Помоги проекту - поделись книгой:
Нарватова Светлана
Трольи шахматы 5. Сиреневый эндшпиль
Покидая номер, в котором оставались Пусик с лекарем и Джетта без сознания, Ансельмо дель Пьеро испытывал сложные чувства. Услышав заключение целителя, за девушку он практически не волновался. Как ни смешно, он беспокоился за судьбу мира. Лежала Сфера Трансформации, погребенная в тайниках подземелий, и пусть бы себе лежала. Так нет же, появились героические они, и что теперь будет, непонятно. Оставлять артефакт вблизи Джетты Паладин бы не согласился даже во имя того самого мира, за который беспокоился. Ему совсем не улыбалось наблюдать, как Темная превращается в монстра. Да и не пошла бы на пользу миру эта близость. С другой стороны, отдавать Сферу незнакомому эльфу тоже боязно...
Эльфы — народ мудрый и дисциплинированный, но отчего длинноухие в почтенном возрасте на глаза людям не попадаются? Может, они от древности свихиваются, и держат их под наблюдением в закрытых заведениях? К счастью, проблема доверия решилась сама собой. Старик был не один, а, подумать страшно, в компании самого Светлейшего Владыки, Великого Князя Эльфийского. Паладину доводилось видеть его на приемах у Императора, а один раз Сельмо сопровождал отца в Дивные Кущи. Подозрения в подмене, иллюзии и прочих магических штучках Владыка развеял несколькими фразами. Поинтересовался, не беспокоит ли отца нога после падения на оленьей охоте в Священном лесу. И передал привет от блондинистой эльфиечки, которую Паладину удалось соблазнить.
Теперь Сельмо уже сомневался, кто кого соблазнял и с какой целью. Сферу Светлейший Владыка принимать отказался. Сказал, что недостоин чести. Седой эльф взял ее с выражением такого благоговения, что в пору было засомневаться, все ли свойства артефакта Джетта выяснила. Напоследок Владыка уведомил дель Пьеро, что помнит и ценит все оказанные услуги. Особенно если они были оказаны неофициально. Или вовсе тайно. Другими словами, настоятельно попросил не рассказывать о Сфере. Паладин и сам бы не стал. При всем уважении к отцу, он сомневался, что папа сможет в полной мере оценить ее опасность. Первый советник Императора не был ни магом, ни Темным, но рассуждал бы, как Джи.
Эльфы отдали Кадуцей, письмо с указанием места, где хранится второй Жезл Силы, и скрылись в портале. Вскрывать конверт при остроухих Паладин не осмелился. Сомневаться в порядочности Светлейшего Владыки — нарываться на международный конфликт. Но после их отбытия разломал печать, развернул благоухающий листок, прочитал и выругался. Совсем недавно он жаждал встретиться с настоятельницей монастыря, где воспитывалась Джетта. Мир с радостью исполнил его желание. Последний артефакт Светлых хранился у нее.
Дель Пьёро без труда нашел дорогу к обители. Пробираясь по норам-коридорам выдолбленного в скале монастыря, Сельмо вспоминал слова Джетты. В подземелье он тоже практически упирался головой в потолок, но на фоне остального это воспринималось, как мелочь. Теперь же своды давили на него так, что если бы не необходимость, он бы вылетел оттуда, как пробка из бутылки эльфийского шипучего вина.
Настоятельница приняла его сразу. Паладин вошел в сумрачную клетушку, по размерам больше напоминающую каменный мешок, и почти столкнулся с сухощавой женщиной в глухом монашеском одеянии. Сельмо не мог сказать, что ожидал увидеть, но мать-настоятельница оправдала все его ожидания. Благородные черты лица. Спина прямая и жесткая, как подставка под доспехи. Пронзительный взгляд, как у классной дамы, которая насквозь видит все проказы.
— Что с Джеттой? — спросила она строго.
Сельмо ломал голову над тем, как начать разговор. Он прокрутил в голове тысячу вариантов, но к этому оказался не готов.
— Когда я уходил, она еще не пришла в себя, но целитель сказал, что опасности для жизни нет, — ответил он как на духу.
— Что он с нею сделал?
— Врезал по мозгам, — признался Сельмо, потому что не мог соврать, когда эта женщина смотрела ему в глаза.
— Он умеет. — В голосе монахини слышалась боль и горечь. — Это ты ее спас?
Очень подмывало согласиться, и может, в каком-то смысле это даже было правдой, но Паладин ответил честно:
— Нет, он сделал это с моего согласия.
Настоятельница вдруг отскочила и, казалось, вдруг стала больше раза в два, как разъяренная кошка. Ее глаза метали молнии.
— Ты заодно с Эдмундо?! — взвилась она.
— Каким Эдмундо?.. — не понял Сельмо.
— Ее отцом!
— Ее отцом… — эхом повторил Светлый, чтобы получить время на раздумье, и вопросы посыпались на него, как градины из серой тучи. — А почему вы решили, что на Джетту напал ее отец? — задал Паладин самый нейтральный.
Монахиня успокаивалась, шерсть кошки понемногу опускалась, а когти втягивались.
— Давайте присядем, — вдруг перешла на официоз она, показав в сторону стола, заваленного бумагами и книгами, какие ведут казначеи и экономки.
Сельмо не стал отказываться. Разговор предстоял долгий, а он почти как горный тролль после охоты. Такой же уставший, только голодный.
— Расскажите мне всё по порядку, — потребовала настоятельница.
— С удовольствием, — соврал дель Пьёро. Никакого удовольствия рассказ ему не сулил. — Но может, сначала вы? Откуда вы знаете про отца Джетты?
— Я многое знаю, — ушла от ответа Темная.
— Я тоже. — Не лучшее время, чтобы играть в молчанку. Он же сюда за артефактом пришел. Однако в этот момент причина визита потеряла значение.
— А про отца Джетты что-нибудь знаете? — спросила настоятельница.
— Да.
Пусть немного, но знает.
— А Джетта?
— Тоже, — утвердительно ответил Паладин.
— А про мать? — казалось, теперь настоятельница сжалась в комок.
Сельмо помотал головой.
— Давайте ответ на ответ, — подумав, предложила настоятельница.
— Давайте. Как к вам обращаться?
Светлый поудобнее устроился на стуле. Вопросов у него было много. Ответов… При желании, ответов на все вопросы хватит, или он не сын своего отца. Так что можно пропустить сеньору вперед и послушать, о чем она спросит в первую очередь.
— Мария.
— Сеньора Мария?.. — предложил назвать фамилию Паладин.
— Просто Мария. Или «мать-настоятельница», — с доброжелательной улыбкой произнесла собеседница. — Джетта виделась с отцом?
— Не совсем. Почему вы решили, что я в курсе Джеттиных дел?
— Вы остановились на постоялом дворе в соседних номерах, вас видели вместе. Что значит «не совсем»?
— Они общались… — Сельмо был несилен в магической терминологии. — В общем, у Джи было видение. Вы всегда интересуетесь соседями по постоялому двору бывших воспитанниц?
— Если узнаю, что они в городе. Почему Джетта решила, что человек, которого она видела, был ее отцом?
— Он назвал ее дочкой. Откуда вы узнали, что она в городе?
— Она приходила на службу, но ушла прежде, чем я успела с нею поговорить. Как выглядел мужчина из видения?
Если монашка знала, что Джи в городе и навела справки среди Темных, ей наверняка известно, что они исчезали на несколько дней. Вопрос о том, с чего она взяла, что с Темной что-то случилось, отпадает.
— Хорошо выглядел. Почему…
— Это не ответ.
— Он был похож на нее чертами лица, очень красив, выглядел лет на сорок.
Губы женщины горько поджались, и Сельмо был готов к тому, что она скажет, что это вовсе не тот человек. Это бы существенно упростило ситуацию. Но взгляд настоятельницы скользнул за Светлого, куда-то… далеко. И она промолчала. Глупо было надеяться на лучшее. Удачи боги всегда отмеряют меньше, чем невезения.
— Откуда вы его знаете? — задал Паладин свой вопрос.
— Из прошлого.
— Это не ответ.
— Я познакомилась с ним случайно. В одном придорожном трактире. Как отреагировала Джетта на появление отца?
— Она испугалась. — Дель Пьёро платил той же монетой, что и монашка: кривой, ломаной и затертой настолько, что с трудом угадывался номинал. — Почему ее бросила мать?
— Мать ее не бросала, — твердо произнесла настоятельница. — Что испугало Джетту?
Не бросала? Получается, ее украли? Или это отец накладывал Печать? Тогда почему он потерял дочь из виду? Но в следующий момент в голове Паладина измятые обрывки сложились в целое письмо.
— Маги, которые учили Джетту, — начал он, — предположили, что способности менталиста-некроманта пришли от отца. И поскольку ни одного законопослушного мага этой специальности в обозримом прошлом незамечено, сделали вывод, что он был из Черных. В отличие от матери, которая попыталась защитить девочку, заблокировав ее дар, — неторопливо рассуждал Сельмо, и Мария кивала в такт его словам. — Это же были вы? — Дель Пьёро смотрел ей прямо в глаза. — Вы — ее мать.
Сеньора (или сеньорита?) Просто Мария откинулась, опираясь на высокую спинку кресла. Побелевшие пальцы настоятельницы вцепились в край стола, будто ее уносило течением. На лице застыла маска отрешенности. Наконец она кивнула.
— При каких обстоятельствах с нее сняли Печать? — спросила настоятельница нейтральным тоном, за которым слышалось напряжение. — Откуда вам известно о Черных магах? Кто учил Джетту?
— Это три вопроса.
— Предлагаю изменить условия. Вы рассказываете всё, что случилось с Джеттой с момента вашей новой встречи. Я рассказываю вам всё о её появлении на свет. И мы вместе придумываем, как ей помочь.
— А с чего вы взяли, что я хочу ей помочь? — усмехнулся Сельмо.
— Вы были влюблены в Джетту в юности. И по тому, как вы говорите о ней, могу сделать вывод, что до сих пор неравнодушны. Вы так и не научились до конца владеть лицом.
— Что еще Джетта обо мне рассказывала?
Почему-то от того, что Темная так запросто болтала о нем, Паладину стало обидно. Он никому не рассказывал ту историю. Никогда. Может, потому что выглядел в ней идиотом. Нет, он допускал, что Джи могла обо всём растрезвонить. И даже придумал, что будет рассказывать в ответ, если до него доползут соответствующие слухи. Но версия, крутившаяся при дворе, была полна недомолвок и таких явных выдумок, что опровергать ее было глупо. Во-первых, ничего, порочащего честь и достоинство, в ней не было. Во-вторых, ни один здравомыслящий человек в нее бы не поверил. И теперь, когда выяснилось, что Джетта всё-таки делилась с кем-то тем, что принадлежало только им двоим, Ансельмо было… неприятно.
— Сначала вы, — произнесла монахиня.
— Нет уж, давайте лучше начнем с начала. С самого.
Молодая магичка Мария — хотя Сельмо был практически уверен, что тогда она носила другое имя, и у нее была фамилия, — действительно познакомилась с будущим отцом Джетты случайно. Четверть века назад отношения со Степью были куда напряженнее. Если в последние годы Пограничью приходилось защищаться от редких набегов, то тогда почти во всей границе шла война. Обученных магов, невзирая на пол и возраст, отправляли на защиту армии.
Стихийником-огневиком Мария была очень слабеньким. В боевые маги ее не взяли, и в самое пекло боев ей попасть не грозило. Но стихии были ее второй специализацией. Первой были иллюзии, и здесь она была реально сильна. В обычной жизни иллюзионисты были почти не востребованы. Разве что при дворе. А на войне ее сразу забрали в разведку. Год с лишним она отходила в рейдах без единой царапины. Ей даже нравилось. Но однажды их отряд натолкнулся на шамана кочевников. Ребята дрались, как волки, — не даром половина была оборотнями — поэтому к своим магичку вынесли. Но жизнь в ней едва теплилась.
Дураки шаманами не становятся. Степняк знал, кого нужно вывести из строя в первую очередь. Отвалявшись в приграничном госпитале месяц, Мария более-менее пришла в себя. На пару недель ее отпустили к родным, в надежде, что в знакомой и родной обстановке магический потенциал восстановится быстрее. Вот тогда-то, по дороге на побывку, она и познакомилась с Эдмундо. Он и тогда на вид был лет под сорок, обворожительный красавец. И маг за ней ухаживал! На войне любая женщина воспринималась прежде всего как способ удовлетворения естественных потребностей.
У магов, особенно Темных, разговор с моралью недолгий. Однако иллюзионистке удалось поставить себя среди воинов так, что к ней проявляли уважение. Всё-таки, магия — это Сила. Но одно дело, когда тебе вежливо предлагают перепихнуться, и на ответ «нет» извиняются и отваливают. И совсем другое — красивые ухаживания. С цветами в окно, комплиментами и галантностью. Мария не устояла. Пара ночей — и маги расстались, довольные друг другом. Темная добралась домой, а там и стены помогают. Так ей казалось. Магия возвращалась. Ее стало даже больше. В чем дело, девушка поняла на обратном пути, когда ее начало мутить, а однажды утром она и вовсе свалилась в обморок. Вероятность беременности от случайной связи между двух неслабых магов мала.
Еще меньше была вероятность повторно встретить того самого мага, с которым Мария ребенка нагуляла. Но они встретились. Буквально на следующий день после обморока. Тот сразу предложил брак. Уверенно и серьезно. Сказал, что для него это невероятная удача. Впервые у него появился шанс получить наследника. Позже, когда Темная узнала истинную мощь своего супруга, она была вынуждена согласиться: да, если таким судьба дает шанс, за него нужно хвататься. А тогда, когда Эд предложил узаконить отношения, она не задумывалась. Ей было слишком плохо, слишком страшно и одиноко. Они обвенчались в храме Девы, и новоявленный супруг доставил женушку до безопасного поместья в глухомани.
В одно мгновение. Эдмундо был пространственником. Он просто открыл портал — и новобрачная оказалась в новом доме. Маг пообещал уладить ее дела в армии. Мария ему верила. Пространственники входили в элиту военных магов, особенно такие сильные. К слову сказать, он выполнил обещание. Как — девушка узнала позже.
Месяц шел за месяцем. Внутри Марии рос ребенок. Она была счастлива. И когда из портала внезапно появлялся супруг, она тоже была счастлива. Но по-другому. Все знают, что иллюзионисты способны отличать правду от лжи. Но не все знают, что буквально. Они физически ощущают фальшь в общении. Сначала Мария думала, что натянутость в отношениях из-за того, что они с мужем едва знакомы. Но чем больше она вслушивалась в свои ощущения и присматривалась к Эдмундо, тем сильнее подозревала, что дело нечисто. Она полагала, правда в том, что ее супруг — двоеженец.
Что где-то есть его настоящая жена, которая не смогла дать ему детей. Возмущенная Мария решила вывести негодяя на чистую воду. Собрав все свои существенно возросшие силы, она создала «идеальное зеркало». Это заклинание делало человека незаметным для всех органов чувств, включая магическое чутье. Невидимая, она проскочила за мужем в портал. То, что Мария там увидела, еще долго преследовало ее в кошмарах. Оказалось, у Эдмундо было несколько поместий. В одном жила она. Предназначение другого угадать было несложно. Подземелье с оковами и звуконепроницаемыми стенами. Распятый на черном камне человек. После ритуала, свидетельницей которого стала Мария, своего мужа человеком она назвать уже не могла.
Про Черных магичка узнала потом. А тогда она просто поняла, что перед ней изверг. Палач. И роды она не переживет. В лучшем случае — просто умрет. В худшем случае — умрет так. Наблюдая за тем, как мертвый мужчина встал и поцеловал окровавленный сапог своего убийцы, Мария вспоминала страшилки, которые ее сокурсники рассказывали на ночных попойках. Эдмундо был некромантом. У нее в голове всё сложилось. Не было никакой чудесной влюбленности — маг внушил ей страсть. И вторая встреча была совсем не случайной. Менталисты-пространственники — идеальные ищейки, способные находить людей по ауре, где бы те не находились. Маг следил за ней, как, наверняка, за любой женщиной, с которой ему случалось переспать. Она обречена. Даже если ей удастся вырваться из этого страшного места, как ей скрыться от мужа?
Сил, здравого смысла и выдержки хватило Темной, чтобы удержать «зеркало» до конца ритуала. Ей удалось прошмыгнуть во второй портал. Теперь она оказалась на передовой. Молясь Деве, под прикрытием иллюзии, утопая в грязи разбитых повозками дорог, Мария рванула подальше от переполненного Силой Эдмундо. Добравшись до храма в Коразон эль Груто, Темная пала на колени и взмолилась о помощи. Удача улыбнулась ей. Богиня ответила на молитвы. На ладони магички проступил знак Дщери Девы Ночи: девятиконечная звезда из трех треугольников.
Дева обещала, что звезда защитит ее. Защитить свою дочь — так сказала Богиня — Марии предстояло самостоятельно. Женщина покинула город. Потом на пороге монастыря Темных появилась трехмесячная девочка-подкидыш. Печать сковала таящуюся внутри младенца магию. Почти следом за ребенком в обители появилась новая монашка.
Мария переживала о родных. Спустя год она попыталась узнать, как у них дела, и выяснила, что семья считает ее погибшей. Похоронка пришла аккурат через неделю после свадьбы с Эдмундо. Он сдержал свое слово — позаботился, чтобы в армии о ней не беспокоились. Для всех она умерла. А от некроманта была надежно скрыта за меткой Девы Ночи.
Настоятельница будто постарела за время рассказа. Между бровей залегли две морщинки, отчего лицо стало выглядеть суровым. Сельмо сидел, прижатый к стулу тяжестью услышанного. Понятно было, откуда это равнодушие к дочери.
— Почему вы не подкинули Джетту к Светлым? Меня всегда интересовало, кстати, что это за имя такое? Нельзя ее было как-нибудь по-человечески назвать? Или вы были настолько разочарованы в людях?
— Я не была разочарована в людях. Монашка горько улыбнулась и продолжила, глядя куда-то в сторону: — Моим слабым местом — моментом, когда Эдмундо мог найти ребенка, — были роды и время сразу после них. Слишком сложно удержать защиту. И Дева Ночи направила меня в горы. Я шла на удачу. Поплутав несколько дней, вышла к селению троллей. К тому моменту я устала настолько, что мне было уже всё равно, что со мною сделают. Вопреки тому, что рассказывают о горных троллях, они оказались гостеприимны. Человеческую речь понимал только шаман. Он принял у меня роды, поставив «завесу», помог наложить Печать и нарек девочку Джетайргош. «Цветок гор». Я подумала, что девочке будет сложно жить с таким именем, и сократила его до «Джетты». А почему я должна была отдать дочь Светлым? — спросила настоятельница, будто не поняла.
— При ее потенциальных способностях нужно было с детства воспитывать в Джетте уважение к Закону. Представление о долге. Сейчас же это неуправляемая стихия, — возмутился Ансельмо.
Он вспомнил разговор с Темной перед выходом из гномьего подземелья. Потом представил грядущие выяснения отношений и оценил объемы потенциальных разрушений. Возвращаться не хотелось. Но есть такое слово — «надо».
На лице монашки промелькнула знакомая обаятельная улыбка. Улыбка Джетты.
— Именно таким я тебя и представляла, — произнесла Мария. — Твердый и острый, как сталь, уверенный в себе и непогрешимости собственного мнения. — Сельмо не понял, были ли ее слова комплиментом или наоборот. — А почему ты думаешь, что долг и закон удержали бы ее крепче, чем разум и здравый смысл?
Паладин опешил. Разве это не очевидно?
— Светлый никогда не поставит свои желания выше долга, — твердо ответил он.
— Какой Светлый, Ансельмо? — уточнила настоятельница. Она подалась вперед. Накрыла правой ладонью кулачок левой. Ее предплечья лежали на краю стола. — О каком Светлом ты сейчас говоришь?
— О любом.
— По-олно те, — монахиня укоризненно покачала головой, а в ее глазах мелькали искры смеха. — Когда ты в юности поставил на кон семейную реликвию, разве ты думал о долге? А когда соблазнял юную Джетту? — Мария не ждала ответа, и сразу продолжила: — Светлые — такие же люди, как и Темные. Они бывают разные: кто-то сильнее, и может противиться соблазну, кто-то нет. Да и соблазн соблазну рознь.
Паладину было нечем крыть. Разве что:
— Зато у Светлых Джетта никогда бы не стала воровкой.
— Когда я шагнула в телепорт за мужем, у меня не было с собой денег. Не знаю, на что я надеялась. Беременные женщины часто глупеют. Поэтому мне пришлось воровать по дороге. Можете считать, что яблоко от яблоньки… — монахиня подняла взгляд, в котором мелькнула насмешка.
— Вы были вынуждены! — произнес Ансельмо, и понял, что оправдывает то самое воровство, которое только что порицал.
— Да. Но небо не обрушилось на меня за мои грехи. Конечно, я никогда не мечтала, чтобы моя дочь стала воровкой. Но кем бы стала девочка-подкидыш у Светлых?
— Ее бы воспитали послушной и покладистой, — возразил дель Пьёро.
Поделиться книгой: