– Где этот человек, Лаврентий?
– В Монино.
– Привези его ко мне, вечером. Все это поставь вон туда, в шкаф. И до вечера.
Когда Берия вышел, Сталин сказал Поскребышеву, что занят, подошел к шкафу и вытащил из него пулемет. Легкий, меньше 8 килограммов, с ленточным питанием и сошками. Сталин поднял крышку и посмотрел вовнутрь. Отбросил в сторону ленту и закрыл крышку. Поднял пулемет к плечу, даже с его не очень хорошо работающей рукой это оказалось совсем нетрудно. Оптический прицел. Нет, сейчас это – лишнее. Покрутив его еще немного в руках, поставил на место и взял в руки винтовку. Отсоединил магазин: стандартный винтовочный патрон, сдвинул предохранитель и оттянул затвор, отпустил, затвор глухо щелкнул, Сталин вскинул винтовку и прицелился через окно. Тоже очень удобная и легкая винтовка. Сухо щелкнул спуск. Сталин присоединил магазин. Несомненно, нужно копировать и запускать в производство. «А это что?» – подумал он, подняв легкую, слегка изогнутую, явно пластмассовую вещицу. На одной стороне было написано «к противнику». Крутить ее в руках он не стал, аккуратно поставил на место. С таким же интересом осмотрел пистолет в пластмассовой кобуре. Он ему не понравился: слишком тяжелый для него. Тем не менее большое количество патронов в магазине – это удобно в бою в городе и стесненных условиях. Патроны ему были незнакомы. Дослав магазин на место, Сталин вложил пистолет в кобуру и еще раз взял в руки партбилет. Что-то насторожило его в нем. Да, вот что! Нигде он не увидел ставший уже привычным собственный профиль. «Если он говорит, что мы выиграли эту войну, то почему снят мой профиль? Странно!» Он взял пакет с личными вещами неизвестного разведчика и пошел к столу. Неторопливо набил трубку и прикурил. Так, что здесь: газета «Правда» за 21 июля 1980 года. Странный орден, он достал лупу: Октябрьская революция. На первой странице: открытие Олимпийских игр в Москве, странного вида пузатый медвежонок, победа в стартовом матче чемпионата по футболу: СССР-Венесуэла – 4:0, прыжки в длину: золото и серебро у СССР. В борьбе победил Вахтанг Благидзе из Грузии. На пятой странице мировые новости. Странно, если он говорит, что идет война, то почему в газете об этом ни одного слова? Они что, не понимают, что это сплачивает народ? Так, это что? Фотографии. Это, видимо, он сам, какой-то странного вида парашют, незнакомые танки и машины. Огромный толстопузый самолет без винтов, из которого выезжают танки. Фотографий немного. Это что? Он вздрогнул, когда неожиданно открылась крышка плейера. Внутри лежала еще одна коробочка. Захлопнув крышку, он отложил в сторону незнакомый прибор. Пластмассовый карандаш c металлическим грифелем. Провел им по бумаге и попытался стереть появившуюся черту. Не стирается, это – ручка. Покрутил в руках, отложил в сторону, взял опять фотографию и внимательно рассмотрел лицо. Он считал себя хорошим физиономистом. Лицо ему понравилось, даже несмотря на большой шрам, пересекавший его. Отодвинув от себя вещи, Сталин раскурил погасшую трубку. «Это знак! Знак свыше! И его надо использовать! На все сто. Этот человек знает многое и может повлиять на весь ход войны. Интересно, как он сюда попал? А вдруг удастся попасть обратно и получить помощь от СССР восьмидесятого? Зря я сказал, чтобы его привезли вечером. Надо немедленно с ним поговорить». Он снял трубку и попросил соединить его с Берия.
– Лаврентий, я передумал. Привези его сейчас! – и положил трубку.
Я вышел из душа посвежевшим и чисто выбритым. Куда-то надо повесить выстиранную гимнастерку. Я вышел из комнаты, напротив сидел сержант. Он встал и спросил:
– Вам что-нибудь требуется?
– Где можно повесить и просушить гимнастерку?
– Давайте, я сейчас распоряжусь об этом. А вас просили не выходить из комнаты.
«Блин, как под арестом! Впрочем, это, скорее всего, и есть арест, а я теперь – подопытный кролик! Фиг с ним. Потерпим». Отдав постирушки сержанту, вернулся в комнату, открыл окно и закурил. Все, кроме гимнастерки, брюк и кроссовок у меня забрали. Хорошо, что оставили сигареты и одну зажигалку. Время тянулось мучительно медленно. В дверь постучали.
– Войдите!
– Вас просили быть готовым к выезду.
– Мне нужна моя гимнастерка, утюг и чистый подворотничок.
– Одну минуту.
Оба на! А я таким утюгом пользоваться не умею! Пришлось сказать об этом лейтенанту госбезопасности. Он странно посмотрел на меня, но, вышел в коридор, и, через минуту, вместе с ним вошла женщина, которая быстро отпарила и просушила гимнастерку, и, так же быстро, пришила подворотничок, с интересом рассматривая полевые погоны.
– Мне еще сапоги нужны, сорок второй размер.
Принесли сапоги, а я прикрутил на место Красную Звездочку. В комнату вошел Берия.
– О, на человека стал похож. Поехали!
Насколько я ориентируюсь, мы где-то в Монино, недалеко от аэродрома. Едем в Москву, в центр.
– Вас вызывает товарищ Сталин. Обращайтесь к нему только так, пожалуйста.
Мы вошли в кабинет, я никогда не был в этом дворце Кремля и с интересом его рассматривал. Кабинет Сталина особого впечатления не произвел: длинный, т-образный стол, развешенные карты Европы и Европейской зоны СССР. Отмечены фронты. Даже представляться не пришлось!
– Здравствуйте, товарищ Найтов!
– Здравия желаю, товарищ Сталин.
На столе разложено мое снаряжение. Даже камуфляж, все, до последней мелочи. Кроме духовых трубок. Так как на столе стоял и диктофон, я понял, что Сталин прослушал запись моего допроса Берией.
– Товарищ Найтов, вы знаете, кто изобрел это оружие и где оно производится?
– Да, конечно. Это пулемет Калашникова модернизированный, образца шестьдесят восьмого года. Калашников сейчас сержант и служит на каком-то танковом полигоне под Москвой. Кроме этого пулемета, вся армия вооружена его автоматами и пулеметами калибра 5,45 мм, до этого его же автоматами 7,62 мм. Все это оружие считается лучшим и самым безотказным в мире. Это – снайперская винтовка Драгунова, он служит сейчас в Приморском крае оружейным мастером. Пулемет и винтовка сделаны на Ижевском оружейном заводе. Автоматический пистолет Стечкина сделан на Тульском оружейном заводе. Создан там же. Конструктор Стечкин должен быть на заводе. Это управляемая противопехотная мина МОН-50. Это вот – прицел, позволяющий навести ее на цель. Это – два отверстия для взрывателей. Используется или с радиовзрывателем, или с обычным. Внутри – картечь и взрывчатка. У нас изготавливается четыре вида таких мин. «Пятьдесят» – это дальность разлета осколков. Одна такая мина может уничтожить взвод. Очень проста в изготовлении и очень эффективна в обороне и на отходе. Ну и для засад хорошо использовать.
– Что значит управляемая?
– Ее подрыв осуществляет человек, который приводит ее в действие, когда в створе действия мины находится противник. Или когда противник сам приводит ее в действие, задевая растяжку или датчик объема. Датчиков объема у меня с собой нет. Только радиовзрыватели. Вот, девять штук осталось. Вот, можете посмотреть, сами взрыватели отдельно. Они и сейчас у вас выпускаются. Не менялись. Это ручной одноразовый противотанковый гранатомет РПГ-18 «Муха». К сожалению, он только один, и его нельзя раздвигать. Вот тут, сбоку, инструкция по использованию. Несмотря на небольшой вес, стреляет на двести метров и пробивает стапятидесятимиллиметровую броню.
– Зачем так много?
– Скоро под Ленинградом будет захвачен новый немецкий танк «Тигр». Он имеет толщину брони сто миллиметров. Будут и еще более тяжелые танки – до двухсот миллиметров.
– Да, такой танк мы уже захватили. Но пока не можем его доставить на полигон.
– Насколько я помню, все компоненты для подобных гранатометов уже существуют, кроме пьезоэлектрического головодонного взрывателя. Так что необходимо его извлечь и сделать такой же.
– Как он устроен, вы знаете?
– Да. Кремниевый кристалл, закрытый алюминиевым колпачком, от него идут два провода к электровзрывателю. Тот же принцип, что и в проигрывателе грампластинок, только монокристалл большой. Где-то десять на десять миллиметров.
Еще немного поговорили об оружии и о моем образовании. Сталин обрадовался, что по основной специальности я – инженер-электромеханик по системам наведения крылатых ракет морского базирования.
– Инженеров у нас очень не хватает!
Дальше он перевел разговор о положении на фронтах, пришлось вкратце рассказывать весь ход Великой Отечественной войны. Он что-то записывал в блокноте. Очень удивился, узнав о предательстве Власова. Нервно раскурил трубку. Но после этого он внезапно перешел, видимо, к основной части разговора. Был задан вопрос о сегодняшнем руководстве СССР. Из всех перечисленных мной он знал только Косыгина, Устинова, Черненко, Пельше, Суслова и Громыко. Затем попросил меня рассказать о «переходе».
– Товарищ Сталин, я сам не понял, как это произошло. Яркий свет, в пещере несколько темновато было. А потом сразу же пришлось вступить в бой.
– А вы не пробовали вернуться назад?
– Нет. Я, честно говоря, не знал, как выбраться из того района. До ближайшего нашего поста почти двести километров. Район контролируется людьми Ахмад Шах Масуда. Только если идти к нашей границе…
– Покажите на карте: где это место!
Я показал.
– Кто такой Ахмад Шах Масуд?
– Афганский полевой командир. Примерно моего возраста. Контролирует несколько рудников с лазуритом и изумрудами и несколько лабораторий по переработке опиума-сырца в героин.
– Сколько у него дивизий?
– Нет у него никаких дивизий, товарищ Сталин. Ополчение, что-то типа партизанского отряда. Днем – мирные, ночью – стреляют. Но неплохо вооружены, китайцы и пакистанцы постарались. И склады армейские почистили. В том районе проживает примерно полтора-два миллиона человек. Население его поддерживает.
– А вы туда как попали?
– На вертолете. – Видя, что Сталин не понял термина, я назвал его «геликоптером». – Взлетает и садится вертикально или с небольшого разбега.
– Мы бы хотели установить связь с руководством Советского Союза. Если это принципиально возможно, товарищ Найтов. Как вы думаете, это может быть осуществлено?
– Не знаю, товарищ Сталин. Но в «треугольник» никто из руководства не полетит. Это точно. Там стреляют. Хотя мне бы хотелось вернуться туда и похоронить то, что осталось от моей группы.
– Сначала вам нужно помочь нам здесь, а мы подумаем, как сделать так, чтобы у вашего руководства возникло желание сотрудничать с нами.
Далее пошли вопросы по тем самолетам, фотографии которых были у меня в кармане. Разговор плавно перетек к ядерному оружию, ракетам, электронике, средствам навигации и управления. Узнав, что я знаком со спецбоеприпасами, Сталин тут же дал указание подключить меня к группе Келдыша.
– И вообще, товарищ Берия, вы у нас курируете оборонную промышленность, поэтому постарайтесь извлечь из этого случая максимальную пользу. И продумайте, кого дополнительно подключить к операции «Горный стрелок».
После этого Сталин поинтересовался ситуацией с теперешними союзниками СССР. Разговор получился долгий, закончился он глубоко за полночь. Ни одного человека, кроме Берии, Сталин к разговору не подключил. Берия отвез меня обратно в Монино. Судя по тону разговора, он был очень доволен произошедшим. Все мои вещи погрузили в эту же машину, но в Монино их не выгрузили. Мне было сказано, что подъем в десять, в 10.30 за мной заедет машина.
Глава III
Утро началось с переодевания в форму РККА. Наша полевая мабута гораздо удобнее, но назвался груздем – полезай в кузов! Едем в Москву, вместо Берии какой-то немолодой офицер с ромбом на петлице, неразговорчивый, не представился, звания я не различаю. Не армейские. Приехали на Лубянку, там я сдал маузер, принимавший его офицер удивленно посмотрел на меня и на пистолет.
– Это ваше оружие?
– Нет, наркома Берии. Он мне его дал.
Офицер еще раз внимательно меня осмотрел, но выдал номерок, который я сунул в карман. Меня провели в какое-то помещение на втором этаже. Там попросили подождать. Спустя несколько минут попросили пройти в кабинет, в котором находился довольно крупный человек с зачесанными назад волосами. Я представился так, как мне сказал представляться Берия:
– Лейтенант Горский.
– Входите, Найтов, входите. Комиссар госбезопасности второго ранга Меркулов, Всеволод Николаевич, первый заместитель наркома внутренних дел. Присаживайтесь. Мне поручено легализовать вас в СССР, оформить формы допуска. Кроме того, так как в моем ведении находятся некоторые аспекты вашей будущей деятельности, то у меня есть к вам вопросы, к которым мы вернемся чуть погодя, после оформления соответствующих бумаг. Вы знакомы с правилами допуска к государственным и военным секретам?
– Да, я имел допуск формы «два» «Совершенно секретно».
– Этого недостаточно. Вот, пожалуйста, прочтите, это форма «ноль» «Особой Государственной Важности». Прочтите, заполните собственноручно и распишитесь. Вон там вон! – И он указал на стол, стоящий у входа.
Мда, ничего себе, формочка! Больше всего понравилось, что с момента подписания я не подлежу судебной и иной ответственности в иной форме, только через институт Специального судебного присутствия Верховного суда СССР. И только на закрытых слушаниях. Особенно памятуя о том, кто вынес приговор Берии. Подписал.
– Готово? Теперь такую же, но на вот это имя и вот эти документы. – Он передал мне достаточно помятое удостоверение личности на имя Горского Андрея Петровича, 1916 года рождения, майора ГБ. – Под этими документами вы будете проходить дальнейшую службу. Учтите, это – высший начальствующий состав НКВД. Мы вынуждены пойти на эту меру, чтобы вы всегда и везде могли находиться с оружием, кроме одного кабинета во всей стране. – Он выразительно показал пальцем наверх.
После того как я заполнил и вторую форму «0», и расписался в удостоверении личности, Меркулов продолжил «беседу».
– Для всех вы только что вернулись из некоей командировки, в СССР не работали, так как многих реалий вы не знаете, ваш лексикон значительно отличается от местного. Уточнять место и вид деятельности не требуется. По линии НКВД. Этого достаточно. Вот здесь вот, на третьей странице, стоит отметка об уровне вашего доступа. Если возникнет проблема, то предъявляете это удостоверение, этого будет достаточно. Кроме того, при вас будет постоянно находиться наша охрана, но, сами понимаете, она не всесильна и очень многое будет зависеть лично от вас. Вот здесь вот – ваша официальная легенда. Выучите, пожалуйста, из этого кабинета ее не выносить. Мы максимально приблизили ее к вашей собственной биографии, поэтому это будет несложно. Если вам не мешают мои вопросы, то я могу продолжить.
– Да, конечно.
– В настоящее время по проекту «РДС» самый больной вопрос – это отсутствие делящихся материалов. Как в СССР решался этот вопрос, ведь основные месторождения урана находятся в Африке?
– СССР занимает второе место в мире по запасам урана после Австралии. Основные месторождения находятся в Узбекистане, Казахстане, Читинской области. Всех не знаю, допуска не имел, но четыре крупных могу показать на карте. Жил рядом. Вот в Алма-атинской области, всего сорок пять километров от железной дороги, вот в Узбекистане, здесь до дороги подальше, но месторождение крупнее. Кстати, вот тут золото! Очень много, крупнейшее в мире месторождение. А это вот уран под Читой. Еще есть на Мангышлаке, но там дорог нет.
– Отлично! А что еще открыли в СССР после войны?
– Нефть и газ в междуречье Волги и Урала, в Тюменской области, в Узбекистане, Казахстане, Туркмении. Первое место по газу и второе место по нефти в мире. Алмазы в Якутии на Вилюе. Вот здесь. Искать их надо по красным пиропам.
Меркулов, увидев метки на карте, схватил трубку телефона. Через несколько минут в кабинете появился Берия. Пошли вопросы по всей таблице Менделеева. В конце концов я не выдержал и сказал, что, к сожалению, я не геолог, поэтому мои познания в этой области довольно ограничены. Берия забрал карту и вышел из кабинета. А мне пришлось вспоминать все, что я помнил об американском проекте «Манхеттен». Хорошо, что в СССР были изданы книги Лоуренса и Гровса, а я в детстве увлекался физикой, в первую очередь ядерной, и в горы ходил в группе, где основной специальностью у всех была именно ядерная физика. Меркулова в основном интересовало положение на начальном этапе исследований.
– Где они взяли делящиеся материалы?
– В Нью-Йорке, их туда привез бельгиец из Бельгийского Конго. До середины сентября 1942 года они находились на складе в порту на острове Стэйтон Айленд и даже не охранялись. Около тысячи двухсот тонн урановой руды в двух тысячах стальных бочках. Фамилия теперешнего владельца – Сенжье.
– Не охраняются? В порту? Замечательно!
– После этого США выкупили у Сенжье затопленную шахту и вывезли оттуда еще урановой смолки на три тысячи тонн. Больше там ничего не было.
– Отлично! Время у нас еще есть!
– Да, еще. В конце войны какой-то наш шифровальщик из посольства в Оттаве «слил» всю нашу сеть в США. Фамилию не помню, но украинец. В том числе тех, кто работал по проекту «Манхеттен».
– Проверим. То, что шифровальщик, – точно?
– Да. На «-ко» фамилия заканчивалась. Три слога. Извините, не помню.
Всеволод Николаевич снял телефон и запросил списки шифровальщиков в посольствах. И продолжил беседу.
– В каком году американцы получили атомную бомбу?
– В июле сорок пятого года, взорвали ее на полигоне в Аламо-Гордо, штат Невада, а затем в начале августа взорвали урановую бомбу над Хиросимой, а через четыре дня уже настоящую плутониевую над Нагасаки.
– То есть вы хотите сказать, что бомб две? По типу?
– Атомных – две: урановая и плутониевая. Практическое значение имеют только плутониевые бомбы. Урановые оказались тупиком: дорого и грязно. Большие отходы и меньшая мощность. Но основное значение имеют термоядерные боеголовки на основе синтеза трития. Они мощнее, но для синтеза требуется ядерный детонатор.
– Мне сказали, что вы изучали атомное оружие?
– Да, но уже второе и третье поколение его. Боевые части ракетного оружия. У нас пока нет таких электронных приборов. Через первый этап не перепрыгнуть. Принцип – похож, а исполнение совсем другое: совершенно другие давления и температуры в момент имплозивного взрыва. Поэтому при меньшем весе дают высокую мощность, в третьем поколении меняется и характер излучения, вместо гамма-излучения преобладает нейтронное. Сам взрыв имеет маленькую мощность, но живая сила получает огромные дозы облучения. В общем, это на теперешнем этапе пока недоступные технологии.
– То есть ураном можно не заниматься?
– Нет, вы немного недопоняли! Он необходим для реакторов, для ТВЭЛов, без обогащенного урана невозможно создать реактор-накопитель, в котором получают плутоний из урана-238, благодаря этому экономятся огромные деньги. 238-го много, а 235 – мало, и он дорогой. Плутоний – дешевле, но получается только искусственно. Это две взаимосвязанные вещи. Одного без другого не получить.
– Теперь понял! Для оружия использовать не выгодно, есть более дешевый вариант.
После этого мы перешли к проблемам с доставкой первых ядерных бомб, под которые не были созданы соответствующие носители. Я упомянул, что долгие годы, до середины 60-х, основу ударной мощи США представляли бомбардировщики В-36, созданные из нашего титана, который мы исправно поставляли США с 1943 года, расплачиваясь за ленд-лиз и другие поставки. И в следующем поколении стратегических бомбардировщиков, В-52, все ответственные детали были сделаны из него.
– Патент на современные двухконтурные реактивные двигатели принадлежит Архипу Люльке, но так как наши патенты не признаются, то государство с этого ничего не получит. Я знаком с воздушно-реактивными двигателями Климова, они в моем времени стоят на малогабаритных крылатых ракетах морского базирования с компрессорными одноконтурными двигателями ВК-1, это английский двигатель Нин II. Оба разработки бюро Климова, в Ленинграде.
– Климов сейчас в Рыбинске, кстати, о Ленинграде, когда удалось снять блокаду?
– Первый раз зимой сорок третьего, окончательно – зимой сорок четвертого. Сейчас под Ленинград переброшен Манштейн и его армия из Крыма. Будут тяжелые бои до конца сентября. Укрепления в Синявино, которые мешают снять блокаду – деревянные. Если массово применить напалм, то можно быстро выжечь немцев оттуда. Напалм – это смесь низкосортного бензина и пальмового масла. пятнадцатипроцентного масла. Масло делает бензин липким. Можно использовать хлопковое. Сейчас лето, торф подсох, немцам мало не покажется! Можно использовать авиабомбы с хрупкими корпусами, можно выливные приборы.
Меркулову еще раз пришлось звонить, теперь в Ленинград и в Волхов. Мне принесли новую гимнастерку с новыми петлицами, там был такой же ромб, как у привезшего меня командира.
– Что, незнакомые петлицы и незнакомое звание? – улыбнулся Всеволод Николаевич. – У вас ведь погоны, как в царской армии.
– Их ввели в январе сорок третьего года. Так что можно не выбрасывать.
Вошел Берия, но руками показал, чтобы мы продолжали, а сам взял в руки протокол «беседы», мои рисунки и эскизы, быстро прочитал, затем остановил нас, сказав, что на сегодня достаточно и что мне надо ехать с ним.