– Черник стар, он почти выжил из ума. Он не смог бы продумать такую сложную интригу. Но неужели он не удивился тому, что граф Брасс торчит на болотах и плачется всем встречным на судьбу? Это не в его духе. Если бы граф Брасс оказался здесь, то отправился бы сразу в замок. Если бы он считал меня виноватым, то призвал бы меня к ответу.
– Ты говоришь так, словно веришь словам Черника.
Хоукмун вздохнул.
– Мне надо узнать больше. Надо найти Черника и расспросить его…
– Я пошлю в город кого-нибудь из слуг.
– Нет. Я сам поеду в город и всё узнаю.
– Ты уверен?
– Я обязан это сделать. – Хоукмун поцеловал жену. – Я положу конец этим сплетням сегодня же вечером. Почему мы должны терпеть какого-то призрака, которого даже не видели?
Он набросил на плечи плотный плащ из темно-синего шелка, снова поцеловал Иссельду, а потом вышел во двор и приказал седлать рогатого коня. Спустя несколько минут он выехал из замка и спустился по спиральной дороге в город. Всего несколько огней горело в Эг-Морте, хотя предполагалось, что в городе праздник. Очевидно, на горожан сцена на арене для боя быков произвела такое же тягостное впечатление, как на Хоукмуна и его гостей. Когда Хоукмун поехал по улицам, задул ветер, суровый мистраль Камарга, который все местные называли Ветром Жизни, поскольку считалось, что именно ветер спас их земли во время Трагического Тысячелетия.
Если искать Черника, то наверняка в одном из трактиров на северной оконечности города. Хоукмун поехал туда, позволив лошади идти удобным для нее шагом, – ему очень не хотелось скорого повторения утренней сцены. Он не желал снова выслушивать наветы Черника, ведь эта ложь бесчестила всех, даже графа Брасса, о любви к которому говорил Черник.
Старые питейные заведения в северной части города строились в основном из дерева, только фундаменты складывались из белого камня Камарга. Деревянные стены обычно красили в яркие цвета, а на некоторых, самых популярных заведениях красовались даже целые картины – одни изображали подвиги самого Хоукмуна, другие – ранние деяния графа Брасса, до того, как он приехал спасать Камарг, поскольку граф Брасс участвовал почти во всех знаменитых сражениях своего времени (и зачастую был их первопричиной).
И действительно, большинству трактиров дали названия в честь битв графа Брасса, а также в честь четверых героев, которые спасли Рунный посох. Один трактир назывался «Мадьярская кампания», другой «Битва при Каннах». Были здесь «Форт Балансия», «Девять выживших», «Кровавое знамя» – всё в память о сражениях графа Брасса. Черник, если уже не валяется в какой-нибудь канаве, обязательно найдется в одном из них.
Хоукмун вошел в ближайшую дверь, «Красный Амулет» (в честь таинственного камня, который когда-то он сам носил на шее), и обнаружил, что в кабаке полно старых солдат, многих из которых он узнал. Все они были изрядно пьяны, в руках держали большие стаканы с вином и пивом. Среди них едва ли нашелся бы хоть один без шрамов или увечий. Смеялись они хрипло, но достаточно тихо, – громко они только пели. Хоукмун обрадовался, оказавшись в их компании, он здоровался со всеми, кого знал лично. Подошел к однорукому славянцу, еще одному солдату графа Брасса, и приветствовал его с искренней теплотой.
– Йозеф Ведла! Добрый вечер, капитан. Как поживаешь?
Ведла заморгал и попытался улыбнуться.
– И тебе добрый вечер, мой господин. Давно мы не видели тебя в наших тавернах. – Он опустил глаза, внезапно заинтересовавшись содержимым своего стакана.
– Позволь я угощу тебя молодым вином? – сказал Хоукмун. – Я слышал, в этом году оно удалось как никогда. Может быть, и другие старые товарищи присоединятся?
– Нет, благодарю, мой господин. – Ведла встал. – Я уже и без того выпил слишком много. – Он неловко набросил плащ одной рукой.
Хоукмун сказал тогда прямо:
– Йозеф Ведла, ты веришь тому, что Черник встречал на болотах графа Брасса?
– Мне пора идти. – Ведла направился к низкой двери.
– Капитан Ведла, стоять!
Ведла неохотно остановился и медленно обернулся, чтобы взглянуть на Хоукмуна.
– Ты веришь, что граф Брасс обвинял меня перед ним в предательстве? Что я заманил самого графа Брасса в западню?
Ведла нахмурился.
– Одному Чернику я бы не поверил. Он совсем стар, он помнит только свою молодость, когда сражался вместе с графом Брассом. Наверное, я не поверил бы ни одному из ветеранов, что бы они ни говорили, потому что все мы до сих пор скорбим о графе Брассе и хотели бы его возвращения.
– Так же, как и я.
Ведла вздохнул.
– Я тебе верю, мой господин. Хотя нынче я в меньшинстве. Во всяком случае, многие просто сомневаются…
– Кто еще видел призрака?
– Несколько купцов, поздно возвращавшихся в город через болота. Один молодой ловец быков. И даже один из стражников утверждает, что во время дежурства на восточной башне видел вдалеке силуэт. Он сразу узнал в этом силуэте графа Брасса.
– Ты знаешь, где сейчас Черник?
– Скорее всего в «Форсировании Днепра», в конце переулка. В последнее время он тратит свою пенсию там.
Они вышли на мощеную улицу.
Хоукмун сказал:
– Капитан Ведла, ты можешь поверить, что я предал графа Брасса?
Ведла потер усеянный оспинами нос.
– Нет. Как и многие другие. Трудно представить тебя предателем, герцог Кёльн. Однако истории твердят нам это. Каждый, кто встречался с этим… с привидением, повторяют одно и то же.
– Но ведь граф Брасс – живой или мертвый – не стал бы мотаться вокруг города, жалуясь первому встречному. Если бы он захотел, если бы решил отомстить мне, неужели ты думаешь, что он не пришел бы и не заявил об этом прямо?
– Верно. Граф Брасс не стал бы колебаться. Однако, – капитан Ведла слабо улыбнулся, – мы также знаем, что привидения обязаны вести себя так, как полагается привидениям.
– Так ты веришь в призраков?
– Я не верю ни во что. Я верю во всё. Сам мир научил меня этому. Взять хотя бы события, связанные с Рунным посохом: в силах ли нормальный человек поверить, что всё это было на самом деле?
Хоукмун невольно повторил улыбку Ведлы.
– Я тебя понимаю. Что ж, доброй ночи, капитан.
– Доброй ночи, мой господин.
Йозеф Ведла направился в противоположную сторону, когда Хоукмун повел коня вниз по улице, туда, где виднелась вывеска трактира «Форсирование Днепра». Краска на вывеске облупилась, да и сам трактир просел, как будто из-под крыши вынули среднюю балку. Он казался весьма неприятным местом, и от него разило смесью запахов: кислое вино, навоз, грязь и блевотина. Было ясно, почему его предпочитают настоящие пьяницы – здесь явно можно выпить больше, а заплатить меньше.
Внутри было почти пусто, когда Хоукмун просунул голову в дверь и вошел. Комнату освещало несколько факелов и свечей. И Хоукмун убедился, что первое впечатление его не обмануло: нечистый пол, грязные скамьи и столы, всюду валяются старые мехи для вина, стоят дешевые, деревянные и глиняные, кружки, по углам сидят, нахохлившись, или лежат бедно одетые мужчины и женщины. В «Форсирование Днепра» народ ходил не для того, чтобы повеселиться, а чтобы напиться как можно быстрее.
Из темноты выскользнул маленький неопрятный человечек с ореолом черных, засаленных волос вокруг лысины, он улыбнулся Хоукмуну.
– Эля, мой господин? Доброго вина?
– Черник, – сказал Хоукмун. – Он здесь?
– Ага. – Человечек ткнул большим пальцем в сторону двери, на которой было написано «Уборная». – Освобождает место для новой порции. Он скоро будет. Мне поторопить его?
– Нет. – Хоукмун огляделся и присел на скамью, которая показалась ему чище других. – Я подожду.
– Чашу вина, пока ты ждешь?
– Хорошо, неси.
Хоукмун не притронулся к вину, дожидаясь возвращения Черника. Наконец старый ветеран вывалился из уборной и двинулся прямо к стойке бара.
– Еще флягу, – пробурчал он. Принялся хлопать по карманам, отыскивая кошелек. Хоукмуна он не заметил.
Хоукмун поднялся из-за стола.
– Черник.
Черник развернулся и чуть не упал. Рука потянулась к мечу, который он давным-давно заложил в обмен на выпивку.
– Пришел убить меня, предатель? – Его блеклые глазки медленно сфокусировались, наполняясь ненавистью и страхом. – Я должен умереть, потому что сказал правду? Да если бы граф Брасс был здесь… Знаешь, как называется трактир?
– «Форсирование Днепра».
– Вот именно. Мы сражались бок о бок, граф Брасс и я, когда переправлялись через Днепр. Мы бились с армиями принца Рухтофа, с его казаками. И в реке было столько мертвых тел, что она то и дело меняла русло. А в конце концов все армии принца Рухтофа полегли, остались только мы с графом Брассом, да еще двое наших.
– Я знаю эту историю.
– Тогда ты знаешь, что я храбр. Что я тебя не боюсь. Убивай, если хочешь. Но этим ты не заставишь замолчать самого графа Брасса.
– Я пришел не для того, чтобы ты умолк, Черник, я пришел послушать тебя. Расскажи мне еще раз, что ты видел и слышал.
Черник с подозрением покосился на Хоукмуна.
– Я уже рассказывал тебе днем.
– Хочу послушать еще раз. Только без нелепых обвинений. Перескажи мне еще раз слова графа Брасса, как ты их помнишь.
Черник пожал плечами.
– Он сказал, что ты положил глаз на его дочь и на его земли еще в первый раз, когда приехал сюда. Он сказал, что ты несколько раз выказывал себя предателем еще до того, как вы познакомились. Он сказал, что ты сражался в Кёльне с Темной Империей, а потом перешел на сторону этих тварей и, по слухам, даже сам убил собственного отца. А потом ты пошел против Империи, решив, что теперь достаточно силен, однако гранбретанцы тебя победили, заковали в цепи из золоченого железа и отвезли в Лондру, где ты, в обмен на жизнь, согласился помогать им, строя козни против графа Брасса. Из Лондры ты отправился в Камарг и тут решил, что легче будет снова предать нынешних хозяев. Так ты и сделал. Потом ты использовал друзей – графа Брасса, Оладана, Боженталя и Д’Аверка – в борьбе с Империей, а когда они перестали быть тебе полезными, ты устроил так, чтобы они погибли в битве за Лондру.
– Убедительная история, – угрюмо заметил Хоукмун. – Вполне согласуется с фактами, только оставляет в стороне те подробности, которые оправдывают мои поступки. Ловкая подтасовка, ничего не скажешь.
– Ты хочешь сказать, что граф Брасс лжет?
– Я хочу сказать, что тот, кого ты видел на болоте, – призрак он там или человек – не граф Брасс. Я знаю, что говорю правду, Черник, потому что на моей совести нет предательства. Граф Брасс знает правду. Так с чего бы ему лгать после смерти?
– Я знаю графа Брасса, и я знаю тебя. Я знаю, что граф Брасс не стал бы лгать об этом. Да, он был хитрым дипломатом, это всем известно. Но друзьям он говорил только правду.
– Значит, тот, кого ты видел, не граф Брасс.
– Тот, кого я видел, граф Брасс. Его призрак. Граф Брасс, каким он был, когда я скакал рядом с ним, держа его знамя, когда мы в Италии выступали против Лиги Восьмерых, за два года до того, как прибыли в Камарг. Я знаю графа Брасса…
Хоукмун нахмурился.
– И что же он сообщил тебе?
– Что он ждет тебя на болотах каждую ночь, чтобы отомстить.
Хоукмун сделал глубокий вдох. Поправил перевязь с мечом.
– В таком случае отправлюсь к нему сегодня же.
Черник посмотрел на Хоукмуна с интересом.
– И ты не боишься?
– Нет. Я знаю, что тот, кого ты видел, не может быть графом Брассом. С чего бы мне бояться самозванца?
– А может, ты не помнишь, как предал его? – с сомнением предположил Черник. – Может, всё это сделал тот камень, который был у тебя во лбу? Вдруг это Черный Камень заставил тебя совершить всё это, а когда его вынули, ты просто забыл всё, что успел натворить?
Хоукмун слабо усмехнулся Чернику.
– Спасибо за предположение, Черник. Но я сомневаюсь, что Черный Камень до такой степени подчинил меня. Его действие заключалось несколько в ином. – Он нахмурился. На мгновенье задумался: а вдруг Черник прав? Какой кошмар, если всё было именно так… Но нет, не может быть, чтобы это оказалось правдой. Иссельда непременно узнала бы всё, как бы он ни старался скрыть. Иссельда ведь уверена, что он не предатель.
Однако кто-то бродит по болотам, пытаясь настроить против него народ Камарга, и он обязан разобраться с этим раз и навсегда – он заставит этого призрака рассказать людям вроде Черника, что никогда никого не предавал.
Чернику он больше ничего не сказал, вышел из трактира, сел на тяжелого черного жеребца и развернул его в сторону городских ворот.
Хоукмун выехал на залитые лунным светом болота, прислушиваясь к первым далеким завываниям мистраля, ощущая на щеках его ледяное дыханье, глядя, как подергиваются рябью поверхности лагун, как камыш пускается в пляс, предвкушая, что через несколько дней ветер войдет в полную силу.
Хоукмун снова позволил коню самому выбирать направление, потому что животное знает болота лучше. А сам он между тем вглядывался в сумрак, озираясь по сторонам, – высматривал призрака.
Глава вторая
Встреча на болоте
Над болотами звучал концерт: бульканье и шуршанье, покашливание, тявканье и уханье – это ночные животные занимались своими делами. Иногда какой-нибудь крупный зверь нечаянно выдвигался из темноты навстречу Хоукмуну и тут же исчезал, поняв свою оплошность. По временам от какого-нибудь бочага доносился громкий всплеск, когда филин-рыболов хватал добычу. Однако герцог Кёльнский, углубляясь в болота всё дальше и дальше, так и не увидел ни одного человека: ни живого, ни призрака.
Дориан Хоукмун пребывал в смятении. Он злился. Он-то всё время мечтал о размеренной, простой, тихой жизни. Единственные проблемы, которые представлялись ему вероятными, были связаны с разведением скота и урожаем, а еще с подрастающими детьми.
И вот надо было возникнуть этой проклятой загадке. Даже угроза близкой войны не обеспокоила бы его так сильно. Война, пусть даже с Темной Империей, представлялась совсем простой штукой по сравнению с этим. Если бы он увидел барражирующие в небе орнитоптеры Гранбретани, если бы на горизонте появилась армия в звериных масках и на диковинных повозках, со всей прочей причудливой амуницией Темной Империи, он знал бы, что делать. Или если бы его призвал Рунный посох, он знал бы, как поступить.
Но это нечто невидимое. Как ему бороться со слухами, с привидениями, когда старые друзья вдруг ополчились на него?
Его рогатый жеребец всё дальше топал по тропе, ведущей через болота. По-прежнему вокруг не было никого, кроме самого Хоукмуна. Он начал уставать, поскольку встал утром раньше обычного, готовясь к празднику, и стал подозревать, что никого не найдет, что Чернику и всем прочим это все-таки пригрезилось. Он улыбнулся про себя. Какой же он дурак, что всерьез воспринял болтовню пьяницы.
И конечно же. призрак появился именно в этот момент. Он сидел на безрогом боевом коне бурой масти, покрытом попоной из красноватого шелка. Доспех сверкал в лунном свете, как будто отлитый из тяжелой меди. Начищенный медный шлем выглядел просто и практично, как и начищенный медный нагрудник, и поножи. С головы до ног фигура была упакована в медь, перчатки и сапоги сделаны из кожи, но укреплены медными кольцами. Ремень заменяла медная цепь, соединенная огромной медной пряжкой, и на ней висели медные ножны, хотя в ножнах явно покоилась не медь, но добрая сталь. Палаш. И еще лицо: золотисто-карие глаза, сурово и пристально глядящие, густые рыжие усы, рыжие брови и бронзовый загар.
Это мог быть только он.
– Граф Брасс! – выдохнул Хоукмун. А потом он закрыл рот и принялся рассматривать человека, потому что видел своими глазами, как граф Брасс погиб на поле боя.