Помоги проекту - поделись книгой:
Ф. С. Каприо, раздумывая над результатами, полученными С. К. Вейнбергом, отмечает, что инцестное поведение мотивируется «любовью», собственническим отношением либо сексуальной похотью. В своих заключениях С. К Вейнберг подчеркивает, что отвращение к инцесту является скорее социальным, чем биологическим. Инцестное табу существует только среди людей, его нет среди животных[14]. Для нас в этой эмпирической информации С. К. Вейнберга важно следующее:
— инцесту способствует перенаселенность жилища, что, конечно, характерно для семей с низким достатком;
— инцест между родителями и детьми имеет место в случаях, если первые играют доминирующую роль в семье, следовательно, они подчиняют себе детей, принуждая их к кровосмесительному сожительству;
— агрессивные участники инцеста обладают рядом психологических и психопатологических особенностей.
Однако эти данные нельзя считать объяснением причин инцеста, поскольку:
— в большинстве перенаселенных жилищ нет никаких кровосмесительных контактов, но такие контакты встречаются во вполне благоустроенных жилищах, в богатых домах;
— в большинстве семей, где доминируют родители, их подавляющая роль заключается отнюдь не в инцестных посягательствах, а в контроле, пусть даже навязчивом, мелком, жестоком, за образом жизни своих детей, подчинении их определенным традициям и стандартам;
— те психологические и психопатологические черты, которые имеются у лиц, склонных к инцесту, с легкостью можно обнаружить и у других людей.
Ф. С. Каприо, несомненно, прав, утверждая, что инцест взаимосвязан с гомосексуализмом и бессознательно лежит в основе таких гетеросексуальных затруднений, как импотенция и фригидность. Он оказывает сильное влияние на образ жизни и всю интимную жизнь человека, однако все эти соображения, в сущности, добавляют не очень много к нашим знаниям о причинах исследуемого явления. Велик соблазн объяснить инцест психическими расстройствами, но пока такие попытки оказались несостоятельными. Вместе с тем ряд эмпирических исследований показывает, что психические расстройства могут активно способствовать нарушениям закона или морали, но не должны рассматриваться в качестве их причин. Их роль в первую очередь проявляется в том, что они растормаживают влечения, снимают субъективный контроль, мешают должному усвоению социальных норм, регулирующих половое поведение.
Думается, что необоснованны суждения тех сексопатологов, которые считают, что у людей, живущих в тесной близости с раннего детства, не возникает сексуальный интерес друг к другу. Однако если бы совместное воспитание в детстве исключало бы инцест, он не получил бы такого распространения. Например, кровосмесительной связи между братом и сестрой вовсе не мешает, а, напротив, может способствовать то, что они вместе росли и воспитывались. Если родственники, вступая в интимные отношения, не знали о своем родстве, то их нельзя считать виновными в инцесте. Поэтому Эдип — лишь жертва судьбы, игрушка в руках богов, которые его заставили сделать то, что сами всегда желали и охотно разрешали себе. Мифотворец же хотел показать людям, насколько опасно кровосмешение и что он должен быть наказуем.
3. Лев-Старович приводит результаты исследования инцеста в разных странах. Так, изучение этой проблемы в Польше показало, что наиболее распространенной формой инцестного контакта является контакт отец — дочь. Различаются три типа таких отцов: отцы-интроверты, отцы-психопаты (со склонностью к промискуитету) и отцы с психосексуальным инфантилизмом (со склонностью к педофилии). Жертвы инцеста нередко сами провоцируют своих отцов, а 75% дочерей не возражали против половой близости с ними. По данным ряда западных ученых, почти 15% женшин имели инцестный опыт взаимоотношений со своими отцами или дядями, причем более распространено инцестное поведение отцов по отношению к родным, а не приемным дочерям. Есть также данные о том, что 10% насильников в свое время участвовали в инцестных контактах со своими матерями, сестрами или тетками. Анализ 26 случаев инцеста в северной Ирландии показал, что такие связи чаще возникали в многодетных семьях, относящихся к наиболее ущемленным слоям общества. Средний возраст дочерей 8,5 лет, отцов — 32,5 года, связи продолжались от 4 месяцев до 12 лет при частоте инцестных контактов от ежедневных до одного раза в неделю.
Очень интересна психиатрическая информация об участниках инцестных отношений, которая была получена в ходе названного североирландского исследования. Из обследованных мужчин 14 были психопатами, 5 — агрессивными психопатами и 4 — алкоголиками, но ни у одного из них не было выявлено признаков «больших» психических заболеваний или психоорганического синдрома. Из дочерей у 11 отмечались личностные расстройства и промискуитетные тенденции, 4 были проститутками, а 4 наблюдались у психиатров. Генез инцеста автор исследования склонен толковать с позиций социокультурной теории, отмечая, что ни один из отцов не был психически больным человеком, все они видели идеал мужчины в супермене, супруги их отличались чрезмерной терпимостью, а большинство дочерей воспринимали поведение отцов как нормальное явление.
Лев-Старович приводит результаты и других исследований инцеста, в частности проведенного в Польше в 1970–1975 гг. анализа 310 случаев. Общими характерными чертами семей, в которых он имел место, были: многодетность, финансовые проблемы и выраженная материальная зависимость жертв от преступников. Основной причиной инцестного поведения был алкоголизм и злоупотребление алкоголем. Данные французского исследования, по мнению автора, свидетельствует о том, что инцестные отношения можно считать признаком «семейной дисфункции». В такой ситуации подобные отношения между членами семьи являются средством сохранения ее целостности и предотвращают распад. В противоположность общественным нормам в этих семьях возникает «внутреннее семейное право», отражающее страх перед внешним миром и запрещающее выход за пределы семейной группы. Семейная общность воспринимается как взаимная принадлежность друг другу, которая распространяется и на половые отношения включительно. Подобное функционирование семьи требует тайного поведения, сохранение же тайны в первую очередь необходимо для того, чтобы вина не упала на весь дом. Поэтому каждый член семьи старается быть верным этому семейному миру гармонии.
Обсуждаемые семьи живут в своем замкнутом мире, а отсутствие контактов с внешним миром связано с его оценкой как общества, нормы которого противоречат внутрисемейным нормам, являющимся более понятными и простыми. Внутри замкнутой семейной системы может существовать множество предрасполагающих факторов или комплексов, которые ложатся в основу семейной патологии, выражающейся в том числе и в инцесте. Например, если мать «делегирует» дочь для выполнения роли жены сына (ее брата). стремясь избежать конфликтов, возможных при супружестве сына, и таким способом предотвратить распад семьи.
Вербальные контакты в инцестных семьях, продолжает 3. Лев-Старович рассказ об упомянутом французском исследовании, как правило, лаконичны, разговоры на сексуальные темы табуированы. Лица извне воспринимаются членами семьи как чужаки. Члены этих семей позволяют попирать собственную индивидуальность во имя тождественности семейной группы в целом, а семейные роли при этом очерчены слабо[15].
Высказанные соображения относительно причин семейного инцеста представляются очень важными, тем более, что они отходят от традиционных объяснительных схем, наиболее значимыми элементами которых выступают алкоголизм и психические аномалии, не достигшие психотического уровня. Семьи, в которых инцест выступает в качестве инструмента их сплочения и которые находятся в социально-психологической и нравственной изоляции от общества, очень напоминают первобытные семейные кланы, замкнутые, настороженные, постоянно ожидающие опасность и готовые к ее отражению, страшащиеся чужаков и чужих влияний. То, что сексуальные потребности удовлетворяются в рамках самой семьи, препятствует проникновению в нее посторонних (например, мужа дочери или жены сына), обеспечивает ее психологическую и фактическую целостность и предотвращает распад. Подобная семья выступает в качестве гаранта безопасности для своих членов.
По-видимому, изоляция семьи по такому типу может повлечь за собой различные кровосмесительные патологии. Но здесь особое внимание следует обратить на схожесть инцестной семьи с первобытной, дикарской семьей, главным образом, по ее социально-психологическим характеристикам и отношению с окружающим миром. Думаю, что в данном случае мы имеем дело с психологическим возвратом древнейшего семейно-сексуального опыта в современность. Это — невспоминаемый коллективный опыт, обладающий возможностью возвращения скорее всего по архетипическим механизмам.
Однако эту гипотезу не надо воспринимать так, будто социально изолированная семья является причиной инцеста в ней, такая семья создает психологические условия для возрождения инцеста, имеющего древнейшие корни. В этом аспекте отчужденная семья играет такую же способствующую кровосмешению роль, как алкоголизм или психические расстройства. Но таких семей немного, в других же скученность, неприкрытость, постоянная жизнь на виду создает сексуальные соблазны, особенно сильные для тех, кто по причине своей замкнутости, стеснительности, неуверенности, врожденных или приобретенных аномалий внешности (уродов), интеллектуального недоразвития, алкоголизации и т. д. не может установить нормальные половые связи вне своей семьи, ибо он принят только в ней. Как мы видим, и здесь социальная изоляция индивида, а не семьи, играет патогенную роль.
Приведенные выше слова Р. Крафт-Эбинга о том, что в большинстве случаев не удается доказать патологическую основу преступлений инцестного характера, подтверждается и современными психиатрическими исследованиями. При этом роль психической патологии следует понимать не только в смысле ее фиксации в конкретном случае, но и в доказывании того, что указанная патология привела к данным последствиям или, в крайнем случае, сыграла в этом существенную роль. Так, Ю. В. Ковальчук, которая провела интересное исследование инцестных проблем, пришла к выводу, что анализ нозологической квалификации психических расстройств свидетельствует о представленности широкого спектра диагнозов. Однако в основной группе достоверно чаше, чем в группах сравнения, встречался диагноз «хронический алкоголизм» и «эмоционально неустойчивое расстройство» личности. При нозологической неоднородности психических расстройств у лиц, совершивших инцестные действия, и незначительной доле эндогенных заболеваний и умственной отсталости наиболее часто выявляются органические поражения головного мозга с ведущим значением ранних дизонтогенетических (преобладание задержки развития) и последующих экзогенных органических воздействий, преимущественно алкогольного генеза.
Как отмечает Ю. В. Ковальчук, большинство испытуемых из семей, в которых имеют место инцестные отношения, не удовлетворены половой жизнью в браке, у многих отмечаются функциональные сексуальные расстройства, что свидетельствует о недостаточной гетеросексуальной апантации. Этому сопутствует стабильность подобного супружества, которое чаще носит длительный характер, является многодетным, что отражает неоднозначные связи между инцестным поведением и поддержанием устойчивых семейных отношений. Автор выделяет пять механизмов инцестного поведения:
1. Нарушение дифференцировки объекта не только по социальной, но и видовой и половозрастной принадлежности с педофильным и геронтофильным выбором.
2. Иерархическое доминирование, когда инцест становится способом поддержания иерархии в замкнутом семейном пространстве.
3. Подмена объекта, когда происходит размывание внутрисемейных ролей с формированием новых пар: «взрослый — взрослый» или «ребенок — ребенок» в результате нарушения межпартнерского взаимодействия и иерархии.
4. Случайная форма инцеста, когда действия однократны в состоянии опьянения с последующим ощущением чуждости содеянного.
5. Инцест в рамках патологии сексуального влечения (эксгибиционизм, педофилия и т. д.) с реализацией соответствующих парафильных механизмов[16].
Общественная опасность инцеста настолько очевидна, что ее попросту не стоит обсуждать. Не будем касаться и вопросов ответственности за инцест, оказания помощи пострадавшим от него и т. д., поскольку это не входит в предмет настоящего исследования. Наша задача — выяснить природу и причину этого явления и в конечном счете показать, что оно представляет собой отрицание цивилизации. Не случайно мифотворец помещает сакральный инцест в начало времен.
Можно выделить следующие виды инцеста:
— инцест, при котором жертвой становится ребенок, — «педофильный» инцест;
— кровосмешение в случае принудительной изоляции одного из субъектов инцеста. Такое наблюдается в исправительных учреждениях, когда к осужденному (заключенному) приходят на свидание матери или сестры, — «принудительный» инцест;
— кровосмешение, происходящее в обычной жизни без каких-либо чрезвычайных ситуаций, — «житейский» инцест;
— инцест в семье, в которой постоянно пьющий и буйствующий отец жестоким обращением заставляет вступать в интимную связь свою дочь, — «патриархальный» или «алкогольный» инцест;
— инцест в семье, в которой жестокая доминирующая мать склоняет к сожительству сына, — «матриархальный» инцест.
Разумеется, можно привести и другие разновидности инцеста. Здесь указаны наиболее часто встречающиеся, особенно это относится к тем, которые я назвал «педофильными» и «житейскими». К «принудительному» инцесту мифология относит ситуации, когда иным путем невозможно продлить род. В таких обстоятельствах оказались библейские Лот и его дочери.
Классификации, или типологии, инцеста могут быть разработаны не только по критерию складывающихся ситуаций, но и по иным признакам, например, степени родства, возраста участников, длительности интимных связей, мотивации и т. д.
Э. Вебер, ориентируясь на этнологию, географию, мифологию и другие признаки, различает инцест как:
эстетский аргумент;
насилие в контексте властных отношений;
феномен заместительный, викарный;
педофильный феномен;
этнокультурный феномен;
инициальный феномен;
психоаналитический феномен или «комплекс».
2.2. Инцест в психологическом (психоаналитическом) свете
Вечность кровосмесительных влечений предопределена тем, что они появились и сформировались в молодой психике нового обитателя земли — человека, который унаследовал это от своих животных предков. В этот импринт-период они намертво впечатались в его психику и закрепились там благодаря первобытному опыту. Психология же, которая является носителем нравственных представлений, не смогла и не сможет вытеснить их оттуда. Запрет на инцест стал формироваться тогда, когда люди поняли, что он губителен для них и может привести к вырождению. Однако тяга к нему оставалась настолько сильной, что человек вытеснил его в мифологию, разрешив Богам то, что запрещал себе. Внешне это выглядело вполне благопристойно, ведь кровосмешению предавались не смертные и грешные люди, а управляющие ими высшие властелины — боги, воля и желания которых не могли быть чем-то ограничены. Положение изменилось в таких монотеистических религиях, как иудаизм и христианство, которые далеки от эллинистической изнеженности и изысканности любви, их боги суровы, у них нет интимной жизни и эротических слабостей.
Получается, что у богов один кодекс поведения, а у людей — другой. На самом деле он один, и написан одной и той же рукой, которая собственные грязные влечения стыдливо предписала Богам в надежде, что ее никто не осудит и не заметит обмана. Природа не имеет ни малейших представлений о моральной чистоплотности, ее проявления могут быть весьма опасны.
Тяга к инцесту представляет собой первоначальное предрасположение полового влечения человека, не интериоризировавшего культурные нормы. Общественно приемлемое сексуальное поведение всегда есть опосредованное поведение, в процессе формирования которого должны образовываться тормозящие, контролирующие и поощряющие механизмы. Здесь нет задержки в позитивном развитии, поскольку нет самого такого развития, которое надо видеть в восприятии и закреплении в личности социальных норм. Следовательно, инцест есть инфантильное явление — делается то, к чему влечет. Не может быть никакого запрета в первобытном племени, которое не выработало табу на инцест. Инфантильность в том, что человек реализует запретное половое влечение, поскольку такова его личность. В контексте поисков ответов на происхождение и причины инцеста невозможно игнорировать теорию 3. Фрейда об эдиповом комплексе[17].
Э. Вебер, пытаясь объяснить обращение 3. Фрейда именно к образу Эдипа, пишет, что тягостное расследование Эдипа (обстоятельств гибели Лая), повлекшее дальнейшие события, и его трагическое познание минувшего в целом отвечали патогенетически-терапевтическим представлениям Фрейда и, главное, его аналогичным личным переживаниям. Для Фрейда важны были не только, а подчас и не столько инцестуозные мотивы, сколько связанный с ними комплекс вины (и страха наказания). Мотив же этот — понесенная Эдипом кара — очень ярок именно в «Царе Эдипе». Этот второй комплекс, получивший название «комплекса кастрации», наряду с «комплексом Эдипа», занимает центральное место в построении классического психоанализа[18].
Фрейдовская трактовка «Эдипа» Софокла весьма вульгарна и поверхностна, считает Э. Вебер; нельзя также исключить тот факт, что Фрейд видел всегда лишь то, что хотел видеть, до казуистики. «Царь Эдип», — пишет Э. Вебер, — так называемая трагедия рока; ее трагическое действие покоится на противоречии между всеобъемлющей волей богов и тщетным сопротивлением людей. Фрейд формулирует основное откровение психоанализа, нещадно подчиняя своим рассуждениям логику и мифа об Эдипе, и одноименной трагедии Софокла (для него они идентичны), отмечая любые контексты, за исключением инцестуозного, и укладывая сложнейший, неоднозначный древний сюжет в прокрустово ложе своих интерпретаций»[19].
На протяжении документированной истории цивилизации верховенствовал принцип реальности, считал Г. Маркузе. Этот принцип модифицирует как инстинкт жизни, так и инстинкт смерти, но развитие последнего становится полностью понятным только в свете развития инстинкта жизни, т. е. репрессивной организации сексуальности. Именно сексуальные инстинкты принимают на себя основную тяжесть принципа реальности, который в конечном итоге стремится утвердить приоритет генитальности и подчинить ей частичные сексуальные влечения, подключив их к функции произведения потомства. Этот процесс приводит к отвлечению либидо от собственного тела на внешний объект противоположного пола, а удовлетворение частичных влечений и не связанной с деторождением генитальности в соответствии со степенью их независимости подвергается табуированию как перверсия сублимируемая или трансформируемая во вспомогательный момент сексуальности, связанной с произведением потомства[20].
Конечно, принцип реальности в конечном итоге стремится утвердить приоритет генитальности, если под генитальностью подразумевать воспроизводство человеческого рода. В этом, собственно, заключается основная цель этого рода, сама же генитальность обеспечивается множеством средств и форм. Однако не принцип реальности, который по определению может быть только у людей, приводит к отвлечению либидо от собственного тела на внешний объект противоположного пола. Это отвлечение чисто биологического происхождения, и способность к нему передается генетическим путем. Так же поступают все животные, однако применительно к ним просто абсурдно говорить о принципе реальности.
Вместе с тем подчинения всех проявлений и форм сексуальности детородной функции не происходит, да и не может происходить, иначе человек ничем не отличался бы от животного. Сексуальность вне рождения детей с древнейших времен приобрела вполне суверенное существование, это самостоятельная ментальность, подчиняющаяся, разумеется, внешним социальным условиям, но еще обладающая собственными механизмами, закономерностями и смыслами, что более чем полно отразило искусство. Можно поэтому сказать, что деторождение лишь часть функций сексуальности, очень важная часть, даже важнейшая, но все-таки не единственная.
3. Фрейд считал, что, не будучи организованной в качестве «служебной», сексуальность стала бы препятствием для всех несексуальных и, следовательно, всех цивилизованных общественных отношений даже на ступени зрелой гетеросексуальной генитальности. С подобным утверждением без каких-либо комментариев трудно согласиться, и больше всего вызывает возражение сведение сексуальности к ее «служебной» функции, т. е. деторождению. В своей полифункциональности сексуальность активно способствует всем цивилизованным общественным отношениям. Понятно, что, если бы не было деторождения, всё остальные проблемы общества попросту бы исчезли. Поэтому-то человечество так преследует инцест, который может привести к его вырождению.
3. Фрейд обоснованно допускал, что иногда сексуальные извращения кажутся не просто отвратительными и чудовищными, но как будто соблазнительными и вызывающими в глубине души тайную зависть к тем, кто ими наслаждается. В действительности же извращенцы скорее жалкие существа, очень дорого расплачивающиеся за свое трудно достижимое удовлетворение[21]. В самом деле, половые извращенцы, за исключением, пожалуй, серийных сексуальных убийц, обычно представляют собой убогое зрелище, они запуганы, тревожны, неуверенны в себе. Так что эти опровергатели цивилизации далеко не всегда предстают грозными мужами, не почитающими условность. Их отличительной особенностью является то, что они центрированы, т. е. в большинстве случаев подчинены своему половому влечению, которое образует центр всех их интересов и личности в целом. Они все время испытывают страх, что об этом станет известно другим, отсюда нарастание, заострение паранояльных черт их личности.
Тем не менее, совершая инцестные действия, человек всегда выигрывает в психологическом плане, что особенно заметно тогда, когда имеет место попытка компенсации каких-то психологических или социальных дефектов личности. Именно эти дефекты детерминируют кровосмесительные поступки, а иногда способ разрешения субъективно воспринимаемой и оцениваемой собственной жизненной ситуации.
Поэтому можно сказать, что внутренние причины таких поступков связаны с особенностями представления человека о самом себе, с «Я» — концепцией, самоприятием, а также с потребностью получения максимума удовлетворения и тем самым подтверждения (и утверждения) своей личности. Дело в том, что инцест, наряду с каннибализмом и убийством детей, составляет группу таких поступков, которые посягают на сами основы человеческого существования и сосуществования, а потому вызывают наибольшее осуждение окружающих и всего общества, для их оправдания и самооправдания трудно, а в некоторых случаях и невозможно, найти аргументы. Вот почему будет достаточно обоснованным предположение, что виновному во что бы то ни стало нужно было их совершить и тогда он получал тот несравненный психологический выигрыш, о котором сказано выше. Выигрыш действительно должен быть огромен и иметь поистине бытийное значение, чтобы человек мог решиться на соответствующее действие.
При этом столь острая нужда может и не осознаваться. Более того, я полагаю, что эта нужда принципиально не осознаваема личностью в аспекте понимания ее глубинного субъективного смысла так же, как, например, собственная психологическая структура. Ведь нужда, потребность, тем более острая, всегда отражает существенную зависимость от чего-то, что имеет жизненно важное значение, и чем жестче эта зависимость, тем выше вероятность, неотвратимость совершения определенных действий, в данном случае сексуальных; соответствующие им переживания всегда глубоко интимны, очень часто непонятны самому индивиду. Но осознавать названную зависимость, тем более лежащую в плоскости витальных переживаний, всегда очень травматично для субъекта, и в этом он редко признается самому себе.
Инцест представляет собой несоциализированное, нецивилизованное сексуальное влечение. О его пагубных последствиях знают и дикари, поэтому он вызывает страх, который в свою очередь влечет наказание. При этом, как показал, например, 3. Фрейд применительно к австралийцам, соплеменники не ждут, пока наказание виновного за нарушение этого запрета постигнет его, так сказать, автоматически, как при других запретах тотема (например, при убийстве животного-тотема), а виноватый самым решительным образом наказывается всем племенем, как будто дело идет о том, чтобы предотвратить угрожающую всему обществу опасность или освободить его от гнетущей вины. В Австралии обычное наказание за половое сношение с лицом из того же тотема — смертная казнь.
О том, что австралийцы очень боятся инцеста, свидетельствует тот факт, что такое жестокое наказание полагается и за мимолетные любовные связи, которые не привели к деторождению[22]. Все это говорит об одном: речь идет о предотвращении действительно грозной опасности всему обществу. Не имеет значения, что некоторые члены тотема в реальности не были родственниками, главное что их воспринимали как таковых, а интимные отношения между ними, составлявшими единство, считались смертельно опасными. К этому выводу люди пришли на основании собственного опыта, наблюдая результаты кровно-родственного сексуального общения.
Наверное, не должно быть сомнений, что в некоторых случаях влечение ребенка к своему родителю противоположного пола является эротическим, вызывая неприязнь и ревность к другому родителю. Однако трудно, а подчас и невозможно, утверждать, является ли такое влечение эротическим или же это просто желание полностью владеть вниманием и временем своего единственного кумира. Сам Фрейд ставит вопрос, имеют ли они право в этом зачаточном состоянии носить название сексуальных. Утверждение его о том, что сновидения о смерти родителей в огромном большинстве случаев касаются родителя одного пола со спящим, практически ничего не доказывает, поскольку тот, чья смерть предстает в сновидении, просто захватывает все время и внимание матери (отца). Даже если предположить, что отношение ребенка к одному из родителей носит эротический характер (что совсем не представляется доказанным), то отсутствуют убедительные аргументы, что такое присуще всему человечеству. Если же все-таки допустить наличие подобного влечения ребенка к родителю, это можно понимать как реализацию генетики унаследованной психологической информации, не испытавшей на себе корректирующего влияния культуры.
В психоаналитической литературе об Эдипе особую роль иногда играет Сфинкс, таинственное существо, стоящее у врат его судьбы как символ возвращения неотвратимого. Сфинкс, дочь Ехидны, — двойственное существо: сверху — прекрасная мать, привлекательная, добрая, любящая, заботливая, а снизу — страшная, звериная, превращенная запретом кровосмешения в нагоняющего ужас зверя. Таким Сфинкс предстает в глазах фрейдистов, но их подход к ее пониманию может вызвать несогласие. Во-первых, далеко не все вызывают у сына светлые и добрые чувства любви, даже если они снизу омерзительны, о чем он ничего не знает; есть, конечно, и совершенно другие матери, целиком ассоциировавшиеся с отвратительным зверем. Если же принимать за исходную точку зрения фрейдизма о наполнении подструктур психики двойственной природой матери, то нижнюю часть психики можно наполнить инцестным содержанием, точнее — страхом перед инцестом только в случае, если исповедывать пансексуалистское мировоззрение фрейдизма. «Нижнюю» часть матери вполне можно наполнить другим содержанием, например неудовлетворенностью тем, как мать растила и воспитывала ребенка, если она вместо ласки и любви демонстрировала пренебрежение, грубость, агрессию, нежелание считаться с ребенком и его чувствами и т. д. Образовавшиеся от такого детства раны не только исключительно болезненны и кровоточивы, но и обладают опасностью сохраниться у человека на всю жизнь.
Каково отношение психоаналитических исследователей инцеста к проблемам его причин? Полагаю, что они могут быть активно использованы в качестве одного из объяснений этого явления, его механизмов и возможностей подавления и связанных со всем этим психотравмирующих переживаний, но на индивидуальном уровне. Психоанализ не претендует и не объясняет происхождение инцеста на филогенетическом уровне.
По мнению К. Г. Юнга, в случае кровосмешения, которое было священным ритуалом богов и мистической прерогативой царей, мы имеем дело с архетипом коллективного бессознательного, который по мере роста сознания оказывал все большее воздействие на осознаваемую жизнь. Сегодня с уверенностью можно сказать, что дела обстоят так, что с кровосмешением мы встречаемся только в криминологии и психопатологии секса. Однако открытие Фрейдом «эдипова комплекса», особого случая общей проблемы кровосмешения, реактивировало эту древнюю проблему.
Сегодня медики знают, что проблема кровосмешения практически всемирна, она немедленно выходит на поверхность, когда обычные иллюзии уходят с переднего плана. Но они знакомы в основном только с патологической стороной этой проблемы и оставляют погруженной в проклятие ее название, не вняв тому уроку истории, который учит, что болезненная тайна консультационного кабинета — это просто зародышевая форма проблемы, которая в надличностной форме церковной аллегории и в ранних фазах естественных наук создала символизм невероятной важности. Здесь медики не имеют представления о духовном сокрытом смысле. Если бы они это увидели, то поняли бы и то, каким образом исчезнувший дух возвращается к каждому из нас в непристойном, предосудительном облачении, погружая определенным образом предрасположенных людей в беспрерывное смятение. Психопатологическая проблема кровосмешения является отклоняющейся от нормы, естественной формой единения противоположностей, единения. которое либо вообще никогда не было осознано как психическая задача, либо если и было когда-то осознано, то потом вышло из поля нашего зрения[23].
Инцест действительно есть форма единства противоположностей, которые в сексуальном отношении вроде бы никогда не смогли бы его обрести, однако это происходит. Что касается возвращения к нам в кровосмешении исчезнувшего духа, то он может быть представлен и как не нарушаемое в древности сексуальное единство противоположностей. Во всяком случае как дух, т. е. нечто неуловимое, которое возвращается к нам. По-существу, дух — это животная страсть, подавляющая любую противостоящую ей мысль, которая может стать на пути детской жажды исполнения желаний, вселяя в человека чувство новоприобретенного права на существование. Дух может посещать человека в разных обличиях, в том числе в виде бессознательного эротического влечения взрослой девушки к отцу, но для нее главная опасность — это Чудовище, символизирующее мужскую силу и любовь. Она предуготовлена ко встрече с ним не в последнюю очередь страхом перед инцестом, который представляет собой такое же социальное достижение, как и его запрет.
Упрек К. Г. Юнга в адрес медиков, что они знакомы лишь с патологической стороной инцеста, вряд ли справедлив: на то они и медики, чтобы обращать внимание как раз на это, осознавая, что кровосмешение несет угрозу человеку. Но мы знаем (а это, возможно, значимо для психотерапевтического лечения), что инцест вырвался из первозданного хаоса. В качестве некоего духа он становится чаще всего бременем для человека, который ощущает его в себе, поскольку невидимой чертой отчуждает от остальных людей.
К. Г. Юнг писал, что существование элементов инцеста не только вызывает интеллектуальные затруднения, но и (что всего хуже) эмоционально осложняет терапевтическую ситуацию. Этот элемент таит в себе самые потаенные, болезненные, пылкие, нежные, стыдливые, робкие, причудливые, аморальные, но в то же время священнейшие чувства, доводящие до полноты неописуемое и необъяснимое Богатство человеческих взаимоотношений и придающие им непреодолимую силу. Подобно щупальцам осьминога, они невидимо обвиваются вокруг родителей с их детьми[24]. С тем, что эти чувства могут быть потаенными, болезненными, пылкими, даже нежными и робкими, согласиться можно. Но вызывает самый резкий протест утверждение, что такие чувства священнейшие, ведь они вызывают отвращение у всех людей. Священнейшее, даже просто «священное» не запрещается, тем более на протяжении практически всей истории цивилизации. Трудно представить себе, что К. Г. Юнгу неведомы многочисленные случаи грубого подавления и сексуального насилия в отношении детей и подростков со стороны пьяных отцов, причем их сексуальный произвол может продолжаться длительное время. Вряд ли такие и вообще кровосмесительные сексуальные связи можно назвать «неописуемым Богатством» человеческих взаимоотношений, придающих им непреодолимую силу. Подобные рассуждения и оценки очень напоминают «Философию в будущее» де Сада[25].
По мнению К. Г. Юнга, «инцест символизирует воссоединение со своей собственной сущностью, он означает индивидуализацию или становление самости, а поскольку последняя столь жизненно важна, он обладает жутковатой зачаровывающей силой — вероятно, не столько как грубая реальность, сколько как психический процесс, контролируемый бессознательным… именно по этой причине, а вовсе не из-за отдельных случаев человеческого инцеста считалось, что первые боги производили потомство в инцесте. Инцест — попросту соединение подобного с подобным, представляющее собой следующую стадию в развитии первобытной идеи самооплодотворения»[26].
Это утверждение можно принять лишь при условии, если считать инцест путем к обеспечению психологической неделимости и целостности личности. Но может ли он выполнить такую функцию, если ведет к вырождению человечества, распаду личности через патологию ее психики. Не лучше ли предположить, что в кровосмешении заложена лишь идея
Инцест оказался западней для человечества — одной из многих, из которой не видится выхода. Эту ситуацию очень точно обрисовал К. Г. Юнг: «Противно естеству совершать инцест, и противно естеству не подчиняться жгучему желанию. В то же время именно природа подсказывает нам подобную позицию, вызываемую либидо родства. Так обстоят дела — в согласии с высказыванием Псевдо-Демокрита: "Природа радуется природе, природа побеждает природу, природа правит природой"»[27]. Если быть предельно точным, следует пояснить: природа запретила инцест, т. е. саму себя, не сама, а руками социума, который, в сущности, поправил ее.
К. Г. Юнг слишком широко понимает инцест. Так, он обрисовывает ситуацию, когда перед взрослой девушкой встает проблема замужества. Но в ее родительской семье «муж — это отец, и желание дочери иметь мужа без того, что бы она это осознала, направляется на отца. Но это — инцест, таким образом, возникает интрига инцеста вторичного порядка»[28]. В этом слышится что-то слишком фрейдистское: стоит девице на выданье помыслить о будущем муже, у аналитика тут же появляется шаловливая мысль, что она, сама того не ведая, на психологическом уровне блудит со своим отцом. Конечно, не исключено, что в каких-то случаях, скорее всего редких, такие влечения у девушек и будут, но в большинстве случаев отец — образ, модель, абстракция того мужчины, которого девушка (именно девушка, а не взрослая женщина, уже имеющая жизненный, в том числе сексуальный, опыт) бессознательно берет себе в качестве образца будущего мужа. Я хочу сказать, что чаще всего отношение к отцу лишено эротического содержания.
Разумеется, иногда инцестные отношения между близкими родственниками ими не осознаются. В одном известном мне случае между отцом и дочерью существовали в целом теплые и доверительные отношения, но они иногда взрывались, когда отец узнавал о ее дружбе с каким-нибудь школьным товарищем; тогда он наказывал ее и предрекал, что она станет проституткой. И в дальнейшем, во время ее учебы в институте грубо пресекал ее встречи с молодыми людьми и постоянно вел назидательные беседы о том, насколько испорчены мужчины. Одна из привычек отца состояла в том, что он любил днем поспать или просто полежать в постели взрослой дочери, когда, конечно, ее не было дома. Она вышла замуж только в 40 лет, вскоре разошлась с мужем, вслед за этим умер отец. Его кончину переживала очень остро и хотела покончить жизнь самоубийством.
В другом случае молодой человек постоянно подвергал жесткой критике всех приятелей своей родной сестры, более того, запрещал ей встречаться с ними, иногда подкрепляя запреты грубой силой. Сестра и другие родственники никак не могли объяснить его поведение, сам же он говорил, что лишь заботится о сестре. «Заботы» закончились тем, что он убил молодого человека, который ухаживал за ней. Во время следствия давал путаные объяснения, но пояснил, что погибший лично ему ничего плохого не сделал.
В этих двух случаях инцест совсем не проявляется явно, он затушеван, можно только предполагать его наличие. Я их описал для того, чтобы показать, что кровосмесительные влечения могут и не опредметиться в конкретных сексуальных действиях, носить лишь косвенный, неявный характер.
2.3. Педофильный инцест
В психиатрической литературе проблема педофилии занимает значительное место среди разнообразных форм аномального сексуального поведения. Лица с такой формой патологии сексуальности проявляют большую криминальную активность с направленностью агрессивных действий на детей. Установлено, что педофилия, как и другие парафилии, нередко является результатом дисгармонии пубертатного периода и психосексуального становления, что не всегда напрямую связано с каким-либо психическим заболеванием. Педофилия имеет свои закономерности формирования, динамики и психопатологических проявлений, свои стадии и структуру.
Исследования В. А. Мишоты показали, что возраст педофильно-инцестных жертв в случае насильственного посягательства в семье колеблется от 4 до 15 лет, чаще всего подвергаются насилию дети от 3 до 9 лет. Процесс насилия, как правило, подразделяется на следующие фазы: вступительная, подготовительная; непосредственно сексуальный акт; контроль за сохранением секрета. Насильники — в основном мужчины (96%) в возрасте от 25 до 35 лет. Примерно половина виновных ранее уже совершали преступления, но в большинстве случаев их отношение к окружающим не носило агрессивного характера. В момент совершения сексуального преступления 78% этих преступников находились в состоянии алкогольного опьянения, а у 53,7% были обнаружены психологические расстройства (алкоголизм — 30,1%, психопатия — 12%, шизофрения — 7,3%, олигофрения — 2,7%, наркомания — 1,6%)[29].
Нередки случаи инцестных сексуальных отношений между матерью и сыном на фоне психологической гиперопеки с ее стороны. Инцест с матерью, по мнению американского исследователя Ф. Бука, в крайних случаях может привести к формированию стойкой ненависти в отношении женщин вообще. По данным исследователей Оклахомского университета, мужчины, пережившие инцест в подростковом возрасте, в дальнейшем страдали депрессией, не были в состоянии поддерживать длительные отношения с женщинами, имели тяжелые сексуальные расстройства; более 60% стали наркоманами.
При инцесте в семье преступниками, по моим выборочным данным, чаще являются родственники потерпевших несовершеннолетних. Обычно инцест начинается, когда ребенку от 8 до 12 лет, порой он принимает характер длительного сожительства. Если жертвами становятся дочери, то некоторые из них могут испытывать сексуальное удовольствие и гордость от того, что изменился их статус в семье, поскольку теперь они обладают определенной властью. Вместе с тем инцест у детей и подростков обычно сопровождается дискомфортом, тяжкими переживаниями, отвращением к жизни, чувством вины. Они становятся неуверенными в себе и своем месте в жизни, считают, что их жизнь уже закончена и они никогда не смогут стать уважаемыми людьми, их преследуют страхи, в том числе страхи расправы со стороны изнасиловавших их отцов, а не только спонтанные и неопредмеченные страхи, которые тоже объемлют их. Такие несчастные дочери потом могут спиваться, употреблять наркотики, начинают ненавидеть всех мужчин, в которых бессознательно ощущают отца, который изнасиловал или совратил их. В сексуальной жизни именно по этой причине бывают несчастны.
Как считают многие исследователи, значительная часть медицинских проблем подросткового возраста связана с имевшим место в детстве сексуальным злоупотреблением. Одну треть составляют внесемейные — преимущественно сексуальные — злоупотребления, а две трети — внутрисемейные, причем в половине случаев это инцест между отцом и дочерью. Многие потерпевшие нуждались в специализированной психиатрической помощи. В целом же их приводит в больницу не сам факт инцеста, а его отдаленные последствие. Последствия инцеста для психики многообразны, и их клиническая модель зависит от динамических взаимоотношений между посягателем и жертвой, преморбидного склада личности жертвы, семейных взаимоотношений и других факторов[30].
Сексологи и психиатры провели тщательное исследование и педофилии, поэтому можно привести огромное количество эмпирического материала, характеризующего лиц, совершивших сексуальные действия в отношении своих несовершеннолетних родственников. Полученные данные свидетельствуют о том, что многие из них — педофильные личности, страдающие различными психическими расстройствами. Однако, как известно, подобные расстройства не могут быть причинами инцестных посягательств на детей и подростков, как, впрочем, и причинами совершения других преступлений. Я принимаю это как аксиому, хотя вполне понимаю, что психические патологии в качестве условий могут активно способствовать названным посягательствам. Более того, совсем не случаен высокий процент психически аномальных личностей среди этих сексуальных правонарушителей. Дело в том, что писхические аномалии сами по себе выступают часто антиподами цивилизации, затрудняя усвоение индивидом норм нравственности и цивилизованного поведения, т. е. препятствуют такому поведению.
Изучение конкретных людей, совершивших сексуальные посягательства в отношении своих дочерей, показало, что они, так сказать, просто удовлетворяют свою похоть. Между возникшим у них сексуальным желанием и его удовлетворением как будто ничего нет — то, что это родная дочь и причем малолетняя, не имеет никакого значения, хотя, естественно, им известно о соответствующем запрете. Поэтому, когда у них спрашивают, порицаемо ли инцестное поведение, в большинстве случаев они отвечают положительно. А утверждение некоторых из них, что таким способом они хотели просветить свою дочь, считая что пусть лучше это сделает родной отец, чем посторонний человек, представляет собой самую жалкую попытку оправдать свое омерзительное поведение. При этом лично у меня всегда создавалось впечатление, что они не верят сами себе. Приведу такой пример.
Митос, 36 лет, алкоголик, ранее дважды судимый за кражи, был осужден за изнасилование своих двух дочерей — восьми и пяти лет. Сначала он изнасиловал старшую дочь, потом младшую, причем и ту, и другую заставлял молчать. Со старшей дочерью сожительствовал несколько лет. В содеянном не раскаивался, ни в чем себя не упрекал, о дочерях говорил спокойно.
По его рассказам, мать и отчим (отца он не знает) относились к нему очень плохо, мать никогда не ласкала. Закончив всего пять классов, стал работать пастухом, пока жил с матерью, она отбирала у него все деньги («Все время один и один, и пастухом один, но куда денешься»). Пил много, часто менял место работы. Обследование Митоса с помощью тематического апперцептивного теста (ТАТ) показало, что он является отчужденной личностью (это особенно ярко проявилось в его рассказах по картинкам 2 и 6), крайне тревожен и неуверен в себе. Нормы социальной среды не воспринимает по той удивительно простой причине, что он этой среде не принадлежит. Она ему совершенно чужда.
Конечно, не все педофильные отцы столь же отчуждены от нормальных связей и отношений, от общественных ценностей, но отчужденность — их наиболее характерная, наиболее заметная социально-психологическая черта. Во всяком случае она присутствует у всех обследованных мною лиц, виновных в совращении или изнасиловании своих дочерей.
Выше я отмечал, что такой человек насилует дочь, как только им овладеет похоть. В подтверждение приведу полностью рассказ некоего Агиркса, 31 года, полинаркомана, психопатизированной личности, ранее дважды судимого за изнасилование и грабежи: «В тот день, 24 марта, я пришел домой очень пьяный, хотел с женой переспать, она не согласилась. За это я ее побил, она бросилась к соседям. Тогда я изнасиловал нашу дочь, 5-ти лет». Этот же рассказ можно изложить так: «Не удалось удовлетворить половую потребность с женой — ничего страшного, сделаю это с дочерью. Разница, конечно, есть, но она несущественна, тем более, что наличествует элемент новизны. Захотел — и сделал».
Необходимо отметить, что некоторые из тех, которые растлили или изнасиловали своих дочерей, такие же действия совершали в отношении других детей и подростков.
Некто Тюрин, 35 лет, в мае 1984 г. у себя в доме совершил развратные действия в отношении своей 10-летней дочери. Он позвал ее к себе в постель, трогал руками за половые органы. В июне того же года на окраине села в зарослях орешника увидел 11-летнюю девочку, дочь соседей. Она, испугавшись его, пыталась убежать, но он догнал ее, сбил с ног и сдавил ей горло. Когда она затихла, дважды изнасиловал ее, причем один раз в извращенной форме. Чтобы скрыть преступление, бросил девочку в водоем, придавил тело корягой. Ни в одном из этих преступлений не признался, никаких признаков раскаяния не проявил.
Изучение Тюрина с помощью методик ТАТ и «Рисунок человека» показало, что это нерешительный и в то же время агрессивный человек, испытывающий недостаток маскулинности и уверенности в себе. Он интровертирован, даже замкнут и ради защиты себя готов на дерзкие, примитивно насильственные действия. Ему присущи глубокие сексуальные переживания с тенденцией ухода от них.
Изучение истории жизни этого преступника показывает, что его сексуальная жизнь складывалась неудачно, он не умел устанавливать прочные эмоциональные отношения с женщинами («Я с женщинами не любитель»), не понимал их. Его первая жена постоянно изменяла ему, на что он реагировал следующим образом: «Когда она начала мне изменять, я пытался ее исправить, но ничего не получилось. Она много раз обещала исправиться, но ни разу не сдержала слова. Даже ее мать сказала, что она пошла по рукам. Мы с ней переехали жить в Хабаровск, как она просила, чтобы начать новую жизнь, но и здесь не удержалась от измен. Мы вынуждены были расстаться, и она уехала на Запад».
Желудков, 21 года, в состоянии опьянения изнасиловал свою двоюродную сестру 10-ти лет. Сначала ударил ее кулаком в лицо и сдавил шею руками, а когда она потеряла сознание, затащил ее на чердак и там изнасиловал, после чего задушил, а затем пальцами, палкой и металлической пластиной причинил ранения в области половых органов и прямой кишки. Труп забросал тряпками, облил керосином и поджег, но пожар удалось потушить. За пять лет до этого во время ссоры со своей матерью нанес ей удары ножом, причинив тяжкие телесные повреждения.
Изучение биографии Желудкова и результаты его тестирования показывают, что он является глубоко разадаптированной личностью, причем его дезадаптация началась в родительской семье. О ней он рассказывает: «Отец пил, иногда слишком часто, пропивал зарплату, бил мать. Я с ним тоже дрался. Когда я был маленький, он бил меня, выгонял из дома, потом я его, если он бил мать или не давал нам спать. Порой я избивал его очень сильно, один раз выбил зуб и сломал ребро. Мать тихая, скандалов избегала. Начальником в семье была она, и когда он был трезвый, во всем ей подчинялся. Трезвого его не было слышно. Ко мне мать относилась хорошо, но была строгая — наказав, сразу не прощала, долго не разговаривала. Пить я начал с 15 лет, дрался, прогуливал уроки; в 8 классе учился 2 года, потом все бросил, учиться было неинтересно. С матерью по поводу учебы было много конфликтов, отец же вообще мною не интересовался и даже не водил к врачу, хотя я все время болел пневмонией. Мать я ударил ножом потому, что она не давала бить отца». Этот рассказ, достаточно типичный для насильственных преступников, в особых комментариях не нуждается.
Желудков часто лежал в больнице, о чем ему тяжело вспоминать. Друзей и вообще близких людей у него нет, все сексуальные контакты в большинстве случаев происходили в нетрезвом состоянии, но чаще эрекции не было, а поэтому ни с кем из женщин постоянных отношений не имел. Один-два раза в неделю напивался очень сильно. Нигде не работал.
Тестирование Желудкова по методике «Рисунок человека» подтверждает его отчужденность (в этом аспекте нанесение тяжких телесных повреждений собственной матери достаточно красноречиво). Он депрессивен и в то же время осторожен и скрытен; у него присутствует желание обрести мужественность, которой ему болезненно не хватает, в том числе в связи с частичной импотенцией и неумением вести себя с женщинами. Недостаток мужественности компенсируется агрессией с элементами садизма, у него сильная зависимость от женщин и психотравмирующие переживания в связи с невозможностью утвердить свою маскулинность. Нанесение им телесных повреждений убитой девочке в область гениталий демонстрирует не только названную психологическую зависимость от женщин, но и восприятие последних в качестве объекта, вызывающего страдание. Не исключено, что агрессия против матери вызвана этими же мотивами. Вообще в этом его нападении на мать наличествуют обстоятельства, позволяющие предположить бессознательное эротическое влечение к ней: как пояснил Желудков, отец в нетрезвом виде учинял скандалы с матерью, каждый раз упрекая ее в супружеской измене. Однако Желудков нанес удары ножом не ему, нападающей стороне, а ей, жертве конфликта, тем самым проникая в ее интимную жизнь, он как бы наказывает ее за то, что у нее было в этой сфере.
Итак, можно считать доказанным, что лица, виновные в педофильном инцесте, являются отчужденными личностями, причем их отчуждение и социального, и психологического содержания. При этом второе неизмеримо важнее: такие люди могут формально входить в трудовые коллективы и иметь семью, но на психологическом уровне бессознательно ощущают себя отдаленными, отстоящими от окружающего мира, ценности которого они не усваивают и которыми поэтому не руководствуются. Однако тут возникает другая проблема: отчуждение характерно не только для субъектов, виновных в инцесте или (и) педофилии, но и для тех, кто совершил другие опасные проступки и кто относится к этим сексуальным извращениям крайне отрицательно. Следовательно, надо искать иные истоки инцестного поведения, хотя, повторяю, патогенный характер отчуждения несомненен.
Вместе с тем надо учитывать, что запрет на инцест, тем более в отношении детей, в современной цивилизации столь же строг и категоричен, как и запрет на каннибализм. В этом отношении с такими проступками не сравнится ни одно преступление, даже убийство, к которому у человечества весьма лукавое отношение: оно громогласно его осуждает, но в глубине души уверено, что всегда будет убивать. И убивает, чаще всего находя этому оправдание. Поэтому убийство не враг цивилизации, а ее неизбежный спутник, а иногда даже орудие ее успехов, например при завоевании новых стран, как это было, скажем, в Америке. В этом отношении к убийству прекрасный пример западному миру подал его Бог Яхве, который был чрезвычайно милостив к Каину и даже сделал ему знамение, что каждый, кто встретится с ним, не убьет его. Есть, правда, виды убийств, которые несомненно и всегда осуждаются обществом: это убийства детей, сексуально-маниакальные убийства и террористические, в частности совершенные тоталитарными режимами. Убийцы детей и сексуальные маньяки-убийцы будут жестоко преследоваться даже теми тоталитарными режимами, у которых руки по локоть в крови.
Для педофилов, инцестных в том числе, характерна неуверенность в себе, причем и как в мужчине, что видно и из приведенных мною примеров. Страх сексуальной неудачи, боязнь опозориться перед взрослой женщиной могут детерминировать совращение детей и подростков. Собственные дети, как правило, дочери, оказываются наиболее доступными и беззащитными. Однако тут же возникает вопрос: почему педофилию и инцест выбирают и те мужчины, которые вполне успешно проявляют себя в половых отношениях.
Можно предположить, что инцестные и педофильные влечения вообще существуют у людей как информация, переходящая к ним от далеких предков. В этом частично убеждают результаты исследований, которые приводит З. Лев-Старович. Проведенное, например, изучение воздействия на зрителей порнографии с педофильным содержанием показало, что сексуальным возбуждением на увиденное реагировали люди, которые никогда не имели практического опыта таких контактов. Следовательно, можно сказать, что скрытые педофильные потребности не реализовывались на практике благодаря их подавлению, которое наверняка обусловлено общественными табу на сексуальные контакты с детьми[31].
В науке традиционные подходы фокусировали внимание на семейных взаимоотношениях и роли в этом феномене всех членов семьи, включая жертв. Предложено несколько концепций происхождения инцеста: концепция индивидуальных отклонений, основанная на различии психосексуальных ориентаций различных индивидов; «хаотическая» концепция, объясняющая инцест сочетанием многочисленных внешних и внутренних факторов; «функциональная» концепция, сосредоточенная на соотношении социальных и семейных функций индивида; «феминистская» концепция, которая рассматривает инцест как пример исходного неравенства полов, сложившихся исторически в результате патриархальной системы[32].
З. Лев-Старович считает, что результаты научных исследований убедительно свидетельствуют о том, что связи между психопатологией и сексуальными нарушениями могут быть троякими: сексуальные нарушения как следствие, как причина и как один из симптомов психического заболевания. Сексуальные нарушения, источником которых являются психические заболевания, могут быть обусловлены различными конкретными причинами, например, являться результатом побочного действия психотропных препаратов, следствием длительного перерыва в половой жизни и т. д. Сексуальные нарушения могут выступать и в качестве одного из симптомов психического заболевания, причем случается, что они предвестники его развития (например, скрытой депрессии), а иногда и причина развития психопатологии. Лев-Старович отмечает снижение уровня либидо в состоянии психической депрессии у 70% больных[33].
Как можно полагать, эти положения распространяются на все нарушения сексуального поведения. Тогда возникает вопрос: почему психические заболевания приводят к одним сексуальным извращениям (например, педофилии или инцесту), а не к другим? Стало быть, остается неясным следующие: причинно-следственные зависимости между психическими аномалиями и сексуальными нарушениями, какие здесь действуют механизмы, что конкретно меняется в психике человека под влиянием психических расстройств и приводит именно к этим, а не каким-либо иным сексуальным аномалиям. Если мы сможем понять это, то, очевидно, нам будет яснее содержательная связь между половыми и психическими патологиями.
Поделиться книгой: