Помоги проекту - поделись книгой:
Позже Арнгрим победил короля Финнмаркии Тенгилда и короля Биармии Эгберта, которые с отменным мужеством и упорством противостояли датскому королю Фроди, и тот отдал ему в жены свою дочь, потому что считал Аргнрима лучшим бойцом Швеции: ведь он победил могучего биармийца Эгберта в поединке. Кроме того, Фроди полагал, что став тестем такого славного воителя, он тем самым укрепит свою славу и распространит ее по всему миру.
Луций Флор[61], говоря об отваге и мужестве римского народа, свидетельствует в описании первой Пунической войны:
«Этот грубый, пастушеский и поистине сухопутный народ, будучи уверенным в своих силах, показал, что отважным воинам неважно, как и где сражаться: на конях или на кораблях, на суше или на море».
ГЛАВА ВТОРАЯ
О дикости лесных жителей
Как народы, обитающие в Каспийских горах, прячутся в пещерах, чтобы уберечь свои уши и спасти жизни от ужасающего шума, который раздается при восходе солнца и производится вырывающимся из недр земли паром, так и обитатели берегов Норвежского Океана скрываются в подземных убежищах от срывающего с горных вершин глубокого снега и губительного Цирция (о ветрах я рассказывал в первой книге), питаясь рыбой и мясом диких животных. Этот народ избегает встречи с людьми, которые приплывают из других стран, предполагая в них грабителей и боясь, что те могут захватить их в плен и увезти в неволю. Однако они привечают любого беглеца от жестокости и тирании, дают ему приют и защиту, научают устаивать западни, чтобы останавливать и даже убивать пиратов, если те высадятся на берег. Они могут помочь тем, кто заблудился в море и не знает как добраться до порта, но делают это для того, чтобы оградить себя от опасности. Однако, если чужеземцы или им подобные не появляются, так как море покрыто льдом, холодные ураганные ветры вынуждают их пребывать в тесных подземных убежищах, построенных из ребер и других костей морских чудовищ. Эти склепы кажутся построенными весьма искусно, они подобны кораблю, перевернутому вверх килем, покрыты морскими растениями, исторгнутыми из морских глубин бурями, не менее опасными, чем могучие ветры на земле. Среди этих людей есть и такие, что подобно номадам Каспийского моря, скрывают вход в свои хижины, прикрывая их торфом с кустарниками или горными мхами, чтобы никто со стороны моря не мог заметить их. Вполне вероятно, что они по своей воле терпят суровость этой земли, неблагосклонность небес и пещерную жизнь, чтобы быть свободными от утеснений и невыносимых податей ненасытных тиранов, которым даже безбрежный океан видится маленьким сосудом.
Страбон в книге XII упоминает дикое племя гептакометов[62], которые живут на вершинах деревьев или в башнях и питаются мясом зверей и и древесными плодами. Они часто нападают на проезжих путешественников, спрыгивая на них прямо с ветвей. Они настолько сильны, что оружием и коварством уничтожили три когорты Помпея, когда те проходили по этой горной местности: намешав в сосуды опьяняющего меда, собранного с древесных ветвей, гептакометы оставили их на пути римлян, а когда легионеры упились, легко уничтожили их. Как это похоже на коварство диких людей, которые легко скользя по глубокому снегу засыпали неприятеля дождем стрел и таким образом разгромили его. У Плиния в во второй главе XVI книги есть основательный и захватывающий рассказ о северных племенах, живущих на холмах у приливных берегов бурного океана. Эти несчастные ставят свои хижины на естественных и насыпных горах, чтобы с возвышенности было лучше видна окружающая местность и море, и тем самым они подобны морякам открытом море, когда вокруг расстилается вода, но более похожи на моряков, потерпевших крушение, когда вода уже отступила. Вокруг своих хижин они ловят рыбу, стремящуюся в море вместе отливом, а затем сушат ее, причем больше на ветру, чем на солнце. Наверное они и не изведали рабского ига потому, что нещедрая природа сама уже наказывает их своей скудностью.
[Гл. 3 опущена]
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О пяти языках северных королевств
Это разнообразие одежд и оружия говорит нам о той разнице, которая существует между северными землями, языками, продолжительностью жизни и занятиями народов, их населяющими. Земель этих много, они обширны и включают такие страны как Лаппония, Московия, Швеция, Гётия, Вармланд, Бергслаген и Норвегия, и по протяженности в длину и ширину они превосходят Италию, Испанию и Францию вместе взятых, а поэтому Плиний не без причины называл эти неисследованные области Вторым Светом. И не удивительно, что в этих областях говорят на пяти языках: лаппонском или ботническом, московитском или русинском, финском, свеонском, гётском, а также и немецком. Люди, обитающие в этих холодных краях, живут по сто шестьдесят лет и более, как это случается в Англии и Шотландии, где достопочтенный епскоп Давид прожил сто семьдесят лет. Обитатели северных пустынных областей добывают себе пропитание охотой, рыбной ловлей и и меновой торговлей с московитами. Финны (иначе финнинги) занимаются земледелием, рыбной ловлей и рубкой леса, тем же занимаются гёты и свеоны, в то время как германские пришельцы торгуют здесь различными товарами и живут за счет такого занятия, строго соблюдая местные законы и обеспечивая жителей всем, что считается необходимым для приятностей жизни, как то шелковыми тканями, золотыми украшениями разнообразными винами.
Об оружии, которым пользуются обитатели тех земель, частично будет сказано здесь, а частично – немного позже и более подробно, равно как и будут описаны сражения на бескрайних равнинах. Здесь же пока следует сказать, что свеоны самые искусные и опытные стрелки из арбалетов, равно как финны искусны в стрельбе из своих простых луков. Свеоны обычно сражаются простыми или обоюдоострыми боевыми секирами и копьями. Одежда у них по стародавнему обычаю короткая и плотно сидящая, за исключением сапог, которые более просторны. Кроме того, свеоны носят одежды похожие на традиционные германские, в то время как длинные одежды московитов более схожи с греческим платьем, но все эти одежды как нельзя более подходят для жизни на севере. Обитающие в лесах лаппонцы одеваются в драгоценные шкуры диких животных, но делают это не ради украшения, а по необходимости. И совершенно не удивительно, что языки расположенных в таком отдалении друг от друга земель очень рознятся. Еще Страбон в XI книге утверждает (скорее предполагает), что семьдесят или даже триста племен обитают вокруг Каспийского моря и говорят на столь же многих языках, торгуя между собой, и происходит это потому, что все они живут в суровых и труднодоступных областях, причем большинство из них являются сарматами, а все они вместе — обитателями Кавказа. Немного далее он повествует, что некогда между албанцами произошло разделение на двадцать шесть языков, и каждое племя имело своего короля, почитало его и повиновалось ему, а по обличью своему все они были настолько разными, что жители двух разных племен легко отличали своего от чужого. Так же легко они различались по песням, интонациям и способам высказывания, в чем и заключается отличие человека от диких тварей. Но если ребенок начинает говорить ранее установленного природой срока, подобно шестимесячному сыну Крёза, это противоестественно и сулит несчастье всему роду и погибель родителям младенца. А степень зрелости мужа определится с возрастом: кто способен повергнуть врага, тот вряд ли нуждается в няньках.
ГЛАВА ПЯТАЯ
О торговле без денег и обмене товарами
При совершении любых сделок мошенничество считается омерзительным и тяжелым преступлением, но еще более неправедно, нагло и жестоко, когда простодушным детям природы пытаются подсунуть порченые или даже фальшивые монеты. Но лаппонцы или ботнийцы, обитающие в диких лесах, живут там спокойно и беззаботно, потому что неизвестны они остальному миру. Они не боятся обмана и фальшивых денег, потому что в товарах разбираются лучше, чем в монетах любого достоинства, а потому и выбирают себе все, что пожелают, совершенно спокойно. И живут они безмятежно, зависть, раздоры и ярость не омрачают их совместное существование, так все добытое делится поровну безо всякого лукавства, и единственное их стремление — это избежать бедности, а не накопить богатство. Жажда наживы неизвестна этим людям, а потому они не прибегают к разным каверзным хитростям во время торговых сделок. Так и живут они без треволнений, стараясь приобрести лишь умеренное состояние, чтобы не нарушить свое безмятежное существование, наживая богатство преступным путем. У них грабеж считается особо тяжким преступлением, никому и в голову не придет завладеть чужим имуществом, прибегнув к обману и мошенничеству.
Но эти народы не настолько обеспечивают сами все свои потребности, чтобы обойтись помощи соседей, а поэтому совершают честный обмен товарами, совершенно не употребляя денег и не восхваляя многословно свой товар, не употребляя слов для отказа или согласия, и происходит это не из-за недостатка разума или варварских обычаев, а потому, что в меновой торговле участвуют многие племена, каждое со своим, никому другому не понятным языком. Ежегодно они устраивают ярмарки где-нибудь на ровном месте в поле или на прочном льду, предлагая всем свои товары, сработанные у себя дома или добытые у соседей. Они не всегда придерживаются одного времени, а устраивают такой обмен товарами, если им что-нибудь надо от чужеземцев. О подобном рассказывает Геродот в IV книге своей «Истории». Племена, живущие у Геракловых Столпов, устраивают торговлю, подавая огнем и дымом сигналы о согласии или несогласии с ценой. Но там платили уже золотом, совершенно неизвестным обитателям северных земель, почему здесь платят дорогими мехами, шерстяными или льняными тканями, солью и рыбой, которую, подобно римлянам, продают не на вес по фунтам, а по длине в локтях. Начальствуют этими людьми
[Гл. 6 опущена]
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
О скреплении брака огнем у лаппонцев
В присутствии друзей и кровных родственников родители скрепляют брак своих детей огнем, высеченным железом из кремня. Жизнь супружеской пары в браке, скрепленном огнем и кремнем, будет более благополучной, чем в браке, освященном каким-либо другим образом, и обычай этот здесь так прочно прижился, словно перенесен был из Греции или Лация. Такое почитание огня встречается не только у этих народов, но подобных обычаев придерживались, как считает Циглер, и древние римляне, славнейшие изо всех народов. Этим обрядом они стремятся показать, что огонь, появившийся из кремня и снова скрывшийся в нем, связывает союз узами доброты и нерушимой любви. Как кремень скрывает в себе огонь, возжигающийся от удара железом, так и в супругах скрыта жизнь, которая после совокупления появляется в виде их потомков. Но и у некоторых более просвещенных христианских народов Севера есть обычай освящать брак огнем. Это сказывается в том, что перед каждой молодой парой, идущей в церковь под благословение священника, несут длинные, искусно вылепленные из мягкого воска разноцветные свечи, украшенные в соответствии с происхождением и знатностью рода, разноцветными шелковыми лентами и кусками ткани. После завершения торжества эти свечи вместе с другими ценными приношениями остаются в церкви, а несшие свечи участники торжества, словно помраченные яростью, начинают делить между собой драгоценные кусочки шелковой ткани. А женщины после рождения ребенка идут в церковь с зажженными свечами, чтобы очиститься и возблагодарить Господа, и на могилы все крещеные народы приносят горящие свечи, и в мир христиане приходят при ярком свете зажигаемых во время крещения свечей.
Что же касается упомянутой лаппонской свадебной церемонии, следует добавить, что после свершения брака и освящения его огнем, новобрачная украшается шкурами горностаев и соболей, родственники усаживают ее в запряженные домашним оленем сани, и в сопровождении блестящей компании друзей, которые следуют за ней в порядке знатности рода и происхождения, она направляется в комнату или палатку невесты сопровождаемая ликующими танцами и песнями с пожеланием ей здоровья и плодовитости. Затем туда входит жених, в одеянии из шкурок рыси и куницы, подобно венецианскому патрицию, и меха эти здесь ценятся больше, чем иные драгоценные камни или золотые нашейные цепочки. Все эти торжественные церемонии и восхваления жениха и невесты, соединившихся в брачной комнате, означают, что они, как и все их племя, не предаются грязной похоти, а вступили в честный брак. Но совсем не так все обстоит у эфиопов и гарамантов, которые, как пишет Солин в XLIII главе, считаются у всех народов за выродившихся, поскольку вследствие мерзкого обычая они вместе с оскверненной чистотой утратили понятие о потомственности. И в наше несчастное время есть такие, которые, позабыв о целомудрии и чести брачного ритуала, нарушают священные узы брака и, прелюбодействуя, порождают бастардов, коим правдами и неправдами оставляют наследства, не принадлежащие им по праву, что порождает многие раздоры и даже убийства.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
О плясках и скорби
Эти люди, обитающие в нестерпимо холодном северном климате, где длительные светлые времена сменяются столь же долгими временами тьмы, живут словно в пустыне, но, кажется, не испытывают недостатка в радости, извлекая ее даже из своей скорби. Для этого они устраивают пирушки (пусть даже угощение состоит из самых простых и грубых кушаний), на которые приглашаются музыканты, чтобы веселить гостей и возбуждать их к пляскам под звуки все более быстрой музыки вместе с песнями о древних героях и великанах, об их славных подвигах и деяниях. Но постепенно безудержное веселье все чаще прерывается тяжелыми вздохами и переходит в скорбь со слезами и пронзительными воплями, пока, наконец, не распадается хоровод, а танцоры в изнеможении падают наземь. Многие из присутствующих наблюдают за пляшущими людьми и в знак поддержки повторяют их движения. Наконец и они, подстегнутые музыкой, возвеселяются и начинают петь, но ничего такого, чтобы повергло их в глубокую скорбь. Они печалятся главным образом потому, что они ни малой мере не напоминают своих предков, не совершают, подобно им, славных подвигов, защищая целомудрие дев или выступая против жестокого тирана, а нынче же разными хитростями безбожные преступления скрываются и остаются безнаказанными. Эти народы считают, что умереть гораздо более безопасно, чем жить, а потому рождение младенца встречают воплями скорби, а смерть приветствуют радостными песнями.
[Гл. 9 опущена]
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
О кораблях, построенных с помощью сухожилий и корней
В отдаленных северных странах и доныне не обнаружены железные, медные и серебряные копи, хотя божий человек Иов и говорит о золоте, привозимом из стран аквилонских[64]. Но в тех краях есть множество обширных водоемов, а следовательно обитатели их неизбежно нуждаются в челнах и судах, построенных с помощью железа, для преодоления таких больших водных пространств. А поскольку они строят челны главным образом для рыбной ловли, то наделав тонких досок из сосен и елей, за неимением железных гвоздей, искусно скрепляют их свежедобытыми тонкими корнями деревьев, причем эти корни не менее прочны, чем пеньковые веревки. Некоторые связывают свои лодки тонкими гибкими прутьями осины или других деревьев, но никогда дубовыми, потому что это дерево растет на удалении двухсот готских или немецких миль от тех мест. Но зато сосны и ели здесь растут такие высокие и стройные, что доски из них пригодны для любых нужд, и желающие нажить состояние продают их заморским купцам. А кроме того, лодки делают, связывая доски высушенными на ветру и солнце истонченными сухожилиями животных (преимущественно оленей) или сплетенными из них нитями. Эти связки на деле являются оческами с более толстых жил, которые истончают для плетения портняжных нитей, и это еще одна польза от оленей, о чем я расскажу в главе о домашних животных. Но каким бы способом ни были построены лодки, все они тщательно обмазываются сосновой смолой, которая там имеется в неистощимом изобилии. А затем, в зависимости от назначения лодок, укрепляются изнутри и снаружи стеблями деревьев. Те ладьи, которые предназначены для путешествий по морским волнам, делаются короткими, с неглубокой осадкой, но такими широкими, чтобы в сильный ветер можно было использовать парус. Так делается потому, что морские волны часто бывают крутыми и вспениваются из-за скрытых под водой скал. А такие ладьи легко переносят удары волн и без труда, будто кожаные мешки, преодолевают подводные скалы, потому что связаны не твердым несгибаемым железом, а гибкими прочными ветвями и жилами. Долгое время такие лодки служат без природных повреждений, потому что все их элементы пропитаны сосновой смолой. Якорями у них служат изогнутые толстые корни деревьев с привязанными для тяжести камнями, якорные же канаты нужной длины сплетаются их прутьев осины, березы или бересты. Паруса делаются из грубой шерстной ткани или коры деревьев, причем только для плавания по внутренним водоемам и в редчайших случаях — по открытому морю. Такие лодки называются шаландами (Scutha). Суда, плавающие по Ботническому морю, а также по внутренним водам, прямоугольные и более длинные называются хаапарами (Haapar) и построены они без употребления железа. Хотя они довольно длинные, но двигаются очень быстро, и даже от легких толчков веслами, кажутся просто летящими по волнам. И только они употребляются для плавании по бурным горным рекам и для рыбной ловли летом. На такой лодке в 1518 году, выполняя данное мне поручение, я совершил поездку по горным рекам, когда пришлось вверить мою душу и тело хрупкому куску дерева. И путешествие это было тем более ужасающим, потому что по берегам виднелись многочисленные знаки в память погибших в водоворотах важных персон.
[Гл. 11 опущена]
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
О том, как охотятся лаппонцы
В некоторых главах первой книги уже говорилось о жизни и обычаях обитателей Скрифиннии, Биармии и Финнмаркии. К тому повествованию следует добавить рассказ о том, как они, привязав к ногам широкие изогнутые доски, легко и быстро скользят по глубокому снегу, спускаются в долины, поднимаются на вершины высоких холмов и поражают диких зверей стрелами из своих луков. На этой картине изображена метающая стрелы женщина с развевающимися волосами. И это не удивительно: ведь в обширных лесах, окружающих полюс, водится такое множество плодовитых диких зверей, что одни мужчины не справляются, а потому вместе с ними на охоту ходят и женщины, показывающие себя прекрасными охотницами, иногда даже более ловкими, чем мужчины. Тем не менее, согласно обычаю, добычу делят все же мужчины, которые в зависимости от своей щедрости определяют, сколько поджарить на вертеле, сколько отдать слугам или выделить соседям. Ловкость и хитроумие нужны не только во время ловли и преследования зверей, живущих на земле, но не менее хитроумные ухищрения и ловушки нужны также для охоты на птиц, которые в великом множестве водятся в тех необъятных пустынных лесах. Из мягкого пуха этих птиц люди делают мягкие перины на свои ложа, а более твердые перья употребляют вместо жил для сшивания тканей. Мясо этих животных чаще едят поджаренным, чем сваренным. Шкуры зверей, как было сказано ранее, идут на одежды для молодежи, а птичьи шкурки — на головные уборы, почему многие по бездумности своей считают, что тела обитателей севера покрыты волосами и шерстью, как у домашних животных или диких зверей, и происходит это скорее всего от невежества или от удовольствия, с каким люди обычно повествуют о невероятных вещах, которые они сами, будто бы видели, как это делает Павел Иовий[65].
[Гл. 13-14 опущены]
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Об истреблении воронов
Название Исландия означает «ледяная страна. Издавна и по сей день она является владением Норвегии. На этом острове существует закон, согласно которому, человек, убивший вредное животное, получает вознаграждение из общественных средств или из королевской казны. Размер такого вознаграждения зависит от жестокости и опасности убитой твари, чью тушу охотник обязан предъявить. Вороны, даже в белой их разновидности, здесь гораздо более свирепы и кровожадны, чем в других странах. Они убивают овец и поросят, камнем падая на жертву и разрывая ее своими когтями, а потому юноши этой страны развивают ловкость и упорство тем, что безжалостно мстят воронам за грабеж, убивая их из луков. А чтобы получить вознаграждение, они должны предъявить властям клювы убитых бестий, для чего обычно нанизывают их на веревку. При этом удачливых охотников чествуют, вручая им столько стрел для луков, сколько было потрачено на хищных птиц. Так же поступают и в других северных странах относительно хищных и вредных животных за исключением больших, особенно белых, медведей, когда нужно предъявлять шкуры, которые затем помещаются в храмах перед святыми алтарями, чтобы священники могли избежать простуды. Как свидетельствует Страбон, подобным же образом испанские племена истребляли мышей, чтобы защитить от их набегов запасы зерна, получая за это вознаграждение, но несмотря на все усилия больших успехов в этой борьбе добиться не удалось. Примерно так же произошло, когда римляне запустили двух кроликов на остров невдалеке от Геркулесовых столпов и Кадиса, где эти зверьки размножились и едва не опустошили остров, но римляне вовремя заметили опасность и после долгой непрерывной охоты полностью истребили их. Я с восхищением наблюдал за блестящими действиями властей Рима, когда городские власти установили награды селянам за уничтожение саранчи, которая в течение нескольких лет опустошала не только поля, но поедала всякую зелень, включая ветви деревьев. Величина вознаграждения зависела от количества и размера уничтоженных насекомых и личинок, и его выплачивали до тех пор, пока число личинок этого вредного насекомого не пошло на убыль.
Здесь будет уместно упомянуть о том, как к царю Киру[66] пришли вестники из подвластной ему Мисии и сказали так: “О царь! В нашей земле появился огромный вепрь, который опустошает наши нивы. При всем старании мы не можем его поймать. Поэтому просим послать твоего сына к нам с отборным отрядом воинов и сворой собак и избавить нашу землю от этой напасти”. Он ответил, что сына послать он никак не может, потому что тот только что женился, но пошлет отборный отряд лидийцев со сворой охотничьих собак и велит им постараться избавить страну мисийцев от страшного зверя. Однако сын царя Кира, не желая прослыть боязливцем, быстро собрался и выступил на охоту с воинами, лошадьми и псами. К великому несчастью он был убит копьем, которое один из охотников метнул в вепря, но промахнулся и попал в царевича.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
О почтении к старым людям
Обитатели северных стран испытывают большое почтение к пожилым и старым людям, как к своим родителям, так и к другим обремененным годами старцам. На картине, помещенной в начале этой главы, изображен старик, который съезжает с крутой горы или холма, он усажен в сани на медвежью шкуру, а сын или слуга ведет лошадь вниз с великой осторожностью. Видно также, что шкура повернута задней частью вперед, чтобы медвежья шерсть топорщилась и тем самым замедляла спуск по заснеженному или обледенелому склону. И так, медленно скользя, он вместе со своим грузом благополучно спустится с вершины к подножию. Если же спуститься указанным выше способом нельзя, то почтительные сыновья несут своего престарелого родителя на руках, петляя по обледенелому склону, и таким образом спускают его с горы на ровное место. Если же нужно подыматься вверх по обледенелому склону с тяжелой повозкой, чтобы остановиться и дать передохнуть тягловым животным без сползания вниз, под колеса подкладывают ветви деревьев или двузубую железную заставку. Подобные меры предосторожности весьма полезны в длительных поездках, которые продолжаются два-три дня или даже больше, но особенно они нужны для пересечения больших замерзших болот.
У этих народов существует обычай привечать и почитать старших, уступать им лучшие места, выслушивать их советы и повиноваться им, где бы это ни происходило, о чем будет сказано далее в книге XIV, в которой речь пойдет о том, как происходят суды в лесных дебрях.
Как пример почитания старших будет уместно привести рассказ Геродота из первой книги его «Истории» о двух юношах из Аргива. Их мать должна была ко времени попасть в храм Юноны на праздник, но волов не оказалось на месте. Тогда сыновья сами запряглись в повозку и привезли мать в храм, проехав сорок пять стадий, чем заслужили всеобщее уважение и восхищение. А когда их мать попросила богиню наградить ее сыновей лучшей наградой, какую только мог получить простой смертный, юноши навсегда уснули в храме, оставив тем самым потомкам подтверждение того, что человеку лучше умереть, чем жить, о чем уже говорилось в VIII главе этой книги. Саксон Грамматик в VIII книге рассказывает о том, как напутствовала мудрая мать по имени Гамбарук своих сыновей, когда было решено выселить молодых лангобардов из северной страны, чтобы избежать гибели бесчисленного множества людей от перенаселения:
« … страну должны покинуть выбранные по жребию люди, но прежде всего необходимо проявить заботу о детях и почтить родителей. Если жребий падет на старика или немощного человека, то более сильный обязан предложить себя вместо него и добровольно принять на себя все тяготы изгнания. Если же кто попробует избежать своей судьбы хитрыми и бесчестными уловками, тот причинит страшную боль родителям и потомкам. Все те, кто считает свою жизнь более ценной, чем благо родителей и детей, наносят вред своей стране и заслуживают самого сурового осуждения».
Так писал Саксон Грамматик.
Даже у зверей есть чувство долга перед родителями. Особенно в этом отношении выделяются аисты, эти предвестники весенних радостей. Когда их родители стареют и более не в силах добывать себе пропитание, молодые аисты согревают стариков, укрывая их своими крыльями и утоляют их голод. Так благородно они расплачиваются с родителями за подаренную им жизнь. Что же остается делать людям, наблюдая такую нежную привязанность к родителям даже у неразумных тварей? У северных народов царит такой обычай: младшие, встретив на пути старшего по возрасту человека, обязаны свернуть и уступить ему дорогу, они должны вставать с места при входе людей, достигших преклонного возраста.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
О крещении детей обитателями лесов
Об идолопоклонниках, живущих на дальнем Севере, об их безбожных обычаях и обрядах уже говорилось немало, как и о надежде на то, что услышав истинное слово Божие, они без промедления присоединятся к сонму верующих во Христа. Однако, хоть проповеди благочестивых католических священников уже обратили многих лесных жителей в христианскую веру, большая их часть все еще пребывает в своих еретических заблуждениях, но велика надежда на то, что и они будут обращены в истинную веру. Причина такого медленного обращения всех кроется в том, что эти люди живут на удалении более двухсот итальянских миль от мест, где имеются христианские церкви, и редко кому удается преодолеть такое огромное расстояние. Но те, что уже обратились в христианскую веру, истово блюдут ее законы и обряды, и сказывается это в том, что несмотря на огромные расстояния они раз или два раза в год посещают храмы и приносят младенцев для совершения таинства крещения и несут их в коробах или корзинах, привязанных к спине, вместе с дорогими мехами и другими дарами, которые они приносят священнику, как надлежащую церковную десятину. Но достойно сожаления и то, что кроме ботнийцев, живущих на далеком Севере, необращенными остаются и обитатели Вермланда на западе, потому что путь туда тяжел и опасен, и редко в этих труднодоступных местах бывают священники, а епископы — никогда.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
О принятии христианской веры Северной и Восточной Финляндией и о великом гостеприимстве ее обитателей
Этот крайне отдаленный уголок Севера, как и соседние с ним страны, издавна закоснел в безбожных языческих суевериях, а его обитатели, следуя по этому порочному пути, проявляли большую жестокость к своим соседям. Но после того, как финны с презрением отвергли предложенный им мир, двое пресветлых и благочестивейших мужей — король Швеции святой Эрик[67] и архиепископ Упсалы достопочтенный Генрих[68] — в 1155 году победоносным оружием и силой слова Божьего привели их в подчинение Шведскому королевству и обратили в истинную веру Христову. После того, как два этих святых мужа донесли до язычников слово Божие, воздвигли церкви и назначили туда священнослужителей, новообращенные преисполнились добродетелей, что особенно проявилось в той щедрости, гостеприимстве и доброжелательности, с каким обитатели этих отдаленных мест обычно встречают прибывших издалека гостей и чужеземцев. Они добры друг к другу, непритязательны в быту и незлобливы, но если их долго раздражать и дразнить, то долготерпение их все же иссякает, и они жестоко мстят за все издевательства и оскорбления. Они живут общинами, и деревни их распределены по приходам. У них прекрасные церкви, и они с воодушевлением возводят новые и выказывают большое уважение к священникам и платят им десятину от всех своих прибылей. А священники наставляют их и с помощью переводчиков призывают с амвонов во всем следовать путем разума и чести, соблюдая все установления Господни, навсегда позабыв о прежних заблуждениях. В этом им подобны и обитатели Западной Ботнии, хотя и не имеющие в достаточном количестве школ закона Божьего, однако по естеству своему отвергающие порок и воспринимающие добродетель. Они уразумели, что благодать снисходит лишь на того, кто живет в благочестии, не обижая ближних, но отвращаясь от пороков и гнушаясь такими преступлениями, как проституция, прелюбодеяние, воровство и убийство. Даже птицы и звери покидали леса, а рыбы – воды, принадлежавшие таким преступникам, и не возвращались, пока священники своими молитвами не успокаивали разгневанного Господа. В XVI книге будет рассказано о том, каким наказаниям подвергаются те, кто попирает законы Церкви и принижает бедных.
[Гл. 19-20 опущены]
КНИГА ПЯТАЯ
О ГИГАНТАХ
[Гл. 1 опущена]
ГЛАВА ВТОРАЯ
О разнице между гигантами и другими бойцами
В королевстве Хельсингланд[69], которым ныне владеет шведский король, жил некогда гигант по имени Хартбен. Ростом он был подобен башне высотой девять с половиной локтей. Ему сопутствовали 12 товарищей, знаменитых воинов и кулачных бойцов, которые также были довольно высокими, но едва достигали половины его роста. Был и еще один гигант Старкадер, известный всей Европе своими подвигами, о чем будет рассказано далее. О подобных им Арнгриме и Арвароде, об их удивительных подвигах также будет рассказано ниже. Было бы правильно сказать, что примеры людей невероятной силы берутся не только из глубины старых времен. И в наши дни среди работающих на копях Свеаланда, Гёталанда[70] и других провинций встречаются мужчины, наделенные такой великой мощью, что могут, взяв на спину лошадь или быка, или сосуд весом шестьсот, восемьсот или тысячу фунтов, нести этот груз многие стадии. Следует заметить также, что иногда такое могут проделывать и женщины. В Священном Писании (Второзаконие, гл. 3) также говорится о великанах, подобных только что упомянотому Хартбену. Речь идет о царе Васанском по имени Ог[71], который происходил из расы исполинов, и «одр его, одр железный девять локтей длина его и четыре локтя ширина его, по локтю возмужалого». Не верить такому авторитетному источнику — это непристойно и бесстыдно, тем более, что о том же свидетельствует Святой Августин[72] в книге «О граде Божием», книга XV, глава IX, указывая, что тела людей были тогда гораздо больше, нежели сейчас. Солин также повествует, что сын Евтимена[73] из Саламина к трем годам вырос до четырех с половиной локтей, однако он двигался очень медленно, и разум его был помрачен. Он имел очень сильный голос и рано достиг пубертатного возраста, но вскоре умер от одолевших его недугов. Этот же автор рассказывает, что во время Критской войны[74] вышедшая из берегов река принесла человеческое тело длиной тридцать три локтя, увидев которое легат Луций Флакк и сам консул Метелл были так удивлены, что не поверили рассказам, пока не увидели это чудо своими глазами. А сейчас извлечения из книги «О природе вещей». На западном побережье была найдена девушка со смертельной раной в голову, так и осталось неведомым, из какой части Океана принесли ее бурные волны. Одета она была в пурпурную хламиду, рост ее достигал едва ли не четыре десятка локтей, а ширина плеч была четыре локтя. Плиний в книге VII, гл. II[75], повествует, что в Скифии были люди ростом пятьдесят локтей. Исидор[76] же говорит, что среди долгожителей Индии были мужи ростом двадцать футов. Римский историк Габиний, упоминаемый Страбоном[77] в книге XVII, пишет о могиле Антея, содержавшей его берцовую кость длиною шестьдесят локтей. Даже огромные калиги[78] императора Максимина Гота[79] не подошли бы для такой ноги.
[Гл. 3 опущена]
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О доблестях и достоинствах могучего Старкадера
Несомненно, все достоинства и добродетели Старкадера увеличились бы во много раз, если бы он жил после рождения Христа и придерживался бы его учения. Но и без того, он прожил в три раза дольше, чем длится жизнь обычного человека, и остался великолепным бойцом, не изведавшим ни единого поражения, потому что обладал невероятным мужеством и отвагой. Телесной мощью и ростом он превосходил любое человеческое существо. Обычные люди считали его бессмертным и согласно признавали, что он превосходит всех своими доблестями и достоинствами.
Во всех аквилонских королевствах, а равно и соседствующих с ними странах осталась память о его знаменитых деяниях. Первым его деянием было убийство норвежского конунга Викара[80], и подвиг этот он совершил, чтобы умилостивить богов. Затем он совершил несколько пиратских набегов на соседние провинции и опустошил их, пройдя вдоль и впоперек, напал на Руссию, одолел ее короля Флокка[81] и разграбил его казну. Такое славное начало военной деятельности Старкадера вызвало зависть биармских кулачных бойцов, которые до того считались самыми славными и доблестными, и они вызвали его на бой. Превзойдя их бойцовским мужеством и мастерством Старкадер доказал, что пользуется заслуженной славой, после чего отправился в Швецию. После семи лет службы шведскому королю, он направился в Данию, а позже – в Инландию, чтобы познать самые отдаленные уголки населенного мира, где вступил в бой с двумя знаменитыми атлетами и одолел их, выйдя из боя победителем.
Вскорости после этого он в Восточной Руссии выступил против знаменитого разбойникам Визинна. Этот Визинн изводил все соседние области своими набегами и всеми видами злодеяний. Он захватывал жен знатных мужей и принуждал к совокуплению на глазах у супругов. Старкадер, этот второй Геркулес по телесной мощи, пришел в Руссию с намерением избавить ее от злодея. Старкадер вызвал разбойника на поединок и удушил его.
Затем он пошел дальше на восток и прибыл в Византий, где сразился с гигантом по имении Танна, который из-за своей огромности и силы считался непобедимым. Старкадер одержал над ним победу и изгнал его из этих мест, приказав отправиться в неизвестные доселе земли. Поскольку никто в Византии не мог превзойти его в мужестве и силе, Старкадер пошел в Польшу, где в поединке одолел атлета по имени Ваше. Вскоре после боя с польским атлетом он победил саксонского бойца Хама[82] известного своей ловкостью и силой. Вначале Старкадер был сбит с ног ударом кулака, но быстро вскочил на ноги и атаковал противника так стремительно, что тот не успел даже обнажить клинок, и Старкадер разрубил его надвое. После этой победы он привел саксов под власть данов, но те обращались с побежденными очень жестоко, принудив в знак покорности ежегодно платить дань с каждого локтя своего роста. Но это владычество продолжалось недолго.
[Гл. 5-13 опущены]
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
О деяниях Арнгрима и Арварода
Здесь будет уместно рассказать, как по наущению шведского короля Эрика Красноречивого[83] знаменитый шведский боец Арнгрим победоносно сражался против северных властителей Скрикфиннии и Биармии. Благодаря этим победам он стал зятем датского короля Фродо, который хотел с его помощью расширить свои владения до самых дальних обитаемых людьми мест и распространить свою славу на весь мир. Саксон свидетельствует, что от Осуры у него было 12 сыновей, которых он с юных лет приучал к пиратству, и однажды судьба забросила их всех на одной лодье к острову Самсё[84], у берегов которого стояли два боевых корабля норвежских пиратов Хьяльмара и Арварода. Кормчих на кораблях не было, и братья легко захватили их, перебив всех гребцов. Но ошибка их была в том, что предводителей они не убили. Однако юноши решили, что эта победа бесполезна и неполна — слишком уж легко она им досталась. Братья считали, что в любой битве они могут подвергаться гораздо большему риску, и необязательно с таким счастливым исходом. И действительно, норвежские пираты, один из кораблей которых во время бури повредил кормило, ушли в лес, чтобы вырубить бревно для нового руля. Они свалили дерево и принялись обтесывать его, придавая нужную форму. Затем норвежцы взвалили бревно на плечи и понесли его к берегу, пребывая в совершенном неведении о случившимся с их товарищами несчастье. На берегу они встретились с сыновьями Арнгрима, забрызганными кровью только что убитых жертв. Двое норвежских пиратов получили приказание сразиться с двенадцатью противниками. Действительно, это было неравное число: двенадцать бойцов против двух, однако победа не решается лишь арифметической множественностью рук, и хоть Хьяльмар был убит, но и все его двенадцать противников постигла та же участь, потому что Арварод продолжил сражение не мечом, а ухватил толстое, еще не полностью обработанное бревно для кормила и, размахивая им с необычной силой, с каждым ударом поражал врага и умертвил всех двенадцать.
[Гл. 15-29 опущены]
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
О знаменитых воительницах
Ничего удивительного или невероятного нет в том, что гётские женщины принимали участие в самых тяжелых сражениях — ведь они с колыбели приучались к строгому поведению и военному делу, им не позволяли изнурять телесную силу разгульной жизнью, неподобающим поведением и распутством. Их приучали в любой момент применить оружие, отказаться от легкостей в жизни, закалять свои тела и укреплять дух в терпении и труде, отвергая присущую женщинам нерешительность и легкомыслие, заменяя женскую мягкость мужской жесткостью. Это особенно касалось тех девушек, которые проявляли силу характера и телесную ловкость. Поскольку они предавали забвению свой прирожденный пол, то отдавали предпочтение не соблазнительности, а суровости, не поцелуям, а схваткам, не объятиям, а звону оружия и, познав вкус крови, предпочитали мечи возлюбленным, а их руки, предназначенные для вязальных спиц, сжимали оружие, глаза служили им не для любования изысканными предметами, а для убийства. Они без колебаний нападали с копьем на того, кого считали возможным одолеть в одиночку. И немалое число женщин отказывались от наслаждений и удовольствий, с готовностью предаваясь воинской службе. Причины, по которым родители позволяли, чтобы произошло так, а не иначе, были довольно вескими: девушки оружием могли защитить свое целомудрие и честь перед высокомерными кулачными бойцами, не боявшимися преступлений и насилия в отношении существ противоположного пола, они не желали, чтобы из-за подобных случаев недоброжелатели позорили их страну, их родителей и других невинных людей. Среди таких женщин мы знаем норвежских дев Стикла[85] и Алвилд[86].
[Гл. 31 опущена]
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
О самой знаменитой женщине, благороднейшей королеве Амаласунте
Из всех готских женщин-воительниц самая известная и мудрая — Амаласунта[87], дочь Теодориха, остготского короля Италии. Об этой женщине писали многие знаменитые латинские и греческие авторы — такие, как Иордан[88], Прокопий[89] и другие, но больше всех о ней писал Свида[90]: «Амаласунта, мать Аталариха, была справедлива и достоинствами своими не уступала ни одному благородному государственному мужу. За все ее долговременное правление Городом никто из римлян не подвергся телесному наказанию или денежным поборам. Когда же готы захотели разграбить и опустошить Город, она этому безоговорочно воспрепятствовала. Она хотела, чтобы ее сын приобщился к управлению Римом и вел такой же образ жизни, что и она. Для этого она старалась дать ему образование и заставляла заниматься науками. Из всех наиболее выдающихся готских знатных молодых людей она выбрала таких которые уже имели государственный опыт и были строгих правил. Она окружила этими людьми своего сына Аталариха, чтобы тот с детства получал нужные уроки». Другой готский король, Теодад[91], написал об Амаласунте такие слова: «Сама эта женщина — украшение наших королевств, она — цвет и слава нашего родословия, отблески ее великой славы падают не только на нас, родственников, она красит собой весь род человеческий. Кто и какими словами может описать ее благочестие и оценить ее добродетели? Философы, увидев ее, постигали бы новые знания и признали бы, что их трактаты содержат более незначительные вещи по сравнению с взвешенными и мудрыми речами этой женщины. Без сомнения, в том и состоит великая сила властителя, чтобы быстро осмысливать, но не спешить с высказываниями — ведь властителю нельзя говорить то, в чем ему пришлось бы раскаиваться. Благословенна держава, которая может похвастаться правлением властительницы, обладающей такими добродетелями пред лицом Господним». Давая более широкое описание достоинств этой славнейшей из королев, Альберт Кранц[92] превосходит других авторов в ясности и определенности.
[Гл. 33 опущена]
КНИГА ШЕСТАЯ
О РУДНИКАХ И МЕТАЛЛАХ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Люди воинственного племени, обитающего в рудных горах Свеаланда и Гёталанда, силою своего духа, телесной мощью и отвагой подобны гигантам и бойцам. Поэтому они заслуживают того, чтобы после гигантов и кулачных бойцов, был описан их образ жизни, какое оружие они употребляют, и какая разница между этими двумя породами людей. Но в какой последовательности делать такое описание будет определено позже, а пока следует сообщить о местах их обитания, то есть о горах, где живет этот народ. Горы те высоки, бесплодны и пустынны и единственно ценное, что содержат — это неисчерпаемые залежи руды, что позволяет обитателям обеспечивать себя всем необходимым для небедной жизни, а в случае противостояний с кем-либо из соседей, решать разногласия себе на пользу, ограничив продажу металла сопернику. При желании они могли бы получать и более, чем необходимо для обеспеченной жизни, объединившись для строгого обережения этих благословенных даров Природы, что они и делают. Этот героический народ не уступит ни дюйма своего как в случае столкновения с врагами, так и в противостоянии с природными бедствиями. О войнах будет сказано в последующих главах. Чужеземный писатель Альберт Кранц[93] свидетельствует, сколь сплоченно и отважно эти люди, именуемые далекарлийцами, выступают против врагов. Он вполне достоверно описывает их борьбу с датскими королями Христианом I и, особенно, Иоанном[94]. И король Христиан II[95] на собственном опыте убедился, с какой силой и яростью сражаются они, когда был изгнан из Свеаланда и Гёталанда, поднявшихся в 1521 году по призыву короля Густава[96], и каких жертв это стоило, потому что король Христиан последовал дурным советам Иоанна. О тех бесчеловечностях и жестокостях[97], которые творились в северных краях, и которые я видел своими глазами, будет рассказано позже.
[Гл. 1-2 опущены]
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Об ископании металлов
Рудокопы, добывающие металл, подвергаются большой опасности, но не страшатся ее, а от самого входа внутрь горы они ставят многочисленные подпоры потолка в виде арок, чтобы обеспечить свою безопасность. Поимо этого, не очень надежного способа, рудокопы придумали и другой: они обвязываются веревками, спускаются вниз и там ломают руду или разрабатывают серебряные жилы, а это же устройство используют, чтобы поднимать добытое на поверхность, где все тщательно очищается при помощи огня и воды.
Обычно в верхних слоях добыча руды невелика и вряд ли может служить источником хорошего дохода, поэтому ясно без слов, что копатели стараются углубиться в недра горы, укрепляя своды все новыми более надежными колоннами. Они убеждены, что горные сокровища залегают на большой глубине, у самого подножия скал. Изыскания основываются на знании точных признаков залегания руды и требуют большого внимания и наблюдательности.
Таким образом, металлы, сваренные самой природой, могут добываться в большой массе, особенно медь и серебро. Но, как говорит Страбон в одной из притч[98]: «Много кто желает добывать золото и серебро, ископая не сырую руду, а похищая сразу чистые металлы. И стараются поступать именно так, хотя сокровища скрыты за тысячью замков, и стерегут их хищные грифы или скифские муравьи[99]». Но одно из подходящих к случаю изречений гласит: «Похищенное золото нуждается в охране железом». Наверное поэтому Плиний и говорит, что жизнь свою человек может провести в покое и блаженстве, довольствуясь простыми земными благами, если не возжаждет излишеств и роскошества. Золота и серебра в старые времена было несравненно больше, чем нынче, и тратили их тогда неизмеримо больше, чес сейчас, но на какие же чудовищные уловки и придумки подвигали людей жадность и тщеславие, чтобы удовлетворить пустые страсти. Стали находить забаву в том, чтобы любострастными изображениями украшать кубки и пить из непристойностей. Но такие пороки постепенно лишают человека разума, превращая его в расслабленное создание.
[Гл. 4 опущена]
ГЛАВА ПЯТАЯ
О подъемных колесах, устройствах и опасностях для работников
На этой картинке видно огромное колесо, точнее, подъемное устройство, вращаемое людьми или тягловыми животными внутри его. Рядом изображен человек, который спускается вглубь горы, прочно привязанный к веревке, и наполненная рудой или водой бочка, поднимаемая вверх на той же веревке. Здесь, как можно понять, изображен способ, которым рудокопы пользуются при добыче руды. Следует сказать также, что часто колесо по очереди вращают лошади или большие медведи[100], особенно тогда, когда нужно поднять или опустить тяжелый груз, если невозможно сделать это, двигаясь по тоннелям и лестницам.
Рудокопы, постоянно выполняющие трудную и тяжелую работу как под землей, так и на поверхности, все же являются людьми крепкими, и часто по своей воле идут на эту каторгу, совершив какое-либо преступление. Они безопасно живут в этих местах под защитой королевских привилегий[101], в противном случае им нужно было бы покинуть страну. Однако право вернуться в родные места они никогда не заработают. Рудокопы — отчаянное племя, они склонны к возмущениям и беспорядкам, к насилию и дракам, убийствам и тысячам других подобных преступлений, но вынуждены соблюдать установленный порядок — в противном случае их подстерегает множество опасностей и несчастий. Но эти буйные головы не страшатся ни обвалов каменных стен, ни смертельно вредоносных выделений из добываемой руды, ни удушающего воздуха копей, поэтому иногда судьба их бывает ужасна. Это чаще всего происходит, когда рудокопы работают без опаски и слишком поспешливо, чтобы пораньше выполнить урок. Такая работа является причиной обвалов, и работники либо мгновенно гибнут, раздавленные каменными глыбами, либо умирают жестокою смертью от голода и удушья, испытывая эти муки в течение нескольких дней. И если средств вызволить их из-под земли не остается, то обычно устанавливают памятный камень, на котором пишут число погибших рудокопов, будь то 30, 60, 100 или больше. Тем не менее, оставшиеся в живых не теряют своей неукротимости, словно произошедшее на их глазах несчастье нисколько не испугало их. А ведь достаточно одного легкого удара молотка, чтобы обрушить огромные каменные глыбы.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Об искусстве и мастерстве кузнецов
Кузнецы, литейщики, токари — все люди, работающие с металлом — пользовались особым почетом во многих полночных королевствах и провинциях, а среди воинственных горцев Далекарлии и обитателей Хельсингланда, бывшего некогда славным королевством, можно встретить таких искусных и опытных кузнецов, равных которым не отыскать во всех северных областях. Искусно располагая движимые водой колеса, они умеют вытягивать сырой бесформенный материал в длину, превращая его в богатую металлом субстанцию. Таким образом, двигая и прилагая в нужном направлении силу такого устройства, можно за короткое время сделать огромную работу, приготовить нужный материал для медной посуды и железных инструментов и смастерить их. Выполняя такую работу, мастера имеют немалый прибыток. Кроме того, они изготовляют железные двери, оконные ставни и запоры, причем все соединяется так плотно, что найти хотя бы маленькую щель невозможно. Наверное, нигде во всей Европе подобной работы не найти.
По приказу папы Юлия III в Риме на виа Фламиниа была построена капелла Св. Андрея, украшенная железными решетками, фасад роскошного дворца, принадлежащего семейству Маттеи[102], также искусно изукрашен изделиями из железа и вызывает восхищение публики, но если бы все это изготовили северные мастера, восторг был бы гораздо больший.
Следует сказать, что такие мастера очень редко или даже никогда не изготовляли пыточные инструменты вроде ручных и ножных кандалов с острыми шипами и т. п. Подобные малопривлекательные товары в королевство, надеясь на прибыль, привозят германские торговцы. Среди этих приспособлений есть одно под название «Дева»[103], при помощи которого сжимают пальцы и дробят, причиняя нестерпимую боль, и хоть название само по себе прекрасно, но предмет этот и его назначение омерзительно. Не моя задача объяснять здесь причины применения «Девы», оставим это хранителям и толкователям законов, жалоб на их на рушение в северных королевствах достаточно, поэтому не стоит ввозить чужеземные пыточные приспособления, чтобы не увеличивать их число.
Но в то же время следует поведать об одной достойной сожаления вещи: властители некоторых лютеранских княжеств[104] на берегах Сарматского моря[105] любят и привечают опытных палачей, умеющих обращаться с железными пыточными приспособлениями, и печалятся, что доселе им были неизвестны эти чудовищные инструменты, причиняющие адскую боль человеческим существам. Душа содрогается при виде этих инструментов, ум человеческий отвращается от описания жестокостей ими причиняемых, и рождается мысль, что все это придумано не людьми, а исчадиями преисподней.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
О выплавке металлов
Поделиться книгой: