Выхожу одна я на дорогу

Кальк Салма. Выхожу одна я на дорогу

Самый конец прошлого века, Иркутск.

Оксана — студентка, она изучает иностранные языки и считает себя самой обыкновенной девушкой на свете. И когда за ней вдруг начинает ухаживать первый парень их факультета, она даже и заподозрить не может, к чему это приведёт.

Загородный дом, ночь Самайна. И чтобы разобраться в происшедшем там, понадобится странный союз трёх случайно встретившихся девушек.

И между делом найдётся утерянный было смысл жизни для одной из этих троих.

1.1 Ночь, метель, дорога

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? Жалею ли о чем?

(бессмертная классика)

Не сдаваясь лютой зиме,

Не бросая заветной игры,

Одинокий странник во тьме

Поднимался к вершине горы.

(из песен с вечеринки)

Все имена и события вымышлены, все совпадения случайны.

Оксана бежала так быстро, как только хватало сил. Потом силы заканчивались, и она просто шла. Потом снова бежала. Запиналась и падала в снег. Поднималась и бежала дальше, потому что понимала — останавливаться нельзя. Она уже не слышала сзади шума погони и криков, но не верила, что преследователи отстали. Валившийся с неба снег понемногу заметал следы, но пока их ещё можно было различить. Она опять не заметила протянувшийся через тропинку корень и растянулась на земле, лицом в белую колючую кашу. И подумала — если не вставать, а лежать тут — как скоро её заметёт? Может быть, её не найдут? И что случится скорее — наступит утро или она замёрзнет и превратится в сугроб на тропинке? Вот ведь долбанный снег! И долбанный Валера. А главное — она сама дура.

Дыхание восстанавливалось, Оксана начинала чувствовать холод через мокрые от снега джинсы и тонкую куртку. Хорошо ещё, что хватило ума надеть штаны и ботинки, а не платьице и каблуки, как она собиралась сначала и как сделала Танька!

Что там с Танькой? Жива ли, нет уже? Надо вставать и идти, идти дальше. Хотя она ведь не знает, куда идёт. Она просто увидела тропинку и побежала по ней, главное — прочь от того дома. Когда-нибудь настанет утро, и она поймёт, где находится. Может быть, если не упилит к тому моменту далеко-далеко в лес, где её никто не найдёт, конечно, но и она сама не найдёт никого.

И какого чёрта она вообще потащилась праздновать этот дурацкий Хэллоуин? Тем более, что всю последнюю неделю в университете на занятиях только и говорили, что о его разных, тьфу ты, культурологических аспектах — и про день всех святых, и про Самайн. Она сама готовила доклад о легендах и ритуалах этого дня, и большинство рассказчиков весьма определённо советовали не покидать дома в эту ночь. На худой конец, если уж упёрлась в гости — так не высовывай носа из-под крыши. Кто его знает, что ты можешь встретить этой ночью на улице!

Правда, пока именно на улице Оксана встретила только метель. А звери и чудовища находились под крышей, сидели у печного огня, жрали, пьянствовали, развратничали… и убивали.

Последняя мысль придала немного сил. Более того, Оксана подумала ещё, что раз не в силах человеческих ей помочь, то надеяться можно уже только на чудо. Особых чудес в её жизни не случалось, ни люди, ни высшие силы, если они вообще существовали, в этом плане никогда не проявляли к ней интереса. Крещена она не была, молиться не умела. Сама удивилась — чего это она думает о таком странном, когда нужно бежать и спасаться? Но ведь канун дня всех святых, или кто они там. А может быть, уже даже не канун — она не знала, сколько сейчас времени и не знала, когда у святых начинается новый день — с полуночи ли, с рассвета, и вообще по какому времени. Думать об этом — верный путь сойти с ума. Хотя… Вдруг среди этих всех-всех святых была какая-нибудь ослеплённая любовью дурища, которая по собственной глупости попала в опасную ситуацию, и каким-то чудом смогла из неё выпутаться и сохранить жизнь. И если так — пусть эта неизвестная Оксане святая даст ей ещё немного сил и не позволит замёрзнуть в лесу насмерть.

Хотя о чём это она, какая святая в лесу под Иркутском, в ноябрьскую метель! Глупости это всё. Пока ещё не совсем замёрзли ноги — нужно вставать и идти. А лучше бежать.

Тем более что порыв ветра донёс далёкие, но несомненные голоса.

Оксана снова бежала, бежала до тех пор, пока тропинка не влилась в грунтовую дорогу. Ладно, у дороги два конца, и пусть она, Оксана, бежит сейчас в правильную сторону.

Она не знала, что впереди — метель мела по-прежнему. А смотрела только под ноги. И услышала впереди звук, не похожий на вой ветра.

Оксана подняла голову и увидела перед собой асфальт. Новую дорогу, на которую её вывела грунтовка. Видимо, звук был от проехавшей машины.

Вдруг резкий порыв ветра сдул с луны облачное покрывало, и в неверном свете Оксана увидела километровый столбик характерного вида. Байкальский тракт!

Ну точно же, они ехали на дачу по тракту, потом свернули на грунтовку, потом вообще на какую-то просеку, по ней и добрались. А она, значит, сократила той тропинкой часть пути. Ладно, здесь хотя бы не заблудишься, нужно просто идти в сторону города, и всё. Когда-нибудь наступит утро, а потом будет какой-нибудь автобус из Листвянки в Иркутск.

Оксана шла, не останавливаясь, ветер со снегом дул в лицо, шапку она просто не надела ещё дома, а перчатки потерялись где-то в лесу. Капюшон всё время спадал, его приходилось держать руками. Ей казалось, что руки вот-вот отмёрзнут и отвалятся. Но она не останавливалась и шла вперёд.

Сначала послышался новый звук. Звук машины, летящей по припорошенному снегом асфальту с убийственной скоростью. Потом сзади возник свет фар.

Оксана никогда не ездила автостопом и никогда не тормозила машину на трассе. Это было страшновато, но в тот момент совсем замёрзнуть показалось ещё страшнее. Оксана неуверенно подняла закоченевшую руку… и громадный внедорожник, куда там Валеркиной машине, остановился как вкопанный точь-в-точь рядом с ней.

Оксана не могла сделать ни шагу, тогда дверь машины открылась, и задорный девичий голос изнутри сказал:

— Ну чего стоишь, совсем хочешь в сосульку превратиться? Садись, давай!

Оксана добрела до задней двери, открыла её и с трудом протолкнула замёрзшее тело внутрь.

— Здравствуйте, — еле слышно пробормотала она заледеневшими губами.

— Привет-привет, — отозвалась девушка с места рядом с водителем. — Тебе ведь в город?

— Да, — выдохнула Оксана.

— Нам как бы тоже, нормально. Тебя как зовут?

— Ксюха… Оксана.

— Меня — Лина, а это Элла, она моя сестра, но по-русски не говорит, не пугайся, — кивнула девушка на сумасшедшего водителя.

— Покажи хоть, кого подобрала, — произнесла вдруг девушка-водитель на чистом французском языке и обернулась к Оксане.

Лина включила свет в салоне. Оксана глянула и зажмурилась — на неё смотрела жуткая маска. Белое лицо, огромные чёрные глаза, ярко-алые губы. И копна тёмных вьющихся волос.

Оксане стало ещё страшнее, чем было, но она едва слышно пролепетала по-французски:

— Добрый вечер…

— И вам доброго вечера, сударыня, — кивнула страшная девушка и отвернулась.

Свет погас.

Машина мягко тронулась и полетела в сторону Иркутска.

1.2

Зима в этом году пришла непростительно рано. Линни никак не ожидала, что приехав в конце октября в Иркутск, застанет холод и едва ли не сугробы по колено. Нет, мозгом она понимала, что в этих краях всё может быть, но хотелось-то погулять по городу с друзьями, посидеть на камнях на берегу Байкала, может быть даже выбраться куда-нибудь в лес. Как же, три раза. Пришлось надевать тёплую куртку и шапку и бегать из дома в дом, от одних друзей или родственников к другим. И Элку-дуру с собой таскать, чтобы не кисла и в себя слишком глубоко не уходила, а то она может. Стоит её на полдня оставить одну — так и будет сидеть в отцовском доме в Листвянке и смотреть в стену, будто там что-то написано, что видит только она одна. Но стены у папы новые, обои на них тоже новые, ничего там не написано и смотреть на них, прямо скажем, нечего. Поэтому приходилось брать за руку и тащить в люди.

Единственное, что развлекало сестрицу — это покатушки по Байкальскому тракту. Рельеф приводил её в восторг, папа не пожалел своей большой машины, только чтобы Элочка не грустила, и они с Линни время от времени катались в Иркутск и обратно.

Линни было страшновато лететь в громадной тяжелой машине с горки на горку на сумасшедшей скорости, но Элка такое любила. Чёрт с ней, раз нравится — пусть катается.

Но вот тащиться из тёплого уютного дома, полного вкусной еды, в ночь Самайна, да ещё и в метель — это уже был полный бред, о чём Линни и известила сестрицу, не выбирая выражений. Поехали бы наутро, всё равно вечером собирались на мероприятие. Эла глянула спокойно, пожала плечами и попросила дать ключи от городской квартиры — мол, поедет одна и заночует там. А Линни пусть приедет утром, когда метель уляжется. Линни представила, как эта ненормальная будет объясняться с милицией, если вдруг таковая встретится на пути — нет, все документы были оформлены нормально, но ведь Элке плевать на ограничения скорости, и если что — отцу неприятности не нужны. Поэтому она крепко выругалась сначала про себя, потом вслух, собрала вещи на завтра и сложила их в багажник машины.

И еды не забыть, в городской квартире шаром покати, они сами там три дня назад всё съели. Элка-то не подумает, конечно, она только на машине гонять крутая, ну и ещё кое-что делать, да.

Ещё кто б её заставил шапку надевать! Максимум — капюшон, и то если уже совсем зубы стучат. Отец уже и до разума пытался достучаться, и орал — Элка, твою ж мать! Оденься, холодно же! Но она подходила к нему, утыкалась лбом в плечо и молчала. А потом шла и делала по-своему.

Ладно, сестра есть сестра. И если у неё временно мозги свихнуты — то нужно же кому-то ставить их на место?

Они проехали полпути до города, когда Эла вдруг сказала:

— Там, впереди, кто-то живой на дороге.

Ещё никого не было видно, и вообще было темно плюс метель. Но Линни ни на мгновение не усомнилась в словах сестрицы, ей это даже в голову не пришло. Кто-то живой — значит, так и есть.

— Ты бы предпочла неживого? — нервно хихикнула она.

— Мы не знаем, кого можем встретить в такую ночь. И какую личину он примет. Или она.

Надо же, соображает!

— И что ты предлагаешь?

— Если попросит — придётся подобрать.

— А вдруг он опасен?

— Разберемся, — Эла даже не пожала плечами, но Линни вспомнила о том, что у сестрицы есть и огнестрельное оружие, и разрешение на него, и пользоваться им она умеет.

В свете фар вскоре действительно показалась маленькая фигурка. Судя по всему, очень замерзшая.

— Молодая девушка. Едва жива, — сообщила Эла.

Девушка махнула рукой — еле заметно, сказать правду. Но Эла безропотно остановила машину. Девушка не двигалась. Тогда Линни высунулась наружу и зазвала её внутрь. Это помогло — открыла дверь, забралась. А холодом от неё веет — ну ничего ж себе замёрзла! Это откуда она такая взялась? На этом участке да с этой стороны вроде жилья близко нет. Ладно, пусть греется, разберёмся.

Правда, было смешно, когда Элка захотела её рассмотреть и обернулась к ней. Кажется, в тот момент девушка очень остро захотела оказаться обратно на морозе под снегом. Это Линни и домашние привыкли к Элкиному дикому депрессивному макияжу, а тут человек явно подумал, что из огня, да в полымя. Впрочем, Элка сразу же отвернулась.

Девушка — её звали Оксаной — была на вид самая обычная. Волосы русые, глаза светлые.

— Тебе в городе куда? — спросила у неё Линни.

Оксана вздохнула, озадачилась. Похоже, мысли так и забегали.

— Наверное… на вокзал.

Непонятно. Замёрзшей и растрёпанной — на вокзал?

— Встретить кого-то?

— Нет. Уехать. В Ангарск.

— А давно ночью электрички в Ангарск ходят? — сколько Линни помнила, это всегда было проблемой для всех живущих в Ангарске подружек и приятелей, опоздал на пять минут — а потом как хочешь, так и добирайся.

— Утра дождусь.

— Да ты, честно говоря, раньше совсем замёрзнешь, чем утро наступит, — покачала головой Линни.

— В тепле не замерзну, — прошептала Оксана едва слышно, только очень тренированное ухо смогло разобрать.

— Ладно, разберёмся, — Линни отвернулась и взглянула на Элу.

Та смотрела на дорогу с таким видом, будто подбирает на Байкальском тракте замёрзших незнакомых девушек по пять штук за ночь.

— Она безопасна, — проговорила Эла по-итальянски.

Еле слышно, но опять же для тренированного многими годами общения в школе под взглядами строгих преподавателей уха — нормально.

— Вот-вот, не бросать же, — продолжила Линни.

— Не бросать, — подтвердила Эла.

Сестрица следила за дорогой, Линни смотрела в окно на давно знакомые горки и ёлки, Оксану в тепле сморил сон.

Когда машина остановилась во дворе отцовского дома, Оксана встрепенулась.

— Где мы? — она беспомощно вертела головой.

— На Грязнова. В принципе, если ты хочешь, Эла тебя без проблем добросит до вокзала и там оставит. Но нам показалось, что лучше позвать тебя в нормальный дом до утра. А утром уедешь.

Оксана смотрела, не понимая.

— Переночевать? У вас? А кто у вас там ещё?

— Только мы, больше никого. Семья в Листвянке.

— Наверное, мне уже без разницы.

Линни не сразу отперла в темноте на ощупь дверь подъезда и заметила шевеление шторы на окне первого этажа рядом. Явно Лидия Петровна, соседка, не спит, будет ведь утром опять отцу звонить и жаловаться, что они ночью шарахаются, машину под окна ставят и никому спать не дают. Ну и хрен с ней.

Потом ещё с грохотом отпирали железную дверь между этажами и дверь в квартиру. Эла сбросила куртку, тяжелые ботинки, и пошла в кухню, Линни дождалась, пока Оксана зайдёт, и заперла допотопные засовы. Потом кивнула на диван в гостиной

— Так, дорогая находка. Туалет и ванная вон там по коридору, спать будешь здесь, извини, что у входа, но две другие комнаты традиционно занимаем мы. Постель я сейчас добуду. Есть хочешь?