Помоги проекту - поделись книгой:
Жания глядела на Теодора широко распахнутыми глазами.
- Тео, что это тебе стукнуло в голову…
- Но все это в голых цифрах, клянусь. Для уверенности я даже исключал тех, которые сами не признаются в еврейском происхождении, хотя зовутся Аарон Вайнбаум или Иоахим Блюменшталь. Все это у меня где-то в компе, могу показать; всяческую информацию проверил в Сети, здесь нет каких-либо…
- Тео, да о чем ты несешь?
- И что?
- Знаешь, постучи себя по дурной башке.
- Да говорю же, сама можешь все проверить. Многократные подтверждения, источники высочайшей надежности и…
- Да я верю, что все сходится. Только не строй из себя, будто не понимаешь, дело не в этом.
- А в чем? – начал петушиться Теодор. – Что, как с Марлоном Брандо, а? Ляпнул когда-то по телевизору: "Евреи правят Голливудом". А на утро представитель еврейских организаций: "Если мистер Брандо не отзовет своей лжи, то убедится, что очень скоро не найдет для себя работы нигде в Голливуде".
- Ха-ха-ха, очень смешно.
- А разве не то же самое? Да, правда, только говорить нельзя! Меня бесит, когда я слышу подобные идиотизмы!
- И что с того, что правда? Что с того, что методически, логически и аналитически? – фыркнула Жания, опершись об оконный косяк.
Теодор (губы сжаты, глаза прищурены) выглядывал в город. Она толкнула его стопой, раз, другой.
- Что, будешь дуться, как маленький ребенок? Тео, ты дядю Аркадия помнишь?
- Гмм?
- Дядю Аркадия. Я вас знакомила на крестинах у дочки Баси. Это мамин кузен.
- Лысый?
- Ага. Я расскажу тебе о нем. Подвинься. Дядя Аркадий родился через неделю после окончания Второй мировой войны.
ОКОННАЯ ПРИТЧА № 1: ЛОГИЧНЫЙ ДЯДЯ
Дядя Аркадий родился через неделю после окончания Второй мировой войны. 1968 год застал его студентом Варшавского Университета.
Он извчал физику, потом строительство; семья была религиозная, антикоммунистическая, так что какие-либо гуманитарные направления в игру не входили.
Когда из университета уходили преподаватели еврейского происхождения, дядя Аркадий пытался устраивать студенческие демонстрации солидарности с изгнанными, слал открытые письма.
Он очень рано полысел. При этом занимался тяжелой атлетикой и до нынешнего времени сохранил фигуру вышибалы из пивной. Но всегда он носит самые лучшие костюмы, которые может себе позволить, культивирует манеры довоенного мещанина, целует дамам руки, низко кланяется – ты знаешь подобного типа людей. Трижды разведен, семеро детей, неисправимый волокита. У него шрам на левом виске, он хуже видит на левый глаз; сам утверждает, будто бы это памятка после столкновения с народными дружинниками. Спиртного не принимает ни капли.
Недолгое время занимался сухопутной инженерией. Под конец семидесятых пробовал заняться частной торговлей; потом вернулся к ней же после военного положения. (Что-то там печатал, но его не интернировали. Историй о боевых побратимах не рассказывает). Два его бизнеса рухнули, с третьим встретился с Раковским и Бальцеровичем[3]; пока предпринимателей не придушили, за пару лет успел подзаработать. Сейчас у него паи в дюжине бизнес-предприятий. Он обновил старую виллу, в саду разбил пасеку. Всякий раз выдумывает для себя все новые хобби.
Я всегда очень любила дядю Аркадия, его просто невозможно не любить, это такой дядюшка на чьих коленях всегда засыпают маленькие девочки. Будучи ребенком, понятное дело, я не слишком прислушивалась к дискуссиям взрослых. Потом на несколько лет мы утратили контакт, я получала высшее образование… И вот помню, когда в первый раз – то было во время какого-то семейного торжества, уже ночью, все под хмельком, один дядя трезвый, мы вышли в сад – и я впервые я услышала, как он разглагольствовал о евреях. Ничего нового – только раньше все мне в одно ухо влетало и через другое вылетало.
Помню, как меня все это обдало стужей, я просто горела от стыла. Дядя Аркадий, и на полном серьезе такие вещи! Ну, ты знаешь: кто из евреев в правительстве, кто – в Церкви, кто в какой партии; евреи в банках, евреи в Брюсселе, евреи в НАТО, понятное дело, евреи на Уолл-стрит и в Голливуде; евреи и масоны. Мелькнула мысль: это он же в шутку! – но сразу же стало понятно, что не шутит.
Кто-то там еще вяло полемизировал в отношении мелочей, большинство машинально поддакивало, а я что? – подойти, начать ссору? Да как же? Ведь это же дядя Аркадий? Понимаешь?
И вот теперь я думаю, что уже тогда подсознательно устроила небольшой такой заговор. Не могу им гордиться, знаю, что все было подлой трусостью. Рафал был братом приятеля из фирмы, как-то мы разговорились, что он писывал статьи о неофашистских движениях; историк по образованию. И я подумала: и кто, если не он? Интеллектуальный кондотьер – у меня самой храбрости не хватает, так что воспользуюсь специалистом. Только все было еще даже гаденьким: сама я ничего ему не сказала, в самый последний момент попросила оказать услугу, вроде как парень меня обвел вокруг пальца, ну, ты понимаешь. Да, манипуляторша! Так что чувствуй себя предупрежденным.
И не нужно было никаких штучек или коварных ловушек. Трубный голос дяди был слышен даже в саду. Что-то о масонах в Белом Доме, о немцах, выкупающих имения на западных змлях. Руфал вопросительно глянул на меня. Я пожала плечами. Дядя присел на боковину дивана, в одной руке у него была сигарета, второй он оживленно жестикулировал. Откуда взялся коммунизм? А еврейская идеология, вводимая в жизнь евреями, для еврейской же пользы. А что Сталин выбивал евреев? Так всякая революция пожирает своих детей.
Рафал уже тогда сориентировался. Он знал, что я жду, когда он отреагирует. Сама я на него не глядела. Это одна из тех вещей, которых я стыжусь в жизни больше всего. Словно бы я привела на собачьи бои собственного бультерьера, и вот теперь сяду в сторонке и буду наслаждаться видом крови.
И он укусил, должен был укусить. К делу подошел умно: никаких оскорблений, обвинений в антисемитизме, ксенофобии, отсталости и тому подобного. Спокойно, вежливо: пан ошибается - факты. Ну, подумала я, конец дяде, дядя в нокауте, самое времечко.
И вот тогда – ты же догадываешься, правда? – и вот тогда начался кошмар. На каждый факт, приводимый Рафалом, на каждую дату и фамилию дядя приводил два. У Рафала было историческое образование – зато у дяди под боком была его библиотека. Конечно, я не смогу повторить всей их дискуссии, там шел поединок с применением научных отсылок, мест публикации и источников цитат, все или почти прислушивавшиеся к ним гости быстро растерялись; но они просекли главное развлечение вечера, все впихнулись в библиотеку вместе с дядей и Рафалом, поначалу еще были какие-то шуточки и поддразнивания, но очень скоро стало ясно, что это беспощадный бой; дядя вытаскивал очередные книги, включил компьютер, представлял доказательства, и все чаще впечатление было таким:
Дядя:
- Ну, ты же и сам видиш, что я этого не выдумал, чистейшая правда.
Рафал:
- Неправда!
Дядя:
- Что, все лгут? Проверь сам. Про профессора такого-то и такого ты же не скажешь, будто бы он помешанный?
Рафал:
- Из столь хилых предпосылок нельзя делать столь далеко идущие выводы.
Дядя:
- Тогда разреши показать тебе еще вот это.
И последующие теории, фамилии, даты, книги, статьи – и как тут обороняться? Исключительно путем дискредитирования источников. Рафал пытался: что они нечеткие, поддельные, преувеличенные, односторонние – но, чем дольше все это продолжалось, тем больше он походил на ребенка, затыкающего уши перед словами горькой правды, и Рафал прекрасно это впечатление понимал – матч был публичный – и он проигрывал на глазах у всех. И у него сдавали нервы. Говорил он все быстрее, все менее четко – а дядя: абсолютное спокойствие, даже легкое веселье – Рафал тем временем начал беситься, он размахивал руками, со стуком хлопал книгами, под конец сбил всю кучу, дядя ухватил в самый последний момент, протянул Рафалу руку; я была уверена, что он просто желал удержать парня от очередного проявления хаоса – но Рафал, багровый словно свекла, вырывается у него, тут же толкучка, Рафал чуть ли не плюет дяе в лицо: пути, руки прочь! – ну и так далее, а мы смотрим наэлектризованные – ты и сам это видишь, Тео – спираль кошмара – вот прямо перед нами драка, только, какая там драка, Боже мой, дядя своими лапами лесоруба схватил Рафала в поясе, перекинул через плечо, перенес в прихожую и выкинул за дверь, да еще и под конец подзатыльник дал.
Я вышла за Рафалом, по крайне мере, нашла для этого силы. Он сидел на бордюре, из носа лилась кровь. Я вытащила платок. В глаза ему я поглядеть не могла. А что он себе думал? Что я его вляпала во все это именно с таким намерением – будто желала его унизить? За платок он поблагодарил и ушел, не прощаясь.
И что же из всего этого смущения вынесла: уверенность, что подобных дискуссий никак нельзя выиграть, что антисемиты и сторонники теорий заговора всегда найдут аргументы в свою пользу; что логика на их стороне.
Ибо, невозможно представить какие-либо доказательства для не существования.
Можно доказывать наличие заговоров, власть Сионских Мудрецов, глобального плана франкмасонов – но невозможно доказывать, будто все это не существует. Логика здесь ассиметричная. Или же, как сказал бы ты: отрицательные онтологические утверждения, как правило, доказать невозможно.
И я поняла: логика на стороне антисемитов.
А на моей – здравый рассудок.
- Ну вот, по причине дяди теперь у тебя травма…
- Травма! Я только лишь хотела тебе показать, что ничего не получится, если пугать меня логикой и рационализмом: я знаю, как замечательно логика служит интеллигентным антисемитам. Интеллигенция просто делает тебя более податливым. Тот чемпион мира по шахматам, как его, Фишер…
- Бобби Фишер.
- Патологический антисемит. Было бы здорово, если бы антисемитизм представлял собой ошибку ума, гнилой плод глупости. Но это не так.
- Погоди, но что ты, собственно, пытаешься сказать? Будто эы следует отбросить разум в пользу – чего? Политкорректности?
- Да что ты так прицепился к этой политкорректности? Термин-отмычка, означает только то, что ты желаешь, чтобы означал.
- Все, что цензурирует ум…
- Цензурирует?
- Ты сама это делаешь. – Тео ткнул в сторону Жании вилкой. – Хватило того, что я высказал пару мнений о евреях, как о народе, и уже тревога, и уже армия хватается за оружие.
- "Пару мнений", - фыркнула Жания.
- Что?
- Если бы было можно так обобщать.
- А что, будешь доказывать, что у слова нет десигната[4]? Будто бы нет чего-то такого, как "евреи"? Вот именно. Но лучше не говорить, лучше вообще не задавать себе вопросов, не говоря уже о том, чтобы продекламировать ответы вслух. Не подобает!
- Тебя слышно по другой стороне улицы.
Проехал трамвай. Ребенок продолжал плакать. Автомобиль затормозил с писком шин. По радио передавали прогноз погоды: переменные осадки.
Они продолжали молча есть.
- Ты чего там бормочешь? – склонил голову Теодор.
- Ничего.
- Ага.
- Евреи правят миром! С кем же я связалась!
- А ты знаешь, что не правят, еще перед тем, как проверить.
- В том-то вся и штука: как можно нечто подобное проверить? Только найдешь показательства в поддержку.
- Ты меня не слушаешь. Вопрос не звучит: действительно ли Х правит миром? Вопрос таков: почему настолько больше доказательств указывает на Х, а не на Y, Z или кого-то другого? Методология, возможно, и несовершенная. Но, пользуясь этой самой несовершенной методологией, мы получаем диаметрально различные результаты в случае польского, чешского, сербского, китайского, папуасского народов – и еврейского народа. Потому всякий в меру трезвый ум обязан задать себе такой вопрос: что делает евреев столь исключительными? откуда берется их преимущество? Ибо, к примеру, это удалось бы как-то скопировать, перенять методику, сравняться с наилучшими. Разве не в этом заключается эволюция цивилизации? Разве тебе не хотелось бы, чтобы у поляков было столько же нобелевских лауреатов, сколько у евреев?
- И столько же миллионов мучеников?
- Посчитай сама. У нас больше.
Жания мотнула головой.
- Именно таким вот образом и начинается национальная шиза. "Мы", "они"; "мы" лучше", а "они" – хуже…
- Так ведь они и вправду лучшие.
- Ты и вправду станешь доказывать превосходство евреев?
- А что в этом удивительного? Это правомочная гипотеза. Предпосылок у меня хватает. Сейчас же я хочу врубиться, почему они лучшие, что делает их лучшими.
- "Все люди рождаются равными" – никогда такого не слышал?
- И они равные? Откуда тебе это известно?
- О Господи, Тео, оглянись по сторонам!
Приподняв бровь, он повел взглядом вдоль мостовой, по головам прохожих, крышам автомобилей, по витринам магазинов, вплоть до перекрестка, где, ожидая зеленого огня светофора, ждало десятка полтора человек. Шум уличного движения заглушал отдельные звуки, выделялась только слышимая из соседней квартиры мелодия
- Они различаются всеми возможными способами. Глянь, - махнул он рукой над улицей. – Двух одинаковых не найти. Каждый человек исключителен.
- Но нет "лучших", нет "худших"!
- Откуда ты знаешь? Результаты тестов говорят о чем-то совершенно противоположном. Одни люди более интеллигентные, другие менее; одни здоровые, другие калеки; одни способны давать потомство, другие – нет; у одних более сильный характер, у других – слабый. Одни лучше справляются в жизни, другие – хуже.
- Так ведь я не это имею в виду!
- А что? Представь мне критерий ценности или стоимости человека.
- Понятное дело, что моральный.
- Гитлер в моральном плане был равен Матери Терезе?
Жания вознесла глаза к небу и в отчаянии ударилась головой в оконную раму, так что зазвенели стекла.
- Всегда утверждала, что антисемитизм на самом деле это форма зависти.
- Тогда, почему бы им не завидовать нам? Разве это плохо, быть самым лучшим?
- Да будь себе, будь! Только для чего тебе в этом нужен какой-то "народ"? – Жания отодвинула тарелку, подвернула под себя ногу, садясь поближе к Теодору; теперь она говорила, глядя ему апямо в глаза, положив свою теплую ладонь на его колене. – Всегда, когда я прохожу мимо тех памятников… "Павшие за нашу и вашу свободу", "Защищая Отчизну", "За независимую Польшу"… Черт подери, есть ли вообще что-либо более идиотское? Люди выезжают, селятся в Англии, Испании, Голландии, Америке, один знакомый женился на девушке из Новой Зеландии – важно КАК, а не ГДЕ, где клубятся страсти, рбота, судьба; там. Какое это имеет значение, под каким флагом, под каким правительством, с каким языком пришлось тебе жить, какую печать ставят тебе в документах, какое слово вписывают в рубрику "национальность"? Тут нужно быть социопатом! А жизнь – это нечто другое: твои родители, дом, склоняющиеся над тобой лица, детство и молодость, друзья и знакомые, люди и чувства между ними, твоя жизнь, какую профессию выберешь, какие книги, фильмы, блюда любишь; глядишь ли ночью в небо; засыпаешь ли на цветочном лугу, опьянил ли тебя лесной аромат; что ты запомнишь, свою жизнь, несколько личностей, несколько предметов, несколько мест; жена, дети и несколько личностей, которых ты любишь, и которые любят тебя, и чтобы ты мо обеспечить им счастье; чтобы видел, как они подрастают, стареют; дал им самое лучшее, чтобы внуки видели над собой твое лицо; и чтобы так оно и замкнулось, несколько человек, несколько предметов, несколько мест, твоя жизнь. Нечто хрупкое, беззащитное, спрячу в своей ладони младенца. Это в какое же безумие, в какую умственную болезнь необходимо попасть, чтобы все это отбросить, затоптать, уничтожить – ради этих пары слов, цвета флагов и гербов, печатей, ради названий! Словно те ебанутые фанаты, которые избивают дубинками и режут в защиту "чести" своего клуба – вот только у у национальных фанатов шиза еще больше, и суета гораздо большая – не на жизнь, а на смерть. Выбрось это из себя! "Мы", "они" – тебе ни для чего не нужны! У тебя есть только собственная жизнь.
Жания стиснула свои пальцы на его ладони.
Теодор хрипло рассмеялся.
Поделиться книгой: