— Считаете это моя судьба?
— Я считаю, что вы слишком хороши для того, чтобы мыть уборные. Достаточно умны, чтобы понять какой ошеломляющий эффект производите на мужчин. И весьма расчётливы, чтобы оценить какой будете иметь успех, если перевести его в деньги, чтобы уже сейчас начать мечтать о домике на берегу.
— Хотите сделать предложение? — вздыхаю я и, словно подводя итог, поднимаю купленный мне бокал, уже давно понимая к чему он клонит.
— Хочу. Пока вы не подписали этот губительный для себя контракт с заведением, я могу вас отсюда забрать.
— Вы так добры, мистер Брин, — отхлёбываю я шампанское. — Я слышала в этом здании пять этажей. На втором — общие жилые комнаты. На третьем — комнаты для шлюх подешевле, тех, что находят кавалеров сами. На четвёртом девушки подороже живут в собственных комнатах, к ним кавалеров приглашают. А на пятом уже те, кому и платят больше всего и поднимаются их клиенты порой втайне и по чёрной лестнице. Мистер Брин, то, куда вы хотите меня забрать, на каком этаже?
— Дорогая Лола, — вздыхает он, но я перебиваю.
— Дорогой Марк! На первом континенте или на третьем, на первом этаже или на пятом, в этом здании или в соседнем, а шлюха — всё равно шлюха. И к сожалению, какими бы мечтами они себя ни тешили, они не покупают домики в Исваане. А, принимая очередного клиента, разучившиеся чувствовать и давно переставшие из-за этого страдать, даже не вспоминают, как мечтали выйти замуж за мускулистого загорелого рыбака и нарожать ему хорошеньких детишек. Когда ваш срок пребывания здесь закончится, где окажусь я?
— Я увезу вас с собой.
— Как вещь? Как покупку? Как игрушку? А когда я вам надоем?
— Сомневаюсь, что с вами мне грозит скука.
— А вот я определённо начала скучать. Было весело, когда вы изображали влюблённость. Но я благодарна вам, что вы не стали пудрить мне мозги. Не предложили ни замуж, ни золотые горы, ни «люблю-куплю-полетим». Были прямолинейны как рельс. Ибо так расчётливы, что даже не сочли нужным врать. Я услышала ваш посыл: «Вы мне понравились, я вас покупаю и трахаю один», — я допиваю шампанское, встаю, и разворачиваюсь к нему. — Спасибо, но мой ответ остался неизменным. Нет.
— Лола, — хватает он меня за руку и встаёт, подтягивая к себе.
Чёрт, для моего юного тела без многолетней подготовки два бокала действительно оказалось многовато. Так кружится голова. Или это от его чёртовой близости?
— А чего вы хотите? — прижимает он меня к себе, заглядывая в глаза. И чувствую, как глубоко он начинает дышать, как разгоняется его пульс, как он заводится. Просто с полпинка заводится. — Как бы вы ни были красивы, юны и привлекательны, в вашем положении о большем не стоит мечтать.
— Чего я хочу? — усмехаюсь я, от греха подальше освобождаясь от его объятий. — А знаете, чего хотят девушки в Исваане? Свалить куда подальше. И нахрен им нужны их пропахшие рыбой мужики. Всё относительно, дорогой Марк Брин. Хотите правду? Для разнообразия.
— Валяйте, — и сам понимает он, что едва справляется с возбуждением. Садится обратно на диван и закуривает. Если мне не изменяет память — первый раз закуривает.
— Мне тоже не нужен рыбак. Мне нужен король. И это ему я нарожаю хорошеньких зеленоглазых детишек.
Он давится дымом, рассмеявшись так искренне, что мне даже становится обидно.
— Вот только не говорите мне, что вы одна из тех охотниц за удачей, что сейчас рвутся со всех концов земли в Литрум.
— Рвутся в Литрум? — обескураживает он меня своим смехом.
— Да, потому что самый завидный жених на трёх континентах, король Абсинтии, Его Величество Георг Рекс пятый ищет ту, что явилась из другого мира, чтобы спасти ему жизнь. Спасла, а потом пропала, — ржёт он.
— Вы шутите? — противный голосок Конни, неожиданно ставший писклявым, хотя она наверно пыталась сделать его нежным и любезным, заставляет Марка Брина обратить на неё внимание. — Что значит пропала?
— Отправилась в свой мир, — нарочито круто разворачивается он к этой Коннигейл, присевшей на моё место на диване, явно давая мне понять, что раз я так строптива, ему есть на кого обратить своё внимание. — Если вы конечно верите в подобные сказки. Хотя, — улыбается он пренебрежительно, — это не важно, во что верите вы. Главное, что в эти сказки верит король. Верит, что она вернулась обратно.
— А что же с ней на самом деле случилось по-вашему? — поджав губки, демонстрирует она чудные ямочки на щеках, пока я стою истуканом, не зная, как мне реагировать.
— Она умерла. Но влюблённый без памяти, и убитый горем король верит, что ведьма смогла её оживить.
— В чем же подвох? — не отстаёт Конни.
— В том, что она умерла, — повторяет он, — а ведьма врёт, будто никто не знает, как она теперь выглядит, и что, скорее всего, ничего не помнит. Надеется, что король выберет кого-нибудь похожего, поверит, полюбит и успокоится.
— То есть любая, кто сможет его убедить, что она и есть та самая, теперь может стать его избранницей? — просто читает Конни мои мысли. Мои скачущие как скакуны мысли.
— Совершенно верно, — обворожительно улыбается девушке Брин.
Глава 9. Даша
— Говорят, они собираются десятками у ворот дворца, — услышав разговор, подходит к нам Пассиона.
— Лола, но разве ты не была на днях во дворце? — невинно округляет глаза Конни и производит именно тот эффект на Брина, на который и рассчитывает.
— О, боги! Нет. Нет, — закрывает он лицо рукой. — Так это правда? Не может быть, что я в вас так ошибся, — откидывается он к спинке дивана, даже не убрав руку с лица — так сильно я его разочаровала.
— Лола? — ждёт от меня ответа Конни.
— Да, я была во дворце, — равнодушно пожимаю я плечами. И точно знаю: что бы я сейчас ни сказала, никто всё равно не поверит ни в мою правду, ни в мою ложь. Они уже сделали выводы. Но мне это, видимо, только на руку. Ведь я, кажется, избавилась от своего прилипчивого ухажёра.
Хотя на самом деле под предлогом устроиться прислугой я ходила во дворец, потому что всего лишь надеялась туда попасть. И понятия не имела, что все эти девушки, что пришли вместе со мной, искали вовсе не работу.
Мне вежливо отказали, и я ушла. Не видела смысла мёрзнуть на улице у ворот, которые в этот день для меня все равно не откроют. Стоять у моста через ров, который при всём моём желании мне не перепрыгнуть. К тому же путь до замка пешком был и так неблизкий, а мне ещё предстояло пройти его в обратном направлении и желательно успеть до захода солнца. Но мне и в голову не пришло, что этот кастинг для девиц, оказывается, устраивает Гошан.
— И что, король действительно разговаривает с каждой? И как он тебе? Говорят, он хорош, — совсем оттесняют Брина собравшиеся вокруг нас девушки. И вовсе не моя правда их интересует, а подробности.
— Говорят, каждый вечер он выходит на галерею и просто смотрит на тех, кого запустили, — всех растолкав, становится у самого дивана карлица Руру.
— А я слышала, что он приглашает для аудиенции каждую, — подходит Бэлла, одна из самых красивых и востребованных на третьем этаже, а потому с перспективой переехать жить на четвёртый, девушка. — Помните Мирану? — оглядывается она, выискивая стареньких, из тех, кто бы мог ей кивнуть. Но кроме Худышки Джейн, что сегодня нет, Руру и самой Бэллы, из тех девушек, что, будучи Катариной и я видела, её слова подтвердить не кому. Но её это не останавливает. — Жила у нас с полгода назад.
Такая высокая светловолосая. Говорят, её подучила бывшая шлюха короля — Марго.
— Маргарита? — выкрикиваю я и зажимаю я рот рукой, чтобы не ляпнуть лишнего.
— Да, — продолжает Бэлла, когда никто и не обращает внимания на мою осведомлённость, — она во дворце год прожила. Своими глазами видела, как вела себя та самозванка, что выдавала себя за Катарину. И как она его околдовала. В общем, он эту Мирану даже ночевать во дворце оставил.
— Да ладно?! — и снова громче всех удивляюсь я. Но удивление ли это?
— Девочки, девочки, — голос мадам Сони прекращает наш стихийный междусобойчик, заставляя заняться «делом».
Все расходятся по своим уголкам, диванчикам и закуткам к заскучавшим клиентам.
И теперь мне даже немного жаль, что я так разочаровала Брина. И хотя уязвлённое самолюбие, когда он мне не поверил, прямо-таки закипело желанием доказать, что мои притязания на короля вполне себе реальны, конечно, я подавила это желание. Потому что ещё больше мне жаль, что Гошка с лёгкой руки Марго принял за меня какую-то белобрысую дылду. И, видимо, активно проверял её на подлинность, раз оставил на всю ночь.
Чёрт! Наверно, первый раз радуюсь я тому, за что ругала себя всю эту неделю: тому, что не сказала ему, что Даша — это я. Не пошла с шашкой наголо напролом. А ведь посещала меня такая шальная мысль. Посещала. Плюнуть на всё, пойти признаться, а там будь что будет. Да что там! На самом деле именно таким был мой первоначальный план. В своих мечтах я видела, как кинусь к нему на шею, а он обрадуется, а не шарахнется от меня как от «ветряночной». Но он шарахнулся, я струсила. И теперь
выглядываю, поднимаясь на цыпочки, из-за спин наглых, бесстыжих, решительных, что напролом рвутся в койку к королю, да перечитываю по ночам его сумасшедшие письма.
О, господи! Что же делать? А если он и правда поверит, что я умерла и выберет кого-нибудь? И полюбит? Если окажется, что не так уж я была ему дорога, как мне казалось? Что все мои сомнения, почему он намеренно держал меня в стороне от своих дел и от ребёнка не так уж и далеки от истины? Хотел скрасить мной свои последние дни жизни и дело с концом.
А теперь у нас с ним разные дороги. Кто он и кто я? Никто. Не Катарина Лемье, дочь герцога и одной из самых влиятельных дам города, а самозванка, бродяжка, дворняжка с говорящим самим за себя именем Лола. Или это просто вопят в моём теле ещё не отбушевавшие гормоны и юношеский максимализм? Или обида, гнев, ревность, что душит похлеще удавки? Или я просто гоню от отчаяния и бессилия?
Но что бы я сейчас ни чувствовала, нет, не пойду я толкаться в этих очередях за его благосклонностью. Потому что нет у меня больше запасной жизни. Нет больше за спиной другого мира, нет друзей и подруг. Хотя чёртов Брин прав: домик в Исваане уже хочется, а возможностей на него заработать в этом мире у таких как я — две. И ни в одной из них нет фразы «честным трудом».
— Бэл, а Бэл, — на следующий день в столовой все пристают к спустившейся на обед девушке. — А правда, что внешность возлюбленной короля теперь может быть любой?
— Нет, она должна быть блондинкой и голубоглазой, — отвечает та. — Я слышала, кареглазых даже не пускают.
— А какого роста? — больше всех волнуется Конни.
— Да кто же знает какой на самом деле был у неё рост, — отвечает кто-то из-за стола напротив. — А кстати, слышали новость про Марго эту, разведённую, с предписанием, бывшую давалку короля? Джейн, ты же её помнишь?
— Нужна она мне, ещё её помнить, — сидя рядом со мной, выбирает Худышка Джейн абрикосовые косточки из кружки с компотом. И, положив на стол, разбивает донышком стакана.
— Говорят, новая жена её бывшего мужа, та, что дочка ювелира, его бросила. Собрала вещички, ребёнка и укатила в Империю вместе с отцом.
— Красавчика Тиза Аркета, жирная корова Сандра Парк бросила? — переспрашивает какая-то осведомлённая девушка.
— Нищего красавчика, — хихикает та в ответ. — Она же развелась, уличив его в измене, и все денежки свои у него по новым законам забрала. Можно сказать, он стал первой жертвой равноправия.
"Можно сказать, так ему и надо", — добавляю я про себя, но сегодня меня это ни капельки не радует.
— Кто говорит? — шарахает стаканом Джейн по следующей косточке, а своим неоспоримым авторитетом по аудитории, которая было разгалдевшись, замолкает.
— Да ясно кто, Надин, — хмыкает «осведомлённая», даже имени которой я пока не знаю. — Он же её постоянный клиент. Из-за неё весь сыр-бор и вышел.
— Вот дура! — выносит свой вердикт Джейн, разбивая ещё одну кость.
— Кто? — резко превращается «осведомлённая» в «непонятливую».
— Марго эта, — очищает от осколков скорлупы ядрышки Худышка и закидывает в рот. — Они же с этой Надькой были тут подружки. Она и до сих пор к ней захаживает. Сплетни от неё таскает. А та с её мужиком спит, — хмыкает она.
И мне очень хочется добавить: по которому Марго до сих пор сохнет, но помалкиваю. Но вот же лядина, как говорит Ваби. (Вроде как это слово означает бесплодную землю, пустошь, а не то, что говорим мы, приставив букву «Б», но суть та же самая).
И столько у меня вопросов к этой Марго. Но главный: как там Барт?
Глава 10. Георг
— О, боги, Барт! Когда я даровал тебе эти земли и титул, то в жизни не думал, что ты превратишь замок в настоящую берлогу.
Я осматриваюсь в заваленной шкурами и провонявшейся нафталином комнате, которую генерал Бартоломеус Актеон, граф Пандор (по имени замка) громко назвал «рабочий кабинет».
— Отвали, Георг! — развалившись в кресле в одном халате на голое тело, он вытягивает ноги к остывающему камину, пока я разглядываю висящие по стенам чучела. — Мне и так хреново. Зря ты вообще приехал. Заболеешь.
— Ты думаешь меня можно испугать парой волдырей и лихорадкой?
— Парой сотен волдырей, — задирает он покрытое сыпью лицо, чтобы на меня посмотреть. — Но подозреваю, что ты именно за этим и приехал. Не поддержать старого друга, а подцепить оспу и, желательно, сдохнуть.
— Я тебя умоляю, — рассматриваю я голову оленя с огромными ветвистыми рогами. Что-то есть в ней общее с хозяином кабинета, но пока не пойму что. — Этой ветрянкой меня должна была наградить собственная дочь. И мне не пришлось бы ради этого тащиться к старому дятлу, который, когда болеет, становится капризным и нежным, как барышня. Я вообще только жить начинаю.
— У тебя есть новости? — устав на меня таращиться, отворачивается Барт.
— Ты думаешь я бы промолчал, если бы были у меня новости, — сажусь я на шкуру перед камином, чтобы поворошить догорающие угли. — Прошла неделя, а её так и нет.
— Наверно, что-то пошло не так, — вздыхает Актеон. — А ты что думаешь?
— Я не знаю, что думать, Барт. И мысли у меня уже самые мрачные. Сначала она не ответила ни на одно моё письмо.
— Георг, она не хотела давать тебе надежду. Ведь никто не знал, получится ли у неё вернуться, — не просто вяло возражает, а прямо кидается он на её защиту.
— Остепенись, болезный, — кладу я на угли ровненько поколотые поленья. — Просто вёл я себя как мудак. И не надежду она не хотела мне давать, а сомневалась, вот и не отвечала. Во мне сомневалась. И я её не виню. Представляю, сколько бессонных ночей она провела, прежде чем решиться. Это ведь не на рынок за зеленью сходить, даже не из города в город переехать, а сменить целый мир. Не временно. Навсегда.
— Я с трудом представляю каково ей было, — вздыхает Барт. — И не знаю, что выбрал бы я, будь у меня такой выбор. Но всё же она решилась. Так же твёрдо и без колебаний, как воткнула в себя тот кинжал. Засомневайся она в тебе хоть на секунду, и не сделала бы ни то, ни другое.
— Ты меня успокаиваешь, да? — гляжу на потрескивающие, разгорающиеся дрова. — И всё же я её обидел. Своим недоверием, подозрительностью, скрытностью.
— И это она тебе тоже простила. Как простила и всё остальное, что было до, иначе ты бы сдох на том алтаре или чуть позже, и у неё ничего бы не получилось. Ты напрасно терзаешься, Георг, она тебя простила, — закидывает он ногу на ногу, но видимо, это доставляет ему неудобства, потому что, поморщившись, ставит ноги рядом, как были, и одаривает меня взглядом мученика. — А вот если ты пришёл ко мне облегчить душу, то точно не по адресу. Пусть герцог Фогетт отпустит тебе грехи. Или ему, не имея сана, не положено?
— Не положено, — не сводя с него глаз, поднимаюсь я. — Но я пришёл за правдой, Барт. И хочу её услышать от тебя, — нависаю я над ним грозовой тучей. Вы даже не сказали мне. Ничего не сказали, пока мне не принесли ту посылку и в ней два вязаных шарфа. Вы всё скрыли. Всё! И как договорились. И что провели этот ортов обряд.
— Не пыли, Георг. Для человека, который сам не любит распространяться о своих планах, ты не многого требуешь от других? — усмехается этот наглый Медведь.
— Хочешь сказать, что тоже не хотели меня обнадёживать?
— Именно так, — сползает он на кресле ниже и кладёт голову на спинку. — И судя по тому, что сейчас с тобой творится, были правы.
— Правы в чём? — шумно выдохнув, отворачиваюсь я и решаю куда податься-то в этом логове: к столу, окну, книжным шкафам. Выбираю стену с картиной. Ортовы заговорщики! Выпороть бы их хорошенько.
— В том, что ты теперь места себе не находишь. Дёргаешься, истеришь, как баба на сносях.
— Можно подумать до этого я был спокоен, — разглядываю я уютный городок с черепичными крышами, синее море с барашками, на которые художник не пожалел белил, перевёрнутые кверху днищами лодки на берегу, развешанные сети. И далеко в тумане на скале сложенный из розового камня замок. Именно по этому замку и можно узнать Исваан. Замок Грёз на Берегу Вечного Счастья. Говорят, он даже существует.
— И да, я воспрял духом, когда получил послание и подарок. Обрадовался. Да что там! Постригся, бороду укоротил!
— И зря. Был лохматый Серый Пёс, а теперь просто Серый Пёс. И ты не просто терпеливо ждёшь, ты теперь весь на измене. А эти шарфы, кстати, она вязала и пока жила в замке, — вздыхает Барт.
— Хочешь сказать, что всё это время они и были здесь? Просто к первому снегу мне передали посылку, оставленную ей несколько недель назад?
— Я не знаю, Георг, — мотает головой Барт. — Правда, не знаю.
Но я слишком хорошо знаю своего друга, чтобы не понять, что в этом движении что-то не так. И он знает больше, чем говорит.
— Врёшь ты ещё хуже, чем успокаиваешь, Барт. Не могла бы она ни с кем договориться. Просто физически бы не смогла. После ареста она не возвращалась в замок. И шарф, что она вязала там, так и остался незаконченным.