Помоги проекту - поделись книгой:
– Я о нем ровно того мнения, которого он заслуживает, – сказала она с горечью, – и мое мнение о нем таково, что он один из самых непорядочных людей в Англии.
– Если он за дверью, ему наверняка приятно это слышать, – сказал Эдвард Косси. – Ну, если это так, почему ты вышла за него замуж?
– Почему я вышла за него замуж? – ответила она со всей страстью. – Потому что меня заставили силой, и чтобы не умереть с голоду. Как бы ты поступил на моем месте, будь ты беззащитной девушкой восемнадцати лет с пьяным отцом, который тебя избивал, да, бил тебя палкой, а затем, самым джентльменским образом извинившись на следующее утро, шел и напивался снова? И как бы ты поступил, будь этот отец в руках человека, подобного моему мужу, всецело, и телом и душой в его руках, и со временем трения между ними достигли точки кипения, пока, наконец… ладно, к чему все это рассказывать? Ты можешь сам догадаться об остальном.
– Ну, хорошо, а почему он женился на тебе… ради твоего красивого лица?
– Я не знаю, хотя он так сказал. Возможно, и ради него. Но главной причиной были мои десять тысяч фунтов, потому что когда-то у меня было целых десять тысяч фунтов, моя бедная мать оставила мне их, причем так, что мой отец не мог к ним прикоснуться даже пальцем. Но когда я вышла замуж, мой муж даже слышать не хотел, чтобы у меня были собственные средства, и забрал у меня эти деньги – все, до последнего фартинга.
– И что он с ними сделал?
– Потратил на какую-то другую женщину в Лондоне… большую их часть. Я выяснила. Он сразу же отдал ей несколько тысяч.
– Вот уж не замечал за ним такой щедрости, – усмехнулся Косси.
Белль помолчала мгновение, закрыв лицо рукой, а затем продолжила:
– Если бы ты только знал, Эдвард, если бы ты имел хотя бы слабое представление о том, как я жила еще полтора года назад, когда я впервые увидела тебя, ты бы пожалел меня и понял, почему я такая злая, такая вспыльчивая и ревнивая, хотя это меня не красит. В юности у меня никогда не было счастья, – как я могла быть счастлива в таком доме, как наш? – а потом, едва я повзрослела, меня отдали этому мужчине. О, как я его ненавидела и что я пережила!
– Да, наверно это было не очень приятно.
– Приятно! Но теперь мы чужие друг другу – мы даже не общаемся, кроме как на людях, это моя цена за то, что я молчу о его даме в Лондоне и еще о паре мелочей… так что какой смысл говорить об этом? Это был сущий кошмар, но теперь он закончился. А потом, – продолжила она, устремив на него свои прекрасные глаза, – потом я встретила тебя, Эдвард, и впервые в жизни узнала, что такое любовь. И мне кажется, что ни одна женщина никогда не любила так, как я. Потому что в жизни других женщин было что-то, что они любили, у меня же, пока я не увидела тебя, никогда не было ничего. Возможно, так нехорошо говорить, но это правда.
Он отвернулся и ничего не сказал.
– И все же, дорогой, – продолжала она вполголоса, – это было одним из самых трудных испытаний – моя любовь к тебе. Ибо, Эдвард… – Она встала и, взяв его за руку, посмотрела ему в глаза. Ее собственные были полны слез. – Мне хотелось стать для тебя благословением, а не проклятием и… и причиной греха. О, Эдвард, я бы стала тебе хорошей женой, о какой только может мечтать мужчина, и я бы помогала тебе, потому что я не безмозглая кукла, как может показаться со стороны, но теперь я только и делаю, что доставляю тебе неприятности, я знаю, что так оно и есть. И это тоже моя вина. По крайней мере, большая ее часть. Не думай, что я обманываю себя, это не так. Я дала тебе повод, я знаю, я сделала это нарочно… и вот! Если хочешь, считай меня безнравственной и бесстыжей, но я хотела этого с самого начала. Но ничего хорошего из этого не выйдет, я знаю, хотя имей я возможность начать все сначала, я поступила бы точно так же. Из дурных вещей никогда не выйдет ничего хорошего. Наверно, это некрасиво с моей стороны, но я знаю, что… – и она разрыдалась.
Это было слишком для Эдварда Косси, который, как и любой другой мужчина, был тронут этими неожиданными слезами.
– Послушай, Белль, – произнес он, не задумываясь, – я до смерти устал от всего этого. Больше года моя жизнь была сплошной нескончаемой ложью, и, честное слово, я больше не намерен это терпеть. Я говорю тебе, что это такое: я думаю, нам лучше просто сесть на поезд в Париж и уехать отсюда, или же бросить все это. Невозможно и дальше жить в этой атмосфере постоянной лжи.
Она перестала плакать.
– Ты действительно любишь меня так сильно, Эдвард? – спросила она.
– Да, да, – довольно нетерпеливо ответил он, – думаю, ты и сама это видишь. Иначе разве я сделал бы это предложение? Скажи всего слово, и я это сделаю.
Она немного подумала, а затем снова подняла голову.
– Нет, Эдвард, – сказала она, – нет.
– Но почему? – спросил он. – Ты боишься?
– Боюсь?! – воскликнула она с жестом презрения. – Чего мне бояться? Как ты думаешь, таких женщин, как я, заботят последствия? Мы давно вышли за их рамки… то есть для самих себя. Но нам по-прежнему небезразлично, как это отразится на других людях. Поступи ты так, как тем самым ты подпишешь себе приговор, как в социальном смысле, так и в любом другом. Кто, как не ты, сам часто говорил мне, что твой отец лишит тебя наследства, если ты скомпрометируешь себя и его.
– Это так. Я даже не сомневаюсь. Он бы никогда не простил мне скандал; он испытывает ненависть к вещам такого рода. Но я мог бы раздобыть несколько тысяч наличными, и мы могли бы изменить наши имена и уехать в колонию или куда-то еще на край света.
– Это так благородно с твоей стороны, – смиренно сказала она. – Я этого не заслуживаю, и я не стану злоупотреблять твоей добротой. Ты уже завтра пожалеешь, что сделал это предложение. И, да, я знаю, ты сделал его лишь потому, что я заплакала. Нет, мы должны продолжать так, как и раньше, пока конец не настанет сам собой, и тогда ты сможешь бросить меня, ибо вся вина ляжет на мои плечи, и я это тоже заслужу.
Пойми, я старше тебя и я женщина. Мой муж выжмет из тебя деньги, а потом эта история забудется, и для меня все останется в прошлом, и я кану в забвение, как и тысячи других несчастных женщин до меня, и все будет точно так же и сто лет спустя. Но, Эдвард, помни одну вещь. Не обманывай меня, ибо я не из тех, кто готов с этим мириться. Наберись терпения и дождись конца. Такое не может длиться долго, и я никогда не буду обременять тебя. Не бросай меня и не заставляй меня ревновать, ибо я не смогу этого вынести, я действительно не смогу, и я за себя не ручаюсь… я могу устроить скандал, или убить себя… или тебя, не знаю, что именно, но что-то точно сделаю.
Ты едва не привел меня в бешенство на днях, когда беседовал с мисс де ла Молль… да-да, я все видела… я давно подозревала тебя, и порой мне кажется, что ты влюблен в нее. А теперь, сэр, я скажу вам все, как есть: думаю, этого меланхоличного разговора нам хватит на месяц вперед. Почему ты пришел сюда этим утром, как раз тогда, когда я хотела выкинуть тебя из головы на час-другой и подумать про мой сад? Полагаю, это была хитрость со стороны мистера Квеста, привести тебя сюда. У него явно что-то на уме, я поняла это по его лицу. Впрочем, с этим ничего не поделаешь, и, коль вы здесь, мистер Эдвард Косси, скажите мне, как вам нравится мое новое платье. – С этими словами она сделала книксен. – Черный, как видите, в тон моим грехам и чтобы подчеркнуть мой цвет лица. Мне кажется, он подходит мне идеально, не так ли?
– Очаровательно, – сказал Эдвард, деланно рассмеявшись, ибо ему было не до смеха. – А теперь я скажу тебе все, как есть, Белль. Я не собираюсь проводить здесь все утро, обед, и так далее. Это смотрится не очень хорошо, если не сказать больше. Готов поспорить, что половина бойсингемских кумушек глаза проглядели, наблюдая за входной дверью, чтобы увидеть, сколько времени я здесь проведу. Я пойду в контору и вернусь в половине третьего.
– Какой замечательный повод избавиться от меня, – сказала она. – Но, пожалуй, ты прав, а я хочу заняться садом. До свидания, и не опаздывай, потому что я хочу совершить приятную поездку в замок. Думаю, мне нет необходимости предупреждать тебя, чтобы ты был здесь вовремя, если ты хочешь увидеться с мисс де ла Молль, не так ли? До свидания, до свидания.
Глава IX
Тень разорения
Мистер Квест шел на собрание церковных старост с улыбкой на благородном лице и с гневом и горечью в сердце.
– Я поймал ее на этот раз, – сказал он себе. – Ей не откажешь в искусстве притворства, но как она невольно заливается краской, стоит ей услышать его имя! Но она умная женщина, моя Белль… как тонко она уладила вопрос с обедом и как храбро отстаивала свои интересы, когда однажды прижала меня к стенке по поводу Эдит и своих денег, и сумела выторговать для себя приемлемые условия.
Да! Это худшее из всего. Теперь у нее есть на меня кнут, и если я разоблачу ее, она разоблачит меня, и нет смысла отрезать себе нос, чтобы насолить своему лицу. Но погоди, моя прекрасная леди, – продолжал он со зловещим огнем в серых глазах. – Я еще расквитаюсь с тобой. Дай тебе веревку, и ты повесишься. Ты любишь этого Косси, я это точно знаю, и я буду не я, если не смогу заставить его разбить тебе сердце. Ба! Ты даже не знаешь, из какого материала скроены мужчины. Не будь я сам влюблен в тебя, мне было бы наплевать. Если бы… а вот и церковь.
Человеческое существо – весьма сложная машина, способная почти, если не полностью, одновременно преследовать и воплощать в жизнь огромное количество самых различных интересов и планов. Например, мистер Квест, сидевший по правую руку от настоятеля в ризнице красивой старой церкви в Бойсингеме, вел оживленную и даже теплую дискуссию со старшим пастором об особенностях работы в церкви XIV века, к коей он, несомненно, проявлял живой интерес и в чем разбирался гораздо лучше, чем сам викарий. В эти минуты в нем было почти невозможно разглядеть то коварное, мстительное существо, вслед за которым мы только что прошествовали к церкви.
Но в конце концов, такова человеческая натура, хотя, возможно, ее видят иначе те, кто пытаются ее рисовать, те, кто привыкли красить злодея черной краской, словно это сам дьявол во плоти, а добродетельную героиню изображать такой чистой и сияющей, что нам начинает казаться, будто мы слышим у нее за спиной шелест крыльев. Редкие люди совершенно добродетельны или совершенно дурны. Более того, по всей вероятности, подавляющее их большинство не хороши, и не плохи – на это им просто не хватает сил. Однако, время от времени, нам встречается дух, обладающий достаточной волей и оригинальностью, чтобы перетянуть чашу весов в ту или иную сторону, хотя даже тогда противоборствующая сила, будь то добро или зло, постоянно стремится к равновесию. Даже самые закоренелые злодеи имеют искупительные качества и праведные инстинкты, и их мысли не всегда сосредоточены на дурных поступках.
Например, мистер Квест, один из злых гениев этой истории, если дело не касалось его личных интересов и страстей, был человеком чрезвычайно щедрым и утонченным. Сколь невероятным это не покажется вам, но на его счету было немало добрых дел во благо его более бедных соседей. Не секрет, что порой он «забывал» выставить счет за свои услуги, что, безусловно, является самым высоким и редким проявлением земной добродетели, какую только можно ожидать от адвоката. Более того, это был в высшей степени культурный человек, одержимый читатель классики, пусть даже в переводах, а не в оригиналах, обладавший тонким вкусом в художественной литературе и поэзии, и поистине глубоко разбиравшийся в археологии, особенно в том, что касалось культовых сооружений. Иными словами, он всячески стремился к респектабельности.
Его самым горячим стремлением было занять высокое положение в графстве, в котором он жил, и быть принятым в ряды местной аристократии. Он ненавидел адвокатскую практику и стремился накопить достаточно средств, чтобы иметь возможность, наконец, распрощаться с ней, дабы предаться роскошному и культурному безделью. Надо сказать, что в жизни он всего добился сам, будучи сыном бедного сельского дантиста. Верно и то, что он начал жизнь с хорошего образования, которым он главным образом был обязан собственным трудам, а не чему-то еще. Будь его натура умеренной, с перевесом чаши весов в сторону добра, а не зла, это был бы человек, способный пойти очень далеко, ибо в дополнение к своим природным дарованиям он обладал великим трудолюбием.
Увы, к сожалению, это был не тот случай. Его инстинкты в целом были дурными инстинктами, а его страсти – будь то ненависть или любовь, или жадность – обычно овладевали им с такой чрезмерной силой, что он на время становился совершенно бесчувственным к правам или чувствам других людей и был готов на любые подлости ради достижения собственных целей. Иными словами, родись он в хорошей семье и получи приличное состояние, вполне возможно, – при условии, что в какой-то момент жизни эти его сильные страсти не вынудили бы его ступить на скользкий путь, – он жил бы жизнью добродетельного и уважаемого человека, и умер с чистым именем, оставив после себя счастливую память. Увы, судьба привела его к антагонизму со всем миром, одновременно наделив его подспудным желанием быть частью этого мира, и это желание сделалось его главной целью. Затем, чтобы окончательно погубить его душу, обстоятельства ввели его в искушения, избежать которых ему не дали неопытность и безудержная сила его страстей.
Поначалу может показаться странным, что столь расчетливый человек, как мистер Квест, чьи желания, похоже, были сосредоточены на такой приземленной цели, как приобретение богатства (будь то ловкостью или даже мошенничеством), к чему он так страстно стремился, одновременно должен носить в сердце такую лютую ненависть и такую жажду мести по отношению к женщине, а мистер Квест, несомненно, питал их по отношению к своей прекрасной жене. Было бы куда более вероятным, если бы он оставил героику в покое и попытался бы превратить интрижку своей жены в средство обогащения и продвижения к верхам общества. Несомненно, так бы оно было, если бы миссис Квест верно понимала его мотивы женитьбы на ней.
Как мы помним, Белль сказала Эдварду Косси, что ее муж женился на ней исключительно ради ее денег – десяти тысяч фунтов, в которых он остро нуждался. Что было в известной мере правдой, но только в известной мере. Да, ему нужны были эти десять тысяч фунтов, в тот момент деньги были ему нужны позарез. Но, – и его жена никогда этого не знала и не осознавала, – он и тогда, и сейчас любил ее. Возможно, эти десять тысяч фунтов были бы для него достаточным стимулом и без любви, но любовь, тем не менее, там была. Увы, их отношения никогда не были счастливыми. Она ненавидела его с самого начала и при случае не упускала возможности ему это сказать.
Ни один мужчина, обладающий утонченными манерами, – а при всех его недостатках мистер Квест ими обладал, – не смог бы терпеть постоянный отпор от женщины, поэтому не удивительно, что со временем их общение стало носить крайне напряженный характер. Затем, открыв для себя секрет его тайной жизни, она под угрозой разоблачения заставила его заключить сделку, условия которой состояли в полном прекращении супружеских отношений, кроме соблюдения внешних приличий, и фактически предоставляли ей полную свободу действий. Что, учитывая ее положение, возможно, было оправданным шагом, но ее муж никогда ей этого не простил. Более того, он решил по возможности превратить страсть, которую, – как ему было известно, хотя она сама об этом не догадывалась, – Белль питала к его начальнику, Эдварду Косси, в изощренный инструмент мести против нее. Показать, насколько он преуспел в этом, – одна из целей нашей истории.
Таковы, если изложить их кратко, были черты характера и цели этого незаурядного и противоречивого человека.
Через полтора часа после того, как он вышел из дверей своего дома, – «Дубов», как его называли, хотя деревья, в честь которых он был назван, давно исчезли из парка, – мистер Квест быстро катил в бричке Эдварда Косси, запряженной резвой гнедой, в направлении высоких башен замка Хонэм. Когда до ворот оставалось всего триста ярдов, его посетила внезапная мысль. Он резко дернул поводья, потому что сидел в бричке один, и остановился, чтобы полюбоваться видом.
– Какое красивое место! – с восторгом размышлял он про себя. – И как величественно выделяются эти старые башни на фоне неба. Сквайр отлично их восстановил, в этом нет никаких сомнений. Даже я сам не смог бы сделать лучше. Будет ли когда-нибудь это место моим? Пока перспективы не слишком радужные, но со временем, глядишь, все образуется, и мне кажется, я уже знаю, как это сделать.
А потом он вновь пустил лошадь рысью, размышляя о неприятном характере предстоящего ему дела. Старый сквайр ему нравился и пользовался его уважением, и, конечно, ему было жаль старика. Однако он вряд ли позволил бы своей симпатии и жалости встать между ним и осуществлением его планов, подобно тому, как заядлый охотник вряд ли бы отказался стрелять в фазанов лишь потому, что случайно проявил живой интерес к их кормлению. Кроме того, как истинный джентльмен мистер Квест питал определенное отвращение к роли носителя дурных известий: он не любил сцен, возможно, потому, что имел довольно близкое личное знакомство с ними. И все еще размышляя над тем, как ему лучше всего уладить этот вопрос, он переехал ров и, въехав в древние ворота, которыми он так страстно восхищался, оказался перед входной дверью. Здесь он остановился, надеясь увидеть кого-нибудь, кто взял бы его лошадь, когда внезапно ему навстречу выскочил сам сквайр.
– Здравствуйте, Квест, это вы? – крикнул он, как будто его гость был в пятидесяти ярдах от него, вместо пяти. – Я искал вас. Эй, Уильям! Уильям! (крещендо), Уильям! (фортиссимo). И куда только подевался этот мальчишка? По всей видимости, этот бездельник, Джордж, отправил его выполнять поручения, вместо того чтобы самому заниматься ими. Всякий раз, когда он нужен, чтобы взять лошадь, его нигде не найти, а затем от него слышишь «Простите, сэр, мистер Джордж, – так он его величает. – Простите, сэр, мистер Джордж отправил меня на ферму у рва или куда-нибудь еще, посмотреть, сколько яиц снесли куры на прошлой неделе» или что-то в этом роде. Кстати, какая замечательная лошадь, честное слово, просто загляденье.
– Это не моя лошадь, мистер де ла Молль, – сказал адвокат с натужной улыбкой, – а мистера Эдварда Косси.
– О, мистера Эдварда Косси?! – ответил старый джентльмен уже другим голосом. – То есть мистера Эдварда Косси? Но в любом случае, это очень хорошая лошадь, и я полагаю, что мистер Косси может позволить себе держать хороших лошадей.
В этот момент донесся слабый крик:
– Иду, сэр, иду. – Вслед за ним из-за угла дома, раскрасневшись, выбежал долговязый парень, чья работа заключалась в том, чтобы присматривать за скромными конюшнями замка.
– Где, черт подери, тебя носило? – набросился на него сквайр.
– Простите, сэр, мистер Джордж…
– Молчи! Что я тебе сказал? – перебил его сквайр. – Сколько раз я должен говорить тебе, что ты должен заниматься своими делами, а «мистер Джордж» пусть занимается своими? Так что возьми эту лошадь, отведи ее в конюшню и как следует накорми.
А вы, Квест, входите. У нас до обеда четверть часа, и мы можем успеть сделать наши дела. – И он по длинному коридору провел гостя в вестибюль с гобеленами и дубовыми панелями, где встал перед пустым камином.
Мистер Квест последовал за ним, то и дело останавливаясь, якобы, чтобы полюбоваться особенно красивыми доспехами, висевшими на стене, но в действительности, чтобы улучить еще одно мгновение для размышлений.
– Какие прекрасные доспехи ранней эпохи Стюартов, мистер де ла Молль, – сказал он. – Никогда не видел ничего лучше.
– Да, да, они принадлежали старому сэру Джеймсу, тому самому, которого застрелили Круглоголовые.
– Что? Сэру Джеймсу, который зарыл клад?
– Да. Не далее как вчера вечером я рассказывал эту историю нашему новому соседу, полковнику Кваричу, между прочим, он славный человек. Вы обязательно должны нанести ему визит.
– Интересно, что он с этим кладом сделал? – сказал мистер Квест.
– Мне это тоже интересно, как и многим другим, смею сказать. Эх, вот бы его найти! Сейчас он оказался бы весьма кстати. Что напоминает мне о нашем деле, Квест. Надеюсь, вы поняли мои затруднения из моего письма и того, что сказал вам Джордж. Видите ли, этот парень, Джантер, скажите спасибо этому чертовому остолопу, майору Бостону и его махинациям по поводу земель Колледжа – отказался от фермы у рва, и Джордж утверждает, что у него нет другого арендатора, которой бы взял эту ферму даже ради денег. Да вы и без меня знаете, как нынче обстоят дела: арендаторов, как говорится, ищи-свищи… днем с огнем не найдешь.
В этих обстоятельствах единственный известный мне выход – это взять ферму в руки и самостоятельно обрабатывать землю. Совершенно непозволительно выводить эти земли из оборота – а ведь в противном случае именно это и случится, потому что, преврати я эти земли в пастбища, это обошлось бы мне в немалую сумму, а мало-мальских доходов можно будет ждать не ранее, чем через семь – восемь лет.
Сквайр умолк. Мистер Квест тоже промолчал.
– А раз так, – продолжил старый джентльмен, – следующее, что нужно сделать, – это получить необходимые деньги, чтобы расплатиться с Джантером и закупить все необходимое. Думаю, четырех тысяч должно хватить, – добавил он, с завидной уверенностью, – а лучше сказать, пяти. Там около пятидесяти акров заливных лугов, которые следует хорошенько осушить посадкой кустарников – кусты столь же хороши, что и трубы для этой твердой земли, если посадить правильный их сорт, да и выйдут они почти вполовину дешевле, чем прокладка труб. Однако даром все равно этого не сделать, а еще нужен новый фургон-сарай, и много чего по мелочам. Поэтому, да, лучше сказать пять тысяч.
И вновь, мистер Квест промолчал, и сквайр снова заговорил.
– Как вы видите, в этих обстоятельствах, не имея возможности взять необходимый капитал из моих личных средств, я решил обратиться в «Косси и Сын» за ссудой. Более того, учитывая, долгие и близкие отношения между банком и семьей де ла Молль, на мой взгляд, это единственно правильное решение. Думаю, с моей стороны было бы крайне неучтиво лишить их возможности капиталовложений. – При этих словах по лицу мистера Квеста промелькнула и быстро погасла улыбка. – Разумеется, как принято в таких случаях, они потребуют залог и правильно сделают, но, поскольку эта земля не заложена, то, к счастью, с этим не возникнет проблем.
Вы можете составить необходимые документы, и мне думается, что в сложившихся обстоятельствах было бы правильно оценить в эту сумму ферму у рва. Не спорю, времена сейчас сложные, но я даже не представляю, что при любых мыслимых обстоятельствах эта ферма может быть оценена менее, чем в пять тысяч фунтов. Тем не менее, если они захотят включить в договор общий пункт, хотя лично я считаю его совершенно излишним, я не стану против этого возражать.
Наконец мистер Квест нарушил свое зловещее молчание.
– Мне очень неприятно говорить вам это, мистер де ла Молль, – мягко произнес он, – однако я не вижу никаких шансов, что банкирский дом «Косси и сын» при каких бы то ни было обстоятельствах согласится выделить хотя бы один фунт под залог земель замка Хонэм. Их мнение о ценности земельной собственности как средства обеспечения подверглось столь мощному удару, что они испытывают серьезные опасения по поводу возврата уже вложенных сумм.
Услышав это столь неожиданное известие, господин де ла Молль вздрогнул, ибо был совершенно к этому не готов. Он всегда считал возможным занимать деньги. Ему и в голову не могло прийти, что в этой стране настанет время, когда земля, к которой он относился едва ли не с суеверным трепетом, станет настолько бесполезной формой собственности, что кредиторы откажутся принимать ее в качестве залога.
– Но почему, – произнес он, приходя в себя, – общая сумма обременений на поместье не превышает двадцати пяти тысяч фунтов, и когда я унаследовал его от отца сорок лет назад, оно было оценено в пятьдесят. Более того, с тех пор и замок, и прочие помещения были капитально отремонтированы, что обошлось мне в пять тысяч фунтов, ремонт также сделали и в большинстве хозяйственных построек.
– Не стану спорить, мистер де ла Молль, но, честно говоря, я очень сомневаюсь, что замок Хонэм и земли вокруг него при принудительной продаже теперь принесли бы даже двадцать пять тысяч фунтов. Конкуренция обрушила стоимость поместий больше, чем люди представляют себе, а земля в Австралии и Новой Зеландии в настоящее время стоит почти столько же за акр, сколько земельные угодья в самой Англии. Возможно, в качестве жилой собственности и по причине его исторической значимости замок может принести чуть больше, но лично я в этом сомневаюсь. Короче, мистер де Ла Молль, «Косси и сын» проявляет такую обеспокоенность, что я с сожалением вынужден сообщить вам, что, будучи отнюдь не готовой к выдаче вам очередной ссуды, фирма официально поручила мне вручить вам обычное в таких случаях уведомление. В течение шестимесячного срока вам предлагается вернуть средства, ранее выданные по закладной, вместе с процентами, просроченными, как я вынужден вам напомнить, уже почти год, и этот шаг я предлагаю сделать уже завтра.
Старый джентльмен на мгновение пошатнулся и схватился за каминную полку, ибо удар был столь же тяжелым, сколь неожиданным. Однако он тотчас пришел в себя, что было одной из особенностей его характера: перед лицом неожиданных невзгод его дух всегда оказывался на высоте, ибо старому сквайру были присущи редкое мужество и стойкость.
– Вот оно что! – возмущенно воскликнул он. – Жаль, что вы не сказали мне это сразу, мистер Квест, это избавило бы меня от ложного положения, и я не стал бы предлагать сделку, которая для вас неприемлема. Что касается процентов, да, это действительно так, как вы говорите, и я весьма сожалею об этом. Этот глупый увалень Джордж вечно отстает с бухгалтерией, и я не успеваю вовремя оплатить счета. (Он не стал говорить, ибо сам этого не знал, что причина, по которой несчастный Джордж отставал с бухгалтерией, заключалась в том, что никакой бухгалтерии не было, или, вернее, была, но показывала она только убытки). Я немедленно об этом позабочусь. Нет, конечно, деловые люди совершенно правы, требуя то, что им причитается, и я не виню господ из «Косси и сын» ни в коей мере. Тем не менее, я должен сказать, что, учитывая долгие и близкие отношения, которые существовали на протяжении почти двух веков между их домом и нашей семьей, они могли бы – скажем так – проявить чуть больше понимания.
– Да, – сказал мистер Квест, – я осмелюсь сказать, что этот шаг наверняка показался вам чересчур резким. Буду с вами откровенным, мистер де ла Молль, мне он тоже показался чересчур резким, но я всего лишь слуга и обязан выполнять то, что мне велено делать. Я искренне вам сочувствую, поверьте мне.
– А вот этого не нужно, – сказал старый джентльмен. – Я буду вынужден прибегнуть к иным мерам. И, сколь бы ни было мне больно разрывать давнюю связь с господами Косси, ничего другого мне не остается.
– Боюсь, – продолжил адвокат, пропустив мимо ушей его слова, – что вы немного неправильно меня поняли. «Косси и сын» – это коммерческая фирма, цель которой – зарабатывать деньги, ссужая их тем или иным образом, но главное, их зарабатывать. То чувство, на которое вы ссылаетесь, в надежде на то, что, учитывая долгую близость и тесную связь между вами в прошлом, оно способно побудить их отказаться от возможности приумножить свои капиталы и даже пойти на риск убытков, – это чувство принадлежит прежним поколениям. Но наше время – это чисто коммерческая эпоха, и мы – самая коммерческая из всех стран.
«Косси и сын» идут в ногу со временем, вот и все, и они скорее продадут дюжину семей, которые имели с ними дело в течение двух веков, нежели потеряют пятьсот фунтов при условии, конечно, что они могут сделать это без скандала и потери общественного уважения, что, в случае с банкирским домом, также означает потерю клиентов. Я сам большой любитель прошлого и верю, что наши предки в целом вели дела успешнее и отличались большей благотворительностью, но я должен зарабатывать себе на жизнь и воспринимать мир таким, каким я его нахожу, мистер де ла Молль.
– Совершенно верно, Квест, совершенно верно, – спокойно ответил сквайр. – Я понятия не имел, что вы смотрите на вещи в таком свете. Конечно, мир сильно изменился с тех пор, как я был молодым, причем, как мне кажется, отнюдь не к лучшему. Но вы наверняка не откажетесь отобедать. Негоже на пустой желудок говорить о принудительном выкупе.
Мистер Квест не произнес сих неприятных слов, но сквайр отлично понимал, к чему тот клонит.
– Пойдемте в другую комнату, – предложил сквайр и повел адвоката в гостиную, где Ида сидела и читала «Таймс».
– Ида, – сказал хозяин дома с наигранной сердечностью, которая, однако, не обманула его дочь, ибо та умела читать любое изменение в лице своего дорогого отца, – к нам пожаловал мистер Квест. Приводи его в столовую, любовь моя. Я скоро приду. Я хочу закончить письмо.
С этими словами он вернулся в вестибюль и уселся в свое любимое старое дубовое кресло.
– Разорен, – сказал он себе. – В нынешних обстоятельствах мне никогда не раздобыть денег, и поместье пойдет с молотка. Что ж, я старик, и надеюсь, что не доживу до этого. Но есть Ида. Бедная Ида! Страшно подумать, что будет с ней и со старым замком, и это после всех этих веков, после всех этих веков!
Глава X
Партия в теннис
Ида довольно холодно пожала руку адвокату, к которому она питала неприязнь, смешанную со страхом. Многие женщины по своей природе одарены необычайной силы интуицией, которая полностью восполняет им недостаток в силе рассуждений. Они не делают выводов на основе своих наблюдений, они просто
Они пошли в столовую, где был накрыт обед, и, хотя Ида разрешила мистеру Квесту отрезать ей немного вареной говядины, – что было сделано довольно неловко и неумело, – она быстро приняла решение. Она уже поняла по отцовскому лицу, что его разговор с адвокатом носил серьезный характер, однако знала, что скорее всего ей никогда не получить от него ответ, поскольку у старого джентльмена имелась любопытная привычка хранить такие неприятные вещи при себе, пока обстоятельства не вынудят его в этом признаться. Знала она и то, что дела отца в критическом состоянии, в чем он лично признался ей прошлым вечером, и что если есть способ спасти положение, то он должен быть задействован сразу, причем в героических масштабах. Поэтому она приняла решение попросить этого
– Мистер Квест, – сказала она с некоторой дрожью в голосе, когда он, наконец, торжествующе передал ей говядину, – надеюсь, вы простите мне, если я задам вам простой вопрос, а вы по возможности дадите мне такой же простой ответ. Я знаю, что дела моего отца обстоят не лучшим образом и он хочет занять еще немного денег, но я не совсем понимаю, как обстоят дела, и хотела бы узнать всю правду.
– Я очень рад, что вы первой заговорили об этом, мисс де ла Молль, – ответил адвокат, – ибо я пытался набраться мужества, чтобы затронуть эту тему, столь для меня болезненную. Тогда, да простятся мне мои слова, отвечу честно: ваш отец – банкрот. Проценты по закладной просрочены уже год, его самая крупная ферма только что осталась без арендатора, и в довершение ко всему, его кредиторы намерены требовать возврата долга. В противном случае поместье пойдет с молотка.
При этих словах, жестоких в своей краткой ясности, Ида побледнела как смерть, – что неудивительно, – и уронила вилку на тарелку.
– Я даже не представляла, что все так плохо, – прошептала она. – Тогда я полагаю, что это место у нас отнимут, и нам придется покинуть замок.
– Увы, да, если только не найдутся деньги для выкупа закладных, чему я не вижу никаких шансов. Поместье будет продано за ту сумму, какую за него дадут, и, боюсь, что сейчас она будет не велика.
Поделиться книгой: