СОНМ

Ник Никсон

СОНМ

* * *

Утро у Всеволода Михайловича Домры, следственного пристава сыскного отдела Полиции выдалось на редкость спокойным. За окном по жестяному подоконнику мелодично цокал дождь, отсчитывая мгновения перед окончанием смены. Казалось, весь мир сегодня на его стороне. Усталость, накопившаяся за тридцать лет службы и зудевшая последние годы, как самый гнусный геморрой, сменилась на меланхоличное чаяние. Он отчетливо представлял, как вскоре сложит на стол полицмейстеру жетон и оружие, как на выходное пособие купит катер, и как на месяц уйдёт в плавание по местным речушкам, рыбача и предаваясь воспоминаниям.

Со светолика в стеклянной рамке на него привычно смотрела Настасья.

Вчера у Домры был день рождения. На работе ему вручили именной револьвер и торт с полусотней свечей. Воздуха в его уставших от сигарет лёгких не хватило, чтобы все их задуть, поэтому на помощь пришёл молодой выскочка Стёпа Засекин. Загадал Домра то же, что и в прошлом году — чтобы она позвонила.

Но она не позвонила.

В дверь со стуком вошел Репнин Афанасий Петрович. С его висков к подбородку, щеголяя по возрастным неровностям, спускались аккуратные с лёгким налётом седины бакенбарды. Закрывая за собой дверь, он поклонился, будто полицмейстер на самом деле Домра, а не он. По правде говоря, Домре предлагали эту должность ещё десять лет назад, но он вежливо отказался. Перекладывание бумажек представлялось ему невыносимо тяжким предприятием, нежели ловля жестоких головорезов.

Афанасий Петрович с невозмутимым лицом положил стопку бумаг на стол. Ещё горячие — только из печатника.

Домра сверлил незваного гостя взглядом, выказывая всем видом своё недоумение. Новое дело? Полицмейстер, должно быть, сбрендил.

— Мне бы, Афанасий Петрович свои дела успеть закрыть, а ты мне новое подсовываешь.

— Почитай, почитай, Всеволод Михайлович. Ещё спасибо скажешь.

— Что бы там ни было, — Домра нарочно не смотрел в бумаги. — Отдай Засекину. У него шило зудит где надо.

— Это исключительный случай. Тут опыт нужен и холодная голова. После таких слов глаза Домры сами опустились в бумаги.

— Разыгрываешь? Это ты с Волконским всё придумал, чтобы меня позлить напоследок?

— Если бы ты, Всеволод Михайлович, не сидел возле этого старого корыта, а поставил, как нормальные люди квантовый телеграф, то был бы уже в курсе. Весь Город на ушах стоит.

Домра взглянул на свой старенький телеграф, которого очевидно ждет незавидная участь после ухода хозяина. Да, аппарат не позволял мгновенно обмениваться сообщениями, выходить в мировую сеть и следить за городскими светописцами, однако Домре было достаточно и того, что телеграф отправлял тексты на печатник.

— Двадцать восемь ножевых ранений. — прочитал вслух Домра. — И это сделал он?

— Вне всяких сомнений. Давно не припомню такого ясного дела. — Его арестовали?

— Во второй сидит. Так ты берёшься? Я выпишу тебе еще одну рабочую неделю.

Домра проскочил мимо полицмейстера. Тот закричал ему вслед: — Губернатор ждёт результатов!

* * *

В главном холле полицейского участка поселилось диковинное молчание. Проститутки, карманники, дебоширы, а вместе с ними городовые, сыщики, секретари — все молча пялились на экран.

Вестник говорил нагнетающим интригу тоном:

— Сегодня утром по подозрению в убийстве задержан владелец СОНМ Родион Пожарский.

Подозреваемого выводили из его дома трое городовых. Судя по тому как он непонимающе оглядывался, арест стал для него полной неожиданностью.

Одежда Пожарского сразу привлекла внимание Домры: зелёный костюм свободного кроя с множеством карманов — такой используют заядлые рыболовы. В нём не жарко, комары не в силах прокусить плотную ткань, а в карманах удобно хранить снасти и баночки с червями.

— Жертвой Родиона Пожарского стала его собственная дочь Влада, — на экране появился её светолик: красивая девушка с длинными каштановыми волосами и лучистой улыбкой. — Мы пока не располагаем деталями произошедшего.

Домра посмотрел на другой светолик, затесавшийся между бумаг. На нём Влада лежала на полу, её грудь и живот напоминали кровавую массу. Каштановые волосы облепили лицо, словно верёвки половой тряпки.

— Знакомые господина Пожарского сообщают, что в последние месяцы он вёл себя странно. Мы уже рассказывали о недавнем происшествии в ресторане Метрополь, где господин Пожарский совершил нападение на Грегора Бельского, почётного гражданина Города и владельца Оружейной мануфактуры.

— Буржуи тоже люди, — выпалил кто-то из задержанных.

Показали светопись нападения из Метрополя: среди господ в дорогих смокингах и взлохмаченных дам в вечерних платьях, под крики и бьющуюся посуду, несколько мужчин разнимали дерущихсяхх На лице Грегора Бельского пламенела и заплывала щека. Пожарский, удерживаемый охраной, метался и кричал неразборчиво — судя по тону нечто крайне оскорбительное.

Потом Бельский заявит, что Пожарский обещал его убить, но в суд подавать главный оружейный предприниматель Города не станет.

— Напомню, что СОНМ известна на весь мир благодаря уникальным операциям по излечению психических заболеваний.

Теперь понятно, почему Губернатор взял дело на контроль. Легендарная в научных кругах личность Пожарского давно обросла легендами. Его считали гением, щедрым меценатом, кто-то даже спасителем человечества. А теперь окажется, что он обычный человек, да ещё жестокий убийца.

Неужто Домра в самом деле на это согласился?

* * *

Кивнув городовому у двери, Домра вошёл в комнату дознания. Пожарский тут же вскочил со стула, но наручники пригвоздили его обратно. В своем зелёном рыбачьем костюме подозреваемый выглядел нелепо. Несмотря на довольно молодой возраст, чуть за сорок, Пожарский был полностью седой. Из-за отсутствия морщин и гладкой мальчишечьей кожи, он напоминал актёра школьное театра, игравшего взрослого дядю в комичном парике.

— Господин Пожарский, — обратился Домра. — Я следственный пристав…

— Где она? Я могу её увидеть?

— К сожалению, это невозможно.

Домра выдвинул стул. Поняв, что его располневший живот не поместится в пространство между стулом и столом, выдвинул ещё дальше.

— Мне рассказали ужасное о моей дочери. Это какая-то ошибка. Я… я могу опознать тело. Убита другая девушка, должна быть другая. — Владу уже опознали.

Огонёк надежды погас в глазах Пожарского. Плечи его опустились, плоть в них вмиг растаяла, словно масло на сковороде.

Он окунул лицо в ладони и разрыдался.

— Моя девочка. Боже мой. Боже… Нет.

Выбора у преступника на первом допросе два — либо признаться в содеянном, приблизив таким образом многолетнюю отсидку, либо отрицать вину и провоцировать сыщика на эмоции, надеясь на будущее снисхождение в суде. Задержанные рыдают, орут, матерятся, умоляют, некоторые даже пытаются соблазнить. Глаз Домры лучше любой лупы опознавал эти попытки с ходу. И сейчас он видел Пожарского насквозь. Его слёзы были искренними.

Подозреваемый вдруг резко насупился, его глаза снова вспыхнули.

— Кто это сделал? Приведите его, я хочу взглянуть ему в глаза! Пусть скажет мне, за что! За что!?

Неужели ему не сообщили причину задержания? Или Пожарский с горя тронулся умом? Или пытается дурить Домру?

— Господин Пожарский, требовать и задавать вопросы могу здесь только я. Ваше дело отвечать. Только так и никак иначе. Это понятно?

Резкие тон Домры охладил подозреваемого. Тот покивал.

— Где вы были вчера с шести до семи вечера?

Именно в это время, согласно отчёту судмедэксперта, убили Владу Пожарскую.

— В Радищево. Это деревня близ Турова.

Домра когда-то начинал в Турове, небольшом провинциальном городке, через который проходит единственная дорога к Радищеву. Заповедный лес, спокойная речушка с юркими окуньками и щуками — чудные места.

— У моего друга Олафа там домик на берегу реки.

— Олаф, это господин Олаф Померанский? Совладелец СОНМ?

Пожарский кивнул.

— И как долго вы были у него в гостях?

— Мы уехали рано утром в субботу и вернулись сегодня около десяти. Я пришёл домой и увидел полицейских. Они мне всё и сказали, — Пожарский снова заплакал. Глотнул воды, вытер слёзы.

От Города до Радищева больше трехсот вёрст. Если Пожарский и правда был там, он не смог бы незаметно от друга смотаться в Город, убить Владу, а потом также незаметно вернуться.

Алиби так себе, заключил Домра. Он рассчитывал на нечто более изобретательное.

— Кто может подтвердить ваши слова?

— Олаф подтвердит. Вы говорили с ним?

— Здесь я задаю вопросы, господин Пожарский. Мы проверим светописцы по дороге в Радищево, опросим свидетелей. Также проверим метки навигатора вашего телефона.

Пожарский поник.

— Мы отключаем телефоны в Городе. Это наша традиция.

Как удобно, подумал Домра.

Пожарский закрыл лицо руками.

— Боже, вы мне не верите. Не верите, да? Я не убивал её. Не убивал мою девочку.

— Господин Пожарский… — У вас есть дети?

Домра вспомнил лицо Настасьи, которая много лет, не взрослея, глядит на него со светолика на столе в кабинете. Распахнутый взгляд, ладони сложены заячьими ушками на голове, губы трубочкой. Под одним углом глянешь — строит рожицы, под другим — грустит.

— Вы смогли бы сидеть на моём месте и вести беседу, вместо того, чтобы болтаться в петле? Смогли бы убить своего ребёнка, и дышать как ни в чём не бывало?

— Пожарский!

Домра осознал, что повысил голос. Обычно он себе такого не позволял. Да что там обычно — никогда не позволял. Эмоции не должны заглушать логику — так он говорит молодым курсантам, юношеский пыл которых застилает им глаза. Домра сам когда-то был юнцом и немало дел запорол, пока не набрался опыта.

— Когда вы последний раз видели дочь?

— Два дня назад на ее спектакле. Владочка играла ангела. Парила над сценой, а на спине у неё взмахивали искусственные крылья. Такая лёгкая, красивая. Невероятно красивая. Обычно я остаюсь после спектакля, чтобы вручить ей цветы и поболтать, но в тот раз очень торопился. Потом позвонил ей и извинился. Она ответила: «Ничего, папочка. У меня будет ещё много ролей». Если бы я знал, что эта роль станет её последней. Мой ангелочек. Она вся была в работе, мечтала сниматься в кино. У неё и парня-то не было. Она никому не могла перейти дорогу, такой был у нее характер. Она всегда хотела всем помогать.

— Полгода назад у вас умерла жена. Как это случилось?

— Это здесь при чём?

Пожарский вспомнил, что вопросы задавать не следует и сделал извиняющийся жест.

— На дорогу выбежал человек. Она резко вывернула руль, машина улетела в кювет, перевернулась четыре раза.

— Как вы себя чувствовали после этого?

— Я был разбит. Уничтожен. Если бы не Влада, не знаю, что сделал бы с собой.

— То есть вы подтверждаете, что ваше психическое состояние ухудшилось?

Пожарский посмотрел на Домру с сочувствием, как большой пес глядит на гавкающую болонку.

— Катя подарила мне лучшие годы жизни и мою Владу. Они были для меня всем. Теперь их обеих нет. А я есть.

Повисла пауза. Домра вынул из стопки бумаг светолик, снятый с угла дома убитой. На нём мужчина стоит у входной двери, его лицо чётко различимо.

— Господин Пожарский, вы узнаёте этого человека?

Пожарский взял светолик и долго на него смотрел. Искреннее изумление на его лице сменилось на растерянность, а затем на истошную ненависть. У него затряслись скулы.

— Кто это?

— Вы мне скажите.

— Понятия не имею.

— А я думаю, вы его узнаете.

— Не понимаю, как это, вообще, возможно.

Домра положил сверху другой светолик. На нем Влада открывает дверь, на её лице видна улыбка. На следующем они с мужчиной обнимаются, а затем вместе входят в квартиру. Спустя двадцать минут, мужчина выходит. На его одежде видны красные пятна.

— Откуда у вас на руке царапины?

Пожарский провёл пальцами по четырём свежим продольным отметинам на запястье.

— Наверное, поранился на пирсе у дома Олафа.

Домра глубоко вздохнул.

— Одежду со следами крови нашли в вашем доме в корзине для белья. Там же нашли нож, на котором ваши отпечатки пальцев. Городские светописцы засекли, как вы ехали на машине от своего дома к дому Влады, а потом вернулись обратно.