«Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов XIV-XV веков

Наступает ночь, и мать новобрачной, уж будьте уверены, как следует наставит дочь, научив ее вырываться и отбиваться от мужа что есть силы, как и подобает девственнице, а затем, когда он ее все же одолеет, нужно ей будет вскрикнуть жалобно и задрожать, словно человеку, который смаху голышом угодил в холодную воду, к которой не привык. Так девица и поступит и отменно сыграет свою роль, ибо никто так не искусен в обмане, как женщина, желающая сохранить свои грешки в тайне.

Так вот и идут дела до следующего приступа, ну а что из этого получится, увидите дальше. Отец и мать юноши разгневаны донельзя, но их горю уж не помочь, и вот из жалости и любви к сыну принимают они его вместе с женою. Только ждет их один позор, ибо невестка родит через месяц-два, много три или четыре, а этого уж никак не скроешь. И вот все услады молодости оборачиваются печалями. Выгонит ли муж такую жену из дома — все равно опозорен будет, ибо теперь весь свет узнает то, чего до сих пор ни одна душа не ведала. Да и жениться вновь он не сможет куда же прежнюю-то жену денешь! А коли оставит ее при себе, она все же любить его не будет, а он ее и подавно, и уж такая жена своего не упустит, лишь бы мужу досадить. Да и он со своей стороны частенько будет поминать ей ее грех и поколачивать, так что станут они жить-поживать, как кошка с собакой. Но куда денешься, коли запутался бедняга в брачных сетях; не выбраться ему из них никогда, вечно будет он там маяться и в горестях окончит свои дни.

Радость двенадцатая

Двенадцатая радость брака в том заключается, что молодой человек рьяно старался попасть в брачные сети и в конце концов угодил туда, найдя себе жену, какую хотел. Ясное дело, лучше было бы ему подыскать себе иную, но он ни за какие блага мира не желал этого, ибо посчитал, что лучше всех понимает в таких делах и что ему с Божьей помощью куда как повезло найти себе столь удачную супругу, которая ни с кем не сравнима: вот он и ловит каждое ее слово и восхваляет неустанно за все на свете — и невдомек глупцу, что она его провела. И вот простодушный наш юнец попадает к жене под каблук и поет с ее голоса; кто ни обратится к нему с делом, он непременно скажет: «Я посоветуюсь с женой, она хозяйка в доме». И коли жене будет угодно, дело сладится, а коли нет, ничего не выйдет, ибо добряк-муж так отменно укрощен, что стал послушлив, точно бык в ярме. В самый раз созрел он для семейной жизни.

Ежели он дворянин и принц созывает дворян под знамена, он пойдет лишь с согласия жены. А скажи он сам: «Душенька, должно мне идти в армию», ему тут же в ответ: «Идите, идите! Только что вы там делать станете? Деньги без толку растратите, да себя дадите убить. Ну а мне да вашим детям что прикажете делать!» И, хоть башку об стену разбей, но в армию его не пустит; а с врагом сражайся другой, кто может, и честь свою защищай другой, кто хочет. Зато ежели ей вздумается выставить его из дому, она это сделает в два счета и загонит его хоть к черту на рога. Коли она сердится, он и пикнуть не смеет, ибо, права она или не права, ей перечить никто не моги, ведь она думает, что умнее ее и на свете нет. Славных же дел наделает тот муж, что состоит под каблуком у жены, ибо у самой мудрой в мире женщины в голове столько же здравого смысла, сколько у меня золота в глазу, и ум у ней так же длинен, как хвост у обезьяны; будь она хоть вполовину тем, чем хочет казаться, ей и то ума недостанет. И если это так, лихо достанется бедняге мужу: хорошо, коли жена хотя бы рассудительна и оглядчива, ну а что как нет? Горько тогда ему придется, покажет жена злосчастному, где раки зимуют. Вот, к примеру, хочется ему посидеть за беседою, а его спать отсылают. Или взбрело ей в голову свершить что-либо тайное, так она разбудит мужа в полночь и, спихнув с постели, напомнит про какое-нибудь якобы неотложное дело или же пошлет в паломничество по обету, что сама дала, потому как ей в бок вступило; куда денешься — поплетется бедный в любую погоду, в дождь и в град.

А бывает, что ее милый дружок, который знает в доме все ходы и выходы, вздумал с нею повидаться, и до того ему невтерпеж, что он пробирается ночью к ним в чулан или конюшню, а то и прямо в спальню, где почивает достойный супруг. Ибо, надо сказать, мужнин соперник от любви приходит в неистовство, поступая прямо по велению сердца, вот отчего нередко бывает, что некоторые любовники в безрассудстве своем попадаются с поличным и дамы их принимают позор, да и как иначе: женщина ведь столь пылка и чувствительна, что стоит ей увидеть, какие препятствия любовник ради нее преодолевает, ему ни в чем отказа не будет, хотя бы и под страхом смерти, — напротив, пламя безрассудной ее любви лишь разгорится ярче. И вот когда любовник, эдак, тайком пробирается в дом, как сказано выше, то, бывает, собака учует его и залает, но жена уверяет мужа, что это, верно, крысы и что такое случается у них частенько. Даже если муж воочию узрит женину измену, то он глазам своим все равно не поверит, а посчитает, что она делает что-либо другое, ему же на пользу. Словом, чтобы долго не рассуждать, попалась рыбка в сети навсегда. Жена распоряжается, чтобы мужу приносили детей — потетешкаться с ними да укачать в колыбели, жена заставляет мужа держать рогульку, когда она по субботам шерсть мотает.

Но мало ему этого горя, так, нате вам, еще и другая напасть: начинается война и каждому надобно укрыться в городе или замке. Наш же бедолага не может уехать, покинув жену; хуже того: иногда попадает он в плен к коварному неприятелю, где с ним обращаются прежестоко, и бьют, и заставляют уплатить непомерный выкуп; приходится взять свою долю семейных денег и, дабы избежать тягот плена, укрыться в каком-нибудь замке. Но тогда вынужден он по ночам, тайком, посещать свой дом, пробираясь на ощупь по темному лесу, сквозь кусты и колючки, а потом через изгороди да заборы, отчего приходит весь измученный да разбитый; ему хочется повидать семью, но толку от этого мало: дама бушует вовсю, сваливая на него все вины, словно это он не хочет помирить королей Франции и Англии; она кричит ему, что не станет более жить здесь. И приходится бедолаге нашему сажать жену с детьми на повозку и второпях везти в замок либо в город, и одному только Богу известно, сколько трудов стоит ему тут усадить семью, а там ссадить, тут собрать скарб, а там разобрать, да еще и найти им приют в крепости; такое и описать-то никому не под силу. Но можете сами судить, каково тяжко ему приходится, как он изможден и измучен ссорами да раздорами, ибо дама сполна вымещает на нем все то худо, что терпит не по его вине, а от ветра и дождя. Теперь приходится злосчастному хлопотать да бегать взад-вперед не только по ночам, но и днем, пешком либо верхами, — смотря по его состоянию, — раздобывая пропитание и все прочее для своего семейства. Короче сказать, не будет отныне покоя ни бедному его телу, ни душе, ждут беднягу одни лишь муки да терзания, ибо ни для чего иного он и не создан. А бывает так, что не стерпит он сварливой брани своей жены; уж до того станет ему невмоготу, что он решится перечить ей словами или как-нибудь по-иному, но тогда мучения эти лишь удвоятся, ибо тут же будет побежден и наголову разбит и попадет в рабство еще горше прежнего, дай то сказать поздно бунтовать вздумал. А еще надобно вам сказать, что дети его дурно воспитаны и ничему не научены, ибо отец их и подойти-то к ним близко остерегался, ему только приказывали доставлять им все, чего они ни попросят; что бы они ни сотворили, все похвалы достойно: пусть даже выбьют отцу глаз, швыряясь для забавы камнями, и это будет хорошо. Но вот война, слава Богу, кончается: теперь надобно перевозить весь домашний скарб обратно в дом и вновь принимать прежнюю муку.

А мужа тем временем настигает старость, и теперь им помыкают еще пуще прежнего: хорошо еще если не выбросят его пинком из дому точно старого сокольничего, который ни на что путное не годен, Дама по своему усмотрению выдает дочерей замуж, иногда и неудачно, и вот дочери с их мужьями глумятся над бедным беспомощным стариком, который мается подагрою и прочими злыми немощами. Только и останется ему, что плакать над своими грехами, находясь в той сети, из коей выхода нет; он не осмелится даже ни мессу заказать, ни завещание составить, разве что поручит душу своей жене. Вот так в скорбях и печалях завершается жизнь бедняги; пребудет он в них до могилы и в горестях окончит свои дни.

Радость тринадцатая

Тринадцатая радость брака в том заключается, что какой-нибудь человек, женившись и прожив с женою пять, шесть или более лет, видит, что ему повезло найти супругу добрую и разумную, с которою и дальше ждет его лишь довольство и утешение. Но, будучи дворянином, он желает также всему свету доказать, как разумеет он дворянскую честь и доблесть, а для того решает отправиться из дому на ратные подвиги, о чем и объявляет своей половине, та же, бросившись ему на шею, давай рыдать и причитать над ним, а пуще всего над собою: «Увы мне, милый мой дружочек, на кого вы меня с детьми покидаете да оставляете, ах, да увижу ли я вас еще когда-нибудь!» И эдак хлопочет над ним день и ночь, добиваясь удержать мужа при себе. Но он ее урезонивает: «Голубушка, надобно мне ехать попытать счастья, на то и королевское повеление, иначе лишусь я фьефа[21], королем пожалованного, а вы не убивайтесь так, мы с вами вскорости опять свидимся, да будет на то Господня воля». И вот вступает он в армию, что собирается в заморские края за счастьем да удачей, ибо принадлежит к тем мужам, благородным и храбросердечным, коих не смутит и любовь к жене да детям, ежели дело зашло о чести и славных подвигах. И хотя жена себя не помнит от горя, он, затаив печаль в душе, все же расстается с нею, не подавая виду, что огорчен, и крепясь, как оно и подобает настоящему мужчине. А ведь есть же такие — да и немало их, — что даже ради защиты земли, а то и живота своего не в силах оторваться от бабьей юбки, — эдаких храбрецов на десять-двенадцать лье от дома не оттащишь, разве что подгоняя их сзади острою пикою. Вот такие трусы и позорят наше дворянство, и все добрые люди, знатные и благородные, чураются их и не водят с ними компанию. Пусть хоть отцы их в свое время были храбрыми воинами, но даже и такого отца сын за трусость и робость свою навеки должен быть лишен дворянского звания.

Вернемся, однако же, к нашему дворянину, с которого начали мы рассказ: он собирается, стало быть, в путь, а жену и детей своих, которые после чести ему дороже всего на свете, поручает ближайшим своим друзьям. И случается иногда так, что, сражаясь за морем, попадает он в плен к врагам и томится в неволе два, три или четыре года и невозможно ему вернуться домой. Жена его вся исплакалась по нем, а бывает, что до нее доходит слух о его смерти и уж тогда скорбь ее не знает границ и пределов. Но не все же горевать — печаль, слава Богу, мало-помалу утихает, и, глядь, дама выходит за другого, сменив вдовье горе на брачные радости и позабыв о прежнем супруге, которого, если ее послушать, любила без памяти. Теперь же все другое; куда и подевались ее любовь к первому мужу и детям: ласки, поцелуи, объятия да нежные слова — все кануло в прошлое, стоит только взглянуть, как вьется она вокруг второго мужа, и всякому ясно, что любит она его куда больше, нежели первого, а тот горемыка одну лишь награду и обрел за свою храбрость — суму да тюрьму. Да и дети, некогда любимые отцом и матерью, заброшены и запущены хуже последних нищих, пока мать забавляется да милуется с их отчимом.

Но судьба иногда и так подстроит, что храбрый и благородный супруг возвращается на родину, хотя и сломленный невзгодами и старостью, — да оно и немудрено после трех, четырех или более лет заточения; и вот достигает он наконец пределов своей страны и первым делом расспрашивает о своих жене и детях: живы ли они, нет ли и не терпят ли какой нужды. Ведь еще томясь в плену, этот добрый человек чего только не передумал, от каких черных мыслей не плакал, вспоминая о семье, но в тот самый час, как бедняга молил Господа бога охранить его близких от напастей, милая его женушка не терялась, позабыв в объятиях другого о первом муже, как о прошлогоднем снеге. И вот доходит до него весть, что она во втором браке. Не сказать, как убит он такою новостью! Вспомните, как горевал великий царь троянский Приам, узнав о гибели славного Гектора[22], как убивался Иаков по якобы мертвому сыну своему Иосифу[23], но даже и эти скорби не сравняются с терзаниями бедного покинутого мужа. Вот добирается он до своего города и то, что было пока слухом, становится явью. И ежели он благородный человек, то никогда не простит неверную супругу, а тот, второй, скорее всего, ее бросит. Вот и покинута она в бесчестии да так и пойдет по дурной дорожке, учинив мужу своему нестерпимую обиду, до самой смерти неизбывную. И дети станут все равно что сироты при такой шальной матери. И ни мужу, ни жене в брак уж не вступить, пока один из них жив.

А еще случается, что из-за неподобного поведения жены муж вызывает своего обидчика на поединок, защищая честь свою и звание, да, неровен час, и погибнет бесславно в таком поединке. К несчастию, посылает судьба и такое, когда правый погибает, а неправый побеждает. А еще бывает иногда, что дворяне равного сословия и состояния заводят ссору из-за жен своих, каковые по глупой гордости и неразумию оспаривают друг у дружки место в церкви и готовы в глотку вцепиться одна другой из-за того, кто первой подойдет к распятию. И нет конца их раздорам, куда вовлекают они и друзей, и родных, доводя дело до того, что никто из них и вспомнить не может, с чего началось. Только понапрасну губят они в бестолковой этой сваре силы, и деньги, и даже земли свои, часто впадая в нищету из-за пустых тяжеб и нескончаемых судилищ.

Заключим же из всего сказанного, что те, кому выпала такая несчастливая доля, как раз и запутались прочно в брачных сетях, — они все искали там благоденствия, нашли же совсем обратное, о чем раньше и не ведали. Так вот и промаются они всю свою жизнь в нужде да кручине и в горестях окончат свои дни.

Радость четырнадцатая

Четырнадцатая радость брака в том заключается, что юноша, все старания приложив к тому, чтобы оказаться в брачных сетях, женится наконец на красивой молодой женщине, нежной и милой, простодушной, веселой и доброй, и живут они в мире и согласии два или три года, ничем один другого не огорчая, но доставляя друг другу все радости, какие только возможны, и нет меж ними ссор, и милуются они как два голубка, и столь крепкими узами любовь их соединила, что, если бы мужу стало вдруг больно, тотчас бы и жена от боли застонала. Так живут наши юные супруги, но случается, что дама земную жизнь сменяет на загробную, и тогда молодой ее муж приходит в такую печаль, что и описать невозможно. И счастье от него отворачивается, ибо, рассудите сами, ведь не живут люди в тюрьме в свое удовольствие, а иначе и тюрьма не была бы тюрьмою. И молодой человек впадает в горькое отчаяние, ропща на Бога, на смерть и на судьбу, что так сурово его наказала и всякую радость отняла; нет, как мне кажется, в мире большей печали, чем та, о которой выше рассказано. Так проходят дни его в душевных невзгодах, и живет бедняга в одиночестве, избегая друзей и думая лишь о тяжкой потере, им понесенной, и стоит у него перед глазами образ его милой жены, которую он столь горячо любил.

Но нет в мире ничего такого, что не проходило бы. И находятся сердобольные люди в городе или в окрестности, которые, рассудив, что он хороший и честный человек (а оно и в самом деле так), сватают его и женят на другой, которая от первой его жены отличается, как ночь от светлого дня: она вдова и не первой молодости, но скорее средних лет, и уж эта женщина многому научилась за первым мужем, а в особенности тому, как ей управляться со вторым. И, будучи хитрой и коварной, она долгое время прикидывается не такою, какова на самом деле. Но чуть лишь она уверится, что муж ее — человек прямодушный и добрый и на дурное не способен, тут-то — откуда что взялось! — она и изольет на него весь яд, что скопился у ней под языком. И давай она помыкать им, обрекая его страдать да мучиться.

Да будет вам ведомо, что нет ниже раба и горше рабства, чем для молодого человека, простодушного и добросердечного, очутиться под пятой у жены, успевшей до того повдоветь, особливо если она зла и взбалмошна. Эдакую бабу можно сравнить лишь с самым отъявленным жестоким злодеем, а бедняге, что угодил к ней в руки, остается только молиться Богу, чтобы тот ниспослал ему побольше терпения и смирения. Такой муж подобен старому беззубому медведю в наморднике, спутанному толстой железной цепью и прикованному к тяжелому бревну: осталось ему лишь реветь, да и за то получит он от злого поводыря пару пинков под ребра. Только такое сравнение годится для простодушного молодого человека, который взял за себя злую и взбалмошную вдову.

И часто случается также, что он, на свою беду, много моложе ее, и она принимается его ревновать, ибо красота и свежесть молодого мужа пробуждает в ней ревнивую жадность и желание вечно держать его при своей юбке, владея и помыкая им безраздельно. Такая женщина подобна рыбе, что живет в воде, которая по причине большой жары застоялась, потеряла свое течение и загнила, и оттого рыба, задыхаясь в этой гнили, хочет найти свежую воду и ищет ее, а найдя, оживает. То же случается с женщиной в летах: когда находит она себе молодого мужа, его гладкое тело возбуждает в ней новое вожделение. Но знайте, что нет испытания, которое вызывало бы у молодого человека большее отвращение, нежели такая жизнь, и так вредило бы его здоровью. Он как путник, что, измучившись жаждой, залпом пьет прокисшее вино, не замечая вкуса, но после доймет его отрыжка от эдакого пойла и больше он уж не станет его пить, коли сможет купить себе другого вина. То же и с молодым человеком, имеющим старую жену: ясное дело, он любить ее будет не более, чем молодая жена любит старого мужа. Многие женятся на старухах из скупости или корысти, но глупы же и старухи эти, ибо, хотя мужья и служат им, но никогда не будут верны.

И еще глупее выглядит старый человек, который ничего лучше не смог выдумать, как жениться на молоденькой. Смех берет, глядя на него, ибо всем известно, к чему такой брак приводит. Если старик берет молодую жену, пусть не надеется, что она станет ходить за ним: даже и подумать противно, как это молодая женщина, нежная и благоуханная, терпит подле себя старика, что всю ночь напролет кашляет, харкает да кряхтит, чихает да потеет; чудом будет, коли она смолчит, слыша рядом с собою отрыжку его, происходящую от больной печени или других хворей, в коих нет недостатка у стариков. Так и получится, что один из них вечно будет стоять другому поперек дороги. Подумайте и рассудите, разумно ли совмещать две вещи несовместные? Да это все равно что посадить в один мешок кошку с собакой, где они передерутся насмерть. И случается также, что такие супруги, не отказывая себе ни в какой прихоти, безрассудно сорят деньгами, впадая от того в нищету. А еще бывает, что старый муж или старая жена становятся все ревнивее, все жаднее, отчего, сами понимаете, дела идут совсем скверно. Ведь когда молодые любезники видят, как мается красивая юная дама за эдаким старым дурнем, они тотчас расставляют свои сети, не без причины рассчитывая, что она попадется туда скорее иных, у которых мужья молоды и ловки. И случается также, что старуха берет себе молодого мужа, а тот женится на ней из-за денег, но отнюдь не по любви, и они крепко ссорятся, и деньги назло друг другу тратят без разбору и толку, отчего вскорости впадают в бедность. И знайте: такая ненасытная старуха, как пить дать, загубит жизнь молодого мужа. Вспомните, что сказал о том Гиппократ[24]: «Non vetulam novi, cur moriar?»[25]

И часто эдакая старая карга, выйдя за молоденького, становится жадной на любовь и ревнивой донельзя: куда бы ни пошел муж— в церковь или в другое какое место, она вся избесится от злости, полагая, что он ее обманывает, и одному только Богу ведомо, какие муки и терзания муж от нее принимает, какие наскоки выносит. Никогда молодая жена не станет ревновать, как ревнуют старые, — у ней и других забот хватает. А старуха так мужа измордует, что он при ней и заговорить-то с другой женщиной не осмелится, разве что с пожилой какой-нибудь, и при эдакой жене состарится он за один год так, как при молодой не состарился бы и за десять. Старуха его заест, она из него все соки высосет, так и загубит бедняга в ссорах да сварах свою жизнь и в горестях окончит свои дни.

Радость пятнадцатая

Пятнадцатая радость брака, которую почитаю я, к великому и крайнему моего сокрушению, несмертельною, в том заключается, что некто, по несчастию, долго суетился вокруг брачной сети и наконец отыскал вход туда, женившись на женщине, больше всего на свете любящей всяческие забавы и увеселения. И наслаждается ими столь ревностно и долго, что муж ее, заприметив это, усомняется в ее благопристойности, отчего и происходят у них многие ссоры да раздоры, каких в этом случае не избежать. Но знайте, что женщина, коли дело зашло об ее ублажении, от своего никогда не откажется, какие бы дрязги ей ни грозили, и вы хоть убейте ее, а она все-таки изопьет полную чашу удовольствий, коли уж из нее пригубила.

И, бывает, муж при эдаких делах начинает следить за женою и наконец устережет любовника, что пробирается к нему в дом, дабы помочь хозяину в его супружеской обязанности, когда тот в отлучке; увидав такое, впадает он в гнев и тоску, сокрушающие ему сердце, и как безумный врывается в тот покой, где они милуются, заставая их рядышком или же весьма близко друг к другу. И берет в оборот незадачливого любовника, который так ошарашен и пристыжен, что ни слова не может вымолвить, ни отпор дать хозяину. А дама, видя, что дело пахнет потасовкою, и жалея беднягу (а также почитая долгом своим отвратить смертоубийство), кидается мужу на шею со словами: «Ах, господин мой, Бога ради, остерегитесь наделать беды!» После чего муж освобождает любезника, который, взяв ноги в руки, улепетывает восвояси, а вслед за ним уходит и хозяин дома, коему не с руки убивать жену. Так-то вот и спасается любовник от кары, удрав со всех ног, да и чему же тут дивиться: ведь не сыщешь проворнее бегуна, нежели эдакий пачкун, которому повезло вырваться из рук того, кто его застал врасплох с поличным.

А злосчастный супруг, не зная, куда тот подевался, бегом возвращается в спальню, передумав и решив ни с того ни с сего разыскать жену и вовсю расчихвостить ее, а то и убить до смерти, каковое намерение вовсе не хорошо и не разумно, ибо нет уверенности, что они преступили закон, — ведь не застиг же он их за главным делом. И надо вам знать, что бедная женщина, попавши в такую переделку, вовсе теряет голову со страху и спасается от мужа у своей матери, либо сестры, либо кузины: но лучше всего ей идти к матери, нежели куда-нибудь в другое место. И вот рассказывает она матери о том, что с нею стряслось; только ежели ее послушать, дружок ее очутился в доме по чистой случайности, да и то всего один разочек, а муж застал их за беседою, я не за чем-либо дурным. А мать ее спрашивает: «Да за каким же дьяволом он имел с тобою дело?» — «Ох, Богом клянусь, что он и вправду заводил со мною разговоры о любви два или три раза, но я ему наотрез отказывала: стоило ему войти да эту речь завести, я его живо за дверь выставляла». И клянется матери всеми святыми в своей невиновности: по ней, так пусть его хоть повесят, любезника этого; ну а другой раз, бывает, и покается во всем, ибо мать, которая эти песни наизусть знает, говорит ей: «Сдается мне, что тут дело нечисто, — не верится, будто он входил к тебе в спальню без твоего на то согласия и благоволения. А ну-ка, дочь моя, признавайся уж до конца, коли ты хочешь, чтоб я сыскала лекарство от твоей беды». Тут дама наша, потупясь, краснеет, как пион. «Ага! — говорит мать. — Вот то-то же, меня не проведешь, выкладывай, как дело было». — «Ах, матушка, коварный этот прельститель целых два года осаждал меня, да я все не сдавалась, а тут, точно на грех, муж мой отлучился из дому, и тот, сама не знаю как, пробрался в дом, хотя я крепко запирала двери, да и взял меня силою; клянусь вам, я половину ночи от него оборонялась, так что совсем выбилась из сил, а каково это для бедной, несчастной женщины, когда она осталась одна, без помощи». — «Ну так я и знала! — отвечает мать. — Сам бы не смог, да дьявол помог. Вперед веди себя умнее и дружка своего больше в гости к себе не пускай!» — учит она дочь. «Ах, матушка, да как же прикажешь ему не приходить, коли он теперь весь истосковался; ведь он думает, что муж убил меня до смерти, и от того впал в безумство и непременно захочет удостовериться, жива я или мертва». — «Да я и то дивлюсь, — говорит ей мать, — как это муж его не убил и тебя заодно». — «Ох, Пресвятая Богородица, спаси и помилуй! Скажу вам, матушка, что не обними я мужа и не удержи его, он, ей-богу, прикончил бы беднягу на месте». — «Ну и хорошо поступила, уберегши его от эдакой злой участи: ведь ежели мужчина ночи не спит, подвергая себя опасности, дабы усладить женщину, ей за это лучше самой умереть, нежели отдать его на поругание». — «Ах, и не скажите, матушка, кабы вы знали, какой это человек! Клянусь вам, что на дворе и дождь, и град, и темень непроглядная, а он, бедняжка, придет пешком, дабы не быть замеченным, и по полночи ждет в саду, пока я не улучу минутку выбежать к нему, а уж когда выбегу, он, бывало, весь закоченеет от холода, а все нипочем». — «Да я и то дивилась, — говорит мать, — каково почтительно он со мною обходится: в церкви дорожку забежит и святой воды подаст; где бы ни встретился, любую услугу окажет». — «Оно так, матушка, уж очень он вас почитает». — «Ну, стало быть, — заключает мать, — надобно помочь вашей беде. Пойди-ка, — приказывает она служанке, — да передай знакомым моим, такой-то и такой-то, что я прошу их прийти ко мне, у меня до них есть дело».

Отправляется служанка и передает этим женщинам, что госпожа ее просит их к себе. Тут же кумушки являются в ее дом и рассаживаются подле очага, где горит жаркий огонь, если дело происходит зимой; если же летом, то располагаются дамы на полу, посыпанном свежею травою и цветами; первое, что они сделают, еще лба не перекрестивши и молитвы не прочтя, это в ожидании речей хозяйки опрокинут по чарке доброго винца, да по такой немалой, что вряд ли и к утру прочухаются: недаром же говорится: «Опрокинешь винный жбан — прозеваешь англичан». Вот одна из гостий и говорит матери: «Что это, душенька моя, дочь ваша какая печальная!» — «Ах, милая, приключилась с нею злая беда, почему я за вами и послала». И рассказывает им все дело, да только на ходу перевирает его, как ей надобно; а, впрочем, может и правду сказать, ибо есть среди них такие, что сами в подобный переплет попадали и оттого подадут ей верный совет; да и другие отлично знают, чем тут пахнет, и многое могли бы поведать, да только в свое время так умно делишки свои обделывали, что, слава Богу, обошлось у них без огласки и скандала. Итак, советуются они все сообща; каждая высказывает свое суждение, говоря, как бы она поступила в подобном случае, и слова эти не с потолка берутся, ибо случаев таких наши кумушки навидались и опыта у них предовольно. Одни осуждают, другие одобряют, третьи возражают, четвертые расспрашивают — и все для того, чтобы отыскать способ устранить неудовольствие. После чего выносят окончательное суждение и, с Божьей помощью, разрешат дело ко всеобщему удовлетворению, но на этом не покончат, а станут собираться еще и еще веселей своей компанией, и уж будьте уверены, что злосчастный муж, и без того принявший позор, за все заплатит сполна.

Порешивши наконец, как взяться за дело, они начинают веселиться и зубоскалить все вместе. Одна говорит молодой женщине: «Не хотела бы я провести такую скверную ночь, какая ждет нынче твоего муженька». Вторая скажет: «А я хотела бы поглядеть, что он сейчас поделывает и о чем думает». — «Ей-богу, — вступает третья, — когда то же самое приключилось со мною и с таким-то, как вы, верно, слыхали, и когда я отвертелась от всего, в чем супруг мой обвинял меня, то он целых три месяца не ел, не пил, а в постели вертелся с боку на бок и вздыхал так жалостно, что меня прямо смех брал, и я простыней себе рот зажимала, чтобы не расхохотаться». — «Увы! — причитает четвертая, — а каково сейчас тому-то бедняге, от расправы сбежавшему, — небось, вконец истосковался». — «И не говорите, душенька, — вздыхает мать, — он, злосчастный, нынче не удержался и раза два прошел мимо нашего дома, но я ему приказала на глаза нам не показываться". Тут служанка говорит: «А я-то, ей-богу, видала его сегодня у городского фонтана, он мне сунул в руки большой паштет для вас и пообещал назавтра прислать сладкий пирог, а еще просил передать, что вверяет судьбу свою в ваши руки и в руки ваших подруг. Поглядеть на него, так прямо жалость берет». — «Ах, и впрямь! — восклицает одна из гостей. — Жалко несчастного!» — «Жалко, ой как жалко! —вторит ей другая. — Давайте-ка из расположения к нему съедим этот паштет перед тем, как разойтись». — «Клянусь Богородицей, — добавляет третья, — хотела бы я, чтобы он был здесь, с нами». — «Ах, господи, вот обрадовался бы бедняга, — говорит служанка, — а то ведь поскучнел да побледнел, ни дать ни взять мертвец». — «А что, душенька, не послать ли сейчас за ним?» — «Хорошо бы, — говорит мать, — да только пусть войдет через заднюю дверь». И вот является к ним незадачливый любовник, и уж как его здесь привечают да пригревают, жалеют и лелеют.

Тогда посылают кумушки за служанкою мужа, которая все дела в доме досконально знает и наперед ждала, когда ее позовут, даже и хорошее платье для такого случая надела, Вот приходит она, и одна из гостий ее спрашивает: «Ну-ка, Жанна, расскажи нам всю правду, как она есть, — что там твой хозяин поделывает?» — «Какое поделывает! — отвечает та. — И не спрашивайте, не ест и сна лишился. Хотите верьте, хотите нет, а он сегодня утром как сел за стол, положил кусок мяса в рот, а прожевать и сил нет — так и выплюнул. А сам-то об стол облокотился да пригорюнился, сердешный, а уж с лица бледен, что твой покойник. А потом как схватит нож для мяса, да как всадит его в стол! А потом убежал в сад, да тут же и назад, так и мечется, места себе не находит да рыдает день и ночь, прямо сердце кровью обливается, на него глядючи». — «Ишь ты, кого пожалела, — говорит одна кумушка, — да ничего ему не будет, оклемается как миленький. Ах, душенька, сколько я таких больных-то повидала и, с Божьей помощью, все, как один, исцелились. А ты-то хороша! — обращается она к служанке. — Куда ж ты глядела, зная все хозяйские дела, — ведь госпожа твоя доверилась тебе, а ты главное и прозевала!» — «Ах ты, Господи, да где ж мне было угадать, что хозяин вернется в такой час, разве я виновата, что они ему попались, будь он проклят!» — «Аминь!» — отвечают все, и на том беседа кончается. Так-то вот и насмехаются и куражатся они над добросердечным человеком.

А после решают, которой из них идти в дом к бедняге, что сидит там, словно приговоренный к повешению. И сперва отправляют туда одну из двух самых востроязыких. Вот одна из них еще с порога его спрашивает: «Ну, что поделываете, куманек?» А тот, слова не вымолвив, ждет, когда они подойдут к нему. Женщины усаживаются поближе и опять спрашивают: «Так что же вы, куманек, поделываете?» — «А ничего, — отвечает он, — что мне поделывать? Как это прикажете назвать?» — «А вот я хочу вас побранить, — говорит кумушка. — Приятельница моя, мать жены вашей, нарассказала мне всяких ужасов, а ведь, ей-богу, неразумно это с вашей стороны — верить злым сплетням, клянусь Господом богом, бессмертной моей душой и райским блаженством, что жена ваша не учинила вам никакого бесчестья и упрекнуть ее не в чем». Тут вступает другая: «А я клянусь Пресвятой Богородицей из Пюи, куда влачила я по обету свое бренное тело, что знаю вашу жену с детства и могу засвидетельствовать именем Господним, что она всегда была самой прекрасной и разумной девушкой в нашем крае. Поистине, жалости достойно, что ее отдали за вас: ославили вы ее ни за что ни про что; уж и не знаю теперь, как вы пред нею оправдаетесь». — «Дорогие мои гостьи и госпожи, поверьте мне, — говорит служанка, — я ума не приложу, что это нашему хозяину примерещилось: ни разу в жизни не приметила я, чтобы хозяйка моя сбилась с пути, и сама я честно и верно ей служила; будь что не так, я-то уж сразу бы это прознала». — «Да будет болтать-то! — кричит хозяин, — Я их видел, вот как тебя сейчас!» — «Не горячитесь, куманек, — возражает одна из дам, — не горячитесь и не говорите лишнего; мало ли что люди сидят рядышком — неужто же сразу дурно об них думать?» — «Мне-то ведомо, — подхватывает служанка, — что этот вертопрах своего усерднейше добивался, только вот хозяйка моя его ненавидит, как злейшего врага; уж и не знаю, как удалось ему пролезть в дом, ибо, клянусь райским блаженством, его к нам никогда не допускали: скорее госпожа моя согласилась бы увидать его на виселице, нежели в своей спальне, а коли не нашлось бы подходящей перекладины, охотно подставила бы свою шею. Тому уж четыре года, как я служу вам верой и правдой, хоть и не озолотили вы меня, куда там! Так вот, клянусь всеми святыми мощами в нашем городе, что госпожа всегда вела себя так пристойно, как только возможно благоразумной женщине вести себя при муже. Да что тут толковать, не может того быть, чтобы я не приметила, коли что худое творилось. А ведь я от хозяйки ни на шаг. Дал бы Господь, чтобы я была так же чиста от всех своих прегрешений, как она от этого, хотя и про себя могу сказать, что ни один мужчина не целовал меня, кроме моего мужа, которого прибрал к себе Господь, слава Ему; ни одна живая душа этим меня не попрекнет!» Тут подоспевают все остальные кумушки и одна за другой, по очереди, расхваливают и превозносят молодую даму. Одна говорит: «Поверьте, дорогой куманек, я вас горячо люблю и почитаю больше всех на свете, так вот клянусь всем святым, что, заметь я дурное поведение вашей жены, я бы тотчас вам донесла». — «А я, — говорит другая, — голову дам на отсечение, что это вас дьявол попутал, дабы с женою рассорить, ибо навредить как-нибудь иначе ему не под силу». — «Ах, горе-то какое! — причитает третья. — Бедная женщина с тех пор глаз не осушила, все плачет да плачет». — «Не дай Бог, помрет от печали», — вторит ей четвертая. «Неужто вы, куманек, думаете, что, будь она такого непотребного поведения, как вы описали, мы бы терпели ее в своей компании? Дуры мы, что ли, последние? Да мы и разговора бы ее не удостоили и с улицы нашей согнали навсегда, уж вы нам поверьте!»

Тут является и мать, вся в слезах, и кидается на зятя, притворяясь, будто хочет выцарапать ему глаза, и причитая во весь голос: «Ох, проклят будь тот час, когда я за вас ее выдала, ославили вы ее, опозорили навек, да и меня вместе с нею! Вот горе так горе! Вам, негодному, великую честь оказали, отдав в жены такую девушку, ведь, захоти она только, была бы сейчас замужем за знатным сеньором и жила бы в богатстве да почете, так нет же: она хотела лишь вас и никого другого, вот и заслужила, несчастная, в награду один позор да поношения». — «Погодите, милая! — утешает ее одна из кумушек. — Не гневайтесь так!» — «Ах, мои дорогие, — восклицает мать, — да коли бы моя дочь изменила мужу, я бы — не гляди, что родное дитя! — задушила ее собственными руками; но разве легко мне глядеть, как ее срамят без вины и причины, ведь ей потом до самой смерти от бесчестья не отмыться!" И давай все разом бранить да попрекать беднягу-мужа, а тот уже и сам впал в сомнение и растерялся, в глубине же души рад, что дело оборачивается к примирению. Мать уходит, а подружки ее утешают его, говоря, что материнскому гневу и дивиться нечего; потом предлагают привести к нему жену и отправляются восвояси.

После них приходит францисканец или якобинец[26], исповедующий и мужа, и жену; у этого также язык хорошо подвешен, а кроме того, ему каждый год отваливают хорошую деньгу за отпущение всех грехов; стало быть, теперь он берется за простака-мужа со словами: «Сын мой, я весьма поражен тем, что мне пересказали, и пришел пожурить вас: клянусь нашими святыми покровителями Домиником или Августином[27], я вашу жену знаю с десятилетнего возраста и могу клятвенно засвидетельствовать, что она одна из самых добропорядочных женщин в наших краях, — кому и знать, как не мне, ее исповеднику, — ведь я до всего доискиваюсь и уверен, что она чиста и помыслами и телом, — клянусь вам в том своей душой».

Так вот и убеждают простосердечного мужа, и он уже раскаивается в содеянном и верит, что глаза его обманули. И от всего поднятого им переполоха польза будет лишь одна: отныне станет он покорнее ягненка, а может статься, и чести своей лишится, ибо его половина, мужем опозоренная, совсем потеряет стыд и пустится во все тяжкие, памятуя о том, что все теперь знают, что она за птица. А мать ее, подружки, родственницы да соседки, из коих некоторые и не слыхали об этом деле, примут ее сторону и станут пособлять в шашнях точно тем же манером, как помогали ей оболванить и усмирить мужа, когда он вздумал порвать узду. А сердечный дружок жены со своей стороны постарается оказывать всевозможные услуги, к примеру подносить паштеты и торты, которые они будут вместе и съедать; за все заплатит наш простак и, стараниями окрестных кумушек, никогда больше слухам доверять не станет: неужто заподозрит он этих почтенных женщин в неблаговидных делах! А уж домашние его, сами понимаете, вдвойне постараются, чтобы все было шито-крыто. Служанка — та, что знала о делах хозяйки и столь рьяно мирила супругов, — сделается едва ли не такой же важной дамою, как ее госпожа, даже гостей начнет принимать, а та ей станет потакать во всем, ибо долг платежом красен.

Вот как крепко угодил бедняга-муж в брачные сети, откуда, плачь не плачь, назад уже не выбраться; как бы жена ни обращалась с ним, любить она его все равно никогда не будет, и состарится он и впадет в ничтожество, согласно правилам сей игры. Так, загубив свою жизнь в тяжких заботах, несчастьях и горьких слезах, приблизится он к порогу смерти и в горестях окончит свои дни.

Заключение

Здесь заканчиваются «Пятнадцать радостей брака», которые именую я радостями оттого, что те, кто женится, не умеют разобраться в вышеописанных вещах и почитают их за величайшее счастье, как оно им и положено, ибо ничего иного и знать не желают. Что же до меня, то я называю вещи эти величайшими несчастьями, какие только можно сыскать на земле. И ежели женщины станут сетовать на то, что я не перечислил и не описал их беды, как описал мужские, пусть простят меня великодушно, а в свое оправдание скажу, что я женщин ни в чем не оболгал, напротив, все высказал к их чести и прославлению. Но, хотя по общему закону, помянутые беды, согласно вышесказанному, постигают мужчин, я не утверждаю и не хочу сказать, что все эти радости или две-три из них приключаются с каждым женатым мужчиной; однако смело могу заверить, что нет такого мужа, каким бы ни был он мудрецом, хитрецом или умником, который не попробовал бы одну или несколько из них. Из чего и следует заключить, что человек, без принуждения стремящийся в такое рабство, сей бедственной участи вполне достоин. И, однако, я не хочу сказать, что жениться негоже: вот только не почитаю подобное безумство за радость или счастье. Пусть бы мужчины, по крайней мере, побереглись от эдакого оболванивания, — ведь вот один, будучи холостяком, видит, что творится с другими, и насмехается над ними, и куражится вовсю, а поглядите-ка на него женатого: захомутали беднягу еще покрепче, чем тех. Так что поостерегитесь смеяться над ближним, ибо, на мой взгляд, мало кому суждено избежать вышеописанных радостей. Но ведь каждый мужчина в душе-то уверяет себя, что его как раз и пронесет и повезет ему больше других; и чем более он в этом уверен, тем жесточе его взнуздают. А ежели спросят меня, нет ли лекарства от эдакой болезни, я отвечу, что найти его хотя и трудно, но возможно; есть такое средство, но здесь я о нем пока ничего не скажу. Пусть кто-нибудь из мужчин спросит меня на сей предмет приватно, и я выскажу ему свое мнение, но на людях буду нем, как рыба, дабы ни одна дама, девица или другая какая женщина не упрекнули меня в злопыхательстве. Ведь, по здравом размышлении, все мною написанное служит, как я уже говорил, к славе женщин, и тот, кто добросовестно разберет мой труд, поймет, что мужчины иногда бывают куда хуже их, и это опять-таки в пользу женщин говорит; написал же я мой трактат по просьбе нескольких девиц, которым того хотелось. А коли они останутся им недовольны и пожелают, чтобы я взял на себя заботу писать теперь о них, для вящего их восхваления и унижения мужчин, как они на то надеются, то я всегда к их услугам и обещаю найти слог куда более красноречивый, нежели нынешний, имея в виду тяжкие обиды, оскорбления и унижения, коим мужчины подвергают женщин во многих местах, прибегая обыкновенно к силе, а не к разуму, ибо женщины по природе своей слабы, беззащитны и всегда готовы подчиниться и служить мужчине, без чего и вовсе не смогли бы жить на этом свете.

Красотке голову снести, МАмашу к плахе отвести, ПоРАспотешить белый свет, ЧтоБ третьей понести ответ. БезгЛавых этих вместе ДерзнУть отправить к мессе. Узреть Дано сегодня Там дочкУ, мать и сводню. (Перевод Петра Васнецова)

Эти восемь строк сложены к удовольствию и во славу женатых, кои в браке усладу себе обрящут[28]. Да поможет им в том Господь Бог! Amen, Deo gracias![29]

Et sic est finis huius presentis operas.[30]

Три фаблио

Пышнозадый Беранжье[31]

Я к побасенкам страсть питаю, Я без конца их сочиняю И, чтобы позабавить вас, Начну диковинный рассказ О том, как жил в краю Ломбардском В своем родном поместье барском, Один дворянчик, чья жена Была пригожа и умна, А сам он был спесивым, жадным, А также трусом преизрядным И прирожденным хвастуном: Зальет себе глаза вином — И ну болтать, что в целом мире Он всех сильнее на турнире. И каждый день, чуть рассвело, Усаживался он в седло И, до зубов вооруженный, Спешил в соседний лес зеленый; Приехав, озирался там — Не увязался ль по пятам За ним случайный соглядатай, — Потом на груше сучковатой Свой щит тяжелый вешал он И, меч доставши из ножон, Рубил тот щит остервенело, Так, что в ушах его звенело, Осколки сыпались вокруг И вздрагивал могучий сук. Насытившись забавой ратной, Он отправлялся в путь обратный: Копье в руке, щит за спиной — Чем не храбрец, чем не герой! Въезжал во двор с лицом суровым И гордо объявлял дворовым, Что в одиночку смог опять Десяток рыцарей помять, Но и ему пришлось несладко, Хоть он не робкого десятка. Развесив уши, стар и мал Хвастливым россказням внимал И вся Ломбардская земля Дивилась подвигам враля. Вот раз жене он говорит: "Подайте-ка мне новый щит, Копье, и меч, и шлем чеканный: Я вновь спешу на подвиг бранный, Навстречу вражеских полков". Сел на коня — и был таков. В дремучий лес он приезжает, Щит к дикой груше прицепляет, Потом, подмышку взяв свое Тяжеловесное копье И всколыхнув лесную крону, Вонзает в щит его с разгону, Аж искры в стороны летят, И так — подряд раз пятьдесят, Покуда древко не сломалось А от щита труха осталась. Тут наш герой угомонился, В свое именье возвратился, Игрой натешившись сполна. Дивуется его жена, Что он вернулся раньше срока, Но покорежил щит жестоко, Как будто ездил на турнир, И говорит: ”Не знаю, сир, Какая вами рать разбита, Но щит у вас похож на сито”. ’’Семь рыцарей, — он ей ответил, В глухом лесу я нынче встретил, Бойцов отважных и лихих, И в схватке ранил четверых; Они мечи со мной скрестили И весь мой щит изрешетили, А трое испугались схватки, Улепетнули без оглядки, И я не стал их догонять”. Тут дама начала смекать, Что муженек ее морочит И выглядеть героем хочет: Кому-кому, а ей известно, Что он ни разу в схватке честной Оружье не скрестил ни с кем, А только хвастается всем, Расписывая без запинки Немыслимые поединки. Задумавшись над эти делом, Она своей душой и телом Клянется вызнать до конца Про все проделки храбреца: Куда он ездит, с кем дерется, И как герою удается С разбитым вдребезги щитом Твердить о подвигах потом. Так про себя она решила, Но ни словца не проронила. А муж доспех с себя снимает, Супругу крепко обнимает И, ей на грудь главу склоня, Воркует: ”Вы должны меня Любить, лелеять, почитать — Ведь в целом мире не сыскать Подобных мне на поле брани, Дойди хоть до самой Бретани”. ’’Мой добрый сир, — жена в ответ, — Я знаю, вам подобных нет, Но я б сильней гордилась вами, Своими увидав глазами, Что вы в сраженье хоть куда”. ’’Поверьте раз и навсегда, Что я храбрей на самом деле, Чем вам о том твержу в постели”. Тут наш герой не смог сдержаться — И ну с женою целоваться, Поцеловал раз пять иль шесть, Потом они уселись есть, А после ужина кровать Зовет супругов почивать. Наутро, только солнце встало, Откинул рыцарь одеяло И, торопясь к своей потехе, Велит подать себе доспехи, Берет копье и новый щит И так супруге говорит: ”Я в этот лес поеду снова, Надеясь одолеть любого, Кто встретится мне на пути: Ему от смерти не уйти, Коль сразу не захочет сдаться И вздумает сопротивляться”. ’’Что ж, в добрый путь”, — в ответ жена. И вот он сел на скакуна И прочь помчался со двора, А дама, что была мудра, Решила вслед за ним пуститься, Чтоб самолично убедиться, Уж так ли храбр он и удал, Как в том супругу убеждал. В доспехи мигом облачилась И рыцарем оборотилась: В руках — копье, на шее — щит, И меч у пояса висит. На лоб надвинула забрало, Вослед за мужем поскакала, Вцепившись крепко в повода. И вмиг домчалася туда, Где наш герой в лесу густом Сражался с собственным щитом Так яро и ожесточенно, Что лес вокруг дрожал от звона. Потешной увлечен борьбой, Не сразу он перед собой Заметил всадника в кольчуге, А увидав — застыл в испуге: Ведь тот копьем ему грозит И звонким голосом кричит: ”Эй, сир вассал, кто дал вам право Такие глупые забавы В моих владеньях затевать И попусту свой щит ломать? Ну что он сделал вам дурного? Щит беззащитен, право слово! Так выслушайте же мой сказ: Я защищу его от вас. Нам с вами надлежит сразиться, И не удастся уклониться От этой битвы вам никак”. Услышав это, наш смельчак Враз позабыл свои ухватки, Душа его уходит в пятки И уж такой берет испуг, Что он роняет меч из рук. В какую сторону кидаться? Как с грозным рыцарем сражаться? От страха он ни мертв, ни жив. А дама, меч свой обнажив, Летит к нему на всем скаку — И трах плашмя по шишаку Да так, что гром в лесу раздался! В седле наш рыцарь зашатался И, не признав своей жены, Со страху наложил в штаны. Теперь и малое дитя Могло б с ним справиться шутя, Так что уж говорить о даме: Взяла бы голыми руками, А он не молвил бы словца. И вот супруга храбреца Взялась над мужем потешаться: ”Не вам, вассал, со мной тягаться!” А тот пощады стал просить: ’’Клянусь вам больше не ходить По вашим землям никогда И не чинить щитам вреда, Уж только вы позвольте мне Живым отправиться к жене”. ”Ну нет, — упорствует жена, — Вам надо заплатить сполна За вашу наглость, а не то Вас больше не спасет никто. Мои условья таковы: Я вам подставлю зад, а вы Извольте-ка сойти с коня И в зад поцеловать меня, Тогда мы и заключим мир”. ”Я ваш приказ исполню, сир, Не медлите же, я вас жду”. Жена ему в ответ: ”Иду”. И вот сошла она с седла, Повыше платье задрала, И перед ним открылась щель, Какую видеть он досель Мог лишь у собственной жены, Да зад изрядной ширины, Который, в том порукой Бог, Он у нее же видеть мог. Итак, раз пять иль шесть подряд Поцеловал он этот зад И эту розовую щель И молвил: ”Из каких земель Вы родом, сир, и как вас звать?” ’’Зачем мое вам имя знать? А впрочем, ладно, так и быть, Придется вам его открыть, Хоть в мире ни один барон Подобных не носил имен; Не след скрывать его уже: Я — Пышнозадый Беранжье, Гроза для труса и лжеца”. Затем она на жеребца Садится, к дому поспешает И тут же в гости приглашает К себе любезного дружка, Болтает с ним у камелька, Потом в постель они ложатся — И ну любиться-миловаться! Тем временем и наш герой Вернулся из лесу домой, Забыв про свой турнир позорный, И был с почетом встречен дворней: ’’Успешно ли, наш добрый сир, Прошел ваш нынешний турнир?” ’’Конечно! Я в нем победил И весь наш край освободил От тех, кто нам желал войны”, — И тут же шасть в покой жены. Глядит, а там она тишком Вовсю милуется с дружком И вовсе не спешит при этом Супруга одарить приветом. Не смог он страшный гнев сдержать, Стал ей жестоко угрожать: ”Да как вы, тварь с душой змеиной, Дерзнули спать с чужим мужчиной? От смерти вам спасенья нет!” А дама рыцарю в ответ: ”Ах, это вы, мой храбрый витязь?” Довольно вам кричать, уймитесь, А если будете вопить, Я знаю, чем вас осадить. Пойду к сеньору Беранжье (А вы знакомы с ним уже) — Уж он-то, воин с пышным задом, Вас усмирит единым взглядом!” Услышав это, наш герой, От изумленья сам не свой, Подумал только: ’’Вот те на! Прознала обо всем жена,” — Но не промолвил ни словца, Меж тем как дама до конца Свои забавы довела И заодно преподала Урок и мужу, и всем прочим Героям, до вранья охочим. Безумцам хвастуны сродни, За ложь поплатятся они, В том я могу заверить вас. Тут и окончен мой рассказ.

Стриженый луг[32]

Раз, накануне Рождества, Когда в печи трещат дрова, Один заносчивый сеньор Попал на постоялый двор И, развалясь у камелька, На прочих глядя свысока, Повел напыщенную речь, Что может море он зажечь: ’’Такая сила мне дана, Что выгорит оно до дна, И жареную камбалу Нам тотчас подадут к столу’ Ну, слово за слово — и вот Он к морю с головней идет И во всю мочь на берегу Кричит: ’’Сейчас тебя сожгу, Испепелю, предам огню!” — И бросил в море головню. Пшик, пшик — и снова плеск волны. А море? Морю хоть бы хны. Есть в этой присказке намек На то, как некий баринок Хозяйство сам держал в руках, Пока ходил в холостяках, А как привел хозяйку в дом, То все пошло в нем кувырком. А сам он отощал, оброс Как бесприютный фландрский пес, Весь в саже с головы до ног: Не дворянин, а углежог, Уж так оборван, так чумаз! Ну, словом, быстро он угас, Подстать той самой головне, Что пшикнула в морской волне. Другую пару помяну: Муж до того любил жену, Так холил дуру и берег, Что ни словца ей поперек, И все равно, чуть что не так, Съедал то плюху, то тумак. Прожив таким манером год, Он тестя с тещей в дом зовет. Попотчевал, чем Бог послал, И тестю под конец сказал: ”Сир, ровно год тому назад Я получил от вас сей клад, А проще молвить — вашу дочь, С которой жить совсем невмочь. Я столько от нее стерпел, Но пальцем тронуть не посмел: Пусть перечень моих обид Она сама вам подтвердит”. ’’Что ж, — молвила в ответ жена, — Пусть тяжела моя вина, Но твой урок пойдет мне впрок: Прошу на исправленье срок, Клянусь, что на втором году Себя иначе поведу”. Но не прошло недели, глядь — Она за старое опять, И никакого сладу с ней: Привычка разума сильней. Не зря зовется дураком, Кто у жены под каблуком. Сидит и ждет за годом год, Когда она свой раж уймет. Взглянула косо — врежь ей в глаз, Чтоб впредь коситься зареклась, Поднимет шум и тарарам — Ты ей, злодейке, по губам! А кто не поступает так, Тот сам себе заклятый враг. Возьмем, к примеру, мужика, Чья женушка была гладка, Стройна, румяна, молода И весела, да вот беда: Как ни веди с ней разговор, Все говорит наперекор. И вот однажды летним днем Шли по лугу они вдвоем. Муж молвил, поглядев вокруг: ’’Как ровно скошен этот луг!” В жене вскипел всегдашний зуд: ’’Луга не косят, а стригут!” Божится муж, что в целый год Тот луг никто не подстрижет, Жена твердит: ”Ты это брось, Без ножниц тут не обошлось”. Бедняга муж терпел-терпел И наконец рассвирепел: ”Не смей перечить, дура, мне!” — И выволочку дал жене. Переусердствовал мужик, Отнялся у нее язык, Полуживая на лугу Лежит она — и ни гу-гу, Но пальцами обеих рук Показывает — стрижен луг. Разинув рот, мужик стоит, В испуге крестный знак творит: Коль верх и здесь взяла жена, Знать, с ней в союзе сатана. Тут кончается фаблио о стриженом луге.

Волшебные штаны[33]

Дай, Боже, складно в добрый час Начать и кончить мой рассказ О лжи, коварстве и обмане. А дело было в Орлеане. О нем всю правду знаю я, Послушайте и вы, друзья. Один писец ходил украдкой К чужой супруге, пышной, гладкой Да и находчивой весьма — Ну как тут не сойти с ума? Любовником и мужем ловко Вертела милая плутовка. Любезней нет ее, хитрей — Попробуй-ка придраться к ней! Грешить тайком и слыть безгрешной Она стремилась — и успешно. Не раз, не два, презревши долг, Она, в утехах зная толк, Писца в объятиях сжимала, Даря услад ему немало, Уверена, что как-нибудь Супруга сможет обмануть. Ведь хитростей велик запас! Все так и шло. Но как-то раз Муж перед сном сказал, зевая: ’’Послушай-ка, прошу тебя я — Не спи сегодня допоздна, Чуть свет буди меня, жена, Кричи, толкай!.. Запомни это: Я выйти должен до рассвета. Да чтоб сама не проспала! Ждут завтра важные дела. Отправлюсь я в Мэн-на-Луаре Товар продать там на базаре”. Такая новость — божий дар! Ей кстати завтрашний базар. Писец был тотчас извещен, Что в час урочный должен он Стоять под окнами любимой. Как только муж проходит мимо, Он проскользнет к ней невредимо. Не пропустить бы нужный миг! Писец сей замысел постиг. И в от супруг уснул спокойно, До сна ль супруге недостойной? Ей ждать всю ночь терпенья нет. Что сон?! Скорее бы рассвет! До срока будит мужа дама, Толкая в бок его упрямо: ’’Вставайте, сир! Уже пора! Уйти вам надо до утра. Боюсь, мы слишком долго спали. Теперь успеете едва ли Вы вовремя товар продать. Не все же вам теплая кровать! Вот наказание господне! Довольно спали вы сегодня!” Что ж, встал супруг без лишних слов, Оделся вмиг и был таков. А вслед жена кричит с порога: ’’Пусть ляжет скатертью дорога! Молю, чтоб Иисус Христос Удачу в Мэне вам принес. Пусть вас хранит его десница!” Муж не успел из виду скрыться, А уж любовник тут как тут, Его уже в постели ждут. Влюбленных нетерпенье гложет — Понять такое всякий может. Простак все дальше уходил, А их сжигал любовный пыл. Писец так радовал подругу, Как не дано ее супругу. Совсем не смысля в страсти, тот Постельных избегал работ. По ласкам огневым соскучась, Надеясь на иную участь, Взволнованна, обнажена, Теперь утех ждала жена. Уж коли выпал ей часок, Она свой не упустит прок. Писец разделся догола — И жаркие пошли дела! И за старания награды — Неисчислимые услады. А муж, поднявшийся чуть свет, Зашел к соседу. Ведь сосед Собрался в Мэн идти с ним вместе. Быть верным слову — дело чести. Стучит к соседу наш чудак: ”Да можно ль спать безбожно так?! А как же торг? Вы спать охочи, Но неужели мало ночи?! Так только к полдню в Мэн придем!” Сосед спросил, борясь со сном: ’’Приятель, вы не заболели? Иль спятили вы в самом деле? Людей будить в такой-то час! Мой друг, не узнаю я вас. Коль нас хранит Господня сила, Еще и полночь не пробило”. ”Да ну?! — ошеломлен простак. — Неужто правда? Вот так-так!” — ”Не знать мне райского покоя, Коль вру!” — ”Ну, что ж, вернусь домой я’ И вот уж у своей двери Жене кричит он: ’’Отвори!” Красотка в ужасе: ’’О Боже! Пропала я! Ты, друг мой, тоже: Мой муж вернулся. Вот напасть! Как нам спастись? Беда стряслась! Что в голову взбрело злодею? Он в ярости свернет вам шею. Ревнив он и жесток, как зверь”. А муж сильней колотит в дверь, Крича: ’’Проснитесь же, супруга!” А даме нужно спрятать друга. Тот, взяв одежды, скрылся вон, А вот штаны оставил он. Их на беду забыл писец! Муж достучался наконец. Прошел в альков супруг законный, А дама притворилась сонной. Вся заспана, тиха, нежна, Лежит в постели — и одна. Прилег устало он к супруге, И вдруг, как будто бы в испуге, Чертовка — до чего ловка! — Дурача мужа-простака, Мгновенно спрыгнула с постели (Не бесы ль ею овладели?), Крича безумно: ’’Боже мой! Кто шутит подло так со мной? Надеюсь на Господню милость! Здесь что-то странное случилось. Кто это лег в постель ко мне, Не изменявшей и во сне? Лишь с муженьком спала всегда я!” И муж, от чувств изнемогая, Тревожась, не сошла ль с ума, Ей молвил: ’’Что за кутерьма? Верней супруги я не знаю. Так успокойтесь, заклинаю! Мне непонятен ваш испуг: Ведь рядом с вами — ваш супруг’ Она ж, внушаема лукавым, Твердит свое: ’’Зачем меня вам Обманывать? На рынке он. А вы, наглец, уйдите вон! Я шум такой устрою тут, Что все соседи прибегут. Ведь здесь — семейная постель, А не какой-нибудь бордель!” Втирать очки она умела: ’’Хозяин мой ушел по делу. Да в здравом ли рассудке вы? Ох, не сносить вам головы За то, что причинили вы!” — ’’Мой друг, не заслужил я гнева. Вы умница, вы мной любимы. Беда, не дождались зари мы, Чтоб встать. Сейчас глухая ночь. Так что гоните страхи прочь! И пусть не будет ночь тяжелой! Лежите, как лежали, — голой, Как это было сотни раз! И да хранит Всевышний нас. Я так люблю вас, дорогая!” — ”Сир, — слышит он, — удивлена я Что мужа не узнала я, Вас огорчив. Вина моя! Безумец вторгся, показалось, А это — вы... Какая жалость! Да, что-то на меня нашло... Продрогли вы, а здесь тепло” — Твердит, на грудь его маня. — ’’О сир! Простите же меня! Я встретиться с супругом рада. Обида сменится наградой. Я подняла весь этот крик, Поскольку страх мой был велик. Да, страх перед чужим мужчиной Переполоху бьл причиной. Вы, знаю, любите поспать. Так что усните-ка опять! Сейчас нет ничего умнее!” Женой утешенный своею, Муж спал до утренних лучей И, чувствуя себя бодрей, Собрался быстро он в дорогу. И муженька вручила Богу Глаз не сомкнувшая жена. Еще не ведала она О предстоящем ей позоре, Бесчестье и нежданном горе: Ведь, озабочен сонмом дел, Супруг штаны писца надел. Никто не зрел подмены странной. Муж вышел, и к своей желанной Спешит любовник из укрытья: ’’Обязан, милый друг, хранить я Вне подозрений вашу честь, А ведь у вас соседи есть. Им только дай узреть мужчину У вас! И потому покину Как можно раньше я ваш дом”. — ’’Любезный друг, есть правда в том, Вздохнула дама. — Но хочу я Еще четыре поцелуя:” Так вновь постельная игра Была затеяна с утра. Потом, натешившись немного, Они себя вручают Богу. Вдруг, взяв штаны, вопит писец: ’’Они чужие!.. Мне конец! А где ж мои? На муже, значит!” — Расстроенная дама плачет — Приятно ль слышать ей такое?! Теперь не будет ей покоя. Что ж, поднялась, надела платье И снова бросилась в объятья. Лаская друга с новой силой, Во имя страсти попро сила, Чтоб освятил скорей он сам Все, что скрьюать дано штанам. Не чуя ничего дурного, Подругу друг лобзает снова, Исполнить просьбу обещая. Нет ласкам ни конца, ни края! ’’Все обойдется как-нибудь, — Ей шепчет он, лобзая грудь. — Все кончится благополучно!” И даму вновь лобзает звучно. Пришлось им наконец проститься. Красотка, хитрая лисица, Решила избежать бесчестья, Надеясь на уловки лести, И, чтоб все было шито-крыто, Идет к монаху-минориту И говорит, сознавшись честно Во всем, что вам уже известно: ’’О помощи взываю я!” — ”Но что могу я, дочь моя?” — ’’Мой муж вам верит. Потому Одно скажите вы ему, Когда, смущен догадкой в Мэне, Меня он обвинит в измене, Что, мол, штаны у вас я в долг Взяла, такой в том видя толк: Мол, поносив их, можно в ночь Зачать то ль сына, то ли дочь. Волшебны только ваши! Мне Так, мол, привиделось во сне. Моей уловки неужели Не осветят благие цели?! Впредь жить безгрешно поклялась я!” Ну, кто бы ей не дал согласья?! И обольщенный минорит ’’Согласен!” даме говорит. Домой она пошла, ликуя. А вот теперь вам расскажу я О муже. В Мэне натощак Он торговал лишь кое-как. Обеда долго ждал купец И вот дождался наконец. Насытивши свою утробу, К штанам он руку тянет, чтобы Достать монету расплатиться. Как вспоминают очевидцы, На пояс глянул он — и что ж? — Чернильницу, перо и нож Узрел он... Да, штаны чужие! И обругал жену впервые: ’’Вот шлюха!” — он воскликнул страстно Тут закивали все согласно: Был а в том истина сама. Простак чуть не сошел с ума — Так был расстроен и растерян. Ведь сам-то он жене был верен! После того, что с ним стряслось, Он, ревность затаив и злость, Домой придя, сказал жене: ’’Сударыня, известны мне Все хитрости, вся лживость ваша. Полным-полна терпенья чаша!” Супруга, не смутясь ничуть, Посмела мужа упрекнуть: ’’Зачем же, друг мой, столько крика? Свой гнев сдержите, мой владыка: Ведь правда неизвестна вам. Поверьте же моим словам! Вас беспокоит часть одежды, В которой все мои надежды. Зачать ребенка нам должны Помочь монаховы штаны. А как? Я объяснить готова, Коль вам угодно до алькова Сейчас проследовать за мной!” Войдя туда вслед за женой, Снимать с себя чужое бремя Он стал. ”О нет, еще не время!” — Воскликнула его жена. Пред ним красуется она, Задрав как можно выше платье — Приди же, мол, в мои объятья! ”Вы до тех пор, — твердит без страха, Должны носить штаны монаха, Пока не подтвердит вам он, Что вещий мне приснился сон. Так отправляйтесь с этой целью К нему в монашескую келью! Узнаете благие вести, И мы порадуемся вместе”. И муж пошел в чужих штанах В тот монастырь, где жил монах. Там в темной келье среди скал Он францисканца разыскал. Тот, чтоб прикрыть постыдный грех, Едва удерживая смех, Ведет ревнивца для беседы К себе и, чтоб не множить беды, Нашептывает тот рассказ, Которым я потешил вас. Все сделано для пользы дела Так, как изменница велела. Был счастлив муж: ’’Святой отец, Я правду знаю наконец! Как душу облегчили мне вы! Чуть не убил в порыве гнева Жену я — и попал бы в ад. Она невинна. Как я рад!” Сказал монах: ’’Штаны я спрячу. Они мужьям несут удачу. Да ниспошлет вам благодать Господь, чтобы дитя зачать! Вам радость сон жены сулит”. И удалился минорит. Добряк, вернувшийся домой, Супругу молит: ’’Ангел мой, Забудем злоключенье это! Даю пред Богом два обета: О вас да не помыслю худо! И ревновать вовек не буду!” Такая речь жене по нраву. Затея удалась на славу: Любовник насладился впрок, И муж от истины далек; Ей был послушен минорит, Измена скрыта, страх забыт. Все получили по заслугам! Сумей-ка так вертеть супругом, Чтоб наставлять рога незримо И оставаться невредимой! Свои любовные дела Лиса устраивать могла, Забыв про стыд, презревши совесть Тем и закончу эту повесть.

Из «Книги рыцаря Делатур Ландри, написанной в назидание его дочерям»[34]

Глава 1

Прекрасно и благородно всматриваться в зеркало древних историй, написанных нашими предками, чтобы подать нам добрый пример и поведать о добрых деяниях, совершенных ими, или чтобы помочь нам избежать зла, которого, как мы видим, они избегали. И заговорил я так, и сказал своим дочерям: ’’Мои дорогие дочери! Поскольку я очень стар и видел свет дольше, чем вы, я хочу поговорить с вами о жизни мирской согласно своему разумению, которое невелико; но велика моя любовь к вам, и велико мое желание, чтобы вы обратили свои сердца и помыслы к Богу, смиренно служа ему, дабы обрести честь и благополучие в этом и том мире; так как несомненно, что всякое подлинное благо, честь и достоинство мужчины и женщины идут от Него, по милости Его святого духа; и дает долголетие или короткий век мирским и земным вещам, кои угодны Ему, так как все совершается по воле и указанию Его, и поэтому вознаграждает Он сторицей всякое добро и службу, которую оказывают ему. А посему, мои дорогие дочери, благо — служить такому сеньору, который воздает сторицей”.

Глава 3

О двух рыцарях, любивших двух сестер

Как рассказывается в константинопольских историях, у одного императора было две дочери, из которых младшая была благочестива и любила Бога, и почитала Его. Всякий раз, просыпаясь, она поминала усопших. Они спали вместе в одной постели — старшая и младшая. И когда старшая просыпалась, она слышала, как младшая произносит молитвы, и подсмеивалась над ней, и ругала ее, и упрекала ее, что та мешает ей спать. И вот случилось, что юность и довольство, в котором они были взлелеяны, побудили их полюбить двух рыцарей-братьев, очень красивых и благородных. Долго томились они, покуда не признались одна другой в своем влечении, и назначили двум кавалерам час, чтобы те пришли к ним ночью тайно. И когда тот, кто должен был прийти к младшей, собирался отодвинуть занавеску ее постели и подойти к ней, показалось ему, что он видит более тысячи мужчин в саванах вокруг девушки. И от этого почувствовал он такое отвращение и такой страх, что ужаснулся; лихорадка охватила его, и, больной, он слег в постель. Но с другим рыцарем такого не произошло, и вошел он за занавеску к постели девушки, и понесла она от него. Когда император узнал, что старшая дочь его в тягости, он приказал ночью утопить ее, а с рыцаря содрать кожу. И так, из-за своего постыдного вожделения, оба и погибли. А вторая дочь была спасена, как я вам об этом рассказал и еще поведаю. Наутро повсюду говорили, что тот рыцарь лежит больным в постели; та, из-за которой болезнь его охватила, пришла проведать его и спросила, как приключилась с ним болезнь. И он рассказал ей правду, как он собирался отодвинуть занавеску и с удивлением увидел много мужчин в саванах вокруг нее, и вот, сказал он, столь велики были страх и отвращение, охватившие меня, что я едва не пришел в ярость, а потом испугался. Когда девушка услыхала правду, она очень удивилась и возблагодарила смиренно Бога, который спас ее от погибели и позора. И с тех пор она почитала и восхваляла Бога каждый раз, как просыпалась, и так же кротко, но еще чаще, чем раньше, поминала усопших; и держалась целомудренно и строго, и не замедлило случиться так, что один великий греческий царь попросил ее в жены у ее отца, и тот отдал ему ее; с тех пор стала она добропорядочной дамой, известной добродетелью своей. Так была спасена эта девушка, чтобы молить и почитать Бога и молиться об усопших. А ее старшая сестра, которая подсмеивалась над ней и занималась обманом, умерла обесчещенной. И поэтому, мои дорогие дочери, вспоминайте об этом примере каждый раз, когда вы просыпаетесь, и не засыпайте до тех пор, пока вы не помолитесь об усопших, как это делала дочь императора.

Глава 6

Здесь рассказывается о двух дочерях некоего рыцаря, одна из которых была набожна, а другая страдала чревоугодием

Жил некогда один рыцарь, у которого было две дочери. Одна — от первого брака, другая — от второго. Дочь от первого брака была на удивление набожна, она не прикасалась к еде до тех пор, пока не прочтет все молитвы и не выслушает все мессы, какие только возможно. А другая дочь была изнежена лаской и заботой, ей позволяли делать все, что она пожелает; посему утром, как только она выслушивала малую мессу и произносила два-три раза ’’Отче наш”, она отправлялась в гардеробную и ела там суп или какую-либо другую обильную пищу и приговаривала, что от поста у нее голова болит. Но это было лишь начало длившегося весь день чревоугодия, и, когда отец с матерью уже отправлялись спать, надобно было ей съесть еще добрый кусок мяса. И вела она такую жизнь до тех пор, пока не была выдана замуж за одного почтенного и умного рыцаря. И вот что приключилось: по мере того как господин ее узнавал о дурной привычке жены, пагубной и для тела, и для души, он много раз терпеливо увещевал ее, что дурно вести такую жизнь. Но она никак не хотела исправиться, как бы ее ни уговаривали. И вот однажды случилось так, что ночью рыцарь, проснувшись, пошарил вокруг себя, не нашел жены и возмутился этим. Встал он с кровати, надел подбитый беличьим мехом плащ и пошел в гардеробную, где были его жена, ключник и двое слуг; они ели и веселились так, что не услышали бы и грома Господня, — вот как веселились вместе мужчины и женщины! И когда хозяин посмотрел на все это сборище, он сильно разгневался, взял палку, чтобы ударить одного из слуг, обнимавшего горничную; и он ударил слугу палкой, палка была сухой, и отлетела от нее щепка в глаз его жене, которая стояла подле, и окривела оттого жена на один глаз. И большими несчастьями обернулась для нее потеря глаза: муж возненавидел жену, и лишил ее уважения, и отвратил от нее свою любовь, так что супружество их совсем стало обречено на погибель. И произошло это с ними из-за дурного поведения жены, которая с юности привыкла жить в беспорядке и распущенности с утра до вечера. И оттого наихудшее зло приключилось с ней — она потеряла и глаз, и любовь своего господина — тяжким стал их брак от этого.

Посему почитается благом произносить с утра молитвы, натощак слушать все мессы, приучать себя жить скромно и достойно, так как все происходит согласно смолоду усвоенным привычкам и нравам. Как гласит мудрая пословица:

Приучите молодую лошадку ходить стреноженной—

Она проходит так всю жизнь.

Так и случилось с другой сестрой. Она с юности привыкла служить Господу и Церкви, набожно произносить молитвы, натощак слушать мессы. И Бог вознаградил ее за это и дал ей в мужья благородного и богатого рыцаря. И зажила она с ним в почете и радости.

И вот однажды отец тех девушек, благородный господин, отправился проведать их обеих; у одной нашел он в доме богатство и благопристойность и был принят там с почестями, а у другой дочери, окривевшей, нашел хозяйство запущенным, И вот, когда вернулся он к себе, рассказал все своей жене и стал упрекать ее, что погубила она дочь чрезмерной холей и негой; слишком ослабляла она вожжи и позволяла дочери делать все что угодно — оттого и живется ей теперь так тяжело.

На этом примере видно, что за благо почитается служить Господу нашему и слушать натощак все молитвы, какие только возможно, и вести благочестивую жизнь, есть и пить в установленное и подобающее время, ибо так, как вы приучитесь жить в молодости, будете вы жить и в старости.

Глава 13

Здесь рассказывается о той, которую рыцарь Делатур Ландри отверг из-за ее легкомысленных манер

Расскажу я вам еще, мои любезные дочери, об одном случае, приключившемся со мной. Заговорили однажды со мной о женитьбе на красивой знатной девице, у которой были отец и мать, и повел меня мой отец посмотреть на нее. Когда мы пришли, встретили нас радостно и радушно. Взглянул я на девушку и начал разговор обо всем на свете, чтобы узнать характер ее. И заговорили о пленниках. Тогда я сказал ей: ’’Мадемуазель! Я бы предпочел быть именно вашим пленником, а не чьим-либо еще, и думаю, что ваш плен не был бы столь тяжелым, как плен англичан”. Она мне ответила, что некогда видела уже того, кого хотела бы иметь своим пленником. Тогда я спросил, тяжела ли была бы для него тюрьма, и она ответила, что ничуть, она бы относилась к нему столь же нежно, как к своему собственному телу, а я сказал, что этот пленник был бы счастлив очутиться в столь сладостном и благородном заточении. Что сказать вам? Она щебетала легко и ей казалось, судя по ее словам, что она знает достаточно всего, взгляд ее был быстр и легок. Много было сказано слов, и, когда пришло время уходить, она стала очень откровенной и дважды или трижды просила меня, чтобы я не тянул с повторным визитом в какой бы то ни было форме, и держалась со мной без тени смущения и по-дружески. За столь короткое время она так сблизилась с человеком, которого никогда ранее не видела! Пусть даже она и знала о разговорах о нашей помолвке! И когда мы вышли, отец спросил меня: ’’Что ты думаешь о той, которую увидел? Скажи свое мнение”. Я ответил: ’’Господин мой и отец! Она кажется мне доброй и красивой, но я не хочу сближаться с ней более, чем теперь, если на то будет ваша воля”. И я рассказал ему свои впечатления. И я не женился на ней из-за легкомыслия ее и излишней откровенности. И много раз потом я благодарил Господа за это, ибо не прошло и полутора лет, как ее оговорили и осудили — не знаю, правда, заслуженно или понапрасну. И умерла она в бесчестии.

Итак, мои дорогие и благородные дочери, все женщины знатного происхождения и хорошего воспитания должны иметь поведение кроткое и смиренное, строгий нрав, быть немногословными, отвечать на вопросы учтиво, без излишней скованности, но и без легкомыслия во взоре. Чем меньше этого легкомыслия, тем лучше, ибо многие потеряли прекрасные партии из-за недостатка сдержанности и даже не подозревали о том, что им навредило.

Глава 14

Как дочь короля Арагона потеряла короля Испании из-за глупого своего поведения

Я хотел бы, чтобы вы знали этот поучительный пример, как старшая дочь короля Арагона потеряла испанского короля[35] из-за своего безрассудства. В одном испанском сочинении рассказывалось о том, что король Арагона имел двух дочерей. И захотел король Испании жениться на одной из них, и, чтобы выбрать более достойную, он переоделся слугой и отправился со своими послами, среди которых был один епископ и два барона. Нечего и говорить, что король Арагона принял их с радостью и почестями. Королевские дочери нарядились как только могли, особенно старшая, которая полагала, что речь пойдет о ней. Послы провели три дня, наблюдая за поведением девушек, и испанский король, переодетый слугой, также наблюдал за ними. Видел он, что, когда поутру приветствовали старшую, она отвечала сквозь зубы, держась чопорно и высокомерно, а ее сестра вела себя смиренно и учтиво, кротко обходясь как с вельможей, так и с простолюдином. Однажды король наблюдал, как сестры играют в триктрак с двумя рыцарями; старшая ссорилась с одним из них и проигрывала, младшая же хотя тоже проиграла, но не выказывала по этому поводу никакого раздражения и вела себя так, как будто выиграла. Король посмотрел на все это и отошел в сторону. Он созвал своих людей и баронов и объявил: ”Вы знаете, что короли Испании и короли Франции не должны жениться, руководствуясь корыстью, а только из благородных побуждений, выбирая добропорядочную женщину благородного происхождения, воспитанную в помыслах о добре и способную принести здоровое потомство. Я посмотрел на этих девушек и их поведение. Мне показалось, что младшая более смиренна и учтива, чем старшая, и не столь высокомерна и чопорна. Посему забирайте младшую, я выбираю ее”. Послы ответили ему на это: ”Сир, старшая гораздо красивее, и вообще более почетно получить старшую дочь, нежели младшую”. Король же возразил, что нет такого почета и такого земного блага, которое сравнилось бы с добротой и добропорядочностью, а особенно со смиренностью и кротостью. ’’Поэтому я возьму младшую, ибо именно в ней я увидел учтивость и смирение”. И он выбрал ее.

Тогда епископ и бароны пришли к королю Арагона и попросили младшую дочь. Король и его свита были очень удивлены, что выбор пал не на старшую — гораздо более красивую. Вот как получилось, что королевой Испании стала младшая из дочерей, бывшая более смиренной и любезной как с вельможами, так и с простолюдинами. За такой нрав она и была выбрана. Старшая же возмутилась и оскорбилась так, что чуть не лишилась рассудка.

Только учтивостью и кротостью можно заслужить любовь ближних в этом мире; нет ничего более приятного, чем быть смиренным и учтивым, приветливым с богатым и бедным; не следует терять голову от потерь и прибытков : ни одна добропорядочная женщина не должна давать увлечь себя таким страстям. Она должна иметь доброе сердце, любезно отвечать и быть смиренной. Как сказано Господом в Евангелии, кто больше знает, тот более стремится к смирению и больше ценится, ибо более смиренный более и возвышается. Так и поступила младшая дочь короля Арагона, своим смирением и любезностью добившись титула королевы испанской и оставив без него свою старшую сестру.

Глава 15

Здесь рассказывается о тех, кто спорит друг с другом

Любезные мои дочери! Поберегитесь вступать в спор с глупцом или безумцем любого пола — это верная погибель. Я расскажу вам один случай, свидетелем которого был сам. Дело было в одном замке, где собралось много знатных дам и девиц, И была там одна барышня, дочь очень славного рыцаря. И вот за игрой в триктрак поссорилась она с одним молодым человеком, который был известен своей глупостью и вздорным нравом. Да, слишком рассудительным назвать его нельзя было. Спор на этот раз зашел из-за того, что девушка усомнилась в его словах и сказала, что он не прав. Разгорелся спор. В запальчивости она обозвала его рогоносцем и дураком. Из-за ссоры они бросили игру. Я сказал девушке: ’’Моя дорогая кузина, не принимайте близко к сердцу то, что он говорит, вы же знаете, что он крикун и пустомеля. Я прошу вас,, во имя вашей чести, не ссорьтесь с ним”. Но она не послушала меня и заспорила еще сильней, чем прежде, и заявила ему, что он никчемный человек, и высыпала еще много слов. А он, как безумный, ответил, что как мужчина стоит гораздо больше, чем она как женщина. Она принялась возражать, и разгорячились они так, что под конец он заявил следующее: будь она благоразумна, не ходила бы она по ночам без свечи по спальням мужчин для ласк и поцелуев. Она попыталась обвинить его во лжи, но он стал называть свидетелей. Многие, ничего об этом не ведавшие, были очень удивлены, некоторые же сочли, что лучше бы ей было помалкивать, поскольку своими же руками — из-за своей же болтливости — она сама себя и высекла.

После этих слов она заплакала и сказала, что он ее опозорил и так это ему не пройдет, ибо порядочные люди не пользуются подобными приемами. И бранилась она до тех пор, пока он не выставил ее в еще худшем свете, употребив еще более гадкие слова. Будучи несдержанным и безрассудным, он окончательно вымарал ее в грязи.

Вот вам хороший пример того, что добропорядочная женщина никогда не должна ввязываться в спор с глупцом и скандалистом. Таких следует избегать. Если вы видите, что они хотят завязать спор, начать громко браниться, позвольте им молоть языком и скажите: ’’Любезные друзья, вижу, что вы хотите покричать и поскандалить, я уступаю вам поле боя и удаляюсь”. После этого надо уходить, как сделал один хорошо известный мне рыцарь в разговоре с дамой, чьи глупость и завистливый нрав толкали ее на публичные оскорбления. В тот раз рыцарь сказал: ’’Сударыня! Вам нравится говорить все эти странные вещи; я вас слушаю и ничем не собираюсь обидеть вас в ответ. Я вижу, что вы удручены, мне очень жаль”. Но она не унималась и бранилась все сильней. Когда рыцарь увидел, что ни за что на свете она не угомонится, он взял пучок соломы и положил перед ней, промолвив: ’’Сударыня, если вы хотите продолжать ссору, браните эту солому, которую я оставляю вместо себя; сам же я удаляюсь”. И ушел, оставив даму с раскрытым ртом. Это было воспринято как мудрый поступок рыцаря, избежавшего ссоры. А дама осталась наедине с распиравшим ее безумием, но вылить его ей было не на кого. Так и должно поступать, ибо нельзя ввязываться в спор с безумцем и задирой. Следует избегать таких людей, как сделал этот рыцарь.

Глава 17

О том, что ни одна женщина не должна быть ревнивой

Я хочу привести вам один пример того, сколь пагубна ревность. Жена одного оруженосца так любила своего мужа, что испытывала ревность к любой, с кем он разговаривал. Много раз он ласково журил ее за это, но ничего не помогало. Особенно она ревновала к одной женщине из тех краев, известной своей несдержанностью. И вот однажды между ними вспыхнула ссора, ревнивица упрекала женщину, в ответ же слышала, что несет вздор. Тогда, распалясь, она назвала соперницу лгуньей. Они схватились не на шутку; та, которую обвинили, держала в руке палку и ударила ею противницу по носу, да так, что сломала его. И вот у бедной ревнивицы на всю жизнь оказался переломанным нос — самая выступающая и важная часть лица. С той поры и до конца дней своих пребывала она в унынии, стыдясь своего уродства. А муж часто упрекал ее — лучше не была бы ревнивой и осталась бы с красивым лицом. Из-за этого уродства он не мог уже любить ее, как прежде, и ушел к другой. Так из-за своей ревности и глупости она лишилась любви и уважения своего господина.

В этом большой урок для каждой добропорядочной женщины. Нельзя выплескивать наружу свои чувства, нужно кротко и пристойно сносить душевную боль, коль скоро она приключится, — так, как сносила ее одна моя тетушка, которая много раз рассказывала мне об этом. Она была замужем за рыцарем Лангилье, имевшим тысячу пятьсот ливров дохода; жили они широко. Но рыцарь был на удивление сластолюбив и в своем доме всегда держал одну или двух женщин для утоления своих страстей. И частенько он вставал с постели от жены, чтобы отправиться к этим сумасбродкам. Когда же он возвращался, то находил в спальне зажженную свечу, лохань с водой и салфетку. Когда он входил, жена ничего ему не говорила, только просила помыть руки. Он говорил, что нет в этом необходимости, так как он идет из туалета. Она возражала: ’’Тогда, господин мой, тем более помойте руки”. Ни его, ни кого другого она не упрекала. Но однажды, оставшись с ним с глазу на глаз, она сказала: ’’Господин мой, я хорошо знаю о ваших похождениях. Но никогда, если будет то угодно Богу, я не выкажу к этому своего отношения, как при вас, так и при этих женщинах, поскольку вам это приносит удовольствие, а другого лекарства, кроме смирения, я не знаю. Коль скоро иначе нельзя, я не буду терять рассудок из-за ваших маленьких радостей. Но прошу вас, господин мой, не относитесь ко мне хуже, я не хочу терять вашей любви и расположения. Я буду рада и той малости, что мне достанется, и снесу все, что вы пожелаете”. Иногда после этих кротких слов сердце его отогревалось жалостью к ней и он надолго воздерживался от соблазнов. И так всю жизнь, покорностью и деликатным обхождением, она его завоевывала; иного пути для нее и не было. В конце концов он раскаялся и стал равнодушен к пороку[36].

Вот пример того, как деликатностью и покорностью можно скорей вернуть своего мужа на путь добродетели, чем грубостью и резкостью. Тем более что у многих мужчин такой характер, что, чем более жены на них наседают, тем усерднее они предаются пороку.

Тем не менее мужья не должны слишком сердиться на жен за ревность. Мудрец утверждает, что ревность — свидетельство любви; я думаю, он прав, так как меня бы ничуть не потревожило, если бы кто-то, для меня посторонний, совершил некий поступок (плохой ли, хороший ли — все равно), но если дурно поступит мой родственник или друг, я испытаю боль и тяжесть на сердце. Вот почему ревность не может быть без большой любви. Но любовь бывает двух видов, из которых одна ниже другой; и вообще нет любви там, где нет здравого смысла. Лучше уж страдать от нее во имя чести и достоинства. Поэтому муж не должен слишком сердиться на жену, если она немного его ревнует, так как она выказывает этим, как тоскует ее сердце. И потом она боится, что другая получит любовь, которая по праву принадлежит ей, как предначертано то Богом и Святой Церковью. Но самые мудрые женщины как можно меньше выказывают свои чувства, сдерживают себя и скрывают свое горе. Так же должен поступать и мужчина, сдерживать себя и как можно менее выказывать свои чувства. Вести себя так — большая наука и мудрость. Но всякий раз, когда женщина видит, что ее господин немного ревнует ее, отмечая про себя некоторые ее легкомысленные глупости, которые ему не нравятся, добропорядочная женщина не должна показывать окружающим, что она что-либо заметила. И если она заговорит об этом с мужем, то только наедине и как можно более кротко. Она скажет, что знает о большой любви, которую он питает к ней; эта любовь порождает сомнение и страх, как бы жена не увлеклась на стороне. Но бояться не надо, если будет угодно Господу, она сохранит честь их обоих. И так, нежными и кроткими словами, надобно подбодрить мужа и развеять его печаль, так как, если она заговорит с гневом и бранью, она разожжет огонь и побудит его на еще более горькие мысли и тяжкие сомнения. Ибо многие женщины еще крепче во лжи, чем в словах правды, поэтому часто они внушают нам большие подозрения.

Поэтому я и говорю вам, что добропорядочная женщина, даже если это ей неприятно или смешно, должна сочувственно, с пониманием отнестись к некоторой ревности супруга, ей следует помнить, что в этом — проявление его большой любви, опасений и озабоченности его сердца тем, чтобы не ушла к другому любовь, на которую он претендует по праву и предначертанию Церкви и Господа. Это тревога за то, как бы спутница не лишила его любви, как бы радость их супружества не оказалась омраченной, а их семья не скатилась бы в губительную пропасть. Да, ревность многим причиняет зло, вселяет озабоченность и тяжкие думы. Этот пример показывает, как надо умерить свой пыл и обуздать безумные мысли.

Глава 18

Здесь рассказывается о горожанке, которая была побита из-за своей же несдержанности

И вот еще что — не следует спорить со своим мужем или выражать ему свое неудовольствие, как та горожанка, которая на каждое слово своего господина отвечала с такой язвительностью, да еще при людях, что муж страшно рассердился и, стыдясь людей, сказал ей раз, потом другой, чтобы она замолчала, но она не унималась. Тогда разгневанный супруг со всего размаху ударил ее кулаком и опрокинул на землю, а потом — лежащую — ударил ногой в лицо и сломал ей нос. Так стала она на всю жизнь уродом: из-за ее сварливости и насмешек свернули ей нос, что дорого ей обошлось. Уж лучше ей было бы стерпеть и смолчать. Ибо разумно и законно, когда муж повышает голос, а женщине приличествует смиренно слушать, не перечить. И наоборот, не подобает женщине ссориться с мужем, будь даже она права, особенно на людях. Другое дело, если она уединится со своим господином и кротко, деликатно подскажет ему, в чем он ошибается. И если он набожный человек, он поблагодарит ее, если же он не таков, она во всяком случае сделает то, что должна. Именно так должна поступать порядочная женщина по примеру мудрой королевы Эсфири, жены короля Сирии[37], который был очень горяч и резок, но добрая женщина не вступала с ним в спор, когда он гневался, но после, найдя удачный момент, она могла добиться всего, чего хотела.

А глупые и сварливые женщины неспособны к покорности, как и случилось с женой купца, о чем я сейчас расскажу.

Глава 19

О той, что вскочила на стол

Однажды три купца возвращались из поездки за руанским сукном. Один вдруг сказал: ’’Очень хорошо, когда женщина покорна своему господину”. ’’Моя, — сказал другой, — мне подчиняется без слов”. ’’Моя же, — сказал третий, — как мне кажется, еще покорнее”. Первый и сказал: ’’Давайте заключим пари, посмотрим, какая из них выполнит приказания мужа наиболее покорно”. — ’’Согласны”, — ответили купцы. И заключили пари, и договорились, что никто из них не предупредит жену об их пари и только скажет: ’’Что бы я ни приказал, должно быть исполнено”. Сначала пришли к одной. Муж сказал: ”То, что я сейчас прикажу, должно быть исполнено — что бы это ни было”. После этого приказал жене: ”Прыгайте в этот водоем”. — ’’Зачем? С какой целью?” — ’’Затем, что я так хочу”. — ’’Нет, я должна сначала узнать, зачем мне прыгать”. И не двинулась с места. Муж рассвирипел и наградил ее сильным ударом. Потом отправились к другому купцу, и он заявил, как первый, что его приказание должно быть исполнено, и тут же приказал жене прыгать в водоем. Она же отказалась, не понимая причины, и была побита, как и первая.

Тогда отправились к третьему купцу. В доме уже был накрыт стол, поставлена еда, и они уселись отобедать. Хозяин сказал на ухо своим спутникам, что после еды он прикажет жене прыгнуть в воду, вслух же объявил, что, какое бы он ни отдал сегодня приказание, оно должно быть немедленно исполнено. Жена, которая любила и боялась его, внимательно выслушала и не знала, что и подумать. Гости принялись за яйца всмятку, и оказалось, что на столе нет соли. Муж окликнул жену: ’’Женщина, дополни сервировку!” Несчастная, сбитая с толку, но боясь промедления и ослушания, вскочила на стол, но рухнула вместе со столом и всей сервировкой: полетели на пол еда, вино, стаканы, миски. ’’Что это за манеры? В своем ли вы уме?” — воскликнул муж. ’’Господин, — отвечала она, — я выполнила ваше приказание, вы же сказали, что я должна его исполнить, каким бы оно ни было, Я выполнила, как сумела, хоть это и огорчило и меня, и вас. Вы же приказали, чтобы я дополнила сервировку”. — ”Я же имел в виду соль!” — ”О Боже, а я подумала, что надо вспрыгнуть самой”. Тогда вдоволь все посмеялись и пошутили. Оба гостя заявили, что нет нужды приказывать женщине прыгать в воду, она достаточно сделала и без этого; муж ее выиграл пари, а жена получила похвалы за образцовое повиновение и не была бита, как две другие, не исполнившие приказаний своих мужей. Если простолюдины наказывают своих жен кулаками, то благородных дам лишь журят, иначе поступать не следует. Поэтому любая благородная дама должна показать, что у нее доброе и честное сердце, то есть кротко и с приличиями выказать свое стремление к совершенствованию, покорности и послушанию перед господином, страх и боязнь ослушаться. Ибо добропорядочные женщины боятся, как та жена третьего купца, ослушаться своего господина. Каждая должна быть готова выполнить любой приказ, хороший ли, плохой ли — все равно. И если даже приказание порочно, она не будет повинна, выполнив его, ибо вина ляжет на господина.

Итак, я вам немного поведал о покорности и боязни перед мужем, о том, как надо отвечать на любое слово своего господина, какая здесь подстерегает опасность и как дочь рыцаря подвергает большому риску свою честь и свое положение, вступая в пререкания и в спор с глупым оруженосцем, Много есть людей, которые готовы на шумную ссору и безрассудные поступки и залпом выпаливают все, что знают и что им придет на язык. Поэтому очень опасно ссориться с такими людьми.

Кто ввязывается в спор с ними, подвергает свои честь и достоинство большому риску. Многие из простой зависти и злобы могут оговорить любого.

Глава 21

О споре, который произошел между сеньором де Бомануаром и одной дамой

Милые мои дочери, прошу вас, не стремитесь первыми обзавестись необычным новым нарядом, уж лучше запоздайте в этом деле, будьте последними среди подруг, особенно не подражайте иностранкам. Я расскажу вам о споре одной баронессы, которая жила в Гиени, с сеньором де Бомануаром, отцом нынешнего де Бомануара, мудрым и проницательным рыцарем[38]. Дама заговорила с ним о его жене и сказала: ’’Любезный кузен! Я недавно из Бретани и видела там свою красавицу-кузину, вашу жену; но, увы, она не так нарядно одета и ее платья не так украшены, как у женщин Гиени и других мест, ее корсет и шляпа недостаточно велики и не того покроя, что сейчас в моде”. Рыцарь ей ответил: ’’Сударыня, поскольку она одевается не так, как вы, наряды ее не того покроя и не тех размеров и, если вы меня в этом упрекаете, знайте, что повода для упреков больше не будет. Я сделаю ее гардероб еще более красивым и столь же новым, как ваш или чей-нибудь другой, ибо вы и ваши лучшие дамы имеете наряды, подбитые белкой и горностаем лишь с одной стороны, я же сделаю больше, я прикажу ей надевать душегрейки и шляпки наизнанку, мехом наружу. Тогда она окажется в более выгодном положении, чем вы все”. Потом он сказал: ’’Мадам, вы думаете, что я не хочу, чтобы моя жена была хорошо одета, как принято у добропорядочных женщин нашего края? Я не хочу другого: чтобы она изменяла обычаям благородных и добродетельных женщин — цвета Франции и нашего края, — которые не приняли облика подружек и девушек англичан да английской солдатни. Ведь именно они первыми переняли британские наряды с укрупненными формами, корсетами, вырезанными по бокам. Я был там в то время и видел. Поспешно перенимать у этих женщин моду я бы воздержался, и, действительно, английская принцесса и ее дамы пришли к этим нарядам значительно позже, хотя могли бы их иметь уже тогда. Но я всегда слышал от мудрых людей, что добропорядочные женщины должны следовать за модой дам своего королевства, самые мудрые женщины соглашаются на упомянутые новшества в последнюю очередь. Вот почему дам Франции и этих краев считают лучшими и редко порицают. А в Англии, как говорят, много женщин, вызывающих порицание, хоть я и не знаю, заслуженно ли. Поэтому лучше иметь дело с женщинами с безупречной репутацией”. Это было сказано при многих. Баронесса почувствовала себя глупо и не знала, что ответить. Вокруг засмеялись и меж собой обменялись мнением, что лучше бы ей было помолчать.

Вот почему, мои славные дочери, следует придерживаться золотой середины и носить наряды, какие носят добропорядочные дамы вашего края и те, что носят добропорядочные женщины, особенно благородные дамы, той страны, где живешь. Кто хватается за новые наряды иностранок, чаще всего бывает осмеян, как вы это слышали в истории со славным и умным сеньором, который осадил баронессу. Будьте уверены, кто первый бросается на новинки, становится предметом насмешек. И сегодня, как только одна дама заслышит, что у другой появилось новое платье или наряд, она не успокоится, пока не получит такой же, причитая каждый день перед своим господином: ”Ах, как идет той женщине новый наряд, какая вещица! Прошу вас, господин мой, разрешите мне иметь такой же”. Муж может возразить: ’’Друг мой! Если у этой женщины и появился такой наряд, то другие — благоразумные дамы — его не имеют”. — ”Да, сударь, но если они не умеют наряжаться, что же с этим поделать? Я хочу одеваться, как та красавица”. И уверяю вас, они найдут достаточно доводов, чтобы убедить мужа осчастливить их обновой. Но среди этих дам редко найдешь умную и мудрую, они живут пристрастием к мирской суете и удовольствиям. Я расскажу вам о том, как простолюдинки — горничные, служанки, ключницы — взяли за моду тепло одевать только спину, причем до пят, кутая эту часть тела и в мех, и в сукно, и в плюш. И весь этот наряд при ходьбе забрызгивается грязью, как курдюк у овцы. Такое платье не похвалишь ни зимой, ни летом: зимой, в холод, мерзнут живот и груди, которые нужно было бы одевать теплее, чем пятки, а летом в таком наряде прячутся блохи. Вот почему я не одобряю подобного новшества.

Я говорю, конечно, не о нарядах благородных дам и барышень, которые вполне могут иметь какие угодно туалеты, о них я не помышляю сказать что-либо, что им не понравится, — ведь я по мере своих сил должен служить и повиноваться им. В этой книге я смею давать советы лишь своим собственным дочерям и служанкам, которым я вправе указывать на то, что мне нравится и чего я хочу.

Глава 23

Здесь говорится о Бусико и трех дамах; о том, как он оказался хозяином положения

И еще я расскажу вам о том, что случилось с Бусико[39], когда три дамы решили пристыдить его, и как он с честью вышел из этого положения. Бусико был мудр и славился среди всех рыцарей своим красноречием. Он был тогда уже преклонных лет, благоразумие его пользовалось заслуженной репутацией. Однажды на празднике три дамы сидели рядом и болтали о женских приключениях. Одна сказала: ’’Милые кузины, чтоб провалиться той из нас, что солжет подругам! Давайте расскажем, кого из нас соблазняли в этом году”. — ”Да, — сказала одна — со мной это приключилось”. — ”И со мной”, — промолвила другая. ”И со мной”, — призналась третья. Самая решительная предложила: ’’Пусть лопнет та, которая не раскроет нам имени последнего соблазнителя. Клянусь, если вы скажете, то и я своего назову”. Все вместе решили говорить правду. Первая сказала: ”В последний раз меня домогался Бусико”. — ”И меня тоже он”, — молвила вторая. ”И со мной тоже был он”, — сказала третья. ”Да, — решили они, — он не такой честный, как мы думали. Он врун и обманщик. Он сейчас здесь. Пошлем за ним и выскажем ему все в лицо”. Они послали за ним, он пришел и спросил: ’’Сударыни, что вам угодно?” — Нам надобно с вами поговорить, присядьте, сударь”. И они хотели, чтобы он сел у их ног, но он возразил: ’’Поскольку я пришел по вашему приказу, велите принести табурет или какое-нибудь другое сиденье для меня, ибо, если я сяду слишком низко, я могу порвать некоторые детали туалета, а вы меня обвините в коварных замыслах”. Порешили на том, что он сядет на принесенное сиденье, и, когда он сел, самая разгневанная заговорила: ’’Как мы были обмануты вами в прошлом, Бусико! Мы считали вас правдивым и честным, а вы обманщик и смеетесь над женщинами — вот ваше призвание”. — ’’Как, сударыня, что же я сделал?” — ’’Что вы сделали? Вы просили о любви бедных кузин, которые перед вами, обладали мной и каждой говорили, что любите ее больше, чем всех других. Это неправда, это ложь: вы не един в трех лицах, у вас не три сердца, чтобы любить троих. Поэтому вы лжец и обманщик и не смеете называться честным и добрым рыцарем”. ’’Итак, милые дамы, вы все сказали? Вы очень ошибаетесь, и я вам скажу, почему. В то время, как я говорил это каждой из вас, я действительно это чувствовал и так думал, ибо мне было хорошо. Поэтому вы неправы, когда называете меня лжецом и обманщиком. Но мне придется терпеть, так как вы посплетничали обо мне”. И когда они увидели, что он не смутился, одна из них сказала: ”Я скажу вам, что мы сделаем. Мы будем тянуть соломинку, с кем ему остаться”. — ’’Нет, — возразила другая, — что касается меня, я уступаю свою часть и в розыгрыше участвовать не буду”. — ’’Правильно, — сказала третья, — я поступлю так же”. Тогда рыцарь сказал: ’’Сударыни, клянусь громом, я не предмет, который можно отдать или оставить; ибо здесь нет никого, кому бы я принадлежал”. Он встал и ушел, а они оказались более смущенными, чем он.

Стоит хорошо подумать, прежде чем вступать в спор с человеком, который долго пожил и умеет себя держать. Это хороший пример того, что не надо ввязываться в разговор и спор с такими людьми. Те, кто иногда думают, что знают нечто большее и могут одержать верх, чаще всего оказываются побиты. Я бы хотел, чтобы вы знали о подобных случаях.

Глава 24

О трех других дамах, которые принялись обвинять одного рыцаря

Однажды три дамы обвинили одного рыцаря в том же грехе и обмане. С помощью трех служанок они заперли его в комнате и в конце концов приговорили к смерти, чтобы никогда больше не смог он обманывать слабый пол. Женщины столь распалились и были столь разгневанны, что каждая уже держала в руке нож, чтобы его убить. Никакие оправдания не могли ему помочь. Тогда он им сказал: ’’Сударыни и девушки! Поскольку вам так хочется, чтобы я умер, не получив утешения и прощения, прошу вас только об одной милости, исполните последнее желание!” Они согласились и велели говорить. ’’Соблаговолите, — сказал он, — чтобы первой мне нанесла удар самая распутная из вас”. Они остолбенели и переглянулись, каждая подумала: ’’Если я ударю первая, я опозорюсь и буду проклята”. И когда он увидел их смятение и испуг, он вскочил на ноги, подбежал к двери, открыл ее, выскочил и таким образом спасся. А они остались в растерянности и в глупом положении.

Это говорит о том, что даже немного смекалки может оказать большую услугу как мужчине, так и женщине. Но я кончаю здесь эту тему и перейду к другой, вспомнив о тех пташках, которые живут лишь мирской суетой — праздниками и рыцарскими турнирами. Даже в паломничества они охотно отправляются не столько из набожности, сколько для развлечения.

Глава 25

О тех, кто охотно ходят на рыцарские турниры и отправляются в паломничества

Я расскажу вам один поучительный случай, происшедший с добропорядочной дамой, которая подверглась серьезному осуждению без всякой на то причины во время большого праздника Круглого стола[40] с рыцарским турниром. Эта милая женщина была молода и очень любила светские забавы, охотно танцевала и пела, отчего вельможи и рыцари очень ее ценили, как, впрочем, и все окружающие. Тем не менее господин ее не слишком был рад, что она столь охотно предается светским забавам. Но она очень стремилась на все праздники, и муж отпускал ее, боясь перечить сеньорам и снискать славу ревнивца. Он уступал и тратил большие деньги, чтобы нарядить ее подобающим их положению образом. Но она хорошо понимала, что, если бы он захотел, она бы туда не попала.

Однажды, как это принято в летнее время, танцы продолжались до самого утра, И вот в середине ночи вдруг погасили факелы. Поднялся шум и крики. А когда принесли свет, брат мужа этой женщины увидел, что один рыцарь как-то подозрительно держал ее, несколько отойдя с ней в сторону. Клянусь, я твердо уверен, что ничего дурного там не было. Но брат рыцаря утверждал обратное и говорил об этом достаточно открыто, все стало известно мужу, и он так сильно огорчился, что до конца жизни так и не разуверился в своих подозрениях. И впредь он уже не чувствовал подле своей жены ни прежней радости, ни прежней любви, ибо и он, и она потеряли разум: ссорились друг с другом, разрушили семью и потеряли состояние — все из-за этого пустякового случая.

Я хорошо знаком и с другой красивой женщиной, которая столь же охотно давала себя увлечь на большие праздники. И однажды крупный вельможа так же обвинил ее, и потеряла она доброе имя. Потом она долго болела тяжелой, изнурительной болезнью, страшно изменилась. Когда уже от нее оставались лишь кожа да кости, стала готовиться она к смерти и обратилась к Богу. Именно тогда заявила она при всех: ’’Друзья и подруги! Вы видите, что со мной сделалось. Я была белолицей, розовощекой, пухленькой, все хвалили мою красоту. Теперь же я вовсе не похожа на ту, прежнюю. Я любила праздники, поединки и рыцарские турниры, но пршло то время. Пора возвращаться мне туда, откуда пришла. И вот еще что, друзья: много дурного говорят обо мне и о монсеньоре де Кране[41]. Но клянусь Богом, к которому я направляюсь, и спасением своей души, он ничего не добивался от меня и сделал со мной не больше дурного, чем родной мой отец; верно, он спал со мной в одной постели, но без пакостных дел И дурных мыслей”. Многие были этим удивлены, ведь всегда думали, что дело обстоит иначе, почему и осуждали ее, почему и имела она дурную репутацию.

Вот по этому-то и опасно любой добропорядочной даме слишком тянуться к мирской суете, вожделеть о празднествах, ибо там многие славные женщины незаслуженно оказываются оклеветанными.

Я, конечно, не говорю, что не следует иногда уступить своему господину или друзьям и пойти на праздник. Но, милые дочери, если случится, что вы пошли на праздник, не найдя благовидного предлога отказаться, то, когда стемнеет и начнутся песни и танцы, позаботьтесь, чтобы рядом с вами все время был кто-нибудь из ваших друзей или родственников, и если случится, что станут гасить факелы и наступит темнота, надо, чтобы они стояли рядом, не из подозрения, что вы совершите дурное, а из-за опасности дурного глаза и дурных языков, которые всегда высматривают и готовы наговорить, чего не было.

Глава 31

О даме, которая по полдня занималась туалетом

Была одна дама, которая жила рядом с церковью. Но, перед тем как туда отправиться, она так долго занималась нарядами, что заставляла себя ждать, чем выводила из себя всю паству и служителей церкви. Однажды в воскресенье она как всегда медлила и требовала, чтобы ее подождали во что бы то ни стало. Тягостно тянулось для всех время. Многие переговаривались между собой: ’’Как! Эта женщина еще не причесалась и не налюбовалась на себя?” Другие отвечали: ’’Плохое отражение в зеркале посылает ей Бог, раз мы так часто и подолгу томимся здесь”. И вот, как бы ей в назидание, когда она смотрелась в зеркало, то увидела там дьявола, который показывал ей свой зад, да такой отвратительный и ужасный, что женщина потеряла рассудок и надолго заболела. Потом Господь ниспослал ей здоровье, и она исправилась, да так, что уже не наряжалась подолгу перед зеркалом и только благодарила Господа, что он ее так образумил.