Охотники за привидениями и Барбинелла

– Что это? – вскричал Анжу.

До его слуха донесся странный звук. «Дум!.. Дум!..» Словно невидимый великан вбивал гигантские сваи в землю...

Круша кирпич, навстречу осадной башне выползла огромная черепаха, чей панцирь сверкал на солнце мириадами огней. Голова чудовища была низко опущена, из ноздрей валил дым.

Под брюхом черепахи виднелись толстые, как бревна, когтистые лапы. Именно они издавали этот «дум-дум».

Солдаты принца на какое-то время застыли. Песня смолкла. Ни одному из этих головорезов даже в пьяном кошмарном сне не могло привидеться такое. Стальной монстр пер прямо на них. Его жгучее дыхание пригибало к земле бурьян и чертополох.

Внезапно черепаха остановила свой ход и откуда-то из ее недр раздался оглушительный свист (нам бы он напомнил обычный паровозный гудок).

Это было слишком. Как и все грешники, солдаты Анжу были людьми суеверными. Регулярное посещение костела не входило в распорядок дня этих людей, и где-то на задворках их сознания брезжила мысль о том, что Господь Бог прервет их развеселые кровавые каникулы на Земле каким-нибудь особо ужасным образом...

– Люцифер!! – вскричал кто-то. – Зверь! Зверь поднялся из глубин!!

– Это Он!! – подхватили другие, выпуская из ослабевших рук оружие и пятясь назад.

Некоторые тут же падали замертво.

Мастер Леонардо, скрючившись в тесной кабине «чудовища», довольно посмеивался. Одна рука его сжимала в руке ручку распределителя парового двигателя, другой он периодически нажимал на клапан, который выпускал сжатый пар в трубу с тонким выходным отверстием. Именно эта трубка и издавала страшный свист, так поразивший воображение головорезов Анжу.

За спиной мастера виднелись лоснящиеся от пота лица гвардейцев. Каждый из них дежурил у своей амбразуры, готовый открыть огонь по приказу Леонардо.

– Так что, стрелять или нет? – в нетерпении прошептал один из солдат. – У меня просто руки чешутся...

– Ни в коем случае! – грозно прошипел флорентиец. –Нечистая сила не палит из фитильных мушкетов. Пусть Анжу думает, что и в самом деле имеет дело с Люцифером... Мы его разделаем под орех без единого выстрела.

– Так ведь... – попытался было еще спорить гвардеец.

– Молчать!.. Руки поотрываю, – пообещал мастер.

Анжу молча смотрел, как его армия поворачивает назад. Осадная башня остановилась. Головорез, управляющий лошадьми, спрыгнул на землю и что было сил побежал прочь от замка. Из бойниц с криками проклятия и страха посыпались люди.

– Зве-ерь!! Люцифе-е-ер!!

Перепуганные лошади забились в упряжке, едва не разрывая поводья. Когда стальная черепаха приблизилась к ним на расстояние полета копья, битюги дружно развернулись и потопали в сторону принца, волоча за собой шедевр военно-инженерного искусства. Но не успели они преодолеть и четверти лье, как огромная башня накренилась набок, а затем с грохотом и треском рухнула в траву...

– Проклятье, – сквозь зубы процедил принц. – Это была моя самая любимая игрушка.

– Вероломный герцог сломал ее, ваше высочество, –эхом отозвался Демор.

– Он об этом еще пожалеет...

Анжу натянул поводья. Его черный конь, вырывая своими когтями куски дерна, развернулся и легкой рысью устремился прочь.

Мессир Демор еще некоторое время смотрел на разбегающееся войско, затем, высмотрев в бегущей толпе конного офицера, вскинул вверх руку. Конь остановился как вкопанный.

– Мессир! Там такое!.. Ой, мама родная!.. – заикаясь, кричал офицер.

– Знаю, – ровным: голосом произнес советник.

Неожиданным резким движением он столкнул всадника наземь. Затем уселся на коня и, выпрямившись в седле, как статуя Карла Великого, последовал за принцем. Офицер, плача и умоляя не бросать его на съедение стальному чудовищу, некоторое время бежал, цепляясь за сбрую. Затем споткнулся о торчащий из земли меч и растянулся на траве.

Спустя час все было кончено. Поле перед замком Клу было усеяно шлемами вражеских солдат и обломками осадной башни. Крестьяне из соседних деревень бродили по полю, выискивая среди травы обломки мечей, кинжалов и доспехов-, которые могут сгодиться в хозяйстве. Части осадной башни, обещавшие послужить хорошим: топливом, грузились на подводы.

Мастер Леонардо, под восторженные крики вернувшийся вместе со своим монстром на родную конюшню, теперь озабоченно осматривал пролом в крепостной стене.

– Не рассчитал занос при повороте, – развел он руками, обращаясь к герцогу Ламушу.

Тот, улыбаясь во весь рот, хлопнул мастера по плечу.

– Ерунда, дружище Винчи!.. Не комплексуй!

– Правда? А я все смотрел на эту брешь, и думал: почему бы нам не перестроить заново весь замок? Благо, что часть стены уже разрушена – меньше сносить придется... Самое-то главное: в голове у меня сложился совершенно гениальный проект!

Глава 3

Благодаря своим поразительным душевным качествам, а, главное – благодаря своей гениальности мастер Леонардо сумел завоевать расположение всех обитателей замка Клу, а также тех, кто так или иначе участвовал в его богатой событиями жизни.

Единственным исключением стала аббатисса Бабуа.

Это была на редкость здоровая и полнокровная особа пятидесяти пяти лет, обладательница полутора центнеров живого веса, неутомимого в работе желудка и необъятных легких, позволяющих аббатиссе издавать на редкость громкие и протяжные звуки.

Маленькие глазки были едва заметны на ее полном лице, однако в них-то и была сосредоточена вся внутренняя жизнь госпожи Бабуа. Глазки были серо-водянистые, колючие и, надо сказать, умные.

Едва только рыжий флорентиец объявился в замке, как аббатисса уже смекнула, что перспектива пострижения дочери Ламуша в монахини становится довольно туманной. По правде говоря, на это госпоже Бабуа было плевать с высокой башни. Но вместе с этой девчонкой Катрин от нее ускользали регулярные денежные пожертвования герцога, которые аббатисса уже мысленно распределила на несколько десятилетий вперед (десять акров земли под личный огород, летний отдых у отшельников на Ривьере, дюжина самых модных сутан из лучшего китайского шелка, а также кое-какое золотишко на черный день).

И все рушится из-за; какого-то выскочки-итальяшки!

«Это- он нарушил, скорбное величие замка... – со злостью думала Бабуа. – Своим козлиным смехом, своими глупыми анекдотами и изобретениями он осквернил память покойной герцогини! О, какой подлец этот Леонардо!.. Безбожник. Еретик. Приспешник сатаны. Арианец (самое непечатное ругательство у средневековых монахов – Прим, автора). Ему еще невдомек, что значит стать на пути у самой Бабуа!..»

Надо сказать, что мастер Леонардо делал неоднократные попытки наладить отношения со строптивой аббатиссой. Во время деловых визитов госпожи Бабуа к герцогу он неоднократно порывался завязать с ней милую беседу, а однажды поднес набор только что собственноручно изобретенных электрических бигуди.

Ничего не помогало. Аббатисса упорно отказывалась замечать флорентийца, а электрические бигуди были преданы анафеме и торжественно сожжены во внутреннем дворике монастыря. Пепел был сброшен в реку.

Леонардо в конце концов решил прекратить бесполезные попытки. Благо что повод к этому был. Близился день рождения маленькой Катрин, а мастер поклялся себе, что сделает для очаровательной, доброй (что было редкостью в герцогских семьях того времени) и сообразительной девочки какой-нибудь исключительный подарок.

С Катрин он подружился в первый же день своего пребывания в замке. Она была единственной, кто восторженно кричал и хлопал в ладоши, когда западная башня медленно заваливалась набок. Впоследствии именно Катрин посоветовала итальянцу заменить порох в системе центрального отопления на сухой коровий навоз. Девочка проводила долгие часы вместе с Леонардо, копаясь вместе с ним в фолиантах отцовской библиотеки и высказывая иногда на редкость зрелые суждения.

При всем при этом она оставалась живым, непосредственным ребенком с добрым и легко ранимым сердцем. Искушенным глазом опытного сердцееда Леонардо безошибочно определил, что лет через пяток Катрин будет первой красавицей не только в окрестностях Клу, но и много дальше. Пожалуй, девочка станет сенсацией при дворе французского короля.

Разве можно было оставить такое, дитя без самого замечательного на свете подарка?..

Леонардо, как это было ему свойственно, принял решение простое и в то же время гениальное. Он решил сделать для Катрин куклу. Только не простую куклу, а... Да, именно волшебную.

Едва только слово «волшебство» вылетело за пределы мастерской Леонардо, как обитатели Клу стали передвигаться по замку на цыпочках, а разговаривать только шепотом. Нет, никто не сомневался в том, что из-под руки мастера выйдет нечто в самом деле гениальное. Но, наученные горьким опытом, герцог Ламуш и его придворные не могли поручиться, что это «нечто» не взорвется при неосторожном колебании воздуха.

Сам мастер никого не посвящал в подробности. Он на несколько дней заперся в своей лаборатории, время от времени отправляя посыльного в ближайший крупный город Амбуаз за свечами, столярным клеем, философским камнем и прочими мелочами.

На день рождения Катрин съехалось немало знатных гостей. Среди приглашенных были сам король Франциск и епископ Дижонский. И тот и другой прибыли с пышными свитами; каждый из придворных привез с собой кучу слуг, у которых имелись свои слуги... Короче, гостей было превеликое множество.

К нашему великому разочарованию, здесь была и аббатисса Бабуа с двумя монахинями. Каждая монахиня была снабжена небольшим пакетиком из небеленого холста, куда следовало класть пожертвования. Вышитая готическими буквами надпись на холсте обещала взамен вечную жизнь на небесах.

Столы накрывали в большой гостиной зале, которая по занимаемой площади соперничала со стадионом: в Уэмбли. И тем не менее здесь яблоку негде было упасть.

По обычаям того времени именинница сидела во главе стола, выполняя функции хозяйки (что выходило у Катрин довольно похоже на правду). Гости с шумом уселись на свои места и первым делом прикончили небольшое стадо поджаренных на вертеле волов. Радостно галдя, они щедро подливали себе из кувшинов крепленое вино. Тосты и поздравления в пятнадцатом веке было принято произносить, лишь хорошенько заморив червячка и утолив жажду. Подарки, соответственно, вручались после тостования.

– Дражайшая девочка, – вытирая усы, поднялся с места захмелевший король. – Я – старый, испещренный боевыми шрамами солдат... Да, не скрою: я хотел стать философом, поэтом, бродячим актером, слепым музыкантом. Увы... Высшие политические соображения потребовали, чтобы я стал национальным героем и больше не рыпался... Война сделала эти руки, – Франциск поднес к самому лицу свои ладони, – грубыми и мозолистыми. Когда я хочу кого-нибудь приласкать, мозоли от рукоятки меча царапают нежную кожу. И тогда я думаю: а зачем пришел я в этот мир? И вообще – кто я такой?

Король опустил голову, глубоко задумавшись. Он соображал долго, но так и не смог ответить на вечные вопросы бытия.

– Ладно, – вдруг очнулся он от оцепенения. – Будем здоровы. И одним махом опрокинул в себя золотой кубок.

Гости облегченно зашумели, засмеялись. Откуда-то взялся коллектив слепых бардов, которые выстроились по росту и от имени всех присутствующих поздравили Катрин веселой песенкой из пятидесяти девяти куплетов (в то время так было принято).

Принесли еще стадо волов, а к ним – водоем сладкого крепкого вина.

Мастер Леонардо решил, что подвыпившие феодалы скоро начнут рассказывать всякие сальные истории, Катрин, естественно, придется отправить спать, а потому с подарком следует поторопиться.

– Досточтимые дамы и господа, – обратился он к присутствующим. – Мадам и мсье. Я давно живу в этом гостеприимном замке и, сдается мне, буду считать время, проведенное здесь, самыми счастливыми днями своей жизни.

– Ты – молоток! – вскричал Франциск. – Уважаю! Качать героя!..

К счастью, никто из окосевших гостей в данный момент не принимал короля всерьез.

– Спасибо, ваше величество, – поклонился Винчи.

Затем он повернулся к Катрин и продолжил:

– Я преследуем навязчивой идеей хоть как-то отблагодарить вас за то радушие и терпимость, какие вы являете по отношению к моей шумной и деятельной персоне... В этом направлении мной делались неоднократные отчаянные попытки, но то, что вышло в результате, ни в коей мере несоотносимо с добротой и теплом, получаемым от вас... Кстати, – Леонардо вдруг изменился в лице и отцепил от пояса блокнот, с которым никогда не расставался, – кажется, я открыл первый закон термодинамики...

Наскоро что-то пометив в блокноте, Винчи вновь обратился к гостям:

– Короче, я приготовил подарок, который, надеюсь, надолго останется для Катрин доброй памятью о дядюшке Леонардо. Я – плохой воспитатель, и, боюсь, не слишком заботливый наставник. Однако свою непосредственную функцию гениального механика и изобретателя я постарался выполнить с честью... Будьте добры, внесите подарок.

Заинтригованные гости притихли.

Трое слуг проворно метнулись за дверь и через минуту вернулись, держа в руках огромный сверток. Сверток был водружен прямо на стол. Винчи изящным движением руки сбросил тонкое покрывало и вдоль столов пронесся невольный вздох восхищения.

Между двумя блюдами, наполненными обглоданными говяжьими костями, высилась огромная кукла. Она изображала девочку возраста Катрин и ростом была почти с именинницу. У нее были светлые волосы, голубые глаза, тонкая загадочная улыбка (впоследствии более-менее удачно повторенная Леонардо на известном полотне «Мона Лиза»).

Пока остолбеневшие гости глазели на это чудо, кукла медленно наклонила голову и отчетливо произнесла на хорошем французском:

– Bon soir, Catrine.

За столом раздался восторженный рев. Король Франциск не нашел слов для выражения своего восторга и упал со стула. Маленькая Катрин широко открытыми глазами смотрела на куклу... Все были уверены, что видят перед собой одно из гениальнейших творений пятнадцатого века. Сам Леонардо не торопился спорить с ними.

Только аббатисса Бабуа не обнаружила особой радости при виде этого замечательного подарка. Она брезгливо оттопырила влажную нижнюю губу и торопливо перекрестилась:

– Чур меня, чур, чур...

Ее монахини склонили головы и зашептали слова охраняющей молитвы.

– Одну секунду, – поднял руку мастер, снова вставая из-за стола. – Катрин, я хотел сказать тебе, что эту куклу зовут Барбинелла. Запомни это имя, малышка... Она – не простая кукла. Она...

– Довольно! – прервал его резкий окрик с другого конца стола.

Конечно, это был голос аббатиссы. Гости недоуменно обернулись к ней.

– Извините, досточтимый мсье Леонардо, – продолжала Бабуа своим хорошо поставленным командирским голосом, – но боюсь, что маленькая девочка и так слишком перевозбуждена поздним застольем и обилием гостей. Ваша игрушка, без сомнения – чудное творение рук человеческих (а может, и еще чьих-то...), но, если мы хотим, чтобы именинница спала этой ночью спокойно, без кошмаров, нам лучше на некоторое время воздержаться от речей и отправить малышку спать. Ведь ты устала, Катрин, не правда ли?

Аббатисса выразительно глянула на девочку. Монахини с удвоенной скоростью зашептали свои молитвы.

– Спасибо, матушка Бабуа, – тихо ответила Катрин, – но я чувствую себя превосходно.

– Не обольщайся, моя милая. Если ты спустя пять минут не ляжешь в кровать, ночью тебя будет мучить злой тролль, который приходит ко всем непослушным детям... Или я не права, сир Ламуш?

Герцог, уже успевший опрокинуть в себя полбочонка светлого пива, с сожалением оторвался от беседы с одной из придворных брюнеток Франциска.

– Катрин, доченька, – произнес он. – Ступай спать, солнышко.

– Хорошо, папенька, со вздохом согласилась девочка. – Мне будет позволено взять с собой куклу?

– Ни в коем случае! – прогремел голос аббатиссы. – Ребенок не сможет заснуть!

– Это еще почему, сударыня? – Леонардо больше не мог терпеть нахальства Бабуа. – Вас еще никто не нанимал в гувернантки к Катрин!

– В гувернантки?!

Обвислые щеки госпожи Бабуа затряслись от негодования, грозя в любую минуту оторваться и с хлюпаньем упасть на пол.

Меня – в гувернантки?! Да вы знаете, с кем имеете дело?

– Да, – признался флорентиец. – Мне кажется, я вас где-то видел...

Епископ Дижонский, лояльный мягкосердечный старик, поторопился перевести разговор в другое русло. Но тут король Франциск издал громкий отрыгивающий звук, который означал, что сейчас французский монарх расскажет какой-нибудь сальный анекдот.

Нянюшка поторопилась увести Катрин в спальню... Вечеринка продолжалась до трех часов ночи, пока последнее блюдо с индейкой не оказалось опустошенным, а последний гость не свалился без чувств под стол.

...Утром слуги обнаружили, что чудесная кукла куда-то исчезла. Леонардо помнил, что последний раз видел Барбинеллу в углу у окна, куда он сам ее и поставил. Однако в гостевой зале ничего, кроме говяжьих костей и разбросанных листьев салата, обнаружить не удалось. Весь замок подвергся самому тщательному обыску, но – тщетно.

Катрин безутешна. Сквозь слезы она повторяла, что это проделки злой аббатиссы Бабуа.

Но при всем наличии у людей раннего Возрождения воспаленного воображения, поверить в это было трудно. Тучная, дородная аббатисса – и какая-то кукла? Нет, ерунда.

– Может, кто-то из гостей потушил о Барбинеллу курительную трубку? – предположил дворецкий.

Катрин, представив себе эту ужасную картину, разрыдалась в три ручья... В конце концов версия о самовоспламенении подарка Леонардо была официально утверждена.