Было грустно от сознания того, что золотой век Малакки оставил на память о себе один невзрачный колодец. Я понимал, что памятником ему служит и вся нынешняя мусульманская Западная Малайзия, от самого северного штата Перлис до самого южного — Джохор. Но это нельзя было потрогать, окинуть взглядом, ощутить физически.
Те, кто хоронил Мансур Шаха, знали, что время не пощадит ни его дворцов, ни мечетей, ни порта, ни садов. На найденной случайно в 1918 г. в Малакке, а позднее вывезенной англичанами из Малайзии и утраченной надгробной плите этого самого известного малаккского султана арабской вязью было написано:
Во имя креста и короля
Памятников эпохи европейской колонизации в Малакке предостаточно. Первые белолицые появились в малаккских водах в 1509 г., когда султанат достиг своего расцвета. Это были прибывшие на разведку из Гоа пять кораблей под португальским флагом во главе с капитаном Лопезом де Секвейрой. Жители Малакки с возгласами «Смотрите, белые бенгальцы!» окружили высадившихся на берег первых европейцев, щупали их бороды, одежды, трогали оружие. Прием был мирный и дружественный.
Капитану со всеми полагающимися иностранному послу почестями султан Махмуд Шах дал аудиенцию и принял от него послание короля Мануэля. Но индийские купцы, зная уже «франков» по Индии и боясь потерять монополию на торговлю с Малаккой, подговорили султана перебить чужеземцев, захватить их корабли. Получив от доброжелателя предупреждение, де Секвейра успел поднять паруса и уйти в море. Но впопыхах он оставил на берегу два десятка солдат, которых султан упрятал в яму. Независимой Малакке после этого осталось жить всего два года.
Конечно, не враждебный прием был причиной последующей интервенции португальцев. Осуществляя «во имя креста священный поход» против мусульманской веры и объявив «во имя короля» войну монополии арабов и торговлю восточными пряностями, они так или иначе то временем подчинили бы Малакку. Захватив ее, они становились хозяевами богатейшего малаккского рынка и могли контролировать весь морской путь из Европы и Китай.
«Каир и Мекка, — утверждали они, — будут превращены в руины только тогда, когда Малакка будет вырвана из рук неверных. Тогда и Венеция будет покупать пряности только в Португалии».
Покорил Малакку губернатор Гоа Алфонсо де Албукерк. В июле 1511 г. он ввел в малаккскую бухту 18 кораблей с более чем тысячью солдатами. Из записки, тайно переданной ему от португальцев, оставшихся в плену, он узнал, что ключом к овладению городом был мост, перекинутый через реку в полукилометре от устья и соединяющий левобережные кварталы простолюдинов с усадьбами аристократии на правом берегу.
«Захват моста решит победу», — говорилось в записке. Он очень хорошо виден на средневековой португальской гравюре, хранящейся в музее и изображающей крепость, построенную португальцами после того, как деревянная Малакка была сожжена. Этот мост, много раз реконструированный, стоит и сейчас. С него хорошо просматриваются нынешние малаккские причалы и уходящая в глубь города, облепленная китайскими домиками река.
25 июля Алфонсо де Албукерк приказал трубить сигнал «в атаку». «Франки» стреляли из корабельных пушек так густо, что «ядра сыпались как дождь», а «треск мушкетных замков был подобен треску обжариваемых на сковороде орехов».
Взять мост удалось лишь 10 августа при повторной атаке. Основным звеном малайской обороны был отряд из 25 боевых слонов. На беду, мушкетная пуля угодила в глаз вожаку стада. Обезумевшее от боли животное бросилось с поля боя, увлекая за собой остальных слонов. Малайская армия была смята. 24 августа, после мощного артиллерийского обстрела, португальцы без особого труда «вошли во дворец султана». «Люди Малакки бежали, и Малакка пала», — говорится в «Истории Малайи».
Сын Алфонсо де Албукерка потом писал, что при взятии города «все мусульмане, женщины и дети, погибли от меча, пощады не было никому». Султан Махмуд Шах с приближенными бежал на юг. Большая часть его наемного яванского войска разбежалась по окрестностям. Город был сожжен дотла. Вместе с последними угольками навсегда угасли слава и величие Малакки. Никогда больше не суждено было ей подняться до прежних высот могущества и процветания.
Португальцы захватили множество «слитков золота, кувшинов с золотым песком, горы драгоценных камней, рулоны дорогого шелка, редкие благовония и куски ценного дерева». Для себя Алфонсо де Албукерк оставил массивный золотой браслет тонкой работы и шесть китайских бронзовых львов для фамильного склепа. Королю и королеве он отобрал позолоченный паланкин султана. Но ничем из награбленного воспользоваться не пришлось. Все богатства на следующий год вместе с завоевателем Малакки легли на морское дно. Корабль, на котором Алфонсо де Албукерк возвращался в Гоа, попал в жесточайший шторм и затонул у берегов Суматры.
Через полгода после взятия Малакки португальцы на правом берегу реки, на пепелище, выстроили каменную крепость, которая получила название А Фамоса (Известная). Гравюра в музее дает полное представление о том, какое это было мощное сооружение. Подплывавших к Малакке теперь встречала выраставшая прямо из воды шестиметровая крепостная стена, утыканная пушками и достигавшая в отдельных местах толщины до 3 м.
По свидетельству европейских историков, А Фамоса была самой неприступной крепостью в Юго-Восточной Азии в те времена. Ни одна попытка взять ее приступом в последующие 130 лет не увенчалась успехом.
За каменной стеной португальцы выстроили целый город. На холме, где некогда сверкал на солнце черепицей и зеркалами дворец султана, был сооружен как «символ победы христовой веры» храм Богородицы. Всего же набожные конкистадоры построили девять церквей. Местному населению жить в крепости не разрешалось. Они разместились на левом берегу, в районе, который сейчас является центром китайского квартала.
С приходом европейцев Малакка утратила свое значение международного торгового порта. Восточные купцы стали все реже заходить в ее воды. Их отталкивала похожая на грабеж, насильно навязываемая новыми хозяевами Малакки система налогов. Все проходящие через Малаккский пролив суда под страхом уничтожения должны были заходить в порт и платить назначаемую совершенно произвольно пошлину. Кроме того, попытки португальцев превратить Малакку в центр пропаганды и распространения христианства заставляли многих торговцев, которые в большинстве своем исповедовали ислам, избегать встреч с «франками».
Махмуд Шах, все еще считавший себя правителем империи, которая фактически развалилась с падением Малакки, не раз пытался вернуть себе бывшую столицу.
Из построенного на одном из островов к югу от Сингапура нового дворца он предпринял шесть морских и сухопутных походов на Малакку, но взять каменную твердыню не смог и умер изгнанником в 1528 г. Правда, сменявшие одна другую осады Малакки мешали португальцам наладить торговлю.
Во второй половине XVI в. в борьбу за изгнание белолицых бородачей из Малакки активно включилось северосуматранское государство Аче. Но, к сожалению, не как сторонник малайцев, а как соперник, преследующий свои корыстные интересы. Правители Аче мечтали захватить Малакку, стать хозяевами новой мусульманской империи, подобной малаккскому султанату XV в. Поэтому в растянувшейся почти на целое столетие борьбе за влияние на Малаккском п-ове малайцы и ачехцы то и дело воевали друг с другом, вместо того чтобы объединить свои силы в борьбе с чужеземцами. Более того, в этой борьбе они иногда даже вступали с португальцами в военные союзы.
В 1582 г., например, португальцы помогли малайцам Джохора отразить вторжение армии Аче. После победы джохорский султан Абдул Джалил Риайят Шах II посетил Малакку, чтобы лично выразить благодарность губернатору А Фамосы. Что чувствовал этот прямой продолжатель династии малаккских султанов, когда въезжал в город, отобранный у его отца? А в 1587 г., когда португальцы сровняли с землей уже его столицу Джохор-Ламу и перебили тысячи малайцев, ачехцы послали в Малакку гонца с поздравлениями и подарками и на время прекратили нападения на европейские суда.
От неприступного форта А Фамоса в сегодняшней Малакке остались ворота Порта де Сантьяго и остатки мощного фундамента крепостной стены. Судя по музейной гравюре, описаниям очевидцев и сохранившимся обломкам, можно вполне допустить, что крепость стояла бы и по сей день, не уничтожь ее пороховыми взрывами англичане, пришедшие в Малакку позднее.
Забытые временем
Еще одно свидетельство португальского пребывания Малакке — стены храма Богородицы. Вернее, фундамент и остатки стен, на которых сменившие португальцев голландцы соорудили церковь св. Павла. И голландцам, и появившимся позднее в Малакке англичанам она служила местом захоронения. Но был там похоронен, правда временно, и один известный португалец — не раз посещавший Малакку миссионер Фрэнсис Ксэннер. Проповедуя христианство, он умер где-то близ южных берегов Китая. Тело причисленного к семейству святых «апостола Востока» в 1533 г. какое-то время находилось в Малакке, пока его не вывезли на постоянный покой в Гоа. Сейчас те несколько квадратных метров в глубине церкви, которые когда-то служили священнику временной могилой, покрыты пологом, сваренным из металлических полос. Это место считается всеми христианами Малакки святым, и там я встретил человека, который познакомил меня, пожалуй, с самым интересным наследием периода португальского владычества.
Он сразу привлек к себе внимание. Его смуглое лицо носило отчетливо выраженные европейские черты. Прямая линия узкого носа, округлость глаз, жесткие очертания губ — все говорило о том, что он неазиатского происхождения.
Человек что-то ожесточенно бормотал, порой резко вскрикивал, после чего бился головой о стальную решетку полога. Время от времени он, широко раскинув руки, всем телом прижимался к железу и затихал на несколько мгновений, чтобы с удвоенной яростью заняться самоистязанием.
Я дождался его у выхода и заговорил с ним. Странного человека звали Да Силва. Он оказался одним из проживающих и поныне в этих местах полутора тысяч потомков португальского гарнизона Малакки XVI в. (большой готовностью он согласился проводить меня в поселок его общины в 3 км к югу от Порта де Сантьяго.
Поселок из традиционных малайских деревянных домиков на сваях сразу же поразил не по-малайски прямыми улочками со странными для непосвященных названиями — Да Коста, Да Сантьяго. Неазиатское происхождение жителей выдавали не только лица, но и гортанный, отрывистый говор. Лингвисты утверждают, что говорят они на языке, базой которого служит архаический, средневековый португальский, вобравший в себя искаженные слова из других европейских языков, а также из местных.
За четыре с лишним столетия португальская община сохранила свою целостность. Она осталась христианской и с местными жителями вступает в общение только в одном месте — на рыбном рынке. Мирный и скудный рыбный промысел — единственное средство к существованию потомков жестоких, склонных к авантюрам конкистадоров. Живут они чрезвычайно бедно, в подавляющем большинстве безграмотны, отличаются редкой пассивностью. Заботу о своем благополучии полностью отдали в руки небольшой группы прибывших из Европы миссионеров.
Их полная лишений, безрадостная жизнь оживляется, когда вечерами молодежь собирается с гитарами на берегу моря. Девушки в ярких широких юбках под дробный стук кастаньет пускаются в страстный, темпераментный танец, а юноши запевают давно забытые миром нежные романсы о любви отважных рыцарей к жгучим очам прекрасных принцесс. Только в такие, становящиеся все более редкими вечера можно увидеть в глазах рыбаков тот огонь, который согревал и их далеких предков.
На вопрос о том, что он думает о своем будущем, Да Силва мрачно сказал: «Его нет». Он признался, что каждое утро ходит к временной могиле «апостола Востока» и молит Богородицу хоть на мгновение перенести его на неведомую ему родину. Он приносит страшные клятвы, готов похоронить здесь себя заживо, лишь бы это чудо свершилось, хотя бы во сне.
Но как может человеку присниться страна, где он ни разу не был! Денег на билет ему не собрать и за три жизни. Время остановилось для Да Силвы. Ему нет дороги к уже давно ставшим чужими португальским берегам, а путей слияния с местной жизнью он еще не нашел.
Чрезвычайно редко на руке у потомка португальского гарнизона Малакки увидишь часы. Им нет нужды следить за течением времени. Их монотонная, застывшая жизнь подчиняется только одному ритму — вечной и неизменной череде отливов и приливов.
От португальцев до независимости
«Вытащите португальцев из моря — и они погибнут, как рыбы без воды», — говорили военные стратеги Европы XVII в. Именно по этой ахиллесовой пяте Португалии и ударили ее соперники в борьбе за сферы влияния в Юго-Восточной Азии — голландцы. В июне 1640 г. при помощи армии султана Джохора Абдул Джалил Риайят Шаха II они обложили А Фамосу с суши и с моря и одновременно заблокировали Гоа, чтобы преградить путь спасательной экспедиции.
К новому году в осажденной Малакке было съедено все, вплоть до кошек, собак и даже крыс. Гарнизон катастрофически поредел не только от голода, но и от вспыхнувших с приходом дождей эпидемий малярии и холеры. 14 января 1641 г. он не смог отразить совместную атаку голландских и малайских сил. Город стал частью колониальной империи Голландии в Юго-Восточной Азии.
С 1619 г. объединенная Ост-Индская компания, под вывеской которой Голландия грабила Юго-Восточную Азию, обосновала свою контору в Батавии (совр. Джакарта). Малакка интересовала ее лишь как конкурирующий в торговле пряностями порт. Голландцы и захватили А Фамосу с единственной целью — задушить в Малакке торговлю. С приходом новых колонизаторов; значение Малакки как торгового центра падает.
Восстановив крепость, частично разрушенную при осаде, новые хозяева превратили ее в обычный сторожевой пост на стратегически важном морском пути.
Хорошо сохранились в старом городе построенные голландцами административные здания из кирпича. До сих пор эти крытые черепицей красные коробки используются городскими властями под учреждения. Историки утверждают, что это самые первые голландские каменные постройки в Юго-Восточной Азии.
Красной штукатуркой отделана и церковь, возведенная в 1753 г. на правом берегу реки. Ныне она действует как англиканская церковь Христа. В ней сохраняется коллекция средневековых голландских серебряных кубков. Строгие и лаконичные линии церкви дают представление о простоте и некоторой подчеркнутой суровости протестантской архитектуры. Они резко контрастируют с каменной резьбой, колоннами и башенкой ворот Порта де Сантьяго — творением рук склонных к украшательству и помпезности католиков-португальцев.
Такое сравнение сейчас было бы невозможным, если бы осуществился план английских колонизаторов, пришедших на смену голландцам. В 1795 г., в разгар Наполеоновских войн в Европе, Голландия на время передала Малакку Англии, с которой была в союзе против Франции. Голландцы не без оснований опасались, что у них не хватит сил удержать А Фамосу в случае атаки французского флота.
Новые хозяева предвидели, что их колониальные интересы рано или поздно столкнутся с голландскими и им когда-нибудь придется штурмовать Малакку. Чтобы облегчить себе эту задачу, они постарались использовать временную оккупацию с максимальной для себя пользой.
Первым делом они попытались разрушить крепость. Нелегко было сровнять с землей стены, простоявшие около трех столетий, к тому же такие толстые, что, когда их разламывали пороховыми взрывами, отваливались «куски величиной со слонов и даже больше». Потом появился план полного уничтожения всего города. Жителей Малакки, около 15 тыс. человек, предполагалось вывезти на о-в Пинанг, который к тому времени уже лет десять принадлежал британской короне. Англичане хотели возвратить союзникам «населенное призраками кладбище камней». Этот чудовищный план был отменен в последнюю минуту.
Но все усилия англичан оказались напрасными. По окончании Наполеоновских войн в 1818 г. они вернули голландцам Малакку, но всего лишь на шесть лет. В 1824 г. по Голландскому соглашению «город и крепость Малакка и зависимые от нее прилегающие территории» были отданы голландцами «в вечное пользование» Англии. Амстердам обязался «никогда не создавать в любой части Малаккского п-ова каких-либо поселений и заключать какие-либо соглашения с любым местным правителем».
Взамен Малакки голландцы получили английскую колонию Бенкулен на Суматре. Так две европейские колониальные державы поделили между собой Юго-Восточную Азию на сферы «исключительного» влияния.
До 1957 г., когда Малайя приобрела независимость, Малакка оставалась под господством Англии (133 года).
Четыре года второй мировой войны приходятся на оккупацию Малайи Японией (1941–1945). Наследие английского периода проявляется в Малакке в той же мере и в тех же формах, что и по всей стране. Сделав центром своей торговли о-в Пинанг, а затем Сингапур, англичане с самого начала отвели Малакке роль порта местного значения. Устье реки, обмелевшее в результате наносов, не могло принимать океанские пароходы.
Сейчас к низким, заплесневевшим деревянным причалам малаккского порта могут подходить лишь утлые баржонки, с помощью которых разгружают стоящие далеко в море современные сухогрузы.
Так за четыре с половиной века иноземного господства процветавшая и гремевшая славой от Каира до Токио Малакка превратилась в «тихое и провинциальное» прибежище для многочисленных туристов и всех желающих отдохнуть от шумной городской жизни.
Движением и шумом старый город наполняется только во время школьных каникул, когда со всех уголков Малайзии в Малакку приезжают дети, чтобы познакомиться с прошлым страны в музее под открытым небом. Здесь, как нигде в другом месте, молодежь, не знавшая горечи и унижений колониальных лет, может оценить все то, что принесла ей независимость.
Одну из таких школьных групп я встретил на берегу моря, у Железного креста, поставленного португальцами после взятия Малакки в том месте, где в 1509 г. на малайзийскую землю ступила нога первого европейца. Учитель рассказывал детям о митинге, который состоялся здесь в 1957 г. На нем впервые малайзийцам было объявлено о грядущей независимости. Здесь, и только здесь, у Железного креста, где началась долгая европейская колонизация, следовало сообщить и о ее кончине. Пусть этот крест, — с воодушевлением говорил учиитель, — станет для нас, малайзийцев, могильным памятником колониализму, обокравшему нашу землю и наши души».
Майн гасинг
Уже пора было возвращаться в Куала-Лумпур, а на фестивале народного искусства я так и не побывал. В моем распоряжении было еще около трех часов, и я решил съездить в расположенное недалеко от Малакки местечко Пантай Кундур, где уже второй день шел фестиваль. Приехал и задержался на целых полдня — и не жалею.
Фестиваль, как я и предполагал, не был чем-то выдающимся. Большая часть его программы состояла из концертов традиционных малайских танцев и песен. Их можно было увидеть и услышать в Куала-Лумпуре. Но включенный в программу древний вид народной спортивной игры — запуски волчков, как мне было известно, лучше всего сохранился в Малакке. Вокруг площадки с крутящимися волчками я и провел несколько часов.
Как долго может крутиться волчок? Минуты три, пять, ну от силы десять. Наше воображение, отталкиваясь от восприятия волчка как детской игрушки, дальше не идет. А здесь волчки крутились по часу и больше. Конечно, они совсем не похожи на ярко раскрашенную жестяную юлу, которой забавляются наши дети.
Словоохотливый пускатель волчка Мааруф разъяснил, что изготовление его — долгий, до двух месяцев, трудоемкий процесс, требующий опыта и твердой, умелой руки. Начинается он с отбора кругляша из тяжело го, прочного дерева. Предпочитают малайцы вырезать волчок из дерева
Но запустить его
Оставшийся веревочный хвост он особым образом обматывает вокруг кисти руки, в которой держит
Сидящий на корточках на черте круга помощник молниеносным движением подсовывает под кажущийся неподвижным от быстрого вращения волчок деревянную лопаточку
Если запускающий в какой-то момент не так повел руку, присел больше положенного или нерасчетливо дернул за веревку, то диск на шесте скоро даст л
В этом виде запусков побеждает тот, чей волчок продержался на шесте дольше остальных. Но есть еще одна разновидность игры. Соревнуются две команды из трех-пяти человек. По жребию одна из них первой запускает свои волчки в круг. Потом наступает черед второй. Каждому ее участнику надо бросить свой
Эта народная игра родилась давным-давно.
Волчки еще настолько популярны, что министерство культуры по делам молодежи и спорта успешно устраивает состязания в разных штатах. Оно даже подумывает о разработке единых для всей Малайзии правил этой народной игры, которые унифицировали бы размеры и вес волчков, различные в каждом штате. Тогда станет возможной и организация соревнований в общенациональном масштабе. Если эти планы осуществятся, то древний спорт
СТОЛИЦА МАЛАЙЗИИ КУАЛА-ЛУМПУР
Там, где сливаются реки
В лежащей близ экватора тропической Малайзии выросшим в северных и средних широтах приходится нелегко. Не покидает ощущение, что постоянно находишься в бане. Температура в стране в течение всего года 26–32° по Цельсию, а среднегодовое количество осадков составляет 3–4 тыс. мм. Достаточно побыть на улице четверть часа, чтобы все тело охватила испарина и возникло нестерпимое желание встать под струю прохладного душа.
Кроме того, нас, привыкших к четырем временам года со всеми их прелестями и неудобствами, уже через полгода начинает удручать вечное жаркое и влажное малайзийское лето.
В Малакке еще можно было дышать. Остывший в морских далях бриз приносил невесть какую, но все же свежесть, а по утрам и вечерам даже прохладу. А в Куала-Лумпуре из тропической бани не выходишь даже по ночам.
Этот самый большой город Малайзии лежит вдалеке от моря и со всех сторон окружен высокими зелеными холмами. Он находится как бы на дне глубокой чаши. Движение воздуха, нагретого солнцем и отравленного дыханием большого города, незначительное.
Это заметно, когда въезжаешь в Куала-Лумпур через единственную брешь в цепи холмов на западе, со стороны порта Кланг. Уже издалека видно покрывшую город неровной сферой серую дымку. Ядовитая шапка исчезает на какое-то время лишь после хорошей грозы с гигантскими, раскалывающими небо и землю молниями и чудовищным громом.
Куала-Лумпуру немногим более ста лет. В переводе с малайского название города означает «болото, где сливаются реки». Так окрестили это место те, кто в 1858 г. первыми высадились на берегу р. Кланг невдалеке от того места, где в нее впадал Гомбак — река поменьше. Их глазам предстало болото дышащее тяжелыми испарениями, полное крокодилов и звенящее тучами москитов.
Первопроходцы приплыли сюда из Кланга, столицы султаната Селангор, лежащей в устье одноименной реки. Интересна история возникновения султаната Основали его выходцы с индонезийского острова Сулавеси представители народности бутов. В 1677 г. султан Джо- хора пригласил их в качестве наемного войска для войны с суматранским государством Джамби. На всю Юго- Восточную Азию буги славились как «гордые, воинственные и независимые» люди.
Султан нанял их, зная их боевые качества, но забыв об их независимом духе. Когда наемники одержали для него ряд блистательных побед и надобность в них отпала, султан не смог спровадить их восвояси. Более того, буги обратили свое оружие против хозяина. Они разорили Джохор, потом северные малайские султанаты Кедах и Перак; немало хлопот они доставили сидевшим тогда в Малакке голландцам, а в 1742 г. основали новую султанскую династию в захваченном Селангоре. Первым правителем нового султаната стал Раджа Луму, сын Даенг Челака, одного из пяти братьев-бугов, которые во главе наемного войска когда-то прибыли по зову султана Джохора.
Через два столетия после этого продолжатель бугийской династической линии направил вверх по Клангу экспедицию из 87 человек. Они должны были найти олово. Из глубины материка река выносила породы, говорившие о том, что где-то вверху по течению лежат мощные пласты оловонесущей глины. Первые же пробы, взятые пионерами с невысоких холмов, окружавших место слияния Кланга и Гомбака, показали, что это и есть те самые пласты.
Девственные джунгли сурово наказали всех, кто посмел потревожить их первозданный покой. Через месяц от экспедиции в живых осталось всего 20 человек. Остальных скосила малярия, сожрали крокодилы, засосало болото. Но вместе с гомоном вспугнутых человеческими голосами птиц вниз по реке понеслась молва о олове. И потянулись к поселку старателей сотни переполненных надеждами на скорое обогащение лодок. Стали строиться дома. Сначала временные, потом постоянные — все больше и больше. Так было положено начало Куала-Лумпуру.
Становление будущей столицы было мучительным. В первые годы деревянный поселок не раз сжигали дотла пожары, сносили безудержные наводнения. Не меньшей бедой были частые и жестокие гражданские войны. Добывали олово кули, приезжавшие из южных провинций Китая. В погоню за призрачным счастьем их гнала нужда.
Они привезли с собой обычай объединяться в кланы по месту рождения. В Селангоре самыми крупными были кланы хакка и кантонцев. В руках их руководителей, «капитанов», сосредоточивалась вся власть над общиной.
Когда между кланами вспыхивал спор из-за богатого оловом участка, то он неизменно переходил в кровавую резню. Длительностью и жестокостью эти усобицы отличались в 60—70-х годах прошлого столетия. Победу тогда одержал «капитан» Яп Ах Лой. В 1873 г. после двухнедельной войны на улицах Куала-Лумпура он не без помощи англичан укрепился как единственный хозяин города.
В наступившую после этого относительно мирную пору Куала-Лумпур быстро растет, набирает силу. К 1879 г. в нем проживало около 10 тыс. человек. В те годы англичане, владевшие тремя портовыми городами — Пинангом, Малаккой и Сингапуром, — активно прибирали к рукам Малаккский п-ов. Мимо богатого оловом города они, конечно, пройти не могли.
В 1880 г. управление Куала-Лумпуром из рук Яп Ах Лоя полностью переходит к английской колониальной администрации.
Англичане переводят в него столицу султаната Селангор, а через 15 лет после этого Куала-Лумпур становится столицей находящейся под властью англичан Федерации малайских штатов. С приобретением независимости 31 августа 1957 г. город, ставший крупнейшим в Малайзии административным и промышленным центром, провозглашается столицей новорожденного государства. Это был самый подходящий подарок Куала-Лумпуру в год его столетия.
По улицам и площадям
В сегодняшнем Куала-Лумпуре от болота, конечно, не осталось и следа. На том месте, где некогда высадились первые люди, в память об этом событии стоит красно белая мечеть в окружении кокосовых пальм. Но ее теперь нелегко отыскать. Невысокие купола и минареты затерялись среди беспорядочного нагромождения разнокалиберных и разностильных зданий делового квартала.
От прошлого столетия в нем остались ряды двухэтажныx лавочек. На нижнем этаже — прилавки с товарами, склад, на верхнем — жилище лавочника. Своими покосившимися грязными стенами они лепятся к высотным конторам, отелям, универмагам из бетона, стекла и металла. Днем здесь всегда многолюдно, нестерпимо жарко, от обилия выхлопных газов из глаз льются слезы.