Его Медвежество и прочие неприятности

Ходил кругами, притворяясь, что ему неинтересно, но все равно хватал кусок тонкого пергамента и вгрызался в строки, выискивая все, что связано с маленькой лэрди.

Вместо платьев купила гобелены — ну кто бы сомневался! Спорила с казначеем по поводу недостаточного финансирования прислуги. Полезла в оружейную и порезалась о кинжал. В обморок падать отказалась — облизала палец, замотала платком и заявила, что беззащитной лэрди нужно оружие. Долго изучала замок хранилища, после чего побежала в библиотеку. Зачем? Ни один человек не мог открыть те двери, кроме хозяина ключкольца. Так же, как не мог подделать его оттиск — наследие Творца уникально. Вежливо попросила у кухарки добавлять в блюда немного меньше соли и опять спорила с казначеем — на сей раз по поводу оснащения кухни, а заодно и библиотеки. Гуляла по галерее и долго разглядывала портреты. Опять пошла за свитками. Пожаловалась на излишнюю мягкость перины и велела подложить под нее досок. Зачем-то каждое утро по несколько раз спускается и поднимается по винтовой лестнице северной башни.

Когда пришло первое письмо, Бьерн подумал, что теперь горячка у него. Лэрди и не думала прекращать свои выходки. Он не узнавал собственную жену! Это тревожило. Злило, выводило из равновесия и… завлекало. Подначивало плюнуть на все и понаблюдать самому. Но вместо этого он рвал пни и копал землю. В подобном интересе таилась опасность, железный капкан, который переломит ему хребет, стоит сунуться ближе. Но приманка была так соблазнительна…

Письмо лежало на столе. Как всегда. Сургучная печать держала крепко — никто не касался почты лэрда.

Стянув перчатки с гудевших от усталости рук, он уселся в кресло. Что его ждет на этот раз? Какую новую странность таит косой почерк капитана стражи? И почему вообще он — Бьерн де Нотберг — сейчас заперся у себя вместо того, чтобы стискивать в руках стонущую от желания женщину? Которая наверняка притворяется и хитрит… Или… Или она действительно не в себе?

Напряжение сгущалось. Темное, как буря оно обжигало то вспышками ярости, то жгучей изнуряющей похоти.

Так какого демона! Хватит! Бьерн вскочил, опрокидывая стул. Раз лэрди решила поиграть в распутницу — пусть! Он воспользуется этим, удовлетворит свой интерес и выкинет странное поведение девчонки из головы.

— Седлайте коня! — крикнул дежурившему у дверей стражнику.

Глава 16

— Велина де Нотберг — мать, Вилианда — бабушка, Вилана — двоюродная сестра… Виланда… Тьфу!

Уткнувшись в ладони, Валерия тихонько застонала. А так хотелось выть! Вскочить и швырнуть эту чертову родословную в огонь. Форменное издевательство! У де Нотбергов отсутствовала фантазия. Виленды, Вилианды… Да что ты будешь делать!

На глаза навернулись слезы. Проклятое ПМС! Юное тело подкинуло подлянку. Нереально чувствительная грудь и желание убивать. Валерия даже вспомнила давнишние уроки по йоге. Продыхивала эмоциональные вспышки, но было тяжело. Кажется, раньше было проще… Тревога защекотала нервы слабым сквознячком и тут же развеялась. Воспоминания о прошлом смазывались, мутной пленкой обволакивая жизнь «до». Она больше не вздрагивала, видя собственное отражение в зеркале. Сжилась и полюбила новое, хоть и слабое тело. А кто не полюбил бы? Когда не нужно думать о свежести кожи и блеске волос. Когда утром встаешь и видишь в зеркале румяную сияющую здоровьем красавицу, а не всклоченное «нечто» с мешками под глазами и отпечатком подушки на щеке. А память! Валерия без устали поглощала новую информацию, делая упор на истории и этикете Слабым звеном оказались только родословные. Приходилось буквально зубрить имена и даты. Картины в галерее дали представление о родне лэрда Медведя. В живых из близких только мать — обитает где-то в столице, и слава Творцу…

— Велина, урожденная Гриндерского округа, родовой замок… э-м-м-м…

Хватит! Валерия отложила свиток в сторону. Иначе она его просто порвет. Дорис клевала носом за вышивкой. Усиленные прогулки по замку и окрестностям утомляли женщину, но служанка мужественно терпела и всюду следовала за своей госпожой, громко обижаясь на предложение остаться в комнате.

— Кому же я Вас доверяю, ненаглядная моя? — всплескивала руками. — Уж не служанкам ли де Нотберга? Ни за что!

Дорис ревновала. Так искренне и наивно, что Валерия прятала улыбку — ну как ребенок, честное слово.

Тем временем служанка отложила вышивку в корзиночку на столе.

— Моя лэрди, не желаете ли отужинать?

Безобидное предложение, а настроение рухнуло вниз, проламывая дно. Днём было ещё терпимо, а вот ночью… ночью Валерия крутилась с боку на бок, пытаясь заставить себя не думать о нескольких жарких встречах с мужчиной. И пусть ее называют как угодно, но секса хотелось до истерики. А эта скотина лохматая на своей стройке… Или в борделе. Трахает гидриперитную лахудру, а та стонет на всю комнату, колыхаясь в такт мощным толчкам…

— Лэрди желает… отужинать, — выдавила сквозь глубокие вдохи. Нельзя так. И это вот колючее и зудящее чувство, мешавшее спать хуже хлебных крошек — оно лишнее. Не ее! Голова должна оставаться холодной, но перед глазами искрило от желания кубарем скатиться вниз и велеть седлать лошадь, чтобы мчаться в Диплог. Найти бордель этой самой Грэй, выволочь оттуда лэрда и голым задом спустить по лестнице, а девице прорыхлить ее белесые патлы…

— Эко тебя, любезная, накрыло… — пробормотала, хватаясь за измочаленный кончик косы. — Прямо как ревнивую женушку…

Подавившись фразой, Валерия смолкла. Как-то жарковато тут стало. Камин слишком топит, что ли… Ужин прошел смято и безвкусно, хотя Бетси испекла ее любимые пирожки с ягодным джемом. И в глаза себе заглянуть стало почему-то страшно. Так и просидела, рассматривая руки, пока Дорис переплеталась косы.

— Готово, моя госпожа. Ложитесь спокойненько спать. Спеть вам песенку?

— Спасибо Дорис, не нужно.

Совсем ее помощница сонная, какая уж тут песенка! Благодарно улыбнувшись, служанка ушла к себе за ширму. Идиотское правило — не оставлять женщину одну, если мужа нет поблизости. Даже самой себя нельзя приласкать, как следует! Ворочайся с боку на бок, выслушивая регулярное «Не спится, госпожа?»

А рука сама тянулась лечь на нежный холмик между ног. Трясло от желания закрыть глаза и представить широкий разворот мужских плеч и тугие тяжи мышц, оплетающие грудь и руки. Крепкую шею с пульсирующей веной и обжигающий жар широких ладоней. Такой большой мальчик… Валерия чуть не заплакала. Грудь болезненно ныла, и в животе скручивало от желания. И пальцев было мало! Хотелось почувствовать его… Своего мужчину…

Валерия прикусила краешек одеяла. Из-за ширмы доносилось сопение — Дорис уснула. Ей бы так! Но пальцы уже тихонько перебирали подол ночнушки — шелкового целомудрия от Беатрис, который Дорис все равно обличила распутством. Нежная материя дразнила чувствительную кожу, напоминая о ласках мужских рук. О, если бы лэрд Медведь хоть ненадолго стал для нее пушистым мишкой, она бы кончила ещё на прелюдии. В то время, как его пальцы вот так скользили бы между насквозь мокрых складочек, задевая и массируя чувствительный до боли клитор. Беззвучный стон слился с тихим скрипом распахнувшейся двери.

Свет угасавшего камина был лишним — она узнала бы его и в полной темноте.

— Бьёрн…

Быстрый взгляд на ширму, на шагнувшего внутрь мужчину, а дальше были лишь инстинкты и порывы.

Соскочив с кровати, Валерия бросилась навстречу и, обхватив руками крепкую шею, впилась в приоткрытые губы, заглушая медвежий рык.

Бьерн растерялся — она чувствовала это по неловким рефлекторным объятьями. Перехватил за талию, да так и замер, лишь чуть-чуть поддерживая ее, как балерину, стоявшую на кончиках пальцев. Весь одеревенел и судорожно сжал губы, не давая проскользнуть между ними языком.

— В купальню, сейчас же, — прошептала едва слышно и сама потянула за рубаху в сторону занавешенное дверки, будто и в самом деле могла сдвинуть его с места. Мужчина дернулся, сделал пару нерешительных шагов, и Валерия рванула сильнее.

Он послушался! Позволил увести себя в темную, наполненную запахами трав комнатку. Казалось, она ослепла. Мрак обступили со всех сторон, скрывая окружающий мир.

Цепляясь за плотную ткань как за соломинку, Валерия подтянулась вверх, прижимаясь и пытаясь достать до его губ. Ткнулась носом в шею, жадно вдохнув его запах и пошатнулась от нахлынувшей истомы.

Глухой стон ударил по возбуждённым нервам, высекая первые искры безумия. Стальной капкан объятий захлопнулся. От ощущения трущейся о живот твердости, новая волна желания ослабила колени, и если бы не его руки… Ох, его волшебные, сильные руки…

На ощупь, дрожавшими от нетерпения пальцами она дернула поясной ремень, попыталась распутать шнуровку на штанах и застонала от разочарования, ещё туже затянув узел. Послышался недовольный рык, а потом короткий треск.

— Ах!

Пол ушел из-под ног, и спина встретилась с каменной кладкой. Что-то с глухим стуком упало на пол. Плевать! Ухватившись за мужскую шею, она запустила пальцы в жёсткие, как щётка, пряди и потянула к себе. И от первого соприкосновения языков чуть не кончила, задыхаясь и торопливо лаская доступный теперь рот.

Они целовались как подростки — неловко и жадно. Кажется, он не слишком умел. А она… Она просто забыла. Поцелуи исчезли из ее жизни гораздо раньше, чем секс. Но сейчас это заводило больше чем ласки. Варварские бодания языками и полуукусы, короткие стоны и глотки воздуха взахлеб. Сжимая густые пряди, она терлась о мужчину хуже мартовской кошки. Хваталась то за плечи, то за шею, не боясь упасть, потому что Бьёрн держал ее легко и крепко. Валерия чувствовала себя надёжней, чем стоя на собственных ногах, и это опьяняло.

И она могла бы целовать раскрытые для нее губы до рассвета, не обращая внимания ни на жёсткую бороду, не на холод каменной кладки, но желание, терзавшее ее все эти дни, утопило в себе последние крохи контроля. Больше невозможно ждать!

Бьёрн понял ее без слов. Одной рукой задрал пеньюар и сдавленно охнул, вздрагивая всем телом. Да, она была без трусиков. Под одеялом, сгорая от желания, стянула ужасные панталоны — и как же вовремя!

Прохрипев что-то непонятное, но, кажется, матерное, мужчина вдавил ее в стену, и Валерия задохнулась от нетерпеливого толчка.

— Бьёрн, — проскулила, пытаясь выбраться из удушающей хватки, — осторож… Ох, осторожнее…

Плечи под ее ладонями окаменели, но мужчина услышал. Впиваясь пальцами в бедра, замер на несколько мгновений, а потом медленно насадил на себя до упора.

— Да-а-а… — застонала, находя его губы.

Проклятье, как же этого не хватало! Его потрясающего мужского запаха, крепких рук и невозможной, животной силы. Мужчина трахал ее, как будто она ничего не весила. Натягивал на себя, размашисто впечатывая в бедра и не сбавляя темп. А внутри все уже дрожало от сладкого напряжения. По наитию освободив одну руку, Валерия сжала грудь, перекатывая между пальцев твердую горошинку соска, и перед глазами взорвался фейерверк.

Протяжный крик ободрал горло и, пытаясь удержать его в себе, она вцепилась зубами в твердое плечо. Мышцы скрутило сладкими судорогами хлынувшего в кровь наслаждения. Тесно сжимаясь вокруг его члена, Валерия ещё раз застонала, чувствуя распирающей давление. Да-да-да! Сейчас! Несколько глубоких выпадов и протяжными толчками в нее выплеснулось мужское семя, зажигая внутри сверхновую. Задохнувшись, Валерия сжала зубы крепче, кончая второй раз вместе со своим мужем. Долго и бурно. Мужчина вторил ей хриплым стоном.

— О, Творец… — прошептала пересохшими губами.

Поджилки тряслись и, поставь Бьер сейчас ее на землю — упала бы к его ногам в прямом смысле слова. Над головой слышалось рваное дыхание, перед глазами плавали цветные круги.

— Ваша спина, лэрди…

Валерия даже вздрогнула, до того хрипло и низко звучал его голос — она еле разбирала слова.

— Что?

— Стена… каменная.

— Угу …

Вместо мозгов в голове плескался густой розовый сироп с блёстками. Ей было так хорошо! И Бьёрн, горячий и сильный, удобно придерживал за попу и так осторожно прижимал к себе. Она готова была мурлыкать. Хотелось тереться о большое плечо, а ещё лучше затащить мужчину в постель, обнять его руками и ногами, удобно устраиваясь на роскошной груди… Ах, если бы в комнате не было Дорис…

— Дорис! — пискнула, мигом приходя в сознание. Если она проснулась…

Валерия забарахталась, пытаясь соскользнуть вниз. Но мужчина ещё был внутри нее и держал крепко.

— При чем тут служанка?! — рыкнул недовольно.

— Она думает, что ты… Вы меня насилуете! Она не должна нас слышать… ой!

Ее просто бросили на пол! Резко отстранившись, мужчина освободил ее от себя и разжал руки! Валерия стекла по твердокаменному телу, чудом устояв на ногах. Дверь скрипнула и, нимало не заботясь о тишине, лэрд вылетел из купальни.

— Вас могла бы отодрать на этой кровати рота солдат, — рявкнул, оборачиваясь у самого выхода, — а драгоценная Дорис продолжила бы спать без задних ног!

Хлопок двери чуть не снёс ударной волной.

— Моя госпожа, — взвизгнули из за ширмы, — что… что случилось?

Дорис заспанным приведением материализовалась рядом.

— Я слышала голос лэрда!

— Сладких снов заходил пожелать, — буркнула Валерия. Служанка испуганно охнула, осмотрела ее с ног до головы но, чудным образом, Его Медвежество оставил пеньюар почти целым.

— Ох, а почему Вы такая растрепанная?

Несколько мгновений рассматривая закрытую дверь, она все же развернулась и поплелась к кровати. По бёдрам теплым ручейком сочилась сперма.

— Спала плохо, — фыркнула, забираясь под одеяло, — один псих мешал…

— Кто мешал? Ох, ложитесь, госпожа. Все-таки я спою Вам песенку, вмиг уснете.

И женщина сладко зевнула.

* * *

— Бутыль лучшего гротса и мяса, живо! — рявкнул на сонного стражника. С рассветом он вытащит этого мальчишку на тренировку и будет гонять до тех пор, пока не вобьет в белобрысую голову мысль о том, что спать на посту — плохо. Совершенно распустились! Что стража, что слуги, что эта… эта…

Ворвавшись в свою комнату, он рывком дёрнул к себе кресло. Подлокотник затрещали под пальцами, а левое плечо кольнуло едва заметной болью. Укусила его! Набросилась, отволокла в купальню, сама прыгнула в руки и кончила два раза. Но перед этим… Губы укололо крохотными иголочками. Перед этим поцеловала. Обожгла неожиданной и неумелой лаской, которую и он испытывал едва ли несколько раз…

Дерево под пальцами жалобно хрустело. И решил бы, что это все сон, но знак маленькой лэрди ныл и дергал. Расшнуровав горловину, он оттянул ее в сторону. Бордовый отпечаток маленьких зубок красовался чуть выше шрама от стрелы, которую он схлопотал от банды разбойников. Всех участников повесил лично, а что ему делать с зубастой золотоволосой ведьмой? Он почти бежал в ее покои, подгоняемый невыносимым желанием распластать под собой девчонку. А потом с извращённым раздирающим болью удовлетворением ждать, что в какой-то миг, уставшая от его нападок, она сделает то, что должна — оттолкнет его. Презрительно сморщит нос, обнажая свое отвращение. Но воспользовался не он, а им! А потом, получив в два раза больше, насмешкой вставила мозги на место. Оказывается, поцелуем ему затыкали рот и тащили в купальню ради сладкого сна служанки!

И его вообще не должно было это тронуть, и уж тем более выгнать из покоев жены, но он почему-то ушел. Как обиженная невниманием девица!

— Ваше вино, мой лэрд, — в комнату просочился проштрафившийся стражник. Бьёрн подождал, пока мальчишка расставит все на столе. Быстрый взгляд на распахнутый ворот рубахи, и, покраснев, юноша выскочил вон. Бьёрн выругался, поправляя ткань и полностью скрывая отпечаток «страсти». Отлично! Теперь весь замок будет развлекаться слухами об укушенном лэрде!

Пробка с хлопком вылетела из горлышка, и он придирчиво оценил запах. Некстати вспомнился папаша, который заливал в себя любую бурду. На одной из малочисленных исповедей святитель пенял ему на неуважение и нетерпимость к родителям, но, хохотнув, на всю церковь, Бьёрн объявил, что последнюю свинью он уважает больше — та хоть даст мяса хозяевам. А какой толк с мужчины, чьи мозги давно усохли от вина и праздности?

Тогда его отлучили от посещения святых мест на два года. Невероятная удача! Бьёрн верил в Творца, но в то, что его волю диктуют сидящие на мешках золота святоши — нет. Впрочем, духовному тоже нашлось место в замке де Нотбергов. И сейчас Бьерну нужна была мудрость святого человека.

Отхлебнув добрый глоток и покатав вино на языке, Бьёрн подхватил миску с мясом и направился в библиотеку.

— Мой лэрд, — едва услышав его, старик выполз из своей каморки и поковылял навстречу. Давно распрощавшись с саном младшего святителя, а в довесок и с потребностью спать больше, чем несколько часов, Альберт дни и ночи проводил за своими летописями о прошлом. Толстая получится книга. И мудрости в ней будет больше, чем в библиотеках Короля и Церкви вместе взятых.

— Не разбудил?

— А даже если бы так, когда ещё мой господин навестит своего скромного слугу?

Альберт хитро прищурил совершенно молодые и зелёные, как свежая трава, глаза и улыбнулся. Белоснежные зубы казались неестественными на потемневшим от старости лице. В такие моменты Бьёрн почему-то чувствовал себя не слишком уютно, но, к счастью, Альберт улыбался редко.

— Все прибедняешься. Садись, — поставил миску и бутыль на стол, — мне нужен совет.

— Лэрд слишком высокого мнения обо мне, — прокряхтел старик, доставая с полки две чаши, — но ума никогда не бывает много… Вас беспокоит юная лэрди?

Старый пройдоха! Мужчина кивнул, разливая вино по кубкам. Высший свет не простил бы такого панибратства, но какое счастье, что Бьёрн давно в опале. Альберт отсалютовал дрожащей рукой и склонил голову.

— За Вас, мой лэрд, и Ваше воистину большое сердце, — старик пригубила вино и довольно прищурился. — Урожай две тысячи восемьсот семидесятого. Не позже. Южные склоны Вэйской долины, — вкус, как и острота ума, у Альберта оставался безупречным.

— Так… что конкретно Вас беспокоит?

— Ты прекрасно знаешь, Альберт.

Старик хмыкнул.

— В златокудрой голове неожиданно появились мозги. Но кроме этого, полагаю, лэрди привлекает своего мужа, как женщина.

— Лэрди ведёт себя, как прожжённая блудница и актриса. Не имею тяги впутывать в семейные дела посторонних, но порой мне хочется макнуть ее голову в священную купель.

— Не поможет, мой лэрд. Госпожа уже побывала в церкви и вышла оттуда бодрой и веселой, не слишком впечатлившись той нудятиной, что святители зовут молитвой.

Да, он знал, что в седьмой день лэрди, как полагается, посетила святое место. Отстояла службу от и до, получила мазок священного масла на лоб, но не рассыпалась прахом, а со смиренным видом передала святителю из рук в руки пожертвования. Ровно две трети от того, что выделил ей Маркус. Сэкономленные деньги пошли на ведра и передники для служанок. Прелестно!

И, демон его забери, но от этой новости Бьерн испытал удовлетворение. Церковь — единственное место, где он не мог контролировать распределение финансов. Наверняка духовник был недоволен, но смолчал.

— Король пропускает мои слова мимо ушей, — произнес с упреком.

Альберт махнул рукой.

— У короля прелестнейшая жена, но уже год нет наследников. Да еще эти покушения… Монарху не до этого. И потом, мой лэрд, скажите откровенно — что такого ужасного делает Ваша супруга?