Помоги проекту - поделись книгой:
Кхм… Так, собственно, я и оказалась наедине с душевным комфортом и вибратором.
По сей день считаю — не самая плохая сделка.
Мир, воспринимаемый крупными мазками.
Приятно замшевая обивка сидения подо мной. Запах ароматизатора — терпкого и будоражащего. Руки, лежащие на руле.
Руки. Крепкие мужские руки с широкими запястьями. Эти умопомрачительные запястья отдельно не давали мне покоя, и я то и дело ловила себя на том, что глазею на них и схожу с ума просто от вида того, как белый манжет рубашки скользит по коже.
Казалось бы, что в машине — где мы одни, где из динамиков ненавязчиво что-то мурлычет, а не гремит, где вся цветомузыка — это мелькающие огни фонарей — наваждение и жажда должны утихнуть.
Но нет. Я смотрела на эти запястья, на пальцы, уверенно и расслабленно лежащие на руле, скользила взглядом до плеч (о, эти плечи!), по шее, по по-мужски жесткой линии подбородка до губ, которые вот буквально только что страстно целовала. Ловила от этого ощущения-воспоминания маленькую молнию где-то внутри, стискивала сильнее и без того сжатые бедра и падала взглядом обратно на руки, не поднимаясь до глаз.
— Кирилл, — неожиданно произнес мужчина, не отрывая взгляда от дороги.
Застигнутая врасплох звуком его голоса, я на мгновение зависла в необъяснимой панике. Что? Где? Когда? Куда бежать? Кого хватать? Нет, с кого хватать, все ясно, а вот остальные вопросы… что-что он сказал вообще?..
— Ольга, — произнесла я, когда система, перегруженная чувственными переживаниями, развисла и вспомнила, что таки да, люди обычно в таких ситуациях все же разговаривают и даже знакомятся!
...а красивое имя, да…
— Если ты передумала, я могу просто отвезти тебя домой.
Передумала? Передумала?! Я тут оргазм ловлю чуть ли не от одного вида мужских запястий, с трудом напоминая себе, что мы тут вообще не за ними, а он мне — передумала?!
— Нет, — произнесла я и сама удивилась тому, с какой чувственной хрипотцой прозвучал мой голос. — Я не передумала.
В этот момент машина остановилась на красный, и Кирилл оторвал взгляд от дороги, обратив его на меня. Темный, тяжелый, бездонный взгляд от которого внутри все томительно заныло с такой силой, будто я девочка-подросток, на которую обратил свой взор эстрадный кумир.
— Хорошо.
Короткое слово, произнесенное с теми же хрипловатыми интонациями, что и у меня, отдалось в теле приятной вибрацией. Божечки, это же ходячий секс, а не мужик. Бес с ним, возьму и без кубиков!
Истосковавшийся организм с таким решением был всецело согласен.
— Ты далеко живешь? — спросила я, как можно непринужденнее, стараясь, чтобы это не звучало, как “а-а-а-а, ну сколько можно ехать, когда я тут изнемогаю!”.
— На Новикова. Еще минут десять.
— Хороший район, — брякнула я, не сумев задавить внутреннего риэлтора и прикусила губу.
— Не жалуюсь, — Кирилл снова покосился на меня и эту самую закушенную губу, судя по всему, оценил в полной мере, потому что урчание мотора прибавило оборотов, а стрелка спидометра, слегка, самую малость, выскочила за цифру ограничения.
Ну… десять километров в час — это даже согласно ПДД не превышение, а возможная погрешность — пришли к консенсусу любительница правил и безбашенная девица.
О швабрах и соседях
Когда, наконец, машина остановилась, плавно завернув на парковочное место, я едва сдержала облегченный вздох: внутри салона мне сделалось так жарко, что хотелось обмахнуться ладонью как веером, и дело было вовсе не в исправно работающей печке.
Я не то, чтобы специально дожидалась, но так вышло, что пока я нервными пальцами пыталась высвободить предательски заклинивший ремень, Кирилл успел выйти, обойти машину и распахнуть дверцу с моей стороны, чтобы по-джентельменски словить выпорхнувшую даму в объятия.
Пытаясь хоть чуточку отвлечься от ударившего в ноздри коктейля — свежий морозный воздух, замешанный на аромате мужского одеколона, я покрутила головой и снова не удержалась, радостно зацепившись за узнавание:
— О, мы в этом доме три квартиры про… — и снова сама себя одернула, пока внутренний риэлтор старательно продолжал бубнить “премиум-класс, два парковочных места, спортивный комплекс… обратите внимание, окна жилых комнат выходят во внутренний двор...”
— Что? — недоуменно переспросил мужчина, к счастью, кажется, не расслышавший, что я сказала.
Я мотнула головой — ничего, мол, — и позволила увлечь мою талию, каблуки и прочие части тела к подъезду.
Мазок ключом по домофону, тяжелая дверь, лифт, гостеприимно распахнувший объятия — и я не удержалась, приподнялась и прихватила губами мочку уха, которая тоже всю дорогу не давала мне покоя, маяча в недоступной близости.
Мужчина шумно выдохнул, развернулся и меня впечатало в зеркальную стену. Губы смял напористый поцелуй, и я податливо выгнулась ему навстречу, уже не сдерживая удовлетворенный стон — да-а-а. Да-да-да! Дай!
Я безжалостно смяла белую ткань рубашки, мужские руки нырнули под шубку, нащупывая голую спину, проводя по ней контрастно невесомым прикосновением — кончиками пальцев по дуге позвоночника, и от остроты ощущений у меня потемнело в глазах.
Мы оба вздрогнули от шума раздвигающихся дверей, но даже и не подумали отпрянуть друг от друга, только обернулись на звук, пытаясь сообразить, что нам еще тут мешает, в конце-то концов.
Мужчина и женщина с собакой — жизнерадостно вывалившим язык питбулем — уставились на нас выжидающе.
— Вы выходите? — разорвал недоуменное молчание мужчина.
И до меня дошло, что кое-кто совершенно забыл нажать кнопку нужного этажа, так что лифт вместе с нами остался на первом! Как хорошо, что лично я нужного этажа знать не знаю, так что я со всех сторон лапочка!
— Нет, — невозмутимо ответил Кирилл и сделал приглашающий жест — заходите мол, дорогие соседи, не стесняйтесь, а потом ткнул в кнопку под номером три, с достоинством игнорируя насмешливо-понимающие взгляды.
Чувствуя, как горят щеки (последний раз меня застукивали на “горячем” в десятом классе, строгая уборщица Лидия Васильна, бесхитростно разогнавшая меня и Кольку из одиннадцатого “а” шваброй), я еще сильнее вжалась в мужскую фигуру, за ней и прячась. Вроде бы, в тридцать уже можно и не краснеть из-за того, что тебя застукали целующейся с “мальчиком”, ан-нет, прекрасно краснеется!
К счастью, на третий этаж лифт взлетел почти мгновенно. Кирилл вышел, держа меня за руку, а я зачем-то обернулась. И за несколько мгновений до того, как двери закрылись, успела заметить, как мужчина, очевидно воодушевленный нашим примером, привлёк спутницу к себе, погладив её округлившийся живот. Под курткой его совершенно не было видно, вряд ли там большой срок, но слишком уж характерным был жест... шоколадно-белый пёс смотрел на хозяев, восторженно оббивая стены хвостом. И от всей этой картины удивительно повеяло согревающим теплом.
Но потом дверь чужой квартиры закрылась за моей спиной, и все лишние мысли вылетели из головы. Осталась только одна: наконец-то!
О важной геометрии
Раздеться Кирилл мне не дал — снова прижал к стене целуя до головокружения. И только спустя несколько долгих мгновений я поняла почему — кажется, ему хотелось сделать это самому. Снять с меня все, медленно и со вкусом, будто разворачивая нарядный фантик любимой конфеты, наслаждаясь шуршанием обертки и предвкушением.
Я жадно хватала ртом то воздух, то пряные поцелуи, чувствуя, как мужские руки уверенно двигаются по телу, медленно и чувственно стягивая с меня гладкий мех. Снова скользят по обнаженной спине — уже с силой, вдавливая меня в жесткое тело и явно ощутимую под брюками эрекцию... И ниже спины, сминая задирая блестящую ткань платья. Кончики пальцев случайно мазнули по обнаженной коже прямо под ягодицами, и мы оба слаженно шумно выдохнули с едва слышным стоном. Я — от стрельнувшего молнией удовольствия, он — наверное от того, что обнаружил, что на мне чулки.
А потом мужские губы, не торопясь стаскивать платье двинулись вниз, остро прихватив “по дороге” вызывающе торчащий сосок, но не особенно задержавшись на груди. Я снова вздрогнула, когда горячее дыхание опалило кожу сквозь тонкий капрон, а Кирилл, бережно обхватив мою ногу, потянул вниз замочек молнии на сапоге.
От вида взъерошенной темной макушки в районе бикини внутри плеснуло жаром. Тело откровенно плавилось и хотело уже только одного — ощутить в себе такую необходимую твердость. Поэтому ноги из сапог я вытаскивала на автопилоте и даже не смогла в полной мере оценить это ощущение непередаваемого экстаза, когда после многочасового ношения каблуков, нога ступает на твердую почву всей ступней.
Сейчас мне нужен был совершенно иной экстаз.
Когда Кирилл снова выпрямился, он оказался выше, массивнее и пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Забавно, я даже не могу разобрать, какого они у него цвета, кажутся совсем темными, но это из-за того, что от радужки остался только тоненький ободок.
Мы снова целуемся — чуть медленнее, чтобы умерить зашкаливающее желание и донести его до спальни. Мои пальцы царапают пуговицы рубашки, и меня прошибает током осознания — вот он! Момент истины!
— Идем, — хриплый выдох на ухо и жаркий укус, и мужчина тянет меня в глубь квартиры (знакомая планировочка: из коридора — кухня, совмещенная с гостиной, спальня — вторая дверь направо!), но я мотнула головой — нет, подожди! — и вцепилась в гладкие пуговицы, торопливо вытаскивая их из петель.
Распахивала белоснежную ткань я под барабанную дробь сердца в ушах.
— Ва-а-у-у-у, — только и смогла протянуть я, забыв обо всем на свете. А потом положила руки на мужской живот, чтобы убедиться, что мне не мерещится на фоне одержимости и легкого опьянения. Под щекочущим прикосновением моих прохладных пальцев мужской пресс напрягся сильнее, еще четче вычертив вожделенный рельеф. — Настоящие…
О-чу-меть!
Лина, я люблю тебя и твое рентгеновское зрение!
Еще раз погладив снившиеся мне в эротических снах кубики, я скользнула ладонями выше — по литой груди, обвила их вокруг сильной шеи и слегка потерлась животом о мужской живот, отчаянно жалея, что платье все еще на мне. А потом вскинула голову.
Выражение некоторого охреневания на лице хозяина квадратиков жилплощади и кубиков пресса, меня слегка смутило, и я поторопилась скрыть это смущение за вызывающим:
— Ну и? Что стоим, кого ждем? Нам туда?
И, поднырнув под упершуюся в стену руку, сама зашагала в нужном направлении, прекрасно зная, что едва прикрытая блестящей тканью задница у меня смотрится куда увереннее краснеющей физиономии.
О варварах, дикарях и прочих грубых животных
И взвизгнула, когда меня вдруг ухватили чуть повыше талии — и занесли в спальню на руках.
Ну… как, “на руках”... Закинув на плечо!
Я то визжала, то хихикала, но исправно дрыгала ногами и колотила по спине — стараясь, правда, не перегибать палку.
— Варвар! Дикарь! — радостно возмутилась я, частично смахивая, частично сдувая с лица волосы, когда меня опустили на кровать.
— Угу, — согласился Кирилл, пряча улыбку в углах губ и расстегивая манжеты.
— Чудовище! Грубое живот… — у меня пересохло во рту, и я непроизвольно облизнула губы, когда белая рубашка заскользила по шикарным плечам.
А “грубое животное” согласилось:
— Я такой!
— Не-ан-дер-та-лец! — припечатала я.
И ухватила платье за подол — имея намерение и все шансы опередить Кирилла в гонке разоружения.
— Не-не-не! — пресек мое поползновение он.
Чужие руки отвели мои запястья в стороны:
— Не трогай!
— Это на новый год? — бездумно брякнула я, автоматически продолжив фразу.
— Практически, — с чувственной хрипотцой в голосе согласился Кирилл.
Красивый.
Я наблюдала за ним с почти болезненным эстетическим наслаждением.
На таких мужчин, несмотря на их красоту, нередко смотреть неприятно из-за несмываемого флера самодовольства, окутывающего их с ног до головы, а этот…
Он красивый не для себя, он красивый для меня — как будто до меня восторженного любования он не знал и очень удивился, но раз уж мне так нравится — он сделает мне приятно.
Спокойный, уверенный в себе мужик, который считает себя обычным и свою физическую форму нормальной.
И это тоже красиво.
И невероятно эротично.
Сумбурные мысли, хаотичные, и щелчок пряжки ремня, а потом поползшая вниз молния внятности им не добавляют.
Я закрыла глаза — но вспомнила, что все это мне доступно лишь на одну ночь, и торопливо их распахнула.
И жадно смотрела на него — про запас, впрок. Не знаю, что он там себе думал — но он ухмылялся. И это тоже было невероятно сексуально.
И когда он потянул меня за платье, вынуждая встать. И когда слегка присобрал подол вверх — так, чтобы между ним и чулками появилась голая полоска кожи. И когда он водил по этому просвету пальцами, осторожно и едва ощутимо.
Это всё — запредельно сексуально.
И особенно — когда руки его (умопомрачительные руки!) скользнули выше под платье, и сквозь ткань белья коснулись… меня.
Я ловила свои ощущения, сосредоточившись на них: возбуждение, немного смущения, капля страха неизвестности — как пикантная нотка в авторских духах. Предвкушение. Удовольствие.
Движения по гладкому лоскуту ткани — нежные, едва ощутимые. И такие же легкие касания — по внутренней стороне бедра, слева, справа…
Дыхание сбивалось. Сердце стучало с перебоями.
— Ты такая красивая! — восторженный выдох на ухо ласково щекотнул нежную кожу, заставляя кружиться голову.
Меня так давно не звали красивой! Умницей — да, отличным профессионалом, ценной сотрудницей…
— Ты меня с ума сводишь, — и дыхание, вместе с шепотом, коснулось чувствительного местечка за ухом, а потом на то же место опустился поцелуй, такой трепетный — и такой чувственный.
А руки Кирилла, налившиеся горячей тяжестью, скользили по моему телу, гладили его, исследовали… Нежили. Обжигали.
Шелковый лоскуток скользнул по ногам вниз, я послушно переступила ими, освобождаясь и, тихонько вздохнув, очнулась от томного забытья, в котором пребывала, погрузившись в себя.
Нет уж! Пусть в меня кое-кто другой погружается, а у меня есть другое замечательное занятие!
И я положила ладони ему на грудь, уверенно проскользив по гладкой коже вниз, туда, где мышцы пресса расчерчивали мужской живот — и с глубоким удовольствием ощутила, как сбилось от этого прикосновения дыхание Кирилла.
Это совершенно особенный кайф — когда платье скользит по телу не в моих собственных руках, а в чужих. Когда устремленный на меня взгляд полон восхищения и вожделения. Когда я снова, опять, чувствую себя самой любимой конфетой — но уже без фантика.
Платье улетело в сторону, и из одежды на мне остались одни чулки, когда я, наконец, ощутила спиной белье чужой кровати, а грудью — ее хозяина.
Его губы. Его язык. Его зубы.
Поделиться книгой: