— Пожалуй, вы правы, — согласился Алексей. — Вчера вдова Березина тоже не смогла назвать мне ни одного нового, подозрительного, знакомого мужа. Одна личность, правда, мелькнула в разговоре. Но она считает его человеком положительным во всех отношениях.
— А вы?
— Я пока никак не считаю. К Григорию Бромбергу нужно внимательно присмотреться. По словам Тамары Березиной, это человек, который умеет жить на полную катушку. Умение жить…
Алексея прервал телефонный звонок. Он снял трубку и, выслушав первую фразу, махнул рукой Гришину, чтобы тот одевался. — Да, понял, — говорил Садовников. — Машина есть? Сейчас выезжаем.
Алексей положил трубку и, на ходу застегивая пальто, побежал в коридор.
— Позвонил какой-то парень дежурному, — рассказывал он Гришину, — и сообщил забавную историю. Парень занимается на курсах водителей в школе ДОСААФ. У них на окраине, но довольно далеко от Старой Канавы, есть своя площадка, где учатся вождению. Сегодня утром он нашел там в снегу удостоверение Светланы Зуевой.
Площадка для обучения будущих водителей находилась у самой границы города. С одной стороны ее вдалеке виднелись многоэтажные дома, с другой — поле и за ним темная полоска леса. В ожидании милиции занятия не начинались. Курсанты и инструкторы стояли плотной кучкой у выстроившихся в одну линию автомобилей и горячо обсуждали случившееся.
— Кто нашел-то? — спросил Садовников, поздоровавшись.
— Я обнаружил, — сказал невысокий плотный паренек в зимнем солдатском бушлате.
— Ну и как же это было?
— Я сегодня первый сюда пришел. Пока ждал, начал расчищать площадку от снега — смотрю лежит, — парень протянул Садовникову маленькую книжечку в твердом переплете. На обложке ее виднелись бурые пятна. — Потом рассказал ребятам, в Александр Александрович велел вам позвонить.
— Все правильно вы сделали, спасибо, — сказал Садовников и, обернувшись к пареньку в бушлате, попросил: «Покажи, где оно лежало».
Паренек подвел его к краю площадки и показал на сугроб, окаймляющий ее.
— Все ясно, — сказал Алексей. — Спасибо, иди занимайся своим делом, дальше мы сами разберемся.
Паренек побежал к машине. Садовников и Гришин свернули на тропинку, ведущую к площадке из города, и не спеша пошли по ней. После прошедшего снегопада, тропинка еще не была протоптана, она скорее угадывалась в пухлых сугробах. Поэтому единственные следы, которые были на ней, хорошо просматривались.
— Забавно, — сказал Алексей, изучая след. — Какой-то высокий спортсмен здесь проходил.
На снегу ясно виднелись следы спортивных кед. Гришин вытащил из кармана маленькую рулетку, замерил.
— Примерно, сорок второй размер и ростом чуть ниже вас. Немного косолапит, видите?
— Скорее всего, шел на электричку. Нужно выяснить, какие поезда идут отсюда вечером в сторону города. Но, чтобы от Старой Канавы добраться сюда пешком, часа три нужно потратить.
— Можно и не пешком. Транспорта в городе хватает. К тому же, если иметь в кармане четырнадцать тысяч, не грех и такси воспользоваться.
Утопая в снегу, но не ступая на тропинку, двигались они к домам. Первые строения, которые попались им на пути, стояли отдельно от всего остального массива. Выглядели они несколько уныло и как-то обособленно.
— Это что же такое будет? — спросил Садовников и посмотрел на Гришина. Тот хлопнул себя по лбу.
— Ох, и мудрецы же мы! Это ведь общежитие. Вот тебе и спортсмен в белых тапочках.
Не сговариваясь, они повернули к домам и пошли искать коменданта.
Им оказался невысокий плотный человек, совершенно лысый, с жесткой щеточкой усов на верхней губе. На стареньком пиджаке его в несколько рядов поблескивали орденские планки. Разговор сперва не клеился. Комендант все пытался поведать о собственных нуждах и заботах и никак не хотел вникнуть в просьбу Садовникова. А просил Алексей рассказать о жильцах общежития, о молодых шоферах, строителях, монтажниках. Потом разговор переключился на спорт.
— А у вас занимаются? — спросил Гришин.
— Чем? — искренне удивился комендант. — Ни инвентаря, ни оборудования, какой уж там спорт.
— Не обязательно верховой ездой увлекаться, — сказал Садовников, — можно, например, просто бегать. Для этого ничего не требуется, кроме кед, например.
— Бегать… — помрачнел комендант. — Наши бегают, это точно. Только на одну и ту же дистанцию: до магазина и обратно.
— А вчера кто-нибудь бегал?
— Вчера у них общекомнатный сбор был. Начальство наше профсоюзное приезжало. Собрание устроило. Ребята и давай им все рассказывать. Те красные сидели, не успевали пот вытирать. Проговорили часов до десяти. Да толку-то от этих разговоров?! Не первый раз беседовали.
— И все жильцы были на собрании?
— Как один. Такое развлечение у нас никто не пропускает. В кои-то веки можно начальству в глаза все высказать! Это у нас любят.
— А «Кот» тоже был? — неожиданно даже для Гришина спросил Алексей.
— Селиванов-то? Конечно, куда ему деться? Тем более, что из наших горлодеров он, считай, первый.
— Повидать его нельзя?
— Отчего же? Пашка день в первую, день во вторую работает. Вчера был с утра, значит, сегодня вечером, — комендант посмотрел на часы. — Зайдите к нему, не должен еще уйти-то.
— Где он обитает?
— На первом этаже, в двадцать седьмой комнате.
Они вышли от коменданта и направились по пустому коридору в самый его конец.
— Неужели… — тихонько спросил Гришин.
— Посмотрим, — так же тихо ответил Алексей. — Что-то уж больно легко все получилось.
У последней перед умывальником двери они остановились. На серой ее скучной поверхности была прибита синяя табличка — «127». Видимо, по принятой здесь системе нумерации это обозначало и этаж и номер комнаты. Садовников постучал.
— Войдите! — раздалось из-за двери.
Обитель новоиспеченного «Кота» не поражала убранством. Три кровати, шкаф, тумбочки, стол в центре. За столом сидел плотный парень в синем спортивном свитере и брился перед маленьким зеркалом. Чувствовалось, что к этому занятию относится он с большим прилежанием и отдает ему немало времени. Доказательством тому служили роскошные, украшавшие круглое курносое лицо Селиванова усы. Алексей представился. Неожиданным гостям Селиванов страшно удивился и испугался. Пышные усы его сразу как-то сникли, и на лице застыло выражение обреченности. Он суетливо пододвинул им стулья, сел сам, потом встал, походил по комнате, снова сел, ерзая и пряча под столом руки. Садовников молча и с интересом наблюдал за всеми его переменами. Потом спросил:
— Скажите, Селиванов, почему вас зовут котом?
— Что? Ах, котом… Да, пустяки. Это из-за усов. Отрастил я их, вот ребята и прозвали.
— Все так и кличут?
— Так и кличут.
— Где вы были вчера вечером?
— Дома. То есть здесь, в общежитии. Собрание у нас происходило в красном уголке. Сразу после работы там сидел. Спросите, хоть у кого…
— Спрашивали уже, — Алексей вздохнул. — Скажите лучше, кто из ваших знакомых решил вас в тюрьму посадить?
— Меня? В тюрьму? — Селиванов совсем смешался. — За что? Я же ничего такого не сделал!
— И тем не менее, — жестко сказал Садовников. — В городе совершено преступление, и преступник указал на вас. Давайте вместе подумаем, кто бы это мог быть.
— Да что вы! Нет у меня таких знакомых!
— Есть, Селиванов, есть. Давайте вспоминать, с кем вы знакомы, с кем дружите.
— Ну с кем? С нашими ребятами, больше из общаги. Или с шоферами из своей колонны. Я их знаю много лет. Хорошие ребята…
— Кроме… — Селиванов задумался. — Надо посмотреть. Знаю одного парня, неподалеку тут живет. Я ему машину торфа как-то подбросил. Потом еще один деятель есть. В мастерской по ремонту квартир работает. Мы с ним в пивбаре познакомились, несколько раз там и встречались. Еще знаю одного, токарем на механическом вкалывает. В одном доме со знакомой девушкой живет. Вот, вроде, и все, — заключил Селиванов.
— Может быть, среди шоферов других организаций есть друзья? — попытался помочь ему Гришин.
— Откуда? — отмахнулся Селиванов, потом после долгой паузы вдруг сказал:
— А может, и есть, как считать… Меня раз остановил водитель почтового фургона, попросил бензинчика. У них с этим делом туго, поскольку на маршрутах работают, а у него какое-то свое дело было, калым, одним словом. Я помог, конечно.
— Бесплатно? — спросил Алексей.
— Не совсем, — смутился Селиванов.
— И что дальше?
— Потом еще несколько раз мы с ним встречались по этому же поводу.
— Сюда он заходил? — спросил Алексей.
— Был однажды. Я ему рассказал, как найти, если приспичит. Да, господи, бензина-то я продал каплю, честное слово. И когда это было!
— Когда?
— Летом еще. С тех пор ни разу не продавал, вот честное слово!
— Потом будешь оправдываться. Как звали-то этого шофера?
— Михаил. Он у них начальник какой-то, так я понял. Небольшой, но начальник, шишка на ровном месте.
— А номер машины его не запомнил?
— Зачем? Дважды на трассе встречались, кстати, по-моему, он оба раза был на разных машинах.
— Понятно. Ничего больше про этого Михаила не помнишь?
— Нет. Знакомы-то шапочно. А бензин я, правда, больше не продавал, хоть у кого спросите.
— Надо будет, спросим. Спасибо и на этом. До свидания, Селиванов, Выбирай себе знакомых осторожнее, понял?
— Как не понять. Да разве каждому в душу заглянешь? С виду-то ведь все хорошие люди.
Алексей с Гришиным вышли на улицу и молча направились к машине.
— Вот тебе и «Кот», — сказал Садовников.
— Опять кот, да не тот, — откликнулся Гришин.
— Не скажи. Теперь мы, по крайней мере, знаем, что преступление совершил скорее всего кто-то из работников базы. Или из знакомых. И на Селиванова преступник вывел точно. Удостоверение на площадке, рядом с общежитием. Правда, толку от всего этого немного. Может быть, просто рассчитывал выиграть время? Надо заниматься окружением убитых. Фургон-то ведь все-таки знакомые остановили, это бесспорно…
ВЕРЕНИЦА скорбных машин медленно двигалась по городу. Люди на тротуарах останавливались. Водители встречных автомобилей провожали процессию длинными гудками. Такова давняя традиция шоферов.
Алексей ехал в автобусе с работниками автобазы и, покачиваясь на сиденье, прислушивался к разговорам в салоне. Атмосфера здесь, как подобает случаю, царила скорбная. Но потом люди разговорились.
Кто-то вспомнил, как Толик помог ему отремонтироваться на морозе. Кто-то рассказал, как они вместе ездили на рыбалку, и Березин наловил больше всех окуней, а жена его, Тамара, сварила очень вкусную уху. О Светлане Зуевой говорили меньше, может быть, потому, что в автобусе ехали, в основном, мужчины, водители, которые вместе с Толиком были связаны по работе общими шоферскими заботами.
— Я как раз из диспетчерской выходил, когда он к воротам поехал, — рассказывал высокий сухощавый парень в овчинном тулупчике. — Помахали друг другу рукой. А оказалось, в последний раз помахали.
— Так ведь кто же знал? — поддержал разговор его сосед. — Я-то его машину на линии видел. Удивился тогда, чего это, думаю, Толян туда забрался? По Красногвардейской еду, вижу, впереди наша машина, нагнал — Толя. А маршрут вроде и не его. На перекрестке он свернул в сторону, на Колхозную. Через нее вообще-то можно и к его объектам проехать, только крутиться дольше. Может, я его последним и видел.
Алексей осторожно оглянулся на рассказчика. То была скорее чисто профессиональная привычка, чем осознанная необходимость. Показания водителя могли пригодиться в ходе расследования, а могли и не представлять никакой ценности, мало ли кто в этот день видел Березина. Но, руководствуясь своим старым правилом — не пренебрегать никакими мелочами, Садовников решил запомнить шофера.
— Плохо, когда люди гибнут, — тяжело произнес здоровенный парень в лохматой синтетической шубе. — Ведь только жить начал. Квартиру обставил, детьми обзавелся, жена ему хорошая попалась… Трудно теперь Тамарке-то с двумя будет.
— Пенсию, чай, платить станут, — откликнулся кто-то.
— Пенсию-то дадут, это закон. Да разве сравнишь ее с заработком мужика. Толик-то ведь зарабатывал неплохо. У него и премии, и сверхурочные были. Толикин кореш-то вон, Серега, аж заболел с расстройства. И это тоже понятно. Дружили они крепко. Только ведь и он отойдет со временем. Свои дела закрутят.
— Серега-то раньше заболел, он и не знал, что случилось такое, — снова вступил в разговор кто-то невидимый Алексею.
— Как это раньше? Его на следующий день уже на работе не было, бюллетенил он.
— Ну и что? А заболел он в тот же самый день, когда Толика не стало. Я тогда на мойке был, не выезжал на линию. Аккурат, как Березин выехал, так примерно через час смотрю, Серега идет и за живот держится. Я его спрашиваю, что, мол, с тобой? А он рукой махнул, прихватило, дескать, как всегда не вовремя. Отпросился у начальства и пошел домой.
— Это не факт, — продолжал здоровенный. — Он мог отлежаться за вечер и назавтра выйти, а тут узнал, наверное, и совсем слег, потому как перенервничал…
Автобусы подъехали к кладбищу, и в салоне установилась тишина. Вместе со всеми из салона вышел и Алексей. По узкой, протоптанной в глубоком снегу, тропинке он пошел к месту захоронения. На коротком прощальном митинге он почти ничего не видел. Его оттолкали в сторону. Садовников взобрался на железную ограду. Отсюда было видно только темную толпу людей, два ярко-красных гроба на голубовато-белом снегу, две горки рыжей смерзшейся земли. Выступали какие-то люди, говорили о Березине и Зуевой. Рядом с выступавшими стоял муж Светланы Зуевой с ребенком, Тамара с сыновьями. Их поддерживал за плечи Сергей. Алексею было видно его заострившееся лицо с проступившими жесткими складками у рта. Весь он был натянутым, как струна, которая готова была вот-вот лопнуть.
ПРИЕХАВ к себе в отдел, Алексей выяснил, что Гришин еще не вернулся. Дежурный передал ему телеграммы из различных исправительно-трудовых учреждений, где пребывали когда-то проживавшие в городе люди по кличке «Кот». Следовательно, ни один из них к совершенному преступлению отношения иметь не мог. Алексей аккуратно сложил телеграммы и пошел к Малову.
— Успехами порадуешь или какие новые мысли посетили? — спросил Юрий Александрович.