Дом в центре

— Про Исламабад. Вроде бы Кардинал с пакистанцами сотрудничает насчет атомной бомбы.

— Чепуха. То-то их по всему миру ловят то с электроникой, то с плутонием. Кардинал бы им обеспечил такую доставку, что о-го-го. Никакой Интерпол или там МАГАТЕ…

— Не все так просто. И Кардинал не всемогущ, и доверия у них полного нет. А то, что он не только по четвергам объявляется, ты прав. Но редко, очень редко. Неужели непонятно? Лет ему за сто, а выглядит — как огурчик. Будто вот-вот полтинник разменял.

Никогда до сих пор я не слышал от отца подобных выражений. Словно он к разговору со мной специально готовился. Где этого словесного добра можно нахвататься? Обычно — интеллектуал, эрудит…

— Ты даже не представляешь, как перенаселен наш Дом! — Отец, похоже, зацепился за любимую тему. — В одном и том же объеме, в тех же самых комнатах, но отделанных в разных стилях — от нас до Вавилона и даже глубже — время от времени появляются наши старички. Глянут в окно, ужаснутся и прикидывают, когда бы попоздней проснуться, чтобы мир вернулся в нормальное состояние. Чтобы все, как порядочные люди, ходили в хламидах. Или в тогах. А может, во фраках. А как силен инстинкт любопытства! Никто не хочет спокойно помирать. Всем хочется узнать, что будет там, впереди.

— Но это же твои домыслы? Сам ведь сказал, что предков наших не увидеть. А что, если они и в самом деле умерли? Добровольно. Заскучали и умерли.

— Хрен их знает. Я-то не заскучал. Я вот состарюсь чуть-чуть — тоже начну раз в год объявляться. Вместе с твоей матерью, конечно. Не люблю одиночества.

— Прекрасно! И это тот самый серьезный разговор, что ты мне обещал?

— Вот черт! Не умею серьезно говорить. Итак, коротко. С Кардиналом все ясно: нехороший человек с абсолютно неприемлемыми планами. Что хуже всего — очень хитрый, несмотря на кажущееся прожектерство. Пока он по всему миру фанатиков воспитывал, я молчал. Мало ли какой дурью человек мается, хоть это и грязные дела? Да и не так уж много информации у меня было. Но в последнее время мне что-то не по себе стало. Уж больно Кардинал обнаглел.

— Только ты забеспокоился или все в Доме?

— Все?! Ну, ты даешь! Тех, кто над нами, ты в расчет не бери. Они такими мелочами не занимаются. Второэтажники тоже побоку. Они — деляги. Такие, как Кардинал, — редкое исключение. И антиисламиста среди них нет, как назло. Остаются соседи по этажу. Но и тут глухо. Массовый эгоизм. Это лишь тебе с отцом судьба удружила. Совестливый я. Даже семью завел. Заметил ведь, что соседи у нас почти все — мужики? Зачем им семья? Одна подруга в Ленинграде, вторая в Москве, третья в Риге, четвертая в Лондоне, пятая в Буэнос-Айресе, шестая в Гонконге… Вся жизнь — одно большое развлечение. Наплодишь по всему миру полк детишек — выбираешь самого шустрого и пестуешь. Или не выбираешь. Не то что я с тобой, оболтусом, мучаюсь…

— Опять тебя, папа, на лирику потянуло. Значит, ты, совестливый самый, решил Кардинала приструнить. А я, оболтус, тебе, вроде как, нужен. Так?

— Так. Зачем бы я начинал этот разговор?

— А если я не совестливый? Если мне годков тридцать тоже поразвлекаться хочется? У меня до сих пор ни одной подружки нет ни в Рио-де-Жанейро, ни в Гонолулу. И даже в Париже нет.

— У тебя вряд ли кто и в Ленинграде есть, — усмехнулся отец. — А насчет совести не ври. Наследственность — штука верная. Кто меня блокадой и концлагерями стыдил? Не прикидывайся.

— Хорошо-хорошо. Что ты хочешь?

— Да пока ничего. Во-первых, будь в курсе, что Кардинал зарвался, а я пытаюсь что-то предпринять. Во-вторых, развивайся в деле овладения Домом, но не рискуй. В-третьих, я исчезну. На недельку. Хочу кое-что выяснить и один вопрос для себя прояснить до конца. Ты матери по хозяйству помогай, сам понимаешь. А если через неделю меня не будет — ее где-нибудь устрой побезопасней, а сам начинай искать меня.

— Пойти к Кардиналу и спросить?

— Аллах тебя спаси! Этого только не хватало. Никаких прямых действий. Только косвенно. Ты — новичок, а новичкам везет. Никакой Кардинал не додумается до тех глупостей, что ты сделаешь.

— Безжалостный ты человек, папа. Сына выставляешь против целой мафии.

— Неужели трусить начал? Ты — третьеэтажник. Тебя поймать практически невозможно, если дураком не будешь. Ну, а дураки и должны погибать. Естественный отбор. Но мой сын… Не боись! Этим гадам нас не взять. Мы не придурки с четвертого этажа, которых Кардинал к рукам прибирает. Он у кого-то там сына взял в заложники, теперь вот хочет развернуться. Я бы на их месте… как клопа! А они поддались. Вот я на четвертый этаж и отправляюсь.

Я подивился новой неожиданной информации и спросил, какова функция четвертого этажа. Отец долго ходил по комнате, мычал, мурлыкал. Наконец вздохнул.

— Я сам в это дело не верю, — веско сказал он. — И тебе пока не расскажу, чтобы ты меня потом сочинительством не попрекал. А функция у четвертого этажа называется вероятностной. Или, как некоторые считают правильней, — вариативной. Такие вот дела.

5. В ЗДОРОВОМ ТЕЛЕ

После беседы с отцом я крепко задумался. Конечно, не давала покоя загадка верхних этажей. Но вопрос о происхождении Дома стал казаться важнее. Кому это все надо? Что греха таить, думал я до разговора о себе и о других жильцах как о неких «высших» существах, чуть ли не инопланетянах. Мы всемогущие, значит, и самые мудрые. А что получается? Банда прохиндеев на втором этаже, компания патологических эгоистов — на третьем. А выше кто-то очень важный, кому на всех нижних наплевать. Да еще дискретные старцы со времен фараонов. Вот уж дал бог соседей!

И папаша совестливый тоже хорош. То ему пятьдесят миллионов погибших и замученных — прививка для человечества, даже слушать страшно. То старичок-мусульманин полуумный — величайшая угроза. А главное — ничего никогда толком не объяснит. Все ему некогда. Час говорил на общие темы, а дошли до конкретного — про заложников с четвертого этажа лишь одной фразой обмолвился. Да про какую-то вариативную функцию упомянул. Под каким хоть соусом ее едят?

Чем больше я думал, тем сильнее «растекался мыслью». И, соответственно, тем сильнее мысль мелела и оскудевала. В конце концов я плюнул на сомнения и решил во всем слушаться отца. Ну кому еще я могу верить в этом непонятном мире? Только отцу родному. Есть еще мать, но она — человек со стороны. Ничего не понимает, судя по взгляду, всего побаивается. Что она мне скажет?

После стычки с громилами, чудом закончившейся счастливо, я до сих пор не мог преодолеть жуткий комплекс неполноценности. Мало ли, что Наташа называла меня героем! Уж я-то знал цену своему героизму! Еще чуть-чуть, и все могло закончиться по-другому, намного хуже. Очень плохо. Этот комплекс сильно давил мне на психику. Что я смогу предпринять в помощь отцу, такой хилый, немощный, неуклюжий? Черт бы побрал папашу с его предрассудками о заколдованных принцах! Нет чтобы с раннего детства по два раза в неделю водить меня в Японию к какому-нибудь сэнсэю в школу каратэ. А за дверью в стене держать наготове целую комнату тренажеров, чтобы можно было накачивать мускулатуру. И каждые школьные каникулы выводить меня куда-нибудь за границу, чтобы я три месяца вынужден был трепаться на английском и других языках. Ну почему он этого не делал?

Через пару секунд до меня дошло, что от тренировок у сэнсэя я уворачивался бы под любым предлогом: начиная с головной боли и до колик в животе. К тренажерам меня бы пришлось гнать палкой. А от легких путешествий за границу могла развиться жуткая мания величия, неизлечимая уже в любом возрасте. Вот сейчас…

Тут я вспомнил «блоху времени» и дискретных старцев. Мне пока старость не грозит. Что если сделать наоборот, получится резерв времени? Пусть «завтра» будет не днем через неделю или через месяц, а одним и тем же завтрашним днем. Если сегодня — третье июня, то завтра четвертое. А если сегодня — четвертое, то «завтра» — опять четвертое. Итак — хоть месяц, хоть два. А за это «бесконечное» четвертое число я постараюсь подготовиться. Что значат в моем возрасте пара лишних месяцев?

Оцепенение как рукой сняло. Я «заказал» новую кучу каталогов. С их помощью «заказал» учебные видеокассеты по каратэ и культуризму, хотя и слышал когда-то, что одно с другим не очень согласуется. Еще пара часов ушла на «оборудование» залов тренажерами. Как выглядит тир, я уже знал после путешествия с отцом.

Подобно примерному ученику второго класса, я составил аккуратный распорядок дня. В него входили общефизическая подготовка, каратэ, стрельба. Не забыт был и отдых, совмещенный с просмотром фильмов без перевода. В сочетании с занятиями по самоучителю я мог рассчитывать на овладение английским языком.

Первые дни прошли прекрасно. Утром я выскакивал на улицу, покупал (для контроля) уже надоевшие «Известия» за четвертое июня, возвращался домой и работал, работал, работал. Конечно, каратэ без партнеров — это не совсем то, что надо, но я со всех сторон окружил себя зеркалами и старался изо всех сил.

Скоро покупать газеты надоело, и я перестал. От ударов по макиварам на руках и ногах появились мозоли, а боль в мышцах, возникшая в первый же день, то ли прошла, то ли стала привычной. Но энтузиазм иссяк. Хотелось вернуться к нормальному человеческому существованию. В конце концов, еще никому не удавалось стать суперменом за два месяца. Разве что в сказке. Ну а Дом — не сказочное явление?

Мое трудолюбие немного восстановилось после просмотра фильмов с Арнольдом Шварценеггером. Он играл легендарного Конана, а у меня к Конанам интерес был особый. Долго после этого я изучал в зеркале свою мускулатуру, но особых сдвигов не увидел. Да и рост 172 см был явно не суперменский. Но однажды в голову пришла дерзкая мысль: а что если смотреть в зеркало раз в день, каждый раз подходя к нему с готовностью увидеть себя подросшим на сантиметр? Деления будут пусть хоть на самом зеркале. Я попробовал, и чудо произошло. За два дня удалось подрасти на два сантиметра. Да, возможности Дома были невероятны и безграничны. По-моему, сами жильцы не знали о многих из них.

Постепенно подрастая (сантиметров до ста восьмидесяти), я сообразил, что так же можно нарастить и мускулатуру. Конечно, не до уровня Шварценеггера, но все же… Возник соблазн отказаться от нудной работы на тренажерах. Я решил проявить честность пополам с осторожностью (выросшие за счет зеркала мышцы могли оказаться бессильными). Однако добровольная ссылка, благодаря удачному стечению обстоятельств, была сокращена до месяца.

Через тридцать дней по моему календарю, но пятого июня по традиционному, я вышел «в свет». Подросший на восемь сантиметров, потяжелевший за счет мышц на семнадцать килограммов, с твердыми, как доски, ладонями. Ноги, привыкшие к ходьбе босиком, чувствовали себя в кроссовках не очень уютно. Мир не заметил, что мне удалось растянуть время как самую эластичную резину. Во всяком случае, в «Известиях» за пятое июня об этом ничего не было.

Вернувшись домой, я на кухне встретил мать. Она шарахнулась в сторону, словно увидела привидение.

— Мама, что с тобой?

— А с тобой что? Тебя словно раздуло!

— Да не волнуйся, мам. Я просто чуть-чуть позанимался гантелями и немного подрос.

— За одну ночь?! — В глазах матери появились слезы, на удивление обильные. — Боже мой, боже! Как вы мне надоели со своими фокусами! Отец твой исчезает, как камень под воду. А в последнее время еще и прощаться начал, словно он на фронт отправляется. Ты не успел из армии вернуться тело поменял. Да я о таком даже и не слышала! Боже, что ты сделал, сынок?

— Ну, мама, зачем плакать? Все нормально. Когда я хилый рос, ты не плакала. Не менял я тело, просто потренировался, а Дом мне немного помог.

— Чтоб вы провалились со своим Домом!

— Ну зачем так грубо, мам? Хочешь, я завтрак приготовлю?

Я «заказал» роскошный завтрак и бутылку шампанского к нему. За едой мы непринужденно побеседовали. Хоть глаза у мамы и оставались «на мокром месте», она постепенно начала привыкать к моему новому облику.

Удачно получилось, подумал я, что меня угораздило «накачаться» сразу же после возвращения со службы. Кроме матери с отцом удивляться некому, а уж с отцом я разберусь. Больше ведь у меня никого нет?

Стоп! Вот придурок! За месяц все позабыл. Сегодня же пятое число, Наташка сдает экзамен по политэкономии, и в двенадцать мы с ней встречаемся на «Площади Восстания». Чуть-чуть не забыл! Часы показывали половину двенадцатого.

Большую часть оставшегося времени заняли мысли об одежде. Дело отнюдь не в пижонстве. Хоть я и был горд новым ростом и мышцами, но шокировать Наташу не хотелось. Для маскировки роста я выбрал мокасины на тончайшей подошве, а увеличившийся объем спрятал под мешковатой до невозможности пятнистой курткой «а ля десантура». Может, зря стараюсь и против женской наблюдательности любая маскировка бесполезна?

Как и полагается женщине, Наташа опоздала на десять минут. Еще несколько минут я ждал, когда она меня обнаружит среди толпы людей, ожидающих встречи в том же месте. Взгляд Наташи несколько раз равнодушно скользил по мне, в первый раз, правда, ненадолго задержавшись. Наконец ожидание надоело.

— Натали! Уже забыла, как я выгляжу? И это за два дня?

— Это еще что за дела? Тоже мне, шутники выискались. Ты — Сережкин брат? То-то я смотрю, физиономия больно знакомая, чуть не подошла.

— Какой брат? — Я растерялся. — Точно, забыла! Это же я, Сергей.

— Да не ври ты. Может, не родной брат, а двоюродный. Или племянник. Или приятель, хоть и похожий. Люди же не растут за два дня до двух метров, как огурцы.

— Какие огурцы? Ты что, свихнулась? Какие два метра?! Да во мне метр восемьдесят.

— Вообще-то похож. Особенно когда возмущаешься. Но все равно не верю.

— Хочешь, докажу? Расскажу, что и как у нас было там… тогда… Жаль, родинок у тебя на теле нет, а то бы вспомнил.

— Тоже мне, доказатель. Вы же, мужики, хуже баб треплетесь. Рассказал тебе Сережка все с подробностями, вот ты и доволен. И меня передал, как эстафетную палочку. Может, вас — пять близнецов и все у вас общее. А доказательства у всех одни. Кстати, на Мишке Рябинине какого цвета рубашка была?

— Во-первых, на Гришке. Во-вторых, не рубашка, а футболка. Желтая с нарисованными мужиками в шлемах. Не помню, то ли они мотогонщики, то ли игроки в американский футбол.

— В самом деле. — Наташа подошла и прижалась ко мне. — Господи, да ты еще и твердый какой-то стал! Ничего не понимаю. Вроде ты, а вроде и не ты.

— Знаешь, Наташенька, после того случая в лесочке, с насильниками этими чертовыми, муторно мне как-то на душе стало. Мало ли что еще в жизни может приключиться, а я и ростом не вышел и сил не так уж много.

— Ну уж!

— Да-да. Что греха таить. Вот я и решил культуризмом подзаняться, порастягиваться на тренажерах…

— Никогда не слышала, чтобы за два дня люди так вырастали.

А тут, понимаешь, — врать так врать, подумал я, — мне удалось препараты специальные достать. Стероидами называются. Вот они мне и помогли. Что поделаешь, двадцатый век. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Никогда не поверишь, сколько я за эти два дня мяса съел!

— Стервоиды, — со странной интонацией сказала Наташа. — Слышала я, что вредные. Вроде бы импотенция от них?

— А вот это можно проверить, — засмеялся я. — Слушай, и не надоело нам стоять? Мне опять голодно.

— Тебе мясо, — сказала Наташа, — а мне витамины нужны. Пойдем на рынок.

Предварительно запасшись деньгами, я потряс Наташу своей щедростью. Нежнейшие персики, гигантские ярко-красные помидоры, умопомрачительно ранние сливы, черешня — все это я покупал не глядя на цену и в таком количестве, словно поставил перед нами с Наташей задачу наверняка объесться. Конечно, Дом мог дать мне и не такое, но сейчас меня больше интересовал сам акт купли-продажи. Если бы Наташа догадывалась, что деньги для меня — это цветные бумажки, которых сколько душе угодно лежит в ящике стола!

Я познакомил Наташу с мамой (та рисовала), но обедали мы вдвоем у меня в комнате. Не обошлось без «изготовленных» Домом блюд. Обед прошел отлично, и дальше было не хуже. Наташины опасения насчет «стервоидов» оказались абсолютно беспочвенными.

Вдоволь налюбовавшись моим свежеиспеченным атлетическим сложением, Наташа заявила, что я совершенно напрасно так рисковал здоровьем. Мол, ситуации, вроде той, в лесочке, встречаются раз или два в жизни, а в остальных случаях мускулатура практически бесполезна. Главная преступность сейчас в руках мафии, а с ней никакой богатырь не справится.

Я возразил. Наташа начала сердиться.

— Недаром говорят, что в каждом мужике живет ребенок. А в тебе сплошное ребячество. Насмотрелся по видику фильмов, где Шварценеггер какой-нибудь или Чак Норрис в одиночку целые банды уничтожают, и возомнил себя таким же. Да ты и с нашей мафией не справишься, даже с такой, что послабей.

— Справлюсь!

— Трепло. Надул бицепсы и доволен. Мне показалось, что ты жизнь более или менее знаешь, даже деньги зарабатывать можешь. А теперь вижу маменькин сынок или папенькин.

— Папенькины сынки в коммуналках не живут.

— Не знаю, что это за коммуналка такая, где соседей нет. Может, вся эта квартира ваша?

Я абсолютно не могу понять, почему Наташа так завелась. Только что была такая умиротворенная… Далась ей эта мафия! Газет начиталась, точно.

— Слышь, Натали, тебя обидел кто? Ты только скажи, я их мигом.

— Эх, герой, герой… Тебя как муху прихлопнут.

Тут пришла очередь обижаться мне. В гробу я видел все эти доморощенные мафии! Но когда Наташа рассказала о своей знакомой, я только присвистнул. Девчонка, бывшая когда-то хорошей, порядочной и т. д. и т. п., влюбилась в нехорошего парня, который втянул ее в занятие самой древней женской профессией. Обнаружилась великолепно отлаженная система, действующая с помощью некоторых таксистов, основных поставщиков клиентов. Большую часть денег забирал бывший возлюбленный. Он же грозил всякими карами, до смерти включительно, если будет проявлено непослушание.

— В милицию обращаться бесполезно, — завершила рассказ Наташа, — этот Валера предупредил. А даже если какой лось здоровый, вроде тебя, вмешается, то выследят и накажут и его, и Ирку.

Не люблю сутенеров, подумал я. Первый раз слышу о них в реальной жизни, но все равно не люблю. А еще… Какими крутыми ни видели бы себя эти парни, перед более сильной мафией они спасуют. Перед ОЧЕНЬ сильной мафией. До срока, установленного отцом, у меня имелась еще пара дней. Думаю, совсем не вредно будет размяться. И развлечься.

— Поговори со своей Иркой, — сказал я. — У меня есть очень хороший способ — сто процентов гарантии. У Валерки при виде ее желудок от страха портиться будет. Даю день на размышление.

6. ИГРА С МАФИЕЙ, ИГРА В МАФИЮ

Красные «Жигули» располагались на небольшой площадке между домами по четной стороне Лиговского проспекта. Белая ночь позволяла разглядеть номер даже на большом расстоянии. Я сверил цифры с бумажкой. Сошлось. Несмотря на позднее время, стояла жара, и я медленно таял в мешковатой десантной куртке. На этот раз она скрывала не фигуру, а висящий на ремне автомат. В правом кармане лежал пистолет. По каталогу я выбрал «Смит и Вессон», 38-й калибр, барабанный, с коротким дулом. Даже с навинченным глушителем он хорошо умещался в кармане.

В «Жигулях» сидело четверо: двое парней, двое девчонок. Девицы товар. Парни их охраняют он нечестных клиентов и собирают деньги. Клиентов должны были подвозить таксисты. Я подошел к самому началу «смены», а то можно было и опоздать. Моя подопечная, Ира Казакова, сегодня «отдыхала».

— Валера? — Парень рядом с водителем был очень похож на свой словесный портрет.

— Ну да. А что надо?

— Скажи телкам, чтобы вышли. Поговорить надо. По серьезному делу.

— Говори так.

Решив не тратить время на пререкания, чтобы не выглядеть неавторитетным человеком, я вытащил из кармана пистолет и выстрелил в переднее колесо, лопнувшее на удивление тихо. Потом, шагнув назад, поднял дуло выше, так что оно оказалось прямо на уровне широко раскрытых Валериных глаз.

— Следующая пуля может быть твоей. Понял?

Валера издал какой-то утвердительный звук.

— Косая! Ленка! — наконец выдавил он. — Ну-ка быстро.

— Водила пусть тоже вылезет, — добавил я. — И все трое во-он к той стеночке. Но не бегом, а то я очень по бегущим люблю стрелять. И почти всегда попадаю.

Я слегка распахнул куртку, и Валера, вместе с только что вылезшим водителем, смогли увидеть направленный на них автомат. Дав людям полюбоваться, я запахнулся, а пистолет вместе с рукой опустил в карман. Не дай бог, какой-нибудь бдительный милиционер что-то с Лиговки увидит!

— В чем дело? — На удивление, Валера начал первый. — Неделю назад я Тимуру заплатил. Мы краями. Следующий раз в июле. Мы же больше ни разу не нарушали!

Рэкет, подумал я. На каждую мафию своя мафия есть. Но мне-то это все до лампочки.

— Слушай, — мой голос зазвучал веско, как он должен был звучать у Аль Капоне или Диллинджера, — я не от Тимура и даже не от Тамерлана (Валера напрягся, пытаясь вспомнить, чье же это второе имя). Я вообще по пустяку. Одна очень маленькая мелочь. Просто не хочется потом к этому делу возвращаться. Учти, если ты меня еще раз увидишь, то больше ты не увидишь никого. Понял?