Всё начинается со лжи

Не предавайте, чёрт побери, никогда не предавайте свои мечты.

Глава 3. Эльвира

То, что женихом Юлии Пашутиной оказался Верейский, выбило почву из-под ног. Но я справилась. Кажется, неплохо справилась. Лишь бы он не приходил с ней на каждый приём. Видеть его рядом с другой женщиной оказалось неожиданно больно.

И то, что его невеста прикидывалась беременной было странно. Но то, что я увидела при осмотре, оставило впечатление куда более непонятное и неприятное.

Я всё думала о вчерашней встрече, торопясь с утра в детский сад.

Довольная, что я несу её на руках, моя сладкая Матрёшка, картавя, пела песню, кажется, из репертуара Шнура.

— Когда сибе, когда сибе, когда сибе, я вставлю сыськи, — тихонько басила она.

Спасибо, что не на всю улицу.

— Это где же ты услышала такую песню, Марусь?

— У деды в масыне, — тут же призналась она.

— Ох, я этому деду с большими ушами уши бы пооткрутила, — честно пообещала я, глянув на хмурое небо.

Обещали то ли снег, то ли дождь. Обычная погода для середины апреля.  

Своё сокровище я оставила в младшей группе на попечение милой полной воспитательницы лет сорока с хвостиком, что всегда вызывала у меня желание снова стать маленькой и прижаться к её большой мягкой груди. Пакет чистых вещей засунула в кабинку с «грибком». Но позвонила не отцу, что обычно забирал Матрёшку по вечерам из садика, а Косте.

«А кто у нас Костя?» — спросила меня год назад подруга Анька, когда мы с Костей только познакомились, и я как бы случайно «проговорилась».

«Ну… он… тоже медик, неженат, моложе меня почти на пять лет», — блеяла я, под её пристальным взглядом.

Спустя год, к описанию наших отношений добавилось немного.

Просто друг? Чуть больше. Хороший секс? Чуть меньше. Да, мы встречаемся, но иногда даже не каждую неделю. Ходим в кино, кафе, выезжаем вместе на природу. О нём знают мои родители и дочь. Обо мне знает его мама и друзья. Но дальше как-то не ушло.

За этот год он закончил ординатуру по судебно-медицинской экспертизе. На лекциях по медицинскому освидетельствованию мы и познакомились. В частности, освидетельствования изнасилований. Вот знания с этих лекций мне и пришли на ум, когда вчера я осматривала невесту Верейского.

Синяки. Ссадины. Разрывы. Всё это правда говорило не столько об изнасиловании, сколько о жёстком сексе по согласию. Возможно, не с одним партнёром одновременно. И если учесть, что Верейский прилетел только утром, а повреждения, полученные его невестой, успели поджить, он к ним никакого отношения не имеет, и ко лжи про беременность добавилась ещё одна, куда более отвратительная.

— Привет! Тебя сегодня ждать? — уточнила я о планах на вечер, когда Костя ответил, а связь в метро ещё не пропала.

— Да, заеду за тобой после лекции. Сходим куда-нибудь?

— Если только куда-нибудь недалеко. Устала за неделю невыносимо. Плюс Машка. Сможешь забрать её из садика? Родители на дачу собрались, так что на выходные она скорее с нами, чем с ними. Но если нет, перезвоню отцу, поедут завтра.

— Заберу, заберу. И всё же заеду за тобой, а там посмотрим, — явно торопился он закончить разговор, и я не стала настаивать на продолжении, попрощалась.

По пятницам работа у меня была с утра, а лекции по кольпоскопии я читала студентам в конференц-зале нашего же Центра вечером.

 Но даже после целого дня работы, расставляя наглядные пособия для проведения Пап-теста и проверяя готовность презентации, всё думала о Верейском.

Почему? Зачем? Так ли важна ему эта «папина дочка», что явно ещё не нагулялась в свои неполные двадцать пять, но при этом плетёт какие-то глобальные интриги. Получив от меня направления в лабораторию, она обещала зайти утром в понедельник перед сдачей анализов на «разговор».

Понимает ли Верейский, что его втягивают в неизвестную мне, но далеко не безобидную игру? Я терялась в догадках. Возможно, на кону его деньги или акции. Может, что-то личное: месть, амбиции, разногласия с родителями, его или её. А может и то, что мне и на ум никогда не придёт.

Мне не стоило бы ломать над этим голову. Потому что я поступила с ним точно так же — использовала, обманула, оставила себе на память несколько больше, чем должна была. Чем сама ожидала. Да, я могла бы и не забеременеть. Но я решила: была не была. И теперь у меня есть дочь. Моя чудная пухленькая малышка, что так похожа на отца. Именно о ней, о том, что у нас наконец-то будет возможность переехать со съёмной квартиры в свою собственную, мне и следует думать, а не о проблемах Верейского. С премией, что обещал выдать Слав Славыч, если Пашутин останется доволен, я легко заплачу первый взнос за ипотеку. И, наконец, буду ходить на работу пешком. А по вечерам гулять с моей девочкой в парке. В месте, где я присматривала жильё, всё было рядом — детский сад, школа, магазины, парковая зона. Тихий, зелёный, чудный район.

— Здравствуйте, Эльвира Алексеевна! — занимали места пришедшие первыми студенты.

Написав на доске «Папаниколау-тест», я повернулась к аудитории и махнула рукой:

— Давайте, с дальних парт, пересаживайтесь поближе.

— Если позволите, я всё же послушаю отсюда, — бросив на соседний стул знакомое пальто, улыбнулся он. — А то у меня даже белого халата нет. Но я надеюсь, вы меня не выгоните?

— А порядок у нас один для всех, — сняла я с вешалки один из безразмерных халатов, что приносила на всякий случай для нерадивых студентов. И, пройдя через весь зал, вручила Верейскому.

— Мне идёт? — топтался он как Дед Мороз, застёгивая пуговицы. Довольный и ничуть не смущённый. Но, встретив мой ледяной взгляд, перестал улыбаться. — Простите, опоздал к часам приёма. — Понизил голос: — Эль, нужно поговорить.

— Боюсь, даже после лекции это будет сложно, — уверенно покачала я головой. — Но вы можете записаться и прийти вместе с…

— И всё же я подожду, — невозмутимо отодвинул он стул.

Не думала, что до этого дойдёт, но возвращаясь к доске, я думала только об одном: пожалуйста, пусть это будет разговор о нас. О том, что я забывала его куда тяжелее, чем думала, и ладно, чего уж, ведь так и не забыла. О том, что ждала его звонка так долго, что до сих пор не сменила номер телефона. О том, что следила за ним. Пусть издалека, по новостям и официальному Инстаграм «Север-Золото», но ведь следила. Даже то, что я была не права, когда так уверенно заявила, что мы из разных кругов, нам всё равно никогда не быть вместе, я готова была теперь обсудить. Только, пожалуйста, умоляю, не спрашивай меня про беременность своей жены!

Но, чёрт побери, отсидев всю лекцию с таким лицом, словно ничего интереснее чем результаты мазка шейки матки в жизни не слышал, он начал разговор именно с этого:

  — Она действительно беременна?

Глава 4. Павел

— Результаты анализов ещё не готовы, а я не гадалка, чтобы предсказывать на таких ранних сроках.

Прощаясь с уходящими студентами, она складывала в стопку листы с заданием, что они сдавали, и, может, мне казалось, но усиленно не смотрела мне в глаза.

— Я видел кровь, в ванне, на полотенце.

Оглянулся, чтобы убедиться, что мы остались одни.

— Да, после биопсии, а я отщипнула кусочек ткани при осмотре, может немного кровить.

— Я всё понял про биопсию шейки матки и цеври… цекри… в общем, из лекции.

— Цервикального канала, — подсказала она и улыбнулась.

— Его самого. Но кровь появилась там до осмотра.

— При беременности шейка матки получает повышенное кровоснабжение, могут появиться коричневые или красные выделения. Мы всё тщательно обследуем, не переживайте, так бывает.

— А этим палочкам с двумя полосочками можно верить?

Отдав ей халат, я невольно сделал шаг назад.

Чёрт побери! На ней всё те же духи. А, может, это запах её кожи. Но что бы это ни было, это сводило меня с ума.

Я плохо спал. Я передёрнул под душем, думая о ней. Нет, я бы с радостью трахнул Юльку, а не ладошку, чтобы избавиться от этого наваждения, но нам же теперь, оказывается, нельзя. Юлия Владимировна нацепила на себя глухую, как у монашки, пижаму с длинными брючинами и рукавами, хотя раньше спала в маечке на тонюсеньких лямочках и вызывающих шортиках, а то и без них. Чтобы ты не возбуждался! И сидела перед ноутом пока я, проворочавшись несколько часов, наконец, не заснул.

Стоять с Эльвирой рядом оказалось куда более невыносимо, чем я мог себе представить. Меня тянуло к ней как на аркане. И чем дальше я отходил, тем петля на шее затягивалась сильней.

— Можно, — ответила она. А я уже и забыл о чём спросил. Ах да, про аптечные тесты на беременность. — Но мы предпочитаем дождаться результатов из своей лаборатории.

— Но есть хоть шанс, что она не беременна?

Боже, зачем я это спросил? Выпалил. Эмоционально. Нервно. Отчаянно. Словно пытался вымолить этот единственный, сейчас такой нужный мне шанс.

Зачем? Как никогда, ответ на этот вопрос я знал. Потому что это будет ошибкой. Я не хочу ребёнка от Юльки. Нет, я его не брошу, упаси бог. Но, на Юлии Владимировне я не женюсь. Не женюсь. Я понял это окончательно и бесповоротно этой ночью. И когда я это озвучу, будет хуже, чем чихнуть в горах. Меня накроет такой лавиной, что мало не покажется. Потому что потянет за собой огромное количество всего. И я, конечно, сошёл с ума, раз готов это сделать. Но, глядя в синие глаза, в цвет её платья, что было на ней в тот вечер, глаза в цвет моря, что встречало нас две счастливейшие недели в окне каждое утро, я был готов.

Только не говори «нет»!

— Нет, — улыбнулась она и вздохнула. Словно я спросил: а не попробовать ли нам снова? А я разве не об этом спросил?

— Поужинаешь со мной? — посмотрел на неё исподлобья.

— Паш, — растерялась она и первый раз за время беседы утратив официальный тон. Пару секунд собиралась с мыслями. — Это, как минимум, неэтично.

— А как максимум? У тебя на пальце нет кольца.

— У тебя тоже. И никогда не было. Но это ведь ничего не значит.

— Значит, Эль. Теперь значит. Ведь мы встретились. Снова.

Она стояла спиной к столу, положив на него руку. Я накрыл её пальцы своими. Легонько сжал.

Ответь. Как тогда, когда всё только между нами начиналось. Ответь на это пожатие, пожалуйста! И я горы сверну ради тебя. Мне плевать кто сейчас с тобой, если он — не я. Ответь, чёрт тебя побери!

Но в кармане её халата заверещал телефон, и она убрала руку, чтобы достать его, словно не помнила, что оно значит, это прикосновение. Или как раз потому, что слишком хорошо помнила.

— Иду я! Уже иду!

И может, мне снова показалось, но тон у неё был недовольный.

Она отключилась, не добавив ни единого слова. Не оставив мне ни имени, ни намёка на то, с кем она говорила, только бесконечное количество вариантов для догадок. Заторопилась, собирая работы студентов, халаты, макеты, дидактический материал.

— Помочь хрупкой женщине донести тяжёлые коробки, надеюсь, не будет считаться неэтичным? — подхватил я почти невесомый картон.

— Если только ты не понесёшь их в свою машину, — придирчиво изучая меня, как один из своих экспонатов, приподняла она бровь.

Ну что ж, на безптичье и жопа соловей. Не прогнала — уже хорошо.

— А подвезти доктора неэтично? — сгрузив учебные пособия в её кабинете, я предпринял ещё одну тщетную попытку, если не отвоевать немного её времени, то хоть что-то узнать.

— Меня подвезут, Павел Викторович, — отрицательно покачала она головой. — Я надеюсь, что ответила на все ваши вопросы? И впредь я предпочла бы видеть вас не чаще, чем на приёме с вашей… невестой, — споткнулась она на последнем слове.

— А если нам понадобится срочная консультация? Не подскажите свой телефон, Эльвира Алексеевна?

— Он у вас есть, — открыла она дверь. Я даже невольно глянул на свою грудь, не задымилась ли рубашка — так обжёг её взгляд. — Всего доброго!

— Всего! — улыбнулся я.

И действительно заторопился к выходу.

Да, да, да! И сам не мог я понять, чему так радовался. Хотя нет, мог. Я радовался тому, сколько чувств было в её взгляде. Пусть обиды, пусть даже ненависти, зла или презрения — кто поймёт эту женщину, ведь тогда она так убедительно дала понять, что всё что было в Сочи, останется в Сочи, и я, конечно, чу̀ден как Днепр при ясной погоде, но не тот, с кем она хотела бы состариться.

Сейчас я видел в её глазах совсем другое. Или это тогда я был слеп?

Главное, я видел его сейчас — неравнодушие. На смотрят так на тех, на кого плевать. И я радовался. Искренне. Отчаянно. Сумасшедше.

— Малыш, ты куда так бежишь? — в вестибюле подхватил я выскочившую мне под ноги девочку лет трёх. Такую хорошенькую, что глаз было не оторвать. С такими ангельскими кудряшками и восхитительно серыми, цвета голубиного крыла глазами, что, поставив её на пол, я невольно присел перед ней на корточки.

— К маме, — удивлённо уставилась она на меня.

— А как зовут твою маму?

— Мама, — она улыбнулась. И ямочки на её пухлых щёчках, и необычный низкий голос, эдакий басок у такой малышки, меня просто приворожили, влюбили, сразили наповал.

— А тебя как зовут?

— Матлёшка.

— Матрёшка? — удивился я.

Но она спряталась за подошедшего молодого мужчину, и я встал.

— Какая прелесть ваша девочка! — искренне восхитился я с лёгкой завистью к её отцу. А потом мазнул взглядом по его лысоватой блондинистой шевелюре, водянистым голубым глазам, непримечательным чертам лица и лёгкой сутулости, и удивился. Такое чудо у такого неинтересного мужика. Наверно, похожа на мать. Помахал малышке. — Пока, Матрёшка!

Она смущённо и энергично замахала мне вслед маленькой ладошкой.

— Пап, я же сказал: приеду завтра, а ты всё время сегодня звонишь, — уже в машине ответил я на звонок отца и улыбнулся. Эта маленькая бойкая принцесса так меня очаровала, что я невольно подумал: хочу дочь. В груди нехорошо заныло: Юлька беременна. Но отец меня отвлёк. — Правда, правда, пап. Часам к трём буду. И маме скажи, пусть не наготавливает на десятерых. Я буду один.

 «Котик, а ты где?» — пришло сообщение, когда мы с отцом закончили короткий разговор.

«А ты?» — настучал я ответ.

«Жду тебя дома. Готовлю ужин. Купи вина. Себе. Мне же нельзя».

«Готовишь?! Или заказала?»

«Коть, ну какая разница» (куча возмущённых смайлов)

«Большая. Если готовишь ты, я лучше возьму водки».