Поэтому, когда он вошел в „Гоноратку“, я понял, что сделка не состоится. Его появление в кафе не могло быть случайным. Очевидно, именно он стоял за историей с этими редкими монетами, которые были проданы нашим музеям.
— Будешь кофе? — вежливо спросил я.
— Конечно, — улыбнулся он. — Ведь для этого я и пришел в кафе.
— Неужели? Я же думаю, что ты вошел сюда, чтобы осмотреться, здесь ли куратор, и можно ли безопасно совершить сделку. И когда ты увидел, что я здесь, и наблюдаю за куратором, ты позвонил той женщине, которая должна была прийти сюда, и все отменил.
— О чем ты говоришь, Томаш? В чем дело? Какая женщина?
— Вы знаете эту женщину, а не я. А также у вас есть брактеат Яксы из Копаницы.
— Брактеат Яксы? Дорогой Томаш, ты шутишь. Это очень редкая монета, а я, как вам известно, не коллекционер.
— У вас действительно есть дукат Локетека? — спросил я, игнорируя его слова.
Он тяжело вздохнул.
— Что с тобой, Томаш? Неужели и ты веришь, что существует второй экземпляр этого дуката?
— Представь себе, Вальдек, какая-то женщина предложила по телефону директору Марчаку, продать этот дукат. За сто тысяч. Как ты думаешь, шутка ли это?
Батура задумался на мгновение. Для меня было очень важно, как ответит на этот вопрос. Если начать издеваться, это значит, что, вероятно, не имеет ничего общего с этой историей. Однако, если отнесется серьезно, я буду почти уверен в его участие в истории с монетами.
— Золотой дукат? Второй экземпляр дуката? — начал рассуждать Батура. — Ну что ж, у лжи короткие ноги. Первая же проверка ее разоблачит. Но, самом деле уже давно ходят слухи, что существует второй экземпляр дуката Локетека. Может быть, его владелец хочет вам его продать? Сумма не большая, принимая во внимание редкость монеты.
— Почему запросили сто тысяч, а не миллион? — спросил я.
— Я не знаю, и откуда мне знать? Я полагаю, однако, что этот человек реалист. Он понимает, что музеи не обладают большими бюджетами. За сто тысяч злотых музеи могут купить второй экземпляр дуката, но они не станут покупать его за миллион, потому что у них нет миллиона.
— Тогда почему он не продаст его за границей? Он получил бы такую сумму, что мог бы жить безбедно много лет. Вывезти дукат не составит труда: он тонкий, как бумага, и размером с ноготь.
— Я не знаю, Томаш, — пожал плечами Батура. — Ты меня спрашиваешь, словно я ясновидящий. И я не могу дать ответа.
Я не сдавался.
— А ты, Вальдек? Что бы ты сделали, если бы у вас был золотой дукат Локетека? Я убежден, что вместо того, чтобы получить за него сто тысяч злотых, ты бы вывез его за границу и продал за несколько сотен тысяч долларов на каком-нибудь международном аукционе.
Батура покачал головой.
— Ты ошибаешься, Томаш. Я знаю, что ты считаешь меня негодяем, потому что для тебя каждая старинная вещь является национальной святыней, а я осмеливаюсь торговать этими святынями. Но все не так просто. Я могу торговать старыми масляными лампами, старыми саблями и стильной мебелью, но это не значит, что если бы у меня была действительно бесценная вещь для нации, как второй экземпляр дуката, я бы продал ее за границей. Я тоже патриот, Томаш, хотя и немного отличающийся от тебя. И поверь мне: если бы я знал, что есть кто-то, кто действительно хочет продать что-то поистине бесценное за границу, вывести ее из нашей страны, я передал бы его в руки милиции. Что не означает, Томаш, что я не буду и дальше продолжать торговать старыми масляными лампами, мебелью или быть посредником в продаже старых икон. Запомни: я способен на то, что, по вашему мнению, является нечестным, но я не собираюсь становиться подлецом.
Так говорил Вальдек Батура и искренность звучала в его голосе.
Уголком глаза я наблюдал за куратором. С не дождавшись таинственной женщины с брактеатом, он отложил свой научный журнал, заплатил за кофе и покинул кафе. Наверное, так же, как и я пришел к выводу, что таинственная женщина не придет и сделка не состоится.
На мгновение я подумал, что нужно прервать разговор с Батурой, пойти за куратором и обсудить с ним новую ситуацию. Но я пришел к выводу, что продолжение разговора с Батурой может принести больше пользы. Если я буду уверен, что это он стоит за этими монетами, моя задача будет выполнена, я нападу на искомый след. Впрочем, я могу позвонить куратору после окончания разговора с Батурой и договориться с ним на случай, если эта женщина брактеатом снова с ним свяжется и назначит какой-нибудь другой день и другое место для встречи.
— Я хотел бы тебе поверить, — сказал я Батуре. — И кроме того, я не вижу причин скрывать цель моего прибытия в Лодзь. Недавно в наши музеи были представлены очень редкие польские монеты: денарий Мешко I, денарий „Gnezdun civitas“, брактеат Яксы из Копаницы. И, если верить телефонному звонку, золотой дукат Локетека.
— Цены были слишком высоки для вас?
О, нет. Их предложили даже очень дешево. Вот почему были куплены Мешко I и денарий „Gnezdun civitas“. Сегодня здесь, в „Гоноратке“, должна была быть совершена третья сделка: покупка брактеата Яксы. Но женщина, предложившая эту монету, не пришла на встречу. Однако появился ты, Вальдек…
— Я понимаю. Ты подозреваешь, что я замешан в этом деле — кивнул он.
— Сделки были осуществлены через подставных лиц. Кто-то стоит за всем этим.
— Кто?
— Ты. Конечно, ты.
Вальдек рассмеялся.
— Ты шутник, Томаш. Ты думаешь, что я вдруг вырыл из земли какой-то клад?
— Я так не думаю. Среди монет, которые фермеры время от времени выкапывают из земли, может быть одна редкая, в потоке других, малоценных. Трудно поверить, что в таком кладе, рядом с денарием Мешко I и денарий „Gnezdun civitas“ был также брактеат Яксы и золотой дукат Локетека.
— Значит, ты думаешь, что я где-то украл эти монеты?
— Нет. Ты просто завладел какой-то очень интересной, пропавшей во время войны, коллекцией старых монет. Конечно, я очень обязан тебе за то, что ты не пытаешься переправить их за границу, и предложил их нашим музеям.
— Ты уверен в том, что это я стою за всем этим делом?
— Завтра, Вальдек, я уже узнаю, из чьей коллекции происходят эти монеты. Наш отдел имеет практически полный список всех известных коллекционеров и список их коллекций, до и после войны. Не так уж много коллекционеров гордились тем, что обладают брактеатом Яксы.
Я блефовал. Наши записи были очень скудными. Многие частные коллекционеры держали в тайне свои коллекции.
Знал ли Батура это?
— Я не совсем понимаю зачем нужно это расследование. Даже если ты прав, и эти монеты происходят из коллекции какого-то известного коллекционера, не исключено, что этот коллекционер теперь избавляется от некоторых, возможно, двойных экземпляров.
— Я не верю, что у кого-то могли бы быть два денария „Gnezdun civitas“ и два дуката Локетека.
— Или во время войны он избавился от своей коллекции и та попала в другие руки? Сколько людей в условиях войны оказалось в такой сложной ситуации, что готовы были отдать самые ценные экземпляры из своих коллекций за кусок хлеба? Разве во время войны разные спекулянты не покупали, даже картины Рубенса за кусок мяса!
— Да. Это правда, — согласился я. — И мы не хотим специально вникать во все эти дела, что, впрочем, очень сложно из-за условий прошедшей войны. Но, приобретая какие-то бесценные памятники мы хотим знать, откуда они взялись. Ошибкой было бы предположить, что мое расследование приведет к обнаружению какого-то заговора, шайки или банды преступников и приведет к их аресту. Нам просто нужно узнать настоящий источник этих бесценных монет. Может быть, этот таинственный „некто“ имеет гораздо больше очень ценных монет, а продает их нам по одной, по две, по три. Может быть, нам удастся с ним связаться и приобрести всю коллекцию? Не все наши музеи имеют нумизматические кабинеты.
— И ты думаешь, что этот таинственный „некто“ — это я? — сказал Батура.
— Да, — ответил я. — Мне просто интересно: на что рассчитывал этот таинственный „некто“, предлагая в такой короткий промежуток времени несколько бесценных монет? Ведь можно же предположить, что это вызовет подозрения в нашем департаменте.
Батура рассмеялся и нахально ответил:
— Может, ему нужны были деньги? Или, может быть, он думал, что ты и август будешь Франции, и этот вопрос директор Марчак доверит, например, магистру Пьетрушеку?
— Спасибо за комплимент, — сказал я.
Часы в „Гоноратке " пробили девять раз. Пора было заканчивать разговор и возвращаться в Варшаву. Я извинился перед Батурой и подошел к телефону. Я связался с квартирой куратора.
— Что?! Что случилось?! — я крикнул в трубку, потому что то, что я услышал от куратора, казалось, прямо невероятно.
Когда куратор возвращался домой после неудачной встречи, прямо в дверях на лестничную клетку, ведущую в его квартиру, он наткнулся на мужчину, который сказал, что пришел от имени дамы, которая, к сожалению, не смогла прийти в кафе на встречу, потому что заболела. Этот господин пояснил, что у него есть с собой брактеат Яксы, и сделка может немедленно осуществиться. У куратора был приказ совершить покупку, поэтому он пригласил таинственного человека к себе, осмотрел монету, убедился в ее подлинности и, записав личные данные человека, заплатил ему требуемую сумму. Минуту назад этот человек, вероятно, тоже подставное лицо, покинул квартиру куратора.
— Я скоро буду у вас, — я бросил трубку.
Я вернулся к столику, где еще сидел Вальдек Батура и мрачно посмотрел на него.
— На этот раз ты победил, Вальдек — констатировал я.
— Что-то случилось? — заинтересовался тот.
— Куратор купил брактеат Якса. Так что все вполне нормально. Но я не люблю, когда меня дурачат. Я считаю, что ты мне бросил перчатку. Я принимаю ее. И я думаю, что мы еще встретимся.
Я подал ему руку. Несмотря на все, я был полон восхищения его ловкостью. Впрочем, уважая противника, мы делаем в честь самим себе.
ТАЙНА ПОЛКОВНИКА КЕНИГА • ТРИ ТАЙНИКА С СОКРОВИЩАМИ • ЧТО ОБНАРУЖИЛ МАГИСТР ПЬЕТРУШЕК • НАЕДИНЕ С СОКРОВИЩАМИ • НЕОБЫЧНАЯ КОЛЛЕКЦИЯ • ЛЕКЦИЯ ПО БУХГАЛТЕРСКОМУ УЧЕТУ • ИСТОРИЯ БОГАТОГО ЧЕЛОВЕКА • КРЕСТ С БРИЛЛИАНТАМИ И ВОР • СКОЛЬКО МОНЕТ НАШЛИ • КАК УКРАСТЬ, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПАЛО • ЧТО ИСЧЕЗЛО ИЗ ВТОРОГО И ТРЕТЬЕГО ТАЙНИКОВ • Я УЕЗЖАЮ В ФРОМБОРК
На следующий день в почтовом ящике в моей квартиры в Варшаве я нашел письмо от моего молодого друга, по прозвищу "Баська", потому что внешностью он напоминал девочку. Мальчик писал мене:
Я с большим вниманием прочитал несколько раз письмо. После этого я позвонил директору Национального музея и попросил его, показать мне, ценности, которые нашел коллега Пьетрушек.
С директором музея, мы знакомы уже давно, мне кажется, что он по достоинству оценил мои детективные способности, которые я проявил в деле охраны культурных ценностей. Сам он много сделал для сохранения наших национальных сокровищ и является ярым врагом торговцев антиквариатом, и прежде всего, грозного противника в его лице имеют все те, кто под различными предлогами пытаются вывезти за границу наши национальные сокровища. Мне кажется, что если бы это было в его власти, он бы запретил торговлю антиквариатом и все существующие в Польше старые замки и дворцы превратил в музеи. С таким человеком мне легко найти общий язык, и через час я уже рассматривал в хранилище Национального музея ценности, найденные в Фромборке.
Должен признать, что Пьетрушек удивил меня, и даже на мгновение меня охватила страшная зависть. В первом тайнике Кенига он нашел двенадцать картин известных польских и голландских художников, которые были захвачены Кенигом в Варшавском гетто. Картины эти сохранились в тайнике в хорошем состоянии. Так же хорошо сохранились четыре иконы. Они датировались к семнадцатым веком, и теперь эксперты Национального музея пытались выяснить, где их украли. Они предполагают, что нацисты украли их из музея в Киеве — и если эта гипотеза верна — иконы должны были быть возвращены Украинской ССР. Поскольку в этой области существует тесное сотрудничество между социалистическими странами. Например, Советский Союз передал нам много наших национальные сокровищ, старинных книг и картин, найденных на немецкой территории русскими солдатами. Со своей стороны, мы стараемся передать законным владельцам сокровища других наций, найденные в нашей стране.
В первом тайнике Кенига Пьетрушек нашел — помимо картин и икон — тринадцать деревянных, готических и барочных скульптур, похищенные из церквей. Специалисты Национального музея также пытались выяснить, где их украли. Этот же вопрос касался обеих золотых церковных дароносиц, спрятанных полковником Кенигом в гробнице.
И монеты. Замечательная коллекция польских монет, начиная от монет династии Пястов[9] из раннего средневековья до монет от периода грошей, затем эпохи ренессанса до монет периода позднего ренессанса, монет династии Ваза[10], барочных монет и монет эпохи просвещения. Не было сомнения, что полковник Кениг стал обладателем чьей-то частной коллекции, убив перед этим коллекционера или бросив его в лагерь.
— Известный нумизмат, Феликс Моджинский из Варшавы, перед войной имел прекрасную коллекцию польских монет, — сказал профессор, который сопровождал меня во время осмотра найденных сокровищ. — Есть предположение, что это часть его коллекции. Его коллекция насчитывала более тысячи двухсот польских и иностранных монет.
— Вскоре после оккупации Варшавы нацистами он был арестован и вместе со всей семьей отправлен в лагерь, где и умер. Судьба его коллекции неизвестна. Вероятно, те, кто арестовал Моджинского, похитили его коллекцию. Возможно, грабители поделили свою добычу, и у полковника Кенига была коллекция польских монет. Или, вполне возможно, Кениг купил часть коллекции у какого-то негодяя из гестапо.
— Сколько здесь монет?
— Ровно сто сорок семь штук, — ответил профессор.
Я заглянул в письмо, которое я получил сегодня утром из Фромборка.
— Должно быть сто пятьдесят монет. Кениг записал, что в гробнице спрятано сто пятьдесят штук.
— И было сто пятьдесят. Но мы отказались от трех ничего не стоящих немецких пфеннигов.
— Откуда же взялись три пфеннига в коллекции самых ценных польских монет? — удивился я.
— Надо бы спросить полковника Кенига. Но он уже ничего никогда никому не объяснит, — покачал головой профессор.
— И на каком основании вы думаете, что коллекция, обнаруженная в гробнице, является частью коллекции Феликса Моджинского?
Здесь есть несколько уникальных монет, как, например, денарий Болеслава III Кривоустого "Бой со змеем". Известно, что он был только у Моджинского в коллекции. А если эта монета оказалась в тайнике Кенига, вывод напрашивается сам собой. Впрочем, вот полный список монет из гробницы — профессор протянул мне большой лист бумаги, на котором перечислены все сто сорок семь монет.
Я бегло просмотрел содержание. То, что я искал, я не нашел.
— Отсутствует брактеат Яксы из Копаницы. Известно точно, что он имелся у Моджинского в коллекции, — заявил я. Не хватает также денария Мешко I, которым, предположительно, владел Моджинский. Поговаривали, также, что он обладал вторым экземпляр денария с надписью "Gnezdun civitas".
Профессор пожал плечами.
— Коллекция Моджинского насчитывала тысячу двести штук польских и иностранных монет. Трудно сказать, сколько из этой коллекции пропало навсегда. Дело в том, что Кениг получил только сто сорок семь штук из польской коллекции, потому что именно такое количество было найдено в его тайнике. Не хватает брактеата Яксы, отсутствует денарий Мешко I, быть может, не хватает еще многих других интересных польских монет.
Я кивнул, соглашаясь с аргументами профессора.
Тем не менее, я прекрасно помнил, что музей в Лодзи в последние дни приобрел брактеат Яксы из Копаницы, а два других музея купили денарий Мешко I и денарий "Gnezdun civitas".
Я поблагодарил профессора за то, что показал мне сокровища из тайника Кенига и отправился в Министерство культуры и искусства к директору Марчаку.
Директору, наверняка, уже сообщили по телефону о том, что произошло вчера в Лодзи, потому что он принял меня довольно прохладно.