вернувшись к действительности второй раз, я обнаружил совершенно голую Аглаю, сидевшую на кровати и внимательно разглядывавшую свои чулки.

— Смотрю, не порвались ли, — ответила она на невысказанный вопрос. — Очень уж они недешевы…

Ну да. О том, что ни одна горничная в здравом уме и твердой памяти на шелковые чулки не потратится, я уже думал.

— Аглая, Аглая, да кто ж ты такая… — пропел я на пришедший в голову мотивчик.

— А сам как думаешь? — усевшись поудобнее и хитро улыбнувшись, спросила она.

— Ну… Ты не горничная, это точно, — сказал я и, получив одобрительный кивок, продолжил: — На блядь, уж прости, тоже не сильно походишь…

— Прав ты, боярич, — ее «ты» в мой адрес меня совсем не коробило, — я не горничная и не блядь. Я — первачка! — гордо заявила Аглая, вскинув прелестную головушку.

— Первачка? — недоуменно переспросил я. Что-то не слышал раньше, чтобы самогон был женского рода… Да и при чем он тут вообще?!

— Нас нанимают, чтобы мы помогали молодым барчукам познать заветные утехи. А первачками мы зовемся потому что у тех барчуков мы первые.

Хм, неплохая профессия… Элитная проститутка для ограниченного круга клиентов, да еще и с функцией тренера, получается.

— У меня не первая, — похвастался я. На мой взгляд, ей было за двадцать, и показать себя уже бывалым мужчиной перед взрослой, по здешним меркам, женщиной я не удержался.

— Даже так? — удивилась Аглая. — Служанку зажал или в блядню ходил?

— Обижаешь, — я напустил на себя важности. — Ровню, боярышню.

— Ого! — Аглая укоризненно покачала головой. — И не стыдно тебе было боярышню портить? Ей же замуж выходить…

— Так я и не портил, — пояснил я и тут же нахально прихвастнул: — Я ее сзади…

— Мм, — Аглая явно заинтересовалась, — надо же, что ты умеешь… А меня так хочешь? — с этими словами она принялась поднимать мне, хм, боеготовность.

— Меня отец твой нанял, — рассказывала Аглая, когда мы вроде как угомонились. — Я когда услышала, в какой дом меня зовут, отказаться хотела…

— А что так? — вклинился я.

— Думала, к брату твоему, — Аглая невесело усмехнулась. — Нас, первачек, мало, мы все друг дружку знаем… Уж прости, боярич, но про брата твоего старшего ни единого доброго слова не слышала.

— А что слышала?

Вместо ответа Аглая лишь помотала головой. Профессиональная этика, понимаю… Но жаль. Мне бы компромат на Ваську не помешал.

— Узнала, что не к нему, согласилась, — вернулась она к своему рассказу. — Тоже поначалу боялась, родня все-таки… Но ты хороший. Сразу на меня не полез, присматривался… Я бы, конечно, все равно тебе дала, но мне так даже понравилось, — Аглая улыбнулась как-то совсем по-доброму, — видишь, сама пришла.

Я притянул ее к себе и мы опять стали целоваться и ласкаться. Неспешно, со вкусом, как бы изучая и узнавая друг друга. Желание в этот раз росло и поднималось не скачком страсти, а нарастало постепенно, но неотвратимо. И соединялись мы так же — не торопясь, прислушиваясь к своим ощущениям и улавливая чувства и желания второй половинки. А потом наши движения стали ускоряться и усиливаться, мы, помогая друг другу, поднимались к вершине наслаждения и наконец ее достигли — концовка получилась просто феерической. То, что звукоизоляция в доме прекрасная, я уже знал, и вот сейчас это было очень даже к месту — иначе своими криками и стонами мы бы весь дом поставили на уши.

— Ох-х-х… — Аглая, кое-как отдышавшись, поудобнее устроилась рядом со мной, — и чему же мне учить-то тебя, если ты и так все умеешь? Где хоть научился-то?

— Значит, нечему, говоришь? — я сделал вид, что не слышал ее вопроса. — Это плохо.

— Что ж плохого-то? По мне, так очень хорошо! — довольным голоском промурлыкала Аглая.

— Плохо, что раз нечему меня учить, то и ты вроде как не нужна. А я отпускать тебя не хочу.

— Нравлюсь?

— Очень!

— И мне с тобой нравится! А давай, боярич, мы никому не скажем? — предложила Аглая. — И я еще тут поживу? Каждую ночь к тебе приходить буду, а хочешь, и днем?

Хм, а она еще и умная. Нет, не отпущу…

— Давай! — согласился я.

Глава 14. Подарки, обещания и угрозы

— И как тебе Аглая? — спросил отец, едва я закрыл за собой дверь его кабинета.

— Хорошо, — с чувством ответил я и состроил настолько довольную морду, что отец, глянув на нее, усмехнулся и понял, что уточнений тут не требуется, и что на самом деле все гораздо лучше, чем просто «хорошо».

— Это тебе подарок на окончание гимназии, — боярин Левской откинулся на спинку кресла и хитро подмигнул. — Пусть живет у нас хоть до твоего отъезда в Германию, если, конечно, раньше тебе не надоест.

Опять он с этой своей Германией… Может, ему там медом и намазано, а жрать-то мне! Ладно, хоть и правда с Аглаей душу отведу, пока не уехал.

— Я вот для чего тебя позвал, — сказал отец, дождавшись, пока я выполню его указание занять место за столом. — Завтра монахи из Иосифо-Волоцкой обители прибудут, покажешь при них свое предвиденье…

Приехали… За всеми последними делами я об этом как-то подзабыл, и напрасно, как выяснилось. С другой-то стороны, а чего мне бояться? Формально я, конечно, не имею права применять магию, не проходя соответствующего обучения, но цену этой формальности мне уже наглядно продемонстрировал отец. Он же умный, он прекрасно понимает, что я своим предвидением вовсю пользовался на выпускных испытаниях, и раз ничего по этому поводу мне не сказал, значит, не видит тут никакого нарушения, тем более криминала. Правда, опять-таки формально он вообще ни при чем — в прошлый раз доктор Штейнгафт и отец Маркел дружно заявили, что никакой магии в моем предвидении не обнаружили, а на нет, как говорится, и суда нет. Но вот что будет, если завтра таковой суд состоится, да еще и вынесет приговор?

— Что они скажут, сам понимаешь, предсказать нельзя, — продолжал отец, — поэтому на сегодня у меня к тебе есть одно дело. На вот, посмотри.

На стол легла тоненькая кожаная папка. Придвинув ее к себе и раскрыв, я извлек несколько листов бумаги и принялся их читать. Это был прогноз работавшего на отца биржевого брокера, или, по-здешнему, поверенного посредника. Читая исписанные четким и ровным почерком листы, я обратил внимание на то, что некоторые места просто прочитывал, а вот отдельные положения цепляли глаз, вызывая, скажем так, недоверие. Прочтя до конца, я вернулся к этим зацепкам и перечитал снова, на этот раз только их. Поняв, что именно вызвало у меня сомнение, и почему, я поспешил поделиться результатами с отцом, передвинув папку обратно к нему:

— Прусские облигации останутся в той же цене до осени. Продавать их пока не стоит, есть вероятность, что осенью цена подрастет… А вот паи и долговые бумаги тульской мануфактуры Васильевых лучше продать поскорее, там уже к середине лета доходность сильно упадет.

— Спасибо, сын, — отец пометил что-то в этих листах и закрыл папку. — Я тебе сообщу, как это сработает, когда сроки настанут, что ты назвал. Можешь идти. Хотя нет, погоди… — отец залез в ящик стола и вытащил оттуда два странного вида предмета.

Когда боярин Левской положил их на стол, я смог получше рассмотреть эту пару. Каждый из них представлял латунную коробочку размером примерно со спичечный коробок. Я имею в виду коробок из моей прошлой жизни, здесь и спички длиннее, и, соответственно, коробки побольше. Вместо картинки эти коробки имели окошко из зеленого стекла.

— Это вам с Аглаей, чтобы не искать друг друга по дому, — отец добродушно улыбнулся. — Одну тебе, одну ей. Захочешь ее позвать, возьми в руку, да приложи к окошку большой палец, вот так, — отец взял один из коробков именно таким образом. Секунды через три окошко на втором начало моргать, а сам коробок тихо и мелодично позвякивать. Хм, занятная штучка…

Уходил я из отцовского кабинета в смешанных чувствах. Все-таки избежать отправки в Германию не удастся, это я понял и потихоньку начал со столь неприятной мыслью смиряться. Почему неприятной? Ну понятно же! Во-первых, кто его знает, успеют ли, пока я не уеду, поймать моего дважды несостоявшегося убийцу, или посмотреть этому козлу в глаза мне так и не доведется. Во-вторых, уезжать вообще не хотелось. Я в этой новой и почти незнакомой мне Москве еще толком не освоился, а тут тебе какая-то Германия… И черт его знает, что за мое отсутствие Васька начудит, а что начудит, в этом я и без всякого предвиденья был уверен. Зато подарки порадовали, пусть и пришлось с нетерпением ждать вечера, когда можно было с Аглаей одним из них поделиться…

— Ты, братец, совсем уже любимую сестрицу позабыл? — Иринка появилась из бокового коридора, что вел к комнатам прислуги и черному ходу. — Или уже и не любимую?

— Любимую-любимую, — попытался я оправдаться. — И не забыл вовсе, каждый день вспоминаю!

— Да-да, так и вспоминаешь, с этой своей давалкой, я уж и не верю такому обманщику, — подчеркнуто сокрушенно пожаловалась она. Да грязное ж ругательство, в этом доме скорость стука явно выше скорости звука!

— Есть ли возможность заслужить прощение? — я постарался подпустить в голос сладости, сколько мог.

— Н-ну-у-у… — Ирина изобразила задумчивость, — так-то есть… Но лучше не надо. Я тебя и так прощу, добрая я.

Посмотрев в спину уходящей Иринке и полюбовавшись качанием платья на ее бедрах (ага, как говорится, «шоу спешл фо ми», пардон за мой английский), я, несмотря на весьма приятное зрелище, остался недоволен. Вот опять, откуда она узнала про Аглаю? Мне снова расспросы проводить, теперь уже среди слуг? Или отцу пожаловаться? Хм, хотя говорить отцу, пожалуй, не стоит… Кстати, а Иринка-то что у прислуги забыла? Зачем она вообще туда ходила? Я вот уж и не помню, например, когда в том крыле дома последний раз бывал. Впрочем, нет, помню. Было мне тогда тринадцать лет, я жутко заинтересовался, как готовят щи, и покойная кухарка Глафира, царствие ей небесное, мне всю технологию продемонстрировала. С тех пор не заносило меня туда ни разу, и это, замечу, в своем доме. А для Ирины, хоть она нам и родня, дом-то чужой, и все же шляется к слугам, прямо как у себя… Ну, странно оно, конечно, странно, но никакого преступления тут нет, так что плюнул я и пошел дальше. Куда пошел? Да к себе в комнату, куда ж еще…

…Когда постучали в дверь, я искренне удивился, что это не Аглая, ее-то я бы почувствовал. Кто-то знакомый, но не она и не кто-то из родных. Все оказалось просто — горничная Наташа принесла письмо. Конвертик, надписанный изящным женским почерком, никакой информации об отправителе, точнее, об отправительнице, не нес, так что я просто уточнил у Наташи, просили ли меня немедленно ответить, и узнав, что нет, не просили, отослал девушку и вскрыл конверт.