Страна Арманьяк. Великий посланник

А следом пришла череда административной составляющей.

– В чем нужда есть, князь? В меру сил своих скромных поможем. Искусные к врачеванию монаси в обители найдутся, посеченным помощь оказать али что еще потребно? – Игумен зыркнул на приказчиков: мол, давайте помогайте.

Служивые рьяно принялись за дело, да так, что китаец едва успевал переводить.

– С устатку надобно в баньке попариться, князь, дорогу с себя смыть, – радушно прогудел Гром. – На охоту сходим, удаль молодецкую потешим. Тут такие сохатые да вепри, страсть прям…

– Провиант пополнить али ремонт какой судам нужон, – поддержал его Старица. – Все устроим по лучшему разряду, опять же по воде до Москвы не дойдешь, а по суше без провожатого заплутаешь, да и лихих людишек на дорогах хватает…

Реальная причина столь радушного гостеприимства не осталась для меня скрытой. Примерно нечто подобное я и ожидал. Да, спору нет, услугу я им оказал великую, да и славянское гостеприимство не пустой звук, но это не самое главное. А главное то, что им надо задержать меня, чтобы составить государю подробный доклад: кто, сколько и с какой целью идет в Москву. И желательно дождаться ответа до моего отъезда, чтобы понять, что делать. Пущать али нет? Силой меня задержать проблематично, а вот таким образом – почему бы и нет. Ну и еще один момент: впечатленный приемом, я могу ненароком в общении с великим князем и обмолвиться: мол, толковые у тебя людишки в Холмогорах, что может повлечь милости разные.

Ну что же, я никуда пока и не собирался. Как правильно сказал Старица, водной дороги туда нет, а пехом переть глупо. Нужны лошади, надежный проводник и так далее. К тому же мурман я планировал отпустить домой, чтобы вернулись за мной уже весной. Смысла им торчать на Руси всю зиму нет. Да и не пустит меня никто в Москву с большой дружиной.

Посижу здесь, подожду, пока приказчики получат ответ, заодно осмотрюсь. Ибо место стратегическое, большие планы у меня на него. Опять же, помимо подарков Ивану, с собой я привез целый когг отличного железа из Басконии в полосах, вот и гляну, как и почем распродастся. В общем, быть по сему.

– Седмицу стоять буду, – с неохотой буркнул я. – Пусть место отведут подходящее для лагеря и прокормом озаботятся. И покажут, где павших схоронить можно. Луиджи, сигналь на когги, пусть подходят к берегу.

После того как Фен растолмачил мои слова, по лицам русов пробежало явное облегчение. Даже игумен посветлел обличьем. Старица махнул рукой, тут же откуда-то из руин выскочил невеликого роста человечек и стремглав ринулся к нам. Да так, что полы поддевки развевались за ним, словно вымпелы на ветру. Одновременно из леска выехали несколько конных с заводными лошадями и тоже направились к берегу.

Человечек успел раньше, оказавшись тщедушным мужичком с остреньким мышиным личиком и расчесанными на пробор и перехваченными ремешком жиденькими белесыми волосами.

Испуганно стрельнув на меня глазами, он отбил земной поклон приказчикам. Старица его отвел в сторону, коротко переговорил, после чего тот умчался обратно.

– Все будет исполнено, княже. – Гром с достоинством поклонился. – А тебя с ближниками приглашаем разломить хлеб и передохнуть с дороги.

– Нет. – Я качнул головой. – Не сейчас. Переводи, Фен…

Да, вот так. Мне и самому хочется посидеть да погулеванить с русами за столом, отведать местных яств и запить чем тут гостей поят. Все же свои, все же Родина, из песни слов не выкинешь. Но нет, не могу. Я королевский посланник, князь, величина для приказчиков неимоверно великая: не то что пьянствовать, разговаривать с ними должен сквозь зубы. К тому же о моем поведении будет подробно доложено в Москву, где потом будут считать, что посла можно банально взять на чарку и потеху. Посмотрим, спешить не буду. Осмотрюсь сначала.

Выслушав китайца, приказчики не стали настаивать. Игумен извинился, сослался на дела и ушел в монастырь пешком, а вместо него появился крепкий и лысый как яйцо монах с куцей бородкой, надо понимать, его заместитель по хозчасти. В католических монастырях эта должность называется «эконом», а как в православных – увы, не знаю. Хотя почему не знаю: келарь, вот как.

Для стоянки нам отвели место в стороне от поселения. Откуда ни возьмись набежала куча народу. Тот самый невзрачный мужичок и келарь развили бешеную деятельность. Из монастыря натащили кучу продуктов: здоровенные круглые хлебины, курей, гусей и баранов, мешки с крупами и мукой, даже бочки с чем-то хмельным, бабы установили три здоровенных котла и принялись тут же кашеварить. Мужики тесали топорами лесины и ставили лавки со столами, а над ними навесы. А еще поодаль, на берегу… черт побери, начали сооружать баню из готовых бревен.

Но местные уделяли внимание не только нам, на руинах поселка тоже закипела работа. Работали все, бабы и мужики, взрослые, дети и старики. Причем работали не только простые люди, но и монахи.

Я с любопытством следил за местным народом. Ну что могу сказать… Все живые и веселые, у мужиков волосья и бороды стриженые, особых великанов нет, все больше среднего и малого роста, но кряжистые. Одеты поголовно в домотканые рубахи до колен и свободные порты. Ни лаптей, ни сапог, все работают босыми. Бабы в сарафанах до пят, опрятные, ладные и приятные глазу. Тоже крепенькие и статные. Ну напрочь не видно заморенных невзгодами и голодом людей. И моих головорезов не шугаются, уже обносят по очереди ковшами с чем-то пенным. Улыбаются, пытаются заговорить.

А вон несколько старух вызвались помогать готовить наших павших к погребению. А ведь у местных своих покойников хватает. Да уж, славный народ. Не скажу, чтобы я стал себя чувствовать дома, но на душе потеплело.

– Добрые люди, – очень серьезно заметил падре Эухенио.

– И все поголовно еретики, святой отец, не так ли? – не удержался я от колкости.

– Не усложняйте, сын мой, – спокойно ответил монах и отошел в сторону.

Его сменили Рагнар и фон Штирлиц.

– Сир. – Шваб коротко поклонился. – Шатры установили, охрану я выделил. Рогатки вокруг ставить?

– Ставь. Все контакты с местными – только за пределами лагеря. И предупреди людей, не дай бог, кого обидят или бабу завалят – лично четверту́ю.

– Уже предупредил.

– Сир, – Рагнар слегка замялся, – там мои просятся местным помочь деревню ладить. Разрешите? Вроде люд добрый, вон как привечают.

– Да, сир. – Шваб кивнул. – Мои тоже.

– Не против. Но чтобы в лагере и на кораблях постоянно были часовые.

Едва они убрались, как подбежал Рихтер. Через слово кланяясь, медикус зачастил:

– Ваше сиятельство, ваше…

– Что случилось, Август?

– Там… там… – Из-за волнения лекарь так ничего и не смог выдавить из себя.

– Сир, разрешите, я его зарежу? – Тук свирепо покосился на Августа.

– Давай, – пряча ухмылку, великодушно разрешил я.

Рихтер – достойный ученик Самуила, очень неплохой лекарь, но впечатлительный без меры. Вот и приходится порой клин клином выбивать.

– За что, сир?! – Медикус шугнулся в сторону и сразу обрел дар речи. – Помилуйте! Там местные монахи к раненым лезут. Я их не понимаю, но, кажется, они их лечить хотят!

– Так в чем дело?

– Но… – Август вытаращил глаза. – Я не уверен, что они обладают нужными знаниями…

– Разрешаю под твоим присмотром. Фен, сходи помоги с переводом.

– Как прикажете, сир… – Лекарь огорченно скривился и умчался обратно.

Я не просто так отправил с ним Фена. Приказчики постоянно рядом ошиваются, но большей частью помалкивают, так как китаец сразу мне все переводит. А теперь, надеюсь, языки у них развяжутся.

И не зря надеялся. Русы сразу же начали вполголоса переговариваться.

– Вишь, какой, от трапезы отказался, – шепнул Гром Старице. – Чую, сверх седмицы ни за что не останется. Вот посуди, сегодня вечерком мы отпишем челобитную, в ночь отправят ее голубем дальше по монастырям; пока будут переправлять, то да се… раньше месяца ответа ждать не стоит. Надо нарочными идти, чтобы опередить его.

– Ничо, – ответил Старица, – где одна седмица, там другая и третья. На охоту сходить предложим, а где охота, там и чара добрая, да банька с девками. Надо будет мельникову дочку с выселок ему подложить. Не девка, а сосуд развратный… – Старица хмыкнул и молодцевато подкрутил усы. – Э-эх, хороша, прости мя, Господи…

– Ага, Дуняшка такая, кого хошь умает. – Гром расплылся в улыбке.

– Во-от… – протянул Старица. – А потом скажем, мол, приморозок должен ударить, ледостав начнется, да проводника искать будем не спеша. Не бойсь, Бориска, сладится дело, как надобно…

Я про себя только улыбался. Ну и хваты. Да не буду я в Москву рваться. Не в моих это интересах. У меня здесь целая программа распланирована. И на охоту сходить дам себя уговорить, и за столом посижу, но не сразу, чуть погодя. И на Дуняшку гляну, отчего бы и нет. Что там за местная секс-бомба…

Приказчики вдруг замолчали, уставившись куда-то за мою спину. Я тоже обернулся и увидел свою приемную дщерь, наконец решившую облагодетельствовать родную землю, на которую ее ножка не ступала уже очень и очень долго.

Светло-изумрудное платье-котт, расшитое серебром и жемчугом, отороченная горностаями парчовая накидка с разрезными рукавами того же цвета, узенькая золотая диадема придерживает невесомое призрачное газовое покрывало на голове, выверенная величественная походка, гордая осанка, а в завершение всего этого великолепия – переброшенная на грудь толстенная коса ниже пояса.

Заходящее солнце подсвечивает статную фигурку, создавая впечатление, что Феодора плывет над землей, и придавая картинке некую сказочность. Признаюсь, даже я засмотрелся, а приказчики вообще глаз не сводили. За ней шаг в шаг шла Лизетт, надо сказать, девица немалой красоты и изрядных форм, но она совсем терялась на фоне своей госпожи.

– Подсунешь тут дочку мельника, ага… – сокрушенно выдал Старица.

– Куда там… – Гром явно приуныл. – Ох и лепа дева… А косица, косица-то какая, прям косища!

Приказчики опять замолчали и отвесили Федьке земной поклон. Феодора надменно проигнорировала их, не спеша подошла ко мне и присела в манерном книксене.

– Ваше сиятельство…

– Ваша милость…

– Смотрите, папенька, осторожней с народцем местным… – Феодора скользнула взглядом по приказчикам и вдруг запнулась.

– Что не так?

– Да это же Бориска, – побледнев, прошептала девушка, – средний сын боярина Микулы Грома. Росли мы вместе…

Я покосился на приказчика. Он, похоже, не узнал подружку детства, хотя глаз тайком не спускает. Да и немудрено: очень уж Федька изменилась с того момента, как я получил ее в подарок от сарацин. Но в любом случае такая встреча не есть хорошо. Не думаю, что Феодора горит желанием воссоединиться с семьей, но все равно лишние проблемы мне не нужны.

– Он не должен меня узнать, – решительно заявила Феодора, еще раз поклонилась и потопала обратно на когг.

Дальше все пошло своим чередом. На обед каждый из дружинников получил миску наваристого и густого рыбного супчика с пшеном, хорошую порцию гречишной кашки-размазни на мясе и сале да с зажаренным луком, большой ломоть хлеба и кисловатого слабого пива вдосталь. Народу понравилось, никто не остался голодным. Перед обедом, как всегда, я снял пробу, чем вызвал одобрительные и слегка удивленные взгляды приказчиков. Ну что могу сказать. Просто, жирно и сытно. Лучше еды для солдат в походе и не надо. Гречка не впечатлила, мне из Бретани, где ее местные вовсю пользуют, постоянно поставляют, да получше качеством, пиво – дерьмо, впрочем, как почти везде в это время, а вот хлеб… Чуть кисловатый, духмяный, с черной хрустящей корочкой, явно даже не вчерашнего выпека, но все еще сдобный, с легким ореховым привкусом – хлебушек оказался выше всех похвал. У нас в Европах такой даже к королевскому столу не подают. Надо будет не забыть секрет выпечки перенять.

Приказчики выболтали еще кое-что мне полезное. Гром сокрушался, что часть ясака для Москвы и торгового обменного фонда, взятого пришлыми, перешли в мои руки, и теперь назад уже никак не стребуешь: мол, что с бою взято, то свято. Старица утешал, мол, еще соберем, а может, найдем способ стребовать с князя свое. Ну-ну, пробуйте, никто не запрещает. А может, и сам отдам, это смотря как себя вести будете.

Под погост выделили место на пригорке, откуда открывался красивый вид на реку. Падре Эухенио прочел поминальную службу, после чего павших дружинников похоронили. Местные жители с любопытством следили за действом, пока кто-то из монастырских священников их не шуганул.

На ужин дружинникам подали по большому ломтю хлеба, по половинке соленой трески, эдак с локоть размером, надо сказать, весьма неважной, очень малосольной и с легким душком, а вместо пива медовую сыть: разведенный с кипяченой водой мед с добавкой смородиновых листьев. Тоже сойдет.

От повторного приглашения приказчиков я опять отказался, проверил, как разместились мурмане с дружинниками, и ушел к себе на когг ночевать.

Только зашел в каюту, как услышал горестный вой из Федькиного закутка. Вот те раз…

– Иди погуляй. – Я отправил Лизетт и присел на кровать рядом с зареванной Феодорой. – Ну и?.. Чего воешь?

– Ничего… – всхлипнула девушка и спрятала лицо в подушку.

– Не ври мне.

– Я думала, что уже не увижу его… – горестно захлюпала носом Феодора. – А тут вишь как… И признаться нельзя…

– Сохла по нем, что ли?

– Угу-у-у… – завыла Феодора. – А он не обращал внимания, потому что еще мала тогда была. А потом тятька уговорился с боярином Микулой меня за него отдать. Но меня ушкуи укра-а-али…

– Тихо-тихо… – Я прижал девушку к себе. – Давай подумаем, как быть.

– А никак! – зло выкрикнула Феодора. – Никак, пусть будет как будет. Он и не узнал меня, ирод! Ну и пу-у-усть…

«Эко девку за душу взяло… – подумал я, поглаживая Феодору по спине. – Но ничего тут уже не сделаешь. Не ровня она ему, далеко не ровня. Федьку за принцев впору отдавать, но никак за государева приказчика, пускай даже боярского сына. К примеру, за преемника Паука на троне Франции, принца Орлеанского. Тот как раз своей женушки лишился. Да много дел можно наворотить с помощью такого ресурса, как Феодора. Ничего, переплачет – отойдет, девка она умная».

Кое-как успокоив приемную дочь, я быстро омылся, переоделся и наладился наконец толком поесть. Логан чего-то запаздывал, поэтому я решил ужинать только с гревиндой. Признаюсь, весь день думал о ней, едва-едва дождался, чтобы увидеть. Как пацан, право слово. Надо будет побыстрей решить с поединком, чтобы всласть насладиться плодами победы. Может, тогда наваждение спадет.

Воительница уже сменила свой милитаристский имидж, но от этого не перестала быть похожей на северную деву битвы. Волосы она распустила и прихватила скромным бронзовым обручем с какими-то руническими символами; простенького покроя платье серого цвета и расшитая народными узорами безрукавка, подбитая рысьим мехом; по талии широкий кожаный пояс – в этом скромном наряде Инге нравилась мне даже больше. Да не мне одному. Сегодня Логан уже подкатывал с намеками, мол, ежели господину графу недосуг биться с мурманкой, то он великодушно может его сиятельство заменить. Естественно, в постели тоже. Но был послан. Еще чего не хватало.

В отличие от вчерашнего дня, Инге была странно тихая, можно даже сказать, печальная. Тихонечко зашла и, потупив глаза, стала посередине каюты.

– Графиня, прошу вас, отужинайте со мной. – Я коротко поклонился северянке.

– Благодарю вас, граф… – Инге села, но глаза так и не подняла.

– Вам нездоровится? Позвать лекаря?

– Нет, благодарю вас… – Личико норвежки олицетворяло собой печаль в самом чистом виде. С прибавкой в виде нешуточных страданий, скорее морального плана, чем физического. Ела она тоже неважно, вернее, изображала, что ела. Из бокала только пригубила. Да что с ней случилось? Как подменили девку. И все искренне, никакого притворства не замечаю.

– Может быть, есть жалобы на содержание? Охрана не допускает вольностей по отношению к вам?

– Нет, никаких жалоб…

Вот же заладила… Попробовать разозлить ее, что ли?

– Графиня, если вы считаете, что поспешили с вызовом на поединок, я приму это как должное. Не вижу никаких проблем. Будем считать, что вызова не было.

– «Как должное» – это как, граф? – Инге настороженно стрельнула на меня глазами.

– Мало ли. – Я небрежно пожал плечами. – Вы женщина, со всеми присущими женскому полу слабостями. Опять же платить за проигрыш вам придется не золотом.

– Ха! – презрительно воскликнула Инге. – Для того чтобы получить меня, граф, вам придется сначала победить. Я подозреваю, что вы затягиваете с поединком из-за обычного страха. Вы ведь мужчина, со всеми присущими мужскому полу слабостями.

Меланхолия с нее слетела в мгновение ока. Северянка опять стала похожа на дикую тигрицу.

– Такой вы мне гораздо больше нравитесь, графиня. – Я улыбнулся и подлил ей вина в бокал. – А печальный и смиренный образ вам идет примерно как корове седло.

– Правда? – удивленно склонила голову норвежка. – Мне казалось, что мужчинам нравятся именно тихие и глупые девы, способные только прясть и рожать.

– Так вы старались мне понравиться? – как бы невзначай заметил я.

– Нет! Конечно нет! – очень бурно и очень ненатурально возмутилась северянка. И сразу же перевела разговор на другую тему: – Все-таки когда состоится поединок, граф? Почему вы затягиваете с ним?

– В самое ближайшее время, графиня.

Инге фыркнула и с напором потребовала:

– Тогда разрешите мне упражняться по утрам! А еще мне надо подготовить кое-что для упражнений. Жерди, длинная веревка, пара длинных бревен…

– Хорошо, я прикажу. Дамуазо Луиджи, проследите, чтобы ее светлости предоставили все, что необходимо.