Страна Арманьяк. Великий посланник

Когда пришло время отдариваться, особо ломать себе голову не пришлось. Мой флагманский когг почти полностью забит разным товаром, вполне подходящим для презентов. Две трети груза занимают дары для великого князя Ивана, остальное – для способствования посольским делам. Мало ли кого придется умасливать.

Так вот, Грому и Старице я подарил по длинному охотничьему кинжалу работы зульских мастеров, не в подарочном исполнении, а в боевом, отменного качества и весьма благородного вида. И по увесистой серебряной чаше да бочонок бургундского вина, чтобы было чем заполнять подарок.

Отдарился на славу, думаю, приказчики остались очень довольны.

После подарков пришло время серьезных разговоров. Старица предложил, чтобы не везти остаток товара в Новгород, не выбивать там разрешения на торговлю да не платить лишнюю пошлину – пригнать новгородских купцов с товаром прямо в Холмогоры.

– Люди серьезные, – толковал приказчик, – уважаемые, из Ивановской купеческой сотни. Заберут все сразу, ты только намекни, что хочешь взять за свое добро. За две седмицы здесь будут, заодно столкуешься с ними за следующие разы. А я пригляну, чтобы никакого обману не было. Ручаюсь головой, княже…

Я про себя усмехнулся. А приказчик явно не дурак. Уже роль моего торгового представителя примеряет, да и за посредничество ему от купцов нехилый процент капнет. А вообще, предложение стоящее. Скоро начнутся осенние шторма, и возвращение в Биарриц станет очень опасным делом, но две-три недели у мурман в запасе еще есть. А приказчик пусть зарабатывает, не мое это дело. Быть по сему.

– Хорошо, две недели. Об остальном договаривайся с ним. – Я показал на Ульфа. – А мне невместно столь низменным делом заниматься.

Мы выпили по чарке и разошлись. Приглашение попировать и попариться в баньке я опять отклонил, но намекнул, что на охоту сходить не против.

А поздно вечером прибежал взволнованный Рихтер и сообщил, что гревинда наконец пришла в себя. Правда, ни хрена не помнит. Пришлось идти проведывать.

– Вы кто? – Инге настороженно уставилась на меня. Выглядела норвежка, скажу прямо, неважно. Глаза запали, мертвенно-бледное лицо осунулось, к тому же на нем вовсю уже проступили последствия наших дружеских «обнимашек».

– Жан Шестой, граф божьей милостью Арманьяк.

– Тот самый Арманьяк? – Во взгляде Инге плеснулось откровенное удивление.

– Он самый. Но мы друг другу уже представлялись.

– Правда? Помню лишь, как взбежала на когг, где меня ударили… – Не договорив, норвежка прижала ладони к вискам. – Так я у вас в плену?

– Именно. Вы и около шести десятков ваших людей.

– Понятно… Я гревинда Инге Сигурдссон из рода Инголви, во мне течет кровь Харальда Прекрасноволосого, первого короля Норвегии. Выкуп? Хотя… с этим сложно… – Инге поморщилась. – Но у меня есть предложение…

«Наша песня хороша, начинай сначала…» – мне стоило предельных усилий не расхохотаться.

– Да-да, поединок; в случае моей победы вы добровольно возляжете со мной на ложе, после чего я всех вас отпущу, а в случае вашей – вы тоже получите свободу.

– Откуда вы знаете? – подозрительно поинтересовалась Инге. – Вы провидец, граф?

Настороженность и удивление в ее глазах смотрелись абсолютно искренне. Я даже на мгновение поверил в то, что она на самом деле потеряла память. Но только на мгновение. Слишком уж хорошо знаю женщин.

– Все уже случилось, графиня, – сел рядом с ней на кровать, наполнил бокал прихваченным из своей каюты вином и подал норвежке, – и поединок в том числе.

– И каков результат? – Северянка взволнованно вскинулась. – Вы или я?

– Не помните? – Я невольно улыбнулся.

– Нет. Я же говорю…

– Я, графиня, я. Но вы прекрасно сражались и даже слегка достали меня. На будущее дам вам совет не столь увлекаться в атаке. Вы открываетесь на входе и выходе из нее.

– Не может быть! – гневно воскликнула Инге. – И ничего я не открываюсь, просто никогда не встречала, чтобы кто-то так… Ой!!! – Она испуганно ойкнула и зажала рот ладошкой.

– Графиня, графиня… – Я с улыбкой покачал головой.

– Что? – Норвежка смущенно улыбнулась. – Я вот прямо сейчас вспомнила…

– Ладно, proehali. Как вы себя чувствуете?

– Отвратительно. – Северянка состроила нарочито страдательную гримаску. – За что вы так издубасили бедную слабую девушку?

– Слабую? – Я осторожно помассировал ноющее плечо. – Но не суть. Все уже позади.

– Все? Вы решили простить меня? – с робкой надеждой поинтересовалась Инге.

– Ни в коем случае. – Я на корню пресек все надежды.

– Грубый мужлан! – с чувством высказалась норвежка. – А могли бы. Надеюсь, вы не потащите меня прямо сейчас на ложе?

– Нет, в самое ближайшее время не потащу. Отдыхайте, выздоравливайте, приходите в себя.

– Пусть принесут еды и воды… – нарочито злобно буркнула норвежка.

– Обязательно. – Я галантно поклонился и вышел из каюты.

Ишь чего захотела, прямо сейчас… Сейчас я и кашлянуть боюсь, не то чтобы кувыркаться в порывах страсти. К тому же надо будет подготовить северянку к случке, сделать так, чтобы она сама этого захотела больше всего на свете. Перепуганное и злое бревно я трахать не собираюсь. Думаю, в недельку уложусь.

Эта забавная сценка неожиданно привела меня в прекрасное расположение духа. Тяпнув перед сном добрую порцию арманьяка, я завалился в постель и мгновенно заснул.

Глава 7

Если кто-нибудь пожелал бы мне сегодня доброго утра, клянусь, засунул бы ему в глаз дагу. Потому что это чертово утро ну никак не было «добрым».

После полуночи меня начала бить жестокая лихорадка, а суставы выкручивало так, что я уже стал побаиваться, как бы они не сломались. Рана не выглядела воспаленной, а поднявшийся кашель и жар прямо намекнули, что это банальная простуда. Впрочем, по нынешним временам банальных болезней не бывает. В Средневековье каждая болезнь, пусть самая пустяковая, – это гребаная лотерея, в которой шансов выиграть гораздо меньше, чем проиграть, поэтому к любому недомоганию стоит относиться со всей серьезностью.

Поднятый на ноги медикус диагноз подтвердил, назначил постельный режим и понесся бодяжить микстуры.

Я не стал саботировать его указания, правда, слегка подкорректировал. Помимо микстур и прочих декоктов, засадил пару бокалов перцовой настойки, которую держу как раз на такие случаи, залез в постель под меховое одеяло и вырубился.

Проснулся к обеду и понял, что хуже не стало. Но и не лучше. А доклад Августа еще прибавил хандры. Как оказалось, гревинда тоже свалилась с простудой, причем в более тяжелой форме, чем я: горит огнем, лежит в беспамятстве и бредит.

Мля… не дай бог, помрет, с кого я приз буду получать? Сгоряча пообещав Рихтеру, что посажу его на кол, если не выходит норвежку, я принялся размышлять, каким образом поставить себя на ноги в самое короткое время.

Надоумила Феодора.

– Баньку бы вам, тятенька. – Девица положила мне на лоб ладошку и сокрушенно покачала головой. – А потом под одеяло да сопреть как следует. Да и я всласть попарилась бы… – Она мечтательно прищурилась.

Это да, согласился я с ней про себя, это самый лучший выход из ситуации. Конечно, справлюсь и так, микстуры Августа всегда действуют, но парилка ускорит дело в разы. Долго болеть мне сейчас никак нельзя. Да и Инге срочно надо на ноги поднимать. Но где ту баню возьмешь? В монастырь католиков не пустят в любом случае, а поселок только отстраивается. Хотя если приказчики приглашали, значит, есть куда.

– Излишняя чистота еще никого до добра не доводила, – скривился Логан. – Надо быка забить, а потом сразу залезть в тушу. Вот это дело будет! Мой дед всегда так лечился. В туше и преставился.

– Хороший способ! – одобрительно закивал Отто. – А еще можно натереться детской мочой, а затем обмотаться только снятыми бараньими шкурами. У меня дядя всегда так раньше делал.

– А мой дядька растирался горячей ослиной мочой, – встрял Луиджи. – Не знаю, помогало или нет, но помер он совершенно здоровым.

– Молитва Господу! – Падре Эухенио торжественно вздел перст кверху. – Вот лучшее лекарство, сын мой.

Доминиканец, Луиджи, Логан и Штирлиц активно сопереживали мне и между делом вовсю пользовали вяленый лосиный окорок из вчерашнего презента с пивом.

– Обильное питье и покой! – с превосходством заявил лейб-медикус. – А туша и моча… вам придется сначала меня убить!

– Это недолго устроить… – гнусно ухмыльнулся скотт.

– Прямо сейчас… – Шваб погладил рукоятку кинжала.

– Думаю, – священник ласково посмотрел на медика, – вам самое время исповедоваться.

По своему обыкновению, Август до смерти перепугался и завопил:

– За что?! Сир, спасите меня!..

– Отстаньте уже от него. И заткнитесь, я сам решу, чем лечиться буду, – проворчал я. – Дамуазо…

– Да, сир?

– Зовите сюда местных… – Матерясь про себя, я встал с постели и утвердился в своем кресле. Не встречать же их в кровати.

Через несколько минут Луиджи вернулся со Старицей. Гром почему-то отсутствовал.

– Звал, княже? – Приказчик внимательно выслушал и уверенно заявил: – Все спроворим в лучшем в виде, хворь мигом вылетит. И полонянку твою на ноги поставим. Прикажи собирать тебя, а я мигом обернусь.

Феодора и ближники единогласно высказали желание меня сопровождать. За главного остался Рагнар.

Старица действительно обернулся очень скоро, мне показалось, что у него все уже давно было готово. У причала появились несколько оседланных лошадей и две телеги.

Инге устроили на сено, крытое шкурами, Август занял место рядом с ней, а вот Федька наотрез отказалась туда грузиться. Пришлось задержаться, пока ее лошадку переседлывали на женское седло, которое мы предусмотрительно захватили с собой. Я и свои седла взял, и ближников. Мало ли, лошадей через море не перевезешь, зато можно на месте купить. А без них в наши времена как без рук.

Я выбрал себе каракового жеребца, явно неместной мелкой породы, высокого, статного и поджарого. Чувствую себя крайне погано, но в телегу не полезу, позориться не стану, как-нибудь доеду. А будучи уже в седле, заметил на причале Ванятку.

Один из помощников приказчика хотел шугнуть его, но не успел.

– Иди сюда, – поманил я пальцем мальчишку.

– Не пускают меня, княже, значица. – Паренек горестно хлюпнул носом. – Грят, к фрязину – не отдадим.

– Это почему еще? – Я обернулся к Старице.

Приказчик сверкнул взглядом на вертевшегося рядом здоровенного, сутулого и лохматого мужика, чем-то напоминающего собой медведя-шатуна.

– Почему я не ведаю? – В голосе руса прорезался металл. – Нешто за меня решать собрался, Митяй?

– Дык, батюшка… – Мужик содрал шапку и повалился на колени. – Прости мя, без умысла я, не ведая… Сам посуди, пошто мальчонку отдавать фрязину, а ежели греховное сотворит с ним али в свою веру обратит…

– Запорю, смерд! – рыкнул на него Старица и обратился ко мне: – А зачем малец тебе, княже?

– Служить! – резко обрубил я. – Слуга мне нужен. В веру свою обращать его не буду, обещаю. По окончании посольских дел верну туда, откуда взял. Или мне надо упомянуть при дворе великого князя, что…

Фен очень хорошо передал интонации в переводе. Приказчик нахмурился и кивнул:

– Раз так, быть по сему.

– Пока гуляй, – бросил я мальчику. – Вернусь – займусь тобой.

Вся эта сцена была похожа на хорошо срежиссированный спектакль. Понятное дело, пацан хоть и сирота, лишний рот, но свой, поэтому отдавать его заезжему латинянину местные не захотели, мало ли, про католиков разное говорят, и что характерно – все скверное. Вот приказчик и перестраховался. Если бы я махнул рукой: не отдают, так и не надо – тогда все в порядке, а если буду упорствовать, да еще гневаться, Митяй уже назначен козлом отпущения, а Старица, наоборот, весь в белом: восстановил порядок и услугу оказал. Да уж, умен и хитер мужик, ничего не скажешь.

Кавалькаду возглавил Старица, я и Феодора следом. Телеги тащились позади. Путь лежал в лес, вдоль берега Двины, правда, по хорошо наезженной дороге.

Долго гадать, куда нас везут, не пришлось, уже где-то через час мы подъехали к большой усадьбе за мощным тыном.

– Здесь мое скромное обиталище, княже. – Приказчик радушно махнул рукой. – Не побрезгуй, будь гостем.

Обиталище «скромным» никак не выглядело. В пару этажей, затейливой постройки, с множеством флигельков и пристроек, весь в резьбе, терем смотрелся настоящими царскими хоромами.

Ну что же, красиво жить не запретишь, государевы приказчики здесь, вдали от цивилизации, фактически самодержцы, цари и боги, могут себе позволить. И очень мудрое решение – поставить усадьбу поодаль от основного поселения. С такой жизнью замаешься отстраивать после очередного набега.

Еще больше открытий последовало после того, как мы въехали во двор. Возле крыльца в рядочек выстроились домочадцы, что характерно, почти одни молодые девки. Все разнокалиберные, кто поменьше, кто повыше, кто полнее, а кто вообще богатырской стати, но все как одна такие видные, статные и ладные, что хоть сейчас на конкурс славянской красоты. Румяные, пригожие, кровь с молоком, косастые, в нарядных сарафанах, увешанные бусами и в головных уборах слегка странной конструкции, видать, по местной моде. Верховодила ими баба слегка постарше, но тоже хоть куда, эдакая прелестница в самом соку, с властным породистым лицом.

Старица гордо обвел взглядом личный состав, довольно крякнул и подкрутил ус при виде сего бабского великолепия: мол, смотри, княже, какой цветник, а ты, дурашка, отказывался.

У моих ближников глаза чуть ли не на лоб полезли, а вот Феодора и Лизетт скривились, словно уксуса хлебнули; ну а я особых эмоций не испытал, потому что сильно переоценил свои силы и едва не терял сознание от утомления.

После нескольких команд Старицы началась организованная суматоха. Сначала повели дам устраиваться, потом занялись остальными, ну а меня, прямо с седла, две девицы под руки потащили в баню.

Август попытался отбить своего господина, но я его отослал. В самом деле, что мне станется. Да еще с двумя девицами.

В предбаннике девы меня посадили на крытую шкурами лавку и, отступив на пару шагов, словно для того, чтобы я их получше рассмотрел, начали знакомиться.

Статная волоокая дева с густыми, словно начерченными сажей бровями в пояс поклонилась мне, приосанилась, повела плечами, перебросила толстенную косищу цвета воронова крыла на грудь и сочным грудным голосом представилась:

– Забавой кличут меня, княже.

Вторая дева, румяная русоволосая красавица, со смешинкой в глазищах, в точности повторила ритуал и, кокетливо потупившись, проговорила, отчетливо пришептывая:

– А я Власта, княже.

Затем девы, как коршуны, накинулись на меня и в мгновение ока разоблачили до труселей. А через мгновение лишили и их. Многочисленные шнурки, пряжки и завязки средневекового европейского костюма ничуть дам не озадачили. Девицы действовали по принципу: развязывай и расстегивай все подряд, авось и нужное попадется.

– Власта, вишь, ранетый он, тащи замазку, – скомандовала Забава и начала отмачивать каким-то горячим настоем повязку у меня на плече.

Власта выскочила из предбанника и через пару минут вернулась с маленьким глиняным горшочком в руках, дождалась, пока товарка снимет бинты и омоет рану, после чего принялась щепочкой намазывать на рану очень густую, черную мазь.