Большое сердце Петербурга

– Да. Судя про собранным средствам, проблема была актуальная.

– Была, есть и будет, – усмехнулась Анна и посмотрела на меня как-то очень серьезно.

– Если ты про меня, то у меня с этим проблем нет, – успокоил ее я. – Не было, нет и не будет, – заставил улыбнуться ее лицо.

– К юго-востоку от собора открывается вид на историческую часть Петербурга, Невский проспект. Над крышами выделяется купол Казанского собора.

– Который пытается всех обнять, – вспомнил я метафору из экскурсии Анны.

– На востоке блестят кресты Смольного собора. Перед ним могла бы стоять стосорокаметровая колокольня, но не случилось, а за ним – четырехсотметровый шпиль «Охта-Центра».

Постепенно мы подобрались к самому центру города – Дворцовой площади.

– Совсем рядом купол читального зала библиотеки, построенный в начале двадцатого века, и здание Генерального штаба, у которого в свое время было много противников.

А вот и сама красавица Дворцовая площадь с Александрийским столпом.

Северо-восток уже окрасился закатом. Солнце давно зашло, но питерское небо все еще полыхало от его жара. На часах 22:00, в Петербурге белые ночи.

– Вижу шпили Петропавловки и Адмиралтейства. Узнаешь кораблик с Адмиралтейства?

– Нет.

– Один из символов нашего города.

– Ах да, чувствую, что-то очень родное и знакомое.

– Звон корабельного колокола.

– Точно.

– Далее телебашня. Всего каких-то триста десять метров высотой, – уточнила Анна.

Мы почти совершили полный круг и снова вышли к Неве.

– Кунсткамера – знаменитый музей удивительных находок, а чуть дальше виднеется Биржа на самой Стрелке Васильевского острова.

Чуть левее – комплекс зданий СПбГУ во главе с Двенадцатью коллегиями.

Меншиковский дворец и Васильевский остров за ним, там вдали золотом прошивает небо игла Михаилоархангельского лютеранского собора.

– А это что за собор?

– Недавно отреставрированная Свято-Екатерининская церковь у Тучкова моста. Ну а там вдалеке, в теплой дымке заката – Благовещенская церковь.

– Все?

– Да, круг.

– Что-то очень быстро.

– Не хватило? Может, еще кружок?

– Давай.

– Я тебе покажу Питер ближе, романтический.

– Романтический?

– Да, здесь было закручено столько романов – не город, а сплошная династия Романовых.

Мы сделали еще круг по Колоннаде.

Потом были еще круги с Анной, и днем, и ночью, и по улицам, и по крышам, круги, которые возникали на прекрасной ровной глади города, оставляя след в памяти. Крюков канал. Семимостье

– Ты не видишь очевидного.

– Зачем мне видеть очевидное, когда я могу чувствовать невероятное.

Мы прошли по Крюкову каналу, от острова Новая Голландия к Мариинскому театру и Никольскому собору, туда, где канал соединяется с Фонтанкой. Я теребил в кармане коробочку с кольцом. Чем ближе мы были к Поцелуеву мосту, тем сильнее сгущалась романтическая атмосфера.

– Сейчас покажу тебе Семимостье, точку, откуда видно сразу семь питерских мостов. Мы остановились на пересечении каналов Крюкова и Грибоедова, на Пикаловом мосту. Отсюда можно увидеть сразу семь мостов города. Считай и следи за моей рукой: Красногвардейский, на Пикаловом мы стоим, Смежный, Старо-Никольский, видишь, там новобрачные фотографируются? Дальше Кашин, Ново-Никольский и Могилевский.

– Семь, – подтвердил я. – Радуга! – озарило меня.

– Действительно, мне это никогда не приходило в голову! – Анна посмотрела на меня с восхищением.

– Да, иногда приходит сразу в сердце. – Я обнял ее и заглянул в глаза. Они куда-то норовили сбежать. Лица наши сблизились.

– Я же говорю, что место не простое. Здесь любят назначать встречу седьмого июля в семь утра все, кто верит в чудеса и цифру «семь».

– Встретиться в семь утра уже чудо. – Я робко поцеловал в губы Анну. Они ответили взаимностью. Губы наши раскрылись, глаза закрылись. Чудо случилось.

– Да, надо очень любить этот мост, – наконец-то очнулась Анна. – Предлагаю взамен мой любимый – Эрмитажный. Завтра днем.

– Отличная замена. А во сколько?

– Где-то в пять, на Дворцовом мосту. Сразу после пятой пары.

– А где там?

– Давай на ступеньках набережной, напротив Адмиралтейства.

Эрмитажный мост. Эрмитаж. Атланты

– О чем ты мечтаешь?

– Не знаю, но скорее бы.

– Что рисуете? – спросил меня сзади незнакомый голос.

– Мост, – ответил я не оглядываясь. Карандаш мой продолжал штриховать опоры Дворцового моста.

– Любите Питер?

– Безумно, – бросил я. В моей фантазии возник образ древней бабушки, которой хотелось поговорить.

– Сильнее, чем меня? – Я почувствовал теплую ладонь на своей шее.

Я резко повернулся:

– Анна?! Откуда ты взяла этот голос?

– Из прошлой жизни.

– Кем ты там была? Я тебя не узнал. – Я закрыл альбом, спрятав рисунок.

– Надеюсь, что не гидом, – усмехнулась она весело. – Дашь посмотреть?

– Конечно, – протянул я ей альбом. Анна начала листать страницы, внимательно вглядываясь в грифель набережных и мостов:

– Неплохо.

– Ты тоже рисуешь?

– Нет, что ты, мне не дано, я только фото могу делать. Это тоже громко сказано, фотографирую много, а толку мало, то света не хватает, то опыта. Может, тебе надо было в Академию Художеств поступать, а не на филфак?

– В общем, я так и сделал, сдал документы в реставрационное училище.

– Да? Какой ты молодец.

– Год до армии, делать нечего, а так хоть чему-то успею научиться.

– Хорошие рисунки, – вглядывалась в эскизы Анна.

– Не смеши. Это же детский лепет. Времяпровождение.

– Мне нравится твой лепет, – льстила мне Анна. – Я не льщу. Есть настроение, есть запах, есть вкус Питера.

– Там в основном наброски. Оставь их в покое. Видишь, они стесняются.

– Вижу. Некоторые рисунки совсем нежные, едва-едва. Грифон у тебя очень добрый. Пушистый. Наверное, погода была солнечной.

– Скорее симпатичная девушка подошла, потрепать его холку на удачу. Вот и разомлел, – улыбнулся я.

– А здесь питерское небо самое настоящее, серое и пасмурное. Я вижу – ты любишь черный цвет.

– Скорее контраст черного и белого. Это я воском и углем рисовал.

– А что за человек в шляпе, он на многих рисунках. Словно призрак.

– Сам не знаю, он появляется неожиданно, может, это мое альтер-эго.

– А это кто? Я?

– Да.