Запредельный человек [сборник]

— Да просто то, что в твоем нынешнем физическом и умственном состоянии оценивать попросту нечего. Ваша несчастная культура и без того являет собой печальный пример неспособности вида решать элементарные социальные проблемы. А интересует нас степень ущерба, который вы потенциально способны причинить Галактическому Консенсусу на данном этапе вашего становления.

— Не мог бы ты сделать одолжение и говорить яснее?

Ксориалль сердито взмахнул рукой.

— Я, право, не понимаю, что тут может быть неясного. Само собой, Консенсус отслеживает развитие видов в Тессасфере, и когда в психостратуме появляется новый вид, возникает необходимость произвести его оценку, дабы определить, какую роль ему можно — и вообще можно ли — отвести в галактической иерархии. А также в какую сторону направить его эволюцию, чтобы она оптимально совпадала с целями Консенсуса.

— Вот об этом я и говорил, — проворчал Монтгомери. — Вроде бы все сказано по-человечески, но я ничего не понимаю.

— В соответствии с программой, — продолжал Ксориалль, — выбирается один представитель вида. Мы исследуем его врожденные способности и собираем данные, на которых в дальнейшем строим экстраполяционные вычисления.

— Представитель вида... Я думал, такими словами называют то, с чем лаборанты работают, или то, что на булавку насаживают для коллекции.

— Твой язык прост, — кисло заметил Ксориалль, — но в нем так много средств для создания излишних коннотаций! В данном случае, представитель вида — это ты, мой мальчик. — Он вскинул руку, предостерегая от очередного комментария: — Определяя границы твоих скрытых возможностей, я в микрокосмических масштабах выявляю меру потенциальной судьбы всего твоего вида.

— Что ты имеешь в виду, говоря о «моем виде»? — подозрительно сощурился Дэмми. — Это что, шутка такая?

— Твой вид, мой милый юноша, это вся ваша раса, племя, цивилизация — называй как хочешь.

— Ты об американцах?

— Американцы, русские, зулусы — все вы лишь подвиды гомо сапиенс, как вы сами себя наивно именуете.

— Говоришь так, — осторожно произнес Дэмми, с опаской поглядывая на Ксориалля, — будто ты не из наших.

— Полагаю, это стоило прояснить раньше, — со вздохом признал пожилой господин. — Конечно, ты прав, Дамокл. Я не человек.

Дэмми попятился:

— Значит, ты с Марса. Ладно, только не нервничай. Успокойся...

— Уверяю тебя, я спокоен, — резко произнес Ксориалль. — Нет, я не с Марса. Моя родная планета — в сотнях парсеков от вашей крохотной системы.

— Хорошо, как скажешь, — незаметно отодвигаясь, Дэмми на глаз прикинул расстояние между собой и хозяином.

— Не надо, — устало произнес Ксориалль. — Мы вроде бы наладили отношения, поэтому давай не будем опускаться до уровня лев — укротитель.

Дэмми резко вдохнул и прыгнул — точнее, мозг отдал приказ телу, которое при обычных обстоятельствах моментально откликнулось бы: резкий вдох и ловкий прыжок. Но вместо этого Дэмми остался на своем месте. Соматические индикаторы возмущались, что ничего не происходит, но ни единый мускул не отозвался на внутреннее возбуждение. А потом Дэмми медленно бочком свалился на пол.

— Прости, — сказал Ксориалль. — Пожалуй, я переборщил.

— Да не бери в голову, — вяло ответил Дэмми, пытаясь встать на четвереньки. В руки и ноги как будто вонзилось множество иголок. — Я, похоже, еще не так здоров, как казалось.

Он плюхнулся обратно в кресло. Ощущение было ошеломительное, словно кто-то залез в его мозг. Такое чувство, что в святая святых его «я» проникло щупальце не толще волоса, нежно прихватило, а потом, сдавив, сдернуло на пол.

И вот, сидя в кресле и хмуро глядя на хозяина дома, Дэмми чувствовал, как нечто чужеродное, наконец, покидает голову, но не просто уходит, а оставляя после себя новую картину разума: разбитые на секции мысли, сложные и необычно переплетенные. Дэмми еще успел удивиться...

— Послушай, Дамокл, — ласково произнес Ксориалль. — Для моей работы крайне необходимо, чтобы ты принял реалии сложившейся ситуации. Я не могу оказывать сильное влияние на твои ментальные процессы, не повредив тех участков мозга, которые сам же надеюсь развить, поэтому вынужден полагаться на твой зачаточный рассудок и ждать, что ты поймешь, насколько это мудро — сотрудничать.

— А теперь послушай меня, — устало сказал Дэмми. — Я не много знаю о вас, марсианах, но вроде бы вы мелкие и зеленые и не похожи на седого мусье со смешными усиками. А будь ты космическим чудовищем, у тебя были бы фасеточные глаза, щупальца и тому подобное... С какой стати ты выглядишь как богатый дядюшка из фильма?

— Ну как же, — выгнул брови Ксориалль.

Дэмми просверлил его взглядом:

— Если ты из глубокого космоса, папаша, то ты мне такой же родственник, как и устрица.

— Неудачное сравнение. Моллюски занимают совершенно иную биологическую нишу.

— Тогда готтентот[3], — предложил Дэмми. — Почему ты не принял облик бушмена, или эскимоса, или черного араба с во-о-от такими бакенбардами?

— А тебя бы это успокоило?

— А это-то здесь при чем?

Ксориалль вздохнул:

— Принципиально важно, чтобы между нами установилась связь, основанная на надежных межличностных отношениях. Посему я принял облик, который не должен у тебя вызывать синдром враждебности. Представ перед тобой как пожилой богач твоей расовой принадлежности, я рассчитывал избежать антипатии по признаку цвета кожи, текстуры волос и прочая, одновременно стараясь не вызвать чувства конкуренции, основанного на воображаемом сексуальном соперничестве или факторах мужского доминирования.

— Говоришь, как будто у тебя был выбор, — заметил Монтгомери. — Большинство моих знакомых живет с тем, чем их наделила мать-природа.

Ксориалль устало покачал головой:

— У тебя просто потрясающая способность упорно не принимать факты, — сказал он. — Я планировал подвести тебя к этому постепенно, но, похоже, все же придется рискнуть и устроить встряску твоей нервной системе.

— Какую еще встряску? — забеспокоился Дэмми. — Ты давай полегче, док. Меня еще потряхивает после твоей последней демонстрации.

— Встряска от того, что ты увидишь мой истинный облик.

— А разве сейчас я не на тебя смотрю?

— Дамокл, это лишь маскировка, — мягко произнес Ксориалль.

— Ну и? Я что, накладных бакенбард не видел?

— Моя маскировка включает не только искусственные волосы.

— Что еще? Нос, цветные контактные линзы...

Он умолк, стоило Ксориаллю со вздохом нажать кнопку за ухом. От линии волос до подбородка и далее по шее возникла щель, расширилась, и лицо раскрылось, как створки устрицы, являя нечто, покрытое тускло поблескивающей серой чешуей.

— Теперь тебе понятно? — донесся из щели голос Ксориалля.

Дэмми плотно зажмурился и ответил:

— Закрой,закрой,закрой...

— Ладно, можешь открыть глаза, — уже мягче произнес Ксориалль.

Монтгомери приоткрыл один глаз: пожилой господин вполне нормальной теперь наружности тепло улыбался.

— Ну, раз так, папаша, то каково там... ну, среди звезд?

— Я полагаю, тебя интересуют условия обитания вне Земли?

— Да, именно это я и сказал. Ну так как там, на Марсе?

— Дамокл, — чужим и строгим голосом произнес Ксориалль, — я должен предупредить, чтобы ты даже не пытался собирать данные о Консенсусе. Чем меньше ты в это посвящен, тем лучше для тебя.

— Черт... прости, док, я и не думал лезть куда не надо.

— Еще вопросы есть? — мягко поинтересовался Ксориалль.

— Э-э-э... только не сейчас, — подавленно ответил Дэмми.

— Прекрасно, — удовлетворенно заключил Ксориалль. — У меня чувство, что наш эксперимент окажется чрезвычайно интересным. А сейчас предлагаю немного передохнуть. Начнем завтра.

— Просто покажи, где спальня, а дальше я сам. Уроков больше не надо.

Ксориалль отвел его в комнату с приятной обстановкой и зажег мягкий свет. Монтгомери увидел палевый ковер, бледно-золотистые стены, добротную дубовую кровать, застеленную угольно-черным и шоколадным бельем, и кресла в масть у широких (искусственных?) окон.

— Сладких снов, мой мальчик, — благосклонно пожелал Ксориалль, кивнул и вышел.

Лежа в темноте, Дэмми выждал пять минут. Затем тихонько встал, подошел к двери, подергал ручку — заперто. Задумчиво нахмурился и вернулся в кровать.

«Ну, не знаю, — думал он. — Номер просто шикарный. Старичок — или кто он на самом деле? — обращается со мной прилично, как и обещал. Но от его фокусов, когда он сует пальцы мне в голову, мурашки по коже просто галопом несутся. Впрочем, утро вечера мудренее...»

Повинуясь внезапно порыву, он встал с кровати и подошел к шкафу. Внутри висела его одежда, чистая, отутюженная. Кроме нее в дальнем углу висел еще один комплект. Дэмми присмотрелся: длинное пальто из грубой синей ткани, с медными пуговицами и причудливыми лацканами: верхняя часть стоячего воротника плавно заворачивалась назад, а нижняя лежала на плечах.

«Похоже, последний постоялец одевался как Джордж Вашингтон, — подумал Дэмми. — Правда, Ксориалль говорил, что, кроме меня, в этой комнате еще никто не спал. Странно, зачем врать, если в этом нет нужды? Похоже, старик Аль что-то скрывает...»

Дэмми достал из кармана блейзера, в котором был в тот вечер, когда его подстрелили — или не подстрелили? — плоский кожаный футляр с инструментами. Быстро проверил содержимое — все на месте. Ксориалль либо не заметил его, либо не удосужился заглянуть внутрь. Похоже, кое в чем старичок промахнулся...

Глава 3

Прошло восемь дней.

Близилась полночь. Дэмми полулежал развалившись в большом анатомическом кресле, обтянутом мягкой, как на перчатках, кожей цвета охры, и любовался чудесным видом за окном во всю стену: солнце висело над горизонтом, окрашивая небо и море багрянцем и пурпуром.

— Что ж, неделька выдалась загруженная, — бодро заметил Ксориалль, сидевший на крупной фиолетовой оттоманке у выложенного плиткой камина, где весело потрескивал огонь. — И не безрезультатная, хоть я и столкнулся с мощным фактором лености, который теперь придется учитывать в вычислениях.

— Ох, этот спортзал, — простонал Дэмми. — И эти мерцающие огни, и та гуделка... Не знаю, что болит сильнее — спина или жбан.

— Голова, — поправил его Ксориалль. — Подбор лексики принципиально важен для общения. Что до воображаемой боли — не обращай внимания. Это всего лишь сознательно вызванное тобою напряжение.

— Причина моих страданий — ты и твои орудия пыток, а еще мозоли и круги перед глазами. Паршиво же ты обращаешься с больным, который буквально вчера встал на ноги.

— Не переживай, Дамокл, — утешил его Ксориалль. — Мы уже протестировали большую часть твоих физических и умственных возможностей, и теперь у меня достаточно данных для оценки. — Он задумчиво сдвинул брови. — Если честно, я несколько удивлен. Твоя нервная система — это поистине тонкий инструмент, который, правда, большую часть времени не использовался. Да и физическая форма не столь плоха для человека, развитие которого происходило случайным образом. Что, впрочем, не удивительно, ведь идеальный индивид — тот, кто приспосабливается к окружению, а естественная среда обитания всегда порождает нормальное животное. Отсутствие, скажем так, постоянства в твоих привычках привнесло в твои действия внушительное разнообразие, которое и помогло предотвратить преждевременный износ, часто являющийся результатом сидячего или же чрезмерно однообразного образа жизни.

— Ну, так я же слежу за собой, пару раз в неделю занимаюсь...

— Я тебя умоляю, мальчик мой, — прервал его Ксориалль. — Не надо сейчас бить себя пяткой в грудь. У меня есть данные, и никакие твои слова их не изменят.

Монтгомери просиял:

— Эт хорошо. Значит, утром ты отвезешь меня назад в город? — Он обвел рукой комнату и почти весело добавил: — Расскажи об этом — никто не поверит. Роскошный пентхаус в тысячах километров от цивилизации. В лаборатории, зале и на кухне у тебя оборудования на пару миллионов, да еще прикольная мебель и своя подстанция...

— К слову, Дэмми... — начал было Ксориалль, но Монтгомери продолжал изливаться:

— Представляю себе физиономию Чико, когда он меня увидит. То-то будет потеха. С другой стороны, — погрустнел он, — умнее будет исчезнуть, как и предлагала моя Джинни, и переселиться в другой город.

— Дамокл, — перебил Ксориалль. — Боюсь, ты спешишь с выводами. Утром я не отвезу тебя обратно...

— О, тогда вечером? Ну и ладушки. Я пока не прочь вздремнуть в той милой кровати. Отдаю тебе должное, док, матрасы у тебя что надо, да и жрачка отменная...

— Рад, что тебе понравилось, — снова перебил пожилой господин, — потому что тебе придется наслаждаться и тем, и другим еще некоторое время.

Дэмми выпрямился и нахмурился.

— Эй, послушай, — сказал он, — ты меня всю неделю гонял, заставлял прыгать на веревках, скакать через барьеры, задерживать дыхание, отмечать в листочках пунктики, проверять «что так, что не так», запоминать телефонные номера... Все, баста, наигрался! Ни дня больше терпеть не буду. Плевать, даже если ты мне колоноскопию с паяльной лампой устроишь!

— Где такие слова узнал?

— Из книжек, — мрачно ответил Дэмми.

— Что ж... ты продолжаешь удивлять.

Дэмми тем временем вскочил на ноги:

— Это свободная страна. У тебя нет права удерживать человека.

— Странно, у меня сложилось впечатление, что ты презираешь принятую в твоем племени систему запретов. Впрочем, неважно; смею тебя заверить: местные законы нисколько меня не ограничивают. Обязанности требуют действовать в интересах Консенсуса оптимальным образом, невзирая ни на какие испытываемые тобой неудобства. Ты ведь сознаешь это?

— Утром я ухожу, док, и это мое последнее слово.

— И как же ты сделаешь это?

— Ну... — Дэмми запнулся. — Черт, док, ты сам должен вернуть меня! Похищение человека — преступление федерального уровня!

— Я спас тебя, — терпеливо напомнил Ксориалль. — В обмен предлагаю провести с пользой часть жизни, которая оборвалась бы, если бы не мое вмешательство.

— Ты же сказал, что закончил. Чего еще тебе нужно?

— Мой дорогой мальчик, я закончил лишь предварительный анализ твоего тела и разума. Провел, так сказать, инвентаризацию наличного оборудования.