Метка рода

Вейя так и задержала дыхание, бегло смотря на волхву, ещё больше не понимая её.

— …В острог свой дорогу забудь, не вернёшься ты домой более, всё дальше тебя от дома дорожка чужая будет уводить с человеком тебе чужим, сыном земли не нашей, с говором, тебе чуждым. Не по своей воле за ним пойдёшь. Метка, что на нём, будет тебя вести, связывая вас всё крепче. Настолько станет прочна, что ни одна кровь не разорвёт, ни одна сила не разрушит. И коли от князя Годуяра не уйдёшь, сегодня же найдёт тебя он, сразу... заметит.

— Что ты такое говоришь, Доброрада? — содрогнулась Вейя, повторяясь. Холод пронял от слов её.

— Говорю то, что боги показали, — устало ответила волхва, отвернулась, поднимая чару пустую с земли.

Вейя растерянно перед собой посмотрела, не зная, что и делать. Слова непонятные закручивались внутри в воронку, взбаламутили. Какой чужак? И что за метка? От князя Годуяра бежать… так куда? И с отцом ничего не ясно? Что с ним сталось? Глаза зажгло и хотелось плакать от непонимания. Но расспрашивать больше волхва запретила.

— Спасибо тебе, Доброрада, — едва слышно прошептала Вейя, губы разлепляя.

— Богов благодари, — глаза волхвицы светлеть стали, приобретая свой лазоревый цвет.

Вейя на лики взглянула сквозь дым, в глазницы глубокие, оглядывая ребро носа, высеченного грубо, и прорези рта. Не утешило её предсказание, только ещё больше темнее стало внутри.

— Пойду я... — бросила Вейя волхве, что наблюдала за ней да, не мешая сильно, знала, что слова её ещё больше только смятение нагонят, оттого и молчала, оттого и держать подле себя не стала, кивнула, позволяя Вейе идти.

— Ступай. А мне подумать нужно...

Вейя отступила, и ног не чувствовала. Жрецы расступились, провожая блеклыми взглядами. Она бы осталась, да страх гнал прочь от капища. Вейя шла, под ноги себе смотря, как быстро мелькали носки из-под подола, ощущая, как туман колени холодил и кисти рук, так, что пальцы зябли. Не заметила, как в лощину спустилась, в сосновый бор вновь погрузившись, пахнувший густо еловой смолой и прелью. Вейя остановилась, понимая, что, чуть ли не на бег перешла, плечом о ствол оперлась. Схватилась за тесьму на вороте пальцами, теребить принялась, беспокойство унимая.

Сомнение помалу в слова волхвы вкрадываться стали. Может, что не так растолковала, увидела? Далебор вчера упоминал о чужаках, что едут к Каручаю, уж не про хазар ли она толковала? Про них, верно. Вейя веки прикрыла, унимая поднявшуюся тошноту, качнула головой, только кольца на висках блеснули, попадая под лучи низкие, тянувшиеся из-за окоёма, через махровые кроны пробиваясь, золотя верхушки серых вековых стволов.

Путанно говорила волхва. Как она может сейчас собраться и покинуть Кряжич? Конечно, собраться со своими наперсницами да к родичам к Сосновым Острожкам нетрудно отправиться, но не может она, коли Годуяр уже в пути и на днях будет в Кряжиче. Так и не узнает с его уст вестей, уедет в неведении. Нет, нельзя так.

Глава 7

Вейя зябнуть начала, стынь так и поднималась с влажных лощин. Отлепившись от дерева, дальше пошла. Нужно подумать обо всём, а чуть позже к Доброраде возвратиться за советом. После обряда в себя нужно прийти.

Едва Вейя из-за чащи вышла, как льющееся тепло Дажьбога объяло, согрело, развеяло муть на немного. Вейя поторопилась до хоромин добежать, прислушиваясь да пряча глаза от гридней, что на воротах дозорными всю ночь стояли. Они проводили Вейю взглядами внимательными до тех пор, пока не скрылась за постройками, а как прошла по мощённую бревенчатую дорожку, ведущую к женскому стану, сбавила шаг — тут уж на взгляды мужицкие не наткнёшься.

Детинец уж пробудился, носились по двору челядинки, теперь расторопнее — верно, Любица разгону всем дала с утра, а отдыхать и нет времени — к другому пиршеству готовиться нужно: как-никак, а сам князь Годуяр скоро прибудет.

С Любицей сталкиваться не хотелось, казалось, посмотрит ей в глаза, да и выдаст себя тут же Вейя, и заподозрит княгиня ещё чего, а сейчас не до того. Хоть и жёг стыд, вспомнить только, как Любица сотнику отдавалось, а Вейя и думать о том не хотела — как княгиня теперь мужу в глаза смотреть будет, только, видно, не первый раз то было. Пусть она сама ответ перед ним держит да перед богами, которым клятвы и обещания давала, Вейе нет до того дела.

Хоромины сосновые могучие встретили Вейю прохладой, пряность свежих трав луговых, что уже нарвали с утра челядинки да по углам разложили, наполняли духом особым и силой бодрили. Хорошо было в Кряжиче у князя Годуяра гостить, жизнь здесь течёт, что речка проточная — вроде быстро, да ровно. В остроге родном всё же беспокойнее было.

Вейя едва о порог не споткнулась, увидев княгиню у окна, когда в горницу вошла, что Любица ей отрядила по приезду. Она повернулась, вцепившись в Вейю взглядом едким. Вейя так и замерла у порога, не в силах совладать с растерянностью и удивлением, жар предательски всё же пыхнул углями на щеках, разнёсся по телу дрожью. Вейя сбросила волнение тут же — ведь не видел её никто, чего так разволновалась? Да всё же княгиня никогда за эти дни, что прибывала Вейя в детинце, не заходила, не справлялась и не чаяла за неё. И слова её те ревнивые, брошенные сотнику, всколыхнулись в памяти. Не рада была княгиня Вейе, а как Далебор вернулся — и вовсе ощетинилась, будто Вейя ей дорогу в чём перешла.

— Ходила уж куда? — спросила, скользнув по девушке взглядом внимательным.

— На капище, — ответила, не выказывая своего волнения, что пуще разгуливало по телу, прошла к лавке и положила верхицу, что так в руках и несла.

И не ускользнуло от Вейи, как нынче хороша была собой княгиня, как светилась белая кожа в обрамлении льняной намитки, что волосы её покрывала, как проступал румянец на щеках и горели красным сердоликом — как дорогие бусы на её груди — губы. И платье, в которое обрядилась она в нынешнее утро, из шёлка алого дорогого из дальних земель привезённого. Богато одевал её князь Годуяр, жена — его гордость и отрада. Многие считали, что наряжается княгиня для князя своего от радости о скором его приезде — так бы и Вейя подумала, а теперь даже горечь взяла от понимания, для кого это так Любица старается.

Она покинула своё место прошла к Вейе, остановившись в шаге от неё, в лицо всматриваясь, выискивая что-то, раздумывая над чем-то.

— Отчего ты поникшая такая? Ещё вчера за пиршеством заметила. Не обижает кто тебя? — в голосе и правда забота послышалась, чёрные точки зрачков, будто углём нарисованные, дёргались, по лицу Вейи блуждали.

— Нет, не обижает, спасибо, что озаботилась, — ответила Вейя, ощущая, как в близости Любицы неуютно становилось.

— А на капище для чего ходила? — продолжила пытать, не выпуская Вейю из-под своего въедливого взгляда.

— Требу приносила, за отца просила, — сказала и сжала губы от того, что приврать немного пришлось. Лучше Любице не знать, что с волхвой Вейя сдружилась да поддержки во всём у неё искала.

Любица помолчала, а потом выдохнула свободнее как-то, чуть дрогнули губы в улыбке, что ярким пятном на белом лице княгини выделялись.

— Мне сказали, вчера ты ушла быстро с пира, вот я и подумала, что кто обидел тебя.

— Плохо стало от шума, вернулась в хоромину да спать легла.

Любица посмотрела на Вейю, огладив ладонью стол и лежавшее на нём вчерашнее убранство праздничное да украшение. Вейю как ошпарило кипятком, когда под руку княгини поясок попался, которым была подвязана вчера. Золотистые брови Любицы чуть сошлись, как увидела, что Вейя побелела вдруг, опустила взгляд и застыла. Глаза княгини померкли, она сжала пальцы, убирая руку с пояска тканного. Но тут вдруг улыбнулась растерянно и в то же время напряжённо.

— Красивый, сама ткала?

— Матушкин, — ответила, сглотнув — пересохло сильно во рту.

Любица вновь вернула взгляд на узорный пояс, глаза её похолодели, превратившись в два стылых провала.

Глава 8

Помолчав, раздумывая, Любица так же медленно отошла от стола, к двери направляясь, но, поравнявшись с Вейей, задержалась:

— Коли тебе что нужно, говори, — прозвучал голос сталью.

Вейя выдохнула, повернув голову к княгине, которая на пядь, да всё же была выше. Серые глаза, что пепел, обжигали Вейю. Верно, Любица плату предлагает за молчание, но Вейя никому и не собиралась болтать. И если думает, что может купить её, то ошибается.

— Не нужно, — отвернулась, к столу прошла, подбирая поясок, складывая бережно, — что кров дала и пристанище временное — на том спасибо.

Хоть хозяин здесь Годуяр, и он решал, что с родственницей делать, но Любица хозяйка — шея мужа, что бы он ни решил, а княгиня повернёт куда ей нужно.

Любица так и стояла на месте недвижимо, верно, ответ такой не по нутру пришёлся ей. Вейе хотелось одного — чтобы ушла она скорее. Если бы осталась на пиру, ничего бы такого не видела, а теперь скверную тайну эту придётся разделять. Побыстрей бы уехать из Кряжича…

Любица чуть дёрнулась, чтобы повернуться, да задержалась, передумав будто, губы сжала, пошла к двери. Вейя только почувствовала, как окатило её волной негодования княгини. Она ушла, хлопнув дверью. Постояв немного, вслушиваясь в тишину, дыша запахом стойким яблоневого цвета Любицы, Вейя положила поясок обратно на стол, рассеяно по хоромине взглядом скользнула. Теперь туго будет ужиться с княгиней, уж поскорей бы Годуяр прибыл.

До обедни Вейя сама не своя без пути бродила по терему, бралась и за иглу, да только стежки не ложились ровно как надо, и пальцы поисколола, и нить путалась всё, только зля ещё больше. Побывала и в стенах, где ристалище развернулось. Вейя среди мужей всё Далебора выискивала, тепля надежду переговорить с ним, но как только появилась Любица с первенцем да со своими подругами у ворот, вернулась в хоромину и больше не выходила.

Вейя ждала, что Доброрада за ней пошлёт, и сама собиралась, но, подумав, останавливалась. Как бы ещё хуже не стало. Не готова она уезжать так скоро, оставлять всё.

***

Так и вечер прошёл, потом ещё один день. Вейя с Любицей больше не сталкивалась, и та не искала с ней встреч. Тем и хорошо.

Минули ещё два дня, и уж немного позабылись предсказания волхвы, и Вейя встала лёгкая, как пушинка, впервые тревогу не почувствовав в себе, и всё казалось не таким уж и хмурым.

Выглянула в разволочённое оконце, радуясь погожему дню. А как челядинка Мира вбежала в хоромину, напугав, известив Вейю о том, что князь прибыл, радость всплеснулась внутри. Поспешила собраться скорее, хотя знала, что пока Годуяру не до неё будет — такая суматоха поднялась в детинце, челядинки ног сбивались, двор полнился кметями, стало шумно и тесно — не протолкнуться. Вейя всё высматривала отца среди вернувшихся, да так и не нашла, вернулась в хоромину, спрятавшись ото всех. Сбылись слова Доброрады — не вернулся Гремислав. И так плохо стало, что Вейя из хоромины не выходила никуда, только слышала из окна, как гомонил двор, как повеяло дымом и всякими вкусными запахами из поварни, как завязывалось гулянье широкое. Только место для Вейи ныне там — за столом общим — не было, князь, верно, и забыл о ней.

Как стало вечерять, Мира справила для Вейи баньку, смыть тяжесть гнетущую паром целебным, наполненным запахом берёзовых веток, что в самые поры проникал унять тревогу. И в самом деле — легче как будто стало, тело словно обновилось, полегчало. Вейя, оставив челядинку прибраться, покинула баню и быстрым шагом в горницу свою поспешила, подальше от пировавших. Кругом только и мелькали блики костров, хоть Даждьбог к окоёму только спускался, обливая стены теремные багрянцем жарким.

Вейя шаг сбавила, себя одёргивая — от кого бежит? Ясно и так, что не дождётся Гремислава, и нечего надежду таить, что он позже князя может вернуться — не вернётся. А люду что? Что им не плясать, не веселиться? Это там — где-то далеко за стенами Кряжича — сеча твориться и недруг лютует, а тут — в стенах толстых — спокойно, и князь живой возвернулся. Как не пировать да из рога мёд не пить, тем, кто остался лежать в степи, тризну не справить как подобает? Горевать нельзя, нельзя духа сломленного показывать, богов и удачу от себя отворачивать.

Вейя за раздумьями и не видела, куда ступала, так и ударилась о вставшего столбом гридня, отпрянула тут же, подбирая слетевший плат с плеч, поздно понимая, что вновь на шаг скорый перешла.

— Прости, — буркнула под нос, глаз не поднимая, скорее скрыться торопилась, пока её слова бранные за то, что под ноги себе не смотрит, не догнали.

Да не тут-то было! Сильные руки плечи её сжали, задержать поспешили. Вейя и понять ничего не успела, как увлёк её в сень берёзы гридень.

Глава 9

— Пусти! — отпрянула Вейя, когда ладони широкие легли ей на спину — гридень к себе теснее притянул. Вейя вспыхнула гневом и досадой от наглости такой.

— Не торопись, — горячее дыхание висок обдало, по губам сладким хмелем мазнуло.

Вейя замерла, посмотрела на того, кто поджидал её здесь у ворот в детинец. И дыхание потеряла — обожглась о взгляд пылкий Далебора.

— Что тебе? — выдохнула.

Далебор улыбнулся едва заметно, руки спустил к локтям, ослабевая тесный плен. Он хоть и не держал, а путь пригладил, тесня Вейю к берёзе. Густая тень от его тела сильного на Вейю упала, и жаркое око теперь играло в его тёмных кудрях, окутывая мягко плечи, сейчас не скованные латами жёсткими, словно девица ласковая, обнимала золотистым облаком. Веяло от сотника мощью и горечью дубового листа. Вейя невольно втянула больше воздуха в грудь, чтобы головокружение унять. Недаром Любица ревностью изводится — статен и красив Далебор.

— К столу не торопишься, как понимаю, а я ждал, хотел посмотреть поближе, что за голубку князь у себя приютил.

— Посмотрел?

Губы в обрамлении усов да не длинной броды ухмыльнулись выразительнее.

— Смотрю, не голубка, а соколица, прилетевшая к нам с острога Годуч.

Вейя вспыхнула, захотелось как можно подальше от него отойти, от взгляда опасно поблёскивавшего — слишком душно стало рядом с ним.

— Сильно он тебя прятал. Не знал, что у воеводы Гремислава дочка такая есть, да ещё и родственница князя.

— Узнал?

— Узнал.

— Теперь дай пройти, — дёрнулась Вейя, да сотник подставил плечо, отрезая путь.

Вейя бросила на него взгляд, гневом распаляясь. В другое время, не зная, что он с княгиней любится, прячась от мужа, Вейя, наверное, так же как и все девицы детинца, разомлела бы и улыбалась. Но зная, что за спиной князя Далебор делает, речи вести не хотелось с ним, а уж улыбаться и подавно, хоть и ничего не сделал ей плохого, а всё же цеплял чем-то. А теперь Любица догадалась о том, что видела их Вейя, княгиня вольна сделать с ней что захочет. До Вейи сейчас и нет никому дела: отец неведомо где, а Годуяр... князь озадачен сейчас другим, про Вейю — родственницу свою — и забыл, верно. Если Любица узнает, что она тут с сотником толкует…

Вейя нахмурилась и бросилась в сторону, но сотник поймал, назад её дёрнул, локоть чуть сжав.

— Не торопись, Вейя, — прошептал.

Вейя задышала глубже, по сторонам огляделась, волнение всколыхнулось, к горлу подступив. Отовсюду слышался шум, да всё же далеко он был: где-то там, за стенами, гудели голоса, звенела сталь — никто не услышит, если даже закричит. И Далебор был разгорячённый ристалищем, что затеяли гридни, провожая погибших у крады[1]. Вот и глаза каре-зелёные, что так близко оказались, маревом туманным заволокло, и улыбка слабая быстро таяла на устах, твердела, как и пальцы, что вдавливались жёстче в локоть — не оторвать. Вейя вскинула подбородок, схлестываясь с взглядом Далебора в немой борьбе.

— Понравилась ты мне, Вейя, буду у князя тебя просить, — проговорил он сдавленно.

— Проси ту, которую в саду нынешней ночью брал, — вырвались слова сами собой.

Вейя резко вскинула руки, высвобождаясь. Далебор застыл, в камень превратившись, не успел осмыслить сказанное, как Вейя уже бежала от него прочь, дороги перед собой не различая.

Глупая. И надо же было такое сказать! Зачем? Внутри колотилось всё. Сквозняк, напоенный прохладой вечерней, что по теням деревьев уж собираться начал, обдавал разгорячённое лицо. Вейя не заметила, как плат потеряла, что сбился с плеча, соскользнул наземь. Спохватилась было, да уже не вернуться. Взбежала на крыльцо, задержалась, скользнув взглядом по двору, выдохнула шумно, унимая дрожь в теле. Убежала, кажется. И что этому Далебору от неё нужно стало, когда сама княгиня на него взор свой положила? Просить её станет... Вейя хмыкнула, разве не он признания жаркие шептал Любице, покрывая её кожу поцелуями?

----------------------------------------

[1] Крада у славян — это жертвенный огонь, который может быть как погребальным костром, так и пламенем на храмовом алтаре.

Глава 10

Вейя вернулась в светёлку, опять пустую — челядинки на гульбище все, то дело молодое — на глаза гридням всякая свободная да не замужняя девица спешила попасть. Вейя решила твёрдо, что не пойдёт на пиршество. Не место ей там, ловить холодный взгляд Любицы, да напряжённый — Далебора. Но чем гуще темнело за стенами, тем больше Вейя жалела, что всё же не пошла — знать хотя бы, какие разговоры происходят сейчас там. Потому Вейя отправила Миру, как только та вернулась из бани, наказав ей послушать, о чём говорят мужи.

Оставшись одна, Вейя долго бродила по светёлке, всё раздумывая, наблюдая, как тускнеет жёлтый свет догоравшей лучины, слыша доносившийся с детинца глухой грохот бубен да хохот девичий. Поскорей бы уж завтрашний день настал, переговорить с Годуяром и узнать, наконец, известия хоть какие-то, понять, куда дальше Вейе путь держать. Пока, кроме как к родичам своим в Сосновые Острожки, пути нет. Там и сестра матушки. Правда, в Канугарах князь Белотур — тоже родич — держит острог. Вот бы к нему попасть…

Вейя даже гребень опустила, посмотрев перед собой — настолько мысль стремительная осенила. Далебор ведь говорил, что Годуяр в Каручай направится на сборище общее. Вот бы с ним туда отправиться, наверняка Белотур там будет тоже! Но тут же Вейя плечи опустила, положив гребень на стол. Что она может сделать, что в её силах? Девку, пусть не простой крови, кто слушать станет?

Так и не дождавшись челядинку, Вейя с тяжестью на сердце легла, уставившись в бревенчатый потолок.

— Макошь-матушка, поскорее проясни всё, прошу — лишь бы отец живым был, а больше мне ничего не нужно, — Вейя прикрыла веки.

Трудно дом потерять и опору надёжную. Вейя и не представляла, что настолько будет тяжело выпасть из гнёздышка да под чужим крылом оказаться. А ведь Гремислав обещал не разлучаться никогда…

***

Проснулась Вейя с трудом, вставать вовсе не хотелось, всё лежала, щуря глаза на ослепительный свет — око огненное только поднималось из-за лесов, заглядывая в оконца. За дверью топот и перекрикивания челядинок поднялись, пробуждая Вейю совсем. Едва только умылась в остывшей за ночь воде, как вбежала в горницу Мира. И где её только носило всю ночь? Хотела бы рассердиться да расспросить обо всём, но девка, отдышавшись, поспешила сказать:

— Князь велел в гридницу тебя просить.

Грудь словно сжалась, и сердце биться, кажется, перестало.

Вейя бросилась собираться, торопливо стягивая с себя сорочку, да исподнее надевая, позволила Мире собрать её как следует: надела платье — хоть не праздничное, но видное, в каком не стыдно перед князем показаться. От волнения всё из рук валилось — пальцы дрожали, не слушались — не могла тесьму завязать путём, хорошо, Мира помогла и волосы сплела в тугую косу, и очелье повязала, украшенное кольцами витыми. Эти кольца отец привёз с торговой горды. Он одаривал каждый раз дочь, как приходил из походов дальних, всегда привозил Вейе что-то: то обруч, то бусины сердоликовые, то отрез ткани дорогой на платье.

Собравшись, Вейя вышла во двор. Детинец после вчерашнего гульбища тонул в тишине. Рассвет золотил высокие кровли вежей да верхние ярусы срубов. Вейя шла быстро по мощёной брёвнами дорожке и уже вскоре оказалась в брюхе душной гридницы. Конечно, празднество продолжится, и уже скоро начнут просыпаться гридни, сначала разбредутся кто на реку, кто в баню, да вновь костры будут жечь, распивать братчину и гулять дальше. И ей бы вместе со всеми, но Вейя от этого общего веселья оторвана. Пока не узнает, что с Гремиславом и где он — не успокоится.

Вейя, затаив дыхание, прошла по сумрачному переходу, всё больше ловила голоса, исходившие из нутра гридницы. Она и в самом деле оказалась не пустой: князь сидел в окружении мужей за длинным крепким столом, среди них и Далебор. Вейя сглотнула — уж кого, а его не ожидала видеть, хотя стоило подле князя его самым первым встретить. Поспешно отвела глаза, понимая, как опрометчиво проговорилась вчера.

— Здравствуй, князь, — почтила Годуяра, когда тот повернулся, заметив вошедшую в двери девушку.

— Тебе по добру. Проходи, не стой на пороге, — позвал, отделяясь от остальных, прошёл на другой конец стола.

Вейя прошла вглубь, проследовав за князем, на лавку опустилась, ощущая на себе душащий взгляд зелёных глаз сотника. Годуяр опустился в кресло дубовое, на Вейю перевёл взгляд, посмотрев с большим вниманием. И всё же она видела сходство родства, хоть и далекое и не сразу приметишь, а оно всё же выделялось: и нос прямой с узкими крыльями выдавали род в нём древний, и волосы чуть вьющиеся тёмно-каштановые, взгляд пронзительный, складка тонкая меж бровей только суровости и остроты его лику придавала. Князь в самой своей силе, Далебор всего чуть младше его, но всё равно разница заметна.

— Вчера на пиру не видел тебя, Любица сказала, нездоровится?

Вейя моргнула, краем глаза замечая, как пошевелился Далебор, и воздух до того сгустился, что Вейе и дышать нечем стало.

— Сегодня лучше уже, — выдохнула.