Песня осеннего леса

Я мрачно хмыкнула. Вот так в эпоху соцсетей окончательно разрываются отношения. Хотя… Мы все выяснили еще неделю назад. После свидания Энтони попытался в очередной раз зазвать меня к себе домой, а когда я отказалась, назвал красивой, но холодной, как дохлая рыба. Я естественно терпеть этого не стала.

А ведь мне просто не хотелось прыгать в койку с мужчиной после двух месяцев знакомства. Пусть Энтони был симпатичным, приличным парнем, я не испытывала к нему ничего, кроме симпатии, а этого для постели было мало. По крайней мере, для меня. Хотелось узнать человека получше, хотелось, чтобы дружба переросла во влюбленность и только тогда переводить отношения на новый уровень. Но Тони ждать не захотел.

Может со мной и правда что-то не так? Мне уже двадцать шесть, а все мои попытки отношений не продлились дольше нескольких месяцев. Почему-то не один парень не вызвал у меня сильных чувств и желания сблизиться. За мной пытались ухаживать нормальные мужчины, иногда они даже делали это красиво и деликатно, но я не могла переступить через себя и подпустить их слишком близко. Естественно, терпение у них заканчивалось. А человека, который бы согласился месяцами ходить вокруг меня в надежде на ответное чувство, пока не находилось.

Мама говорит, что я просто очень медленно привязываюсь. А то, как быстро сбегают все мои ухажеры, это даже хорошо. Видимо, их чувства не так уж и сильны, раз не выдерживают проверку временем. Поэтому связывать с таким мужчиной жизнь — последнее дело.

Хотя мама тоже тот еще специалист. После развода с моим отцом она еще три раза побывала замужем, и вот только сейчас, наверное, угомонилась. Встретила Стива, который готов терпеть ее непростой характер и издержки актерской профессии, родила моих младших братьев.

Кстати, я ей даже не говорила, что собираюсь в Великобританию. После переезда в США она почему-то была против нашего с бабушкой общения, и, когда мне позвонил нотариус насчет завещания, тоже была не слишком рада. Так что мама точно бы устроила мне головомойку за визит на родину. Но у близнецов как раз начали резаться зубы, поэтому им со Стивом сейчас не до меня…

В любом случае, у меня отпуск. Почти месяц, чтобы отойти от очередного провала на личном фронте и решить, что делать с домом. Продать, сдать или пожить здесь самой. В конце концов, профессия веб-дизайнера позволяет работать хоть из Антарктиды. Главное, чтобы интернет был.

Перед сном я набросила куртку и вышла на задний двор, подышать. Вокруг было темно и тихо. Воздух пах поздними осенними розами, прелыми листьями и лесом. Над головой черное-черное небо было усыпано крупными яркими звездами. Да, такого не увидишь в насквозь загазованном мегаполисе типа моего Хьюстона.

Как же здесь хорошо. Так тихо, спокойно, уютно. Место, где можно отдохнуть и телом, и душой. Дом, в котором я чувствую себя странно защищенной, даже несмотря на ту старую историю. И не нужно никуда спешить, ни перед кем отчитываться. Не нужно стоять в пробках на въезде в центр, искать парковки у супермаркетов и кинотеатров, бегать на обед в ближайшее к офису кафе, спускаясь на лифте с тридцать четвертого этажа делового центра.

А тут можно выйти с чашкой чая на задний двор. В холодную погоду затопить камин и сидеть перед ним с книгой и уютным пледом. В теплую — сажать розы в саду или прогуляться к узкому озеру, зажатому между скал…

Боже, мне всего двадцать шесть, а я уже мечтаю о кресле-качалке и маленьком викторианском садике.

Хотя может и правда, пожить здесь хотя бы зиму? Свежий воздух, тихие соседи, красивейшая природа Шотландии, продукты с ближайшей фермы. Думаю, мне будет это полезно.

Неожиданно в дальнем углу сада что-то засветилось. Маленький зеленоватый огонек мигнул где-то среди зарослей бузины и погас. Потом мигнул еще раз и еще, разгораясь ярче и притягивая взгляд.

Странно, не поздновато ли для светлячков? Мне казалось, здесь в октябре можно встретить только позднюю сонную муху или каких-нибудь пауков. Хотя может я и ошибаюсь. Биолог из меня откровенно так себе.

Налетел ветер, от которого кусты как-то тревожно зашелестели. Светлячок моргнул напоследок и погас, а я поежилась и запахнула куртку поплотнее. Потом решила вообще идти спать. Завтра у меня много дел.

***

Мне снилась какая-то комната. Пустая, темная и как будто очень запущенная. Лунный свет, попадавший через мутное оконное стекло, позволял рассмотреть ободранные обои на стенах, голый пол, засыпанный сухими листьями, высокие двухстворчатые двери. Людей здесь не было. Снаружи, с улицы, не доносилось ни звука. А я просто стояла посередине и чего-то ждала.

— Наконец-то, — кто-то тихо произнес за моей спиной.

Чужие руки легли на плечи, мягко сжимая, а в комнате стало еще темнее. Но, как ни странно, это темнота не пугала. А когда по углам загорелись светлячки, придавая этому месту живой и уютный вид, даже заброшенность обстановки перестала смущать.

— Ты пришла, Emmalin, — чужое дыхание пощекотало ухо, отчего по спине побежали щекотные мурашки.

Кажется, это был мужчина. Нет, совершенно точно, мужчина. Высокий, сильный и с невероятным бархатистым голосом, от которого подгибались коленки.

— Меня зовут Эмма, — вяло пробормотала я.

— Знаю. Я так долго тебя ждал.

Это же все мне просто снится. Может я даже не вспомню утром, что видела и что говорила.

— Долго?

— Дольше, чем ты можешь себе представить.

— Мне жаль, — я прикрыла глаза, чувствуя вину непонятно за что.

Захотелось сделать шаг назад и прижаться к чужой груди. Странно, мне редко когда хотелось чужих объятий.

— Оно того стоило, Emmalin…

ГЛАВА 2

Несмотря на странный сон, проснулась я ровно по будильнику и чувствуя себя полностью отдохнувшей. Благо, что джетлаг [1] я успела пережить еще в Эдинбурге, за те два дня, пока гуляла по городу своего детства. И сейчас не испытывала никаких проблем с режимом. Если бы не этот сон…

Ладно, это все от нового места и старых воспоминаний. Лучше не думать о всяких глупостях, а идти собираться. Сегодня с утра у меня важное дело.

Быстро позавтракав тем, что привезла с собой из Эдинбурга, я надела куртку и вышла к машине. Судя по карте, ехать мне три мили, а значит, пешком туда не добраться.

Моя цель располагалась на западе, между Долграном и Лланфилдом, такой же небольшой деревней. Свернув с основной трассы на узкую однополосную дорогу, я проехала чуть вперед и остановилась у темной ажурной ограды. Забрала с пассажирского сиденья заранее купленный букет роз и вышла наружу.

Пасмурное утро полностью соответствовало месту, в которое я приехала. Шпиль старой часовни мрачно чернел на фоне облаков, каркали вороны, свившие гнездо на раскидистом тополе, а среди гранитных надгробий не было видно ни души. Я вздохнула, сверилась с бумажкой, которую выдал мне нотариус, и отправилась на поиски бабушкиной могилы.

К счастью, это кладбище было относительно новым, а значит логичным и понятным, так что нужный ряд я нашла быстро и уже через пару минут остановилась у надгробия из светлого камня.

— Дарла Луиза О'Рори, апрель тысяча девятьсот тридцать первого — январь две тысячи девятнадцатого, — прочитала я вслух. — И почему тебя похоронили под девичьей фамилией?

Вздохнув, я присела, смахнула с камня пару сухих листьев и пристроила рядом свой букет. Бабушка любила розы. А еще готовила вкуснейший мясной пирог, обожала рыбалку и рассказывала мне жутковатые, но красивые сказки о дивном народе перед сном.

Стало грустно. И стыдно. Понятно, что, когда мама решила переехать в США после развода, а отец — в Австралию, я была слишком маленькой, чтобы решать самой. И мне пришлось слушать маму, утверждавшую, что в Шотландию мы больше не вернемся. Но даже когда я выросла и стала самостоятельной, все равно и не подумала о том, чтобы приехать сюда и навестить бабушку. А теперь оказалось слишком поздно…

Да, можно было оправдываться тем, что я не знала ни адреса, ни телефона, а бабушка вряд ли пользовалась интернетом и электронной почтой. Можно было оправдываться маминой обидой и моей психотравмой. Или даже банальной нехваткой времени. Но сейчас все это казалось таким глупым. Разве нужен повод, чтобы увидеть близкого человека? Разве это было так сложно — в век интернета и прочих высоких технологий выяснить маршрут до Долграна и приехать, пусть даже без предупреждения? Нет, не сложно. Гораздо сложнее оказалось преодолеть свой внутренний стопор и старые страхи.

— Пятнадцать лет мне понадобилось, чтобы доехать сюда и сказать, что я тебя люблю, — прошептала тихо. — И попросить прощения. Если бы я тогда не ушла ночью в лес, ничего бы не было. Вы бы с мамой не разругались. И она не увезла бы меня в Штаты. Все мое глупое любопытство…

Налетевший ветерок растрепал мои короткие волосы. Где-то далеко каркнула ворона и послышался скрип железных ворот.

— Прости, что мы оставили тебя здесь одну.

В глазах защипало, но неожиданно тучи разошлись и теплый луч упал мне прямо на щеку. Плакать сразу расхотелось. Я не особенно верю в жизнь после смерти, но на душе стало легче, как будто бабушка услышала меня. Услышала и простила.

— Ладно, — вздохнула я, поднимаясь. — Твоя непутевая внучка поедет обживаться в Долгране.

Сегодня по плану у меня был разбор шкафов. Еще вчера я выяснила, что кто-то, скорее всего мама, явно пытался делать уборку после похорон. Она почистила холодильник и выбросила все скоропортящиеся продукты, куда-то дела бабушкину повседневную одежду, скорее всего, отнесла в церковь. Но все убрать не успела, как будто пыталась побыстрее уехать из Долграна. Поэтому в спальне остались постельное белье и полотенца, на кухне — еда вроде круп и макарон, а в шкафах — книги и бабушкины личные вещи.

Так что вернувшись домой, я быстро пообедала и занялась кухней. Перетряхнула остатки продуктов на предмет моли, жучков и прочей живности, промыла стиральную машину в кладовке и залила духовку чистящим средством. А уже потом пошла наверх.

В бабушкиной комнате хватало ее вещей. Несколько коробок с туфлями, до которых у мамы, видимо, не дошли руки. Круглая картонка с темно-зеленой шляпой, надев которую, я поняла, что она мне очень даже идет. Флаконы духов, гребень из слоновой кости, маленькая шкатулка с украшениями…

Подцепив пальцем золотую цепочку, на которой висел кулон в форме розы, я закусила губу. Странно, что мама их не забрала. Я любила в детстве играть с содержимым этой шкатулки и помнила, что здесь лежат пусть не слишком дорогие, но все же ценные предметы. Вот эта золотая цепочка. Серьги с желтыми цитринами, бабушка всегда ворчала, что они совсем не идут рыжим девушкам вроде нас. Еще одни серьги, с какими-то зелеными камням, наверное, нефритами. Их она наоборот, любила. Вот старое обручальное кольцо. Я никогда не видела своего деда, бабушка развелась с ним, когда мама была совсем маленькой. Но вроде бы расстались они очень мирно, и кольцо долгие годы хранилось в этой шкатулке.

А вот другого кольца в этой шкатулке не было. Я хорошо его помнила. Серебряное, сделанное в виде стебля розы, в цветке которой прятался крупный темно-красный гранат, оно было у бабушки самым любимым. Она носила его, практически не снимая, и обещала подарить мне, когда вырасту. Но я почему-то его здесь не вижу. Потерялось? Впрочем, какая теперь разница.

Отложив шкатулку, я занялась небольшим секретером в углу, где хранились бумаги. В основном это были старые счета, вырезки из газет и журналов на тему цветоводства, письма, некоторые даже в нераспечатанных конвертах. Нашелся большой блокнот с кулинарными рецептами, заметками и прочими хозяйственными записями. А в самом низу, под всем этим бумажным добром я обнаружила настоящее сокровище — толстый старый фотоальбом.

— Ничего себе, — пробормотала, вытаскивая на свет белый фолиант.

С крепкой обложкой и плотными картонными страницами, он весил целую тонну. Сами фотографии крепились к картону бумажными уголками и были любовно подписаны аккуратным почерком.

Я уселась прямо на пол и положила альбом себе на колени, забывая обо всем на свете. Это же была целая история. Начиная от прабабушки Анны, которую мне даже удалось застать. Она родилась в начале двадцатого века и умерла, когда мне было пять. И здесь есть ее фото — даже парочка довоенных, где она в типичных для того времени простых платьях и юбках чуть ниже колена. Снимки поновее — с какой-то женщиной, может быть даже ее матерью, на пороге церкви. И с маленькой бабушкой в саду на фоне дома. А дом-то почти и не изменился со временем.

Потом пошли фотографии шестидесятых. Повзрослевшая бабушка, минималистичные платья и короткие стрижки. Все тот же дом на заднем плане. Маленькая мама, сидящая в кустах боярышника я явно рыдающая навзрыд. Мамина молодость.

А вот и я. Лет в шесть на огромной корзине яблок, чуть постарше — с велосипедом. И даже с бабушкой на рыбалке. Эх, детство…

Перевернув последнюю страницу, я удивленно хмыкнула. Как ни странно, здесь были не самые свежие фото, а наоборот, самые старые. Они просто лежали между страницами, даже не прикрепленные к ней, но были переложены тонкой пергаментной бумагой. Я вытащила одну из них и прочитала подпись:

— Орли Ивенн О'Рори, декабрь тысяча восемьсот шестьдесят девятого.

Эта была действительно старая фотография, немного выцветшая, нечеткая и обшарпанная по краям. Но это совсем не мешало рассмотреть женщину, изображенную на ней.

— Так вот ты какая, знаменитая Красная Орли.

Она была потрясающе красива. Гордая линия плеч, с которых небрежно стекало меховое манто. Лебединая шея и изящные черты лица. Большие глаза с густыми ресницами. Длинные волосы, уложенные в затейливую прическу. Фото было черно-белым, но я легко могла представить их насыщенный темно-рыжий оттенок. Такой же, как у меня.

Это была моя знаменитая столько-то там раз «пра» бабка. Невероятная красавица, за которой толпами волочились поклонники. Она вышла замуж за какого-то богача и стала настоящей звездой светских салонов и законодательницей мод. Но после смерти мужа вместе с маленькой дочерью вернулась в нашу глухую провинцию и до конца жизни прожила здесь, так и не выйдя замуж второй раз.

У нас в семье ходила легенда, что мать Орли родила ее от сидхе, в наследство от которого ей и досталась внешность и долгая молодость. Бабушка однажды рассказала мне эту сказку, из-за чего они с мамой потом долго ругались, думая, я не слышу. Мама просила не забивать мне голову разными глупостями, а бабушка утверждала, что в легенде нет ничего криминального.

Естественно, эта сказка была когда-то придумана для того, чтобы оправдать внебрачного ребенка. Но факт остается фактом: и эта яркая внешность, и долгая молодость передавались в нашей семье из поколения в поколение по женской линии.

Кстати, о женской линии.

Почему-то в альбоме на всех фотографиях одни только женщины. Здесь нет ни отца, ни деда. Братьев ни у мамы, ни у бабушки не было, они оказались единственными детьми своих родителей. А супруги куда-то девались. Да, не складывалось у них с личной жизнью. Прямо как у меня самой. Может это тоже семейное?

Фыркнув от нелепого предположения, я снова вернулась в конец альбома. Там нашлось еще несколько фотографий. Одна из них изображала Орли уже в очень преклонном возрасте. Тысяча девятьсот тридцатый, ей было за девяносто. Но годы не могли отобрать ни гордую осанку, ни тонкость черт лица, ни цвет волос. Так невольно и поверишь в примесь дивной крови, которая подарила этой женщине ее красоту.

А на втором фото начала века молодая Орли была с какой-то женщиной по имени Кларисса. Кажется, как звали ее мать. Вот они друг на друга совсем не похожи. Полненькая старушка со светлыми кудрями и шикарная рыжеволосая красавица. Да, интересно, кем был ее отец? Ведь даже фамилия — О'Рори — это не фамилия матери Орли.

Я вздохнула и закрыла альбом. Убирать его далеко не стану. Как-нибудь пересмотрю попозже, может какие-то фотографии отдам на оцифровку. Ну а пока у меня есть еще дела.

К шести часам — времени похода в гости, я успела переделать все, что хотела. Переодевшись, собрала волосы в хвост, нацепила бабушкину подвеску в виде розы и отправилась к подруге детства.

Дом Сьюзен я легко нашла по памяти. Он стоял немного в стороне от центральной улицы, но небольшое здание из красного кирпича ничуть не изменилось за эти годы.

— Привет, — Сьюзен сразу отрыла на мой стук.

— Здравствуй, — улыбнулась я и шагнула в дом, оглядываясь.

Когда мы были детьми, подруга жила с родителями и какой-то родственницей, вроде бы двоюродной теткой матери. Но сейчас здесь, кажется, никого не было. Да и сам дом внутри очень сильно изменился. В углу гостиной появился большой современный диван, на стене висела новенькая плазменная панель. Со стен и каминной полки пропали безделушки, которые собирала миссис Маккормак, сменившись какими-то абстракциями современных художников. А на чайном столике лежал модный журнал и стояла лаконичная посуда из толстого стекла.

— Устраивайся, — Сьюзен махнула рукой на диван.

— Спасибо, — кивнула я и заметила: — У вас здесь все так… поменялось.

— Да, — согласилась девушка, усаживайся в кресло напротив. — Я сама придумывала дизайн и выбирала мебель. Устала от этого деревенского стиля, если честно, захотелось чего-то… нового, городского.

— Родители были не против?

— Они уже семь лет живут в Эдинбурге. Отец работу получил, мама поехала за ним. Я осталась тут. Присматриваю за теткой Фионой, за домом.

— Понятно, — вздохнула тихо.

Сьюзен молча подвинула по мне кексы и принялась размешивать сахар в своем чае, глядя куда-то мимо меня. Я взяла чашку и сделала глоток, чтобы занять себя. О чем нам поговорить? Все же так много лет прошло. В детстве мы неплохо ладили, а сейчас мне сложно подобрать даже тему для разговора.

— Все же ты очень похожа на свою бабушку, — вдруг сказала девушка и неверяще покачала головой.

— Да, ты говорила, — улыбнулась я.

— Вот смотрю на тебя, и как будто миссис Хилл вижу живую.

Я пожала плечами. Генетика, чуть уж тут поделаешь.

— Кстати, на похоронах тебя ведь не было.

— Не получилось приехать, — мне снова стало стыдно, — врачи не отпустили. Я тогда сломала ногу и лежала в больнице со спицами в лодыжке.

Снова повисло неловкое молчание. На улице послышался шум машины, проехавшей мимо дома. Где-то зашлась лаем собака.

— Вкусные кексы, — нашлась я. — Ты сама пекла?

— Да. Семейный рецепт.

— Здорово.

— Так ты теперь в Америке живешь? Как мама? — спросила Сьюзен, стягивая с тарелки кекс.

— Хорошо, — ответила охотно. — Она в Лос-Анджелесе, снимается, а я в Хьюстоне.

— И как там?

— Большой, шумный город, — пожала я плечами. — Много людей, машин, деловой центр с небоскребами, жара.

— Здорово, — протянула девушка. — Там, наверное, хорошо живется.