Они рассуждали так: поскольку Иисус Христос не требовал ни сбора в пользу церкви, ни резервов, поскольку он не продавал ни льгот, ни индульгенций, то, значит, и они свободны от того, чтобы за все перечисленное платить иностранному государю. Если бы сбор в папскую казну, процессы в римском суде и существующие поныне льготы обходились бы нам лишь в 500 тысяч франков ежегодно, то и в этом случае за 250 лет, со времен Франциска I, мы заплатили бы 125 миллионов франков (или примерно 250 миллионов, если перевести на нынешние деньги). Без всякого богохульства можно сказать, что своим предложением отменить эти платежи, которые так странны для потомков, еретики не нанесли значительного ущерба государству – умения считать в них было больше, чем злого намерения. К этому добавим, что они говорили на греческом и знали античную историю. И чего уж скрывать тот факт, что при всех их заблуждениях еретики помогли развитию человеческого разума, который из-за средневекового варварства пребывал в невежестве.
Но еретики не верили в чистилище, и это была их ошибка, так как его существование давало монахам большой доход. Они не поклонялись мощам, а их должно было почитать, так как это давало еще более значительный доход. Наконец, они замахнулись на церковные догматы. Поэтому еретиков просто сжигали. Король, который оказывал им покровительство и платил им содержание в Германии, в Париже возглавил ту самую процессию, после которой были казнены многие из этих несчастных. Казнь была изуверской: людей подвешивали к концу балки, которая крепилась к дереву и раскачивалась, как качели. Внизу разжигали большой костер, и еретиков то опускали в пламя, то поднимали. Их муки от раза к разу становились все ужаснее, и смерть приходила к ним медленно. Это была самая чудовищная и самая долгая казнь из всех, что изобрело варварство.
Незадолго до того, как скончался Франциск I, несколько членов прованского парламента, которых церковники подстрекали против населения Мериндоля и Кабриера, обратились к королю с просьбой послать войско в те края, чтобы исполнить смертный приговор в отношении девятнадцати человек, поскольку местные жители этому мешали. В результате солдаты истребили шесть тысяч человек, не пощадили никого – убивали и детей, и женщин, и стариков. Тридцать городов превратились в пепелища. Об этих племенах до той поры никто и не слышал. А все их преступление состояло в том, что они были вальденсами. Три столетия назад они поселились здесь, в пустынной местности среди гор, и благодаря их тяжелому труду эти земли стали плодородными. Размеренная мирная жизнь этих людей была похожа на то, как на заре человечества жили пастушеские племена. С ближайшими городами вальденсы были связаны лишь тем, что привозили продавать фрукты. Военного дела они не знали и не умели защищаться. Их всех перерезали, как животных, загнанных в ловушку.
После смерти короля Франциска I (который прославился больше своими поражениями и амурными делами, нежели жестокостью) кровавые события – истребление тысяч еретиков, особенно казнь советника парламента Дюбура, а потом и резня в Васси – заставили преследуемых взяться за оружие.
Расправы продолжались – повсюду горели костры, а палачи усердствовали в пытках, однако количество еретиков сильно увеличилось. На место смирения пришло яростное сопротивление, жестокости они обучились у противника. Франция утонула в крови за девять гражданских войн, а заключенный мир оказался страшнее войны – в истории не найдется преступления, которое может сравниться с Варфоломеевской ночью. И Генрих III, и Генрих IV были убиты Лигой. Первого заколол монах-якобинец, второй пал от руки изувера из секты флагеллантов.
Находятся люди, которые полагают ужасными вещами свободу совести, гуманность, терпимость. Но ответьте со всей откровенностью: приводили ли эти «ужасные вещи» к таким страшным бедствиям?
У каких народов допускается веротерпимость и опасна ли она
Некоторые полагают, что если к заблудшим, которые возносят молитвы Богу на ужасном французском языке, проявить отеческую снисходительность, то это позволило бы им поднять оружие и снова лилась бы кровь под Дре, Жарнаком, Кутра, Монконтуром, Сен-Дени и т. д. Я не пророк и не могу этого предвидеть, но, по-моему, нет никакой логики в выводе: «Раз эти люди взбунтовались в ответ на мое зло, значит, они поднимут бунт и в ответ на мое добро».
Я осмелюсь обратиться с призывом к тем, кто возглавляет правительство, и тем, кто в будущем займет высокие посты, самым детальным образом разобраться в следующем: на самом ли деле стоит опасаться, что доброта вызывает недовольство в той же степени, что жестокость; случится ли при одних обстоятельствах то, что происходит при других; на самом ли деле времена, нравы и взгляды не меняются?
Нет сомнения, что гугеноты, так же как и католики, были ослеплены ненавистью и их руки тоже в крови. Но должны ли быть у современного поколения нравы столь же варварские, как у предков?! Исторический опыт, достижения науки, гуманные книги, смягчающее влияние со стороны общества – разве это не подействовало на тех, кто управляет сознанием масс? Разве можно не увидеть, что практически вся Европа за последние полвека стала другой?
Нравы повсюду смягчились, а политика правительства стала тверже. Вдобавок мы имеем королевскую полицию, подкрепленную постоянной многочисленной армией, а это значит, что феодальная анархия уже канула и что не вернутся времена, когда между посевом и жатвой крестьяне-католики и крестьяне-кальвинисты наспех сколачивали отряды и воевали между собой.
Новые времена несут новые заботы. И сейчас глупо было бы разрушать Сорбонну за принятые когда-то давно здесь решения: за то, что Орлеанскую девственницу послали на костер, за то, что Генрих III был лишен права на французский престол и отлучен от церкви, за то, что великий Генрих IV был изгнан. Нелепо сейчас преследовать те сословия королевства, которые в период религиозного изуверства занимались такими делами; в этом не было бы никакой справедливости, а кроме того, это просто глупо, все равно что пичкать сейчас жителей Марселя слабительным лишь по той причине, что в 1720 году в городе случилась чума.
Разве должны сейчас французы идти войной на Рим и разбить его, как разбил его Карл V со своей армией лишь по той причине, что папа Сикст V пообещал в 1585 году отпустить грехи на девять лет вперед французам, поднявшим оружие против короля? Или будет разумнее просто не дать Риму больше заниматься такими авантюрами?
Религиозный догматизм, злодеяния под прикрытием ложно понятых христианских постулатов порождают ненависть, которая тоже несет реки крови и везде вызвала такие же разрушительные последствия, какие были во Франции, Англии, Германии и даже в Голландии; тогда как в наше время в перечисленных государствах не случается смут из-за различия в вероисповедании: католики, кальвинисты, лютеране, евреи, анабаптисты, греки, социнианцы и другие живут здесь как братья и каждый вносит свой посильный вклад на пользу общества.
В Голландии уже нет больше опасений, что некий новоявленный Гомар затеет диспут и в результате великий пенсионарий будет обезглавлен. В Лондоне нет больше опасений, что разногласия пресвитериан и англикан касательно литургии и стихаря приведут к тому, что прольются реки крови и король окажется на эшафоте.
Ирландии, население которой теперь стало многолюдным и разбогатевшим, не придется больше видеть, как католики два месяца убивают во имя Господа своих же сограждан, но исповедующих другую веру – протестанство: живыми закапывают их в землю, матерей вздергивают на виселицу и привязывают к ним на шею дочерей, чтобы они задыхались вместе, и наслаждаются этим зрелищем. Не придется больше видеть Ирландии, как ее граждане, исповедующие католицизм, разрезают беременным женщинам живот, чтобы вытащить неродившихся младенцев и бросить собакам и свиньям на съедение. Не придется видеть Ирландии, как католики связывают иноверца и, вложив ему в руку кинжал, вонзают лезвие в грудь его родственников – отца, матери, жены, дочери, изображая взаимное убийство и с проклятиями уничтожая всю семью. Обо всех этих ужасах свидетельствует Репен де Тойрас, ирландский офицер. Это подтверждают все английские историки и все источники. Безусловно, подобное больше не повторится. Философия, родная сестра религии, отняла оружие у тех безумцев, которые во имя суеверий творили кровавые дела; и человеческое сознание, освободившись от долгого дурмана, поразилось тому, как далеко может завести фанатизм.
У нас во Франции имеется плодородная провинция, в которой лютеранство победило католицизм. Лютеране управляют Эльзасским университетом, частично занимают должности судей, и ни одно религиозное столкновение не нарушало мира этой земли с той поры, как на провинцию простирается власть французских королей. Чем это обусловлено? Тем, что в Эльзасе никого не преследовали. Не совершайте насилия над человеческим сердцем – и все сердца будут принадлежать вам.
Я не заявляю, что граждане, исповедующие другую веру, чем король, должны непременно получать должности, которые принадлежат господствующей религии. Например, в Англии католиков считают сторонниками оппозиционной партии, они не занимают должностей и, более того, платят налоги в двойном размере. Тем не менее во всем остальном они наделены теми же правами, что и другие граждане.
Существуют подозрения, что некоторые французские епископы не хотят, чтобы в их епархии были кальвинисты (так как это невыгодно и не делает чести), и что в этом заключается главное препятствие для веротерпимости. Я не могу в это поверить. Епископы во Франции – это люди благородного происхождения, благородных помыслов и поступков. Они великодушны и милостивы, отдадим им в этом справедливость, и они понимают, что беглые прихожане, которые вынуждены скитаться на чужбине, останутся верны своей вере; а когда беглецы вернутся на родину, то будут уже просвещены духовными наставниками и последуют их примеру. И обратить таких людей в свою веру – это честь для пастыря, доход церкви только увеличится от этого, а чем больше будет паства, тем значительнее будет доход прелатов.
У епископа Вармийского были в Польше двое прихожан: фермер и сборщик налогов, первый – анабаптист, второй – социнианец. Епископу предложили прогнать их по той причине, что один не хотел признавать единосущность Святой Троицы, а у другого сына крестили только в пятнадцатилетнем возрасте. В ответ епископ Вармийский сказал, что этим двоим будет вечное проклятие на том свете, однако на этом они оба чрезвычайно полезны для него.
А теперь покинем границы нашей узкой области и бросим взор на остальной земной шар. Под владычеством великого султана мирно живут два десятка народностей, исповедующих разную религию: в Константинополе спокойно себе живут двести тысяч греков. Греческого патриарха назначает сам муфтий и представляет императору. С терпимостью относятся в империи и к латинскому патриарху. Султан, назначая латинских епископов на некоторые греческие острова, использует такую формулировку:
Теперь бросим взор на Персию, Татарию, Индию – и здесь мы найдем спокойствие и веротерпимость. В обширной Российской империи Петр Великий оказывал покровительство всем религиям, что не нанесло никакого удара по политическому строю, а торговля и сельское хозяйство получили развитие от этого.
В Китае правительство за четыре тысячи лет существования знало только культ ноашидов и поклонялось одному богу, однако оно с терпимостью относится к поклонению Будде и к тому, что в империи пребывают многочисленные бонзы, которые могли бы стать угрозой, если бы не содержались за счет дальновидных китайских правителей.
Впрочем, самый дальновидный и, пожалуй, самый великодушный среди китайских государей – великий император Юнчжень – известен в том числе тем, что изгнал иезуитов, однако причина не в его нетерпимости, а в нетерпимости самих иезуитов. В своих «Любопытных письмах» они упомянули слова, сказанные этим благородным правителем:
Хватит того, что император знал о безобразной грызне доминиканцев, иезуитов, капуцинов – тех, кто прибыли в его государство с другого конца земли, чтобы нести божественную истину, а на деле занимались проклятием друг друга. У государя не было другого выхода, кроме как выдворить из страны чужеземных смутьянов. Однако сделал он это мягко и проследил за тем, чтобы в пути они не испытали обид! Их изгнание само по себе пример человеколюбия и терпимости. Самыми терпимыми были японцы: в этой империи двенадцать религий мирно уживались друг с другом. Тринадцатую намеревались основать иезуиты, однако весьма скоро после своего прибытия в Японию они решили, что кроме их религии не должно быть другой. Что за этим последовало, мы знаем: страшная гражданская война, не уступающая по ужасам войне Лиги, опустошила империю. Христианская религия захлебнулась в крови; японцы в итоге закрыли границы, отгородив свою страну от остального мира, и стали считать европейцев дикими зверями, наподобие тех, от которых очистили свой остров англичане. И напрасны были попытки министра Кольбера наладить торговлю с японцами: это мы в них нуждались, а они в нас – нисколько, поэтому остались непреклонными.
Таким образом, пример нашего континента убеждает в том, сколь опасна и бесполезна политика нетерпимости.
А теперь обратим взор на другое полушарие и посмотрим на жизнь в Каролине, где законодателем был философ Локк. Там достаточно было пожелания со стороны семи отцов семейств – и законодатели одобряли утверждение какого-либо культа. Причем такая свобода не приводила к беспорядкам. Сохрани Господь, чтобы я считал это в качестве достойного образца для Франции. Я привел это в качестве примера того, до каких пределов может дойти веротерпимость и при этом не посеять никаких раздоров между людьми. Однако то, что в новообразованной колонии приносит пользу, для древнего королевства не подходит.
Что я могу сказать о наивных и простых людях, иронично прозванных квакерами, о людях, которые были так нравственны, так стремились к добру и, увы, без успеха пытались привить остальному человечеству понятие мира? В Пенсильвании квакеров насчитывается около ста тысяч, эту землю они сами сделали своей счастливой родиной, где нет религиозной вражды и распрей, а название их города – Филадельфия – служит постоянным напоминанием о том, что все люди на земле – братья, и все народы по примеру квакеров должны проникнуться веротерпимостью.
И еще одно: религиозная нетерпимость стала причиной множества расправ и кровопролитий, а веротерпимость не вызвала ни одной войны. Это две соперницы: одна – мать, готовая, чтобы ее сына погубили, вторая – мать, уступающая сына ради того, чтобы он жил. Теперь пусть делают выводы о них.
Я здесь веду речь лишь о благе народов. Долг призывает меня к тому, чтобы уважать богословие, и в статье я подразумеваю лишь физическое и духовное благо общества. И прошу читателя без всякого пристрастия и предубеждения оценить эти истины, исправить их и развить. Читатели, которые вникают в содержание и обмениваются своими суждениями, в своих взглядах всегда идут дальше автора.
Является ли нетерпимость человеческим законом
Закон природы – это естественное право, которым наделены все люди. Вы вырастили ребенка и имеете право ждать от него признательности и уважения как к отцу. Вы обработали своими руками землю и имеете право на плоды, которые она принесет. Вы пообещали или вам дали обещание, значит, оно должно быть исполнено.
Человеческий закон может исходить лишь из такого закона природы; и всеобщий принцип жизни гласит: «Не делай другому человеку того, чего не хочешь по отношению к себе». Как человек, следующий этому принципу, мог бы сказать своему ближнему: «Либо ты будешь веровать в то, во что верую я и во что ты сам не можешь веровать, либо умрешь»? Между тем так говорят в Испании, Португалии, Гоа. В некоторых государствах уже ограничиваются тем, что говорят только: «Веруй, иначе я возненавижу тебя. Веруй, иначе я сделаю тебе столько зла, сколько смогу. Если ты не моей веры, значит, ты чудовище и у тебя вообще нет веры; пусть же соседи, весь город, вся провинция ненавидят тебя».
Если бы люди жили по закону нетерпимости, то японец ненавидел бы китайца; китаец испытывал бы отвращение к сиамцу; сиамец подвергал бы гонениям жителей Ганга, а те напали бы на население долины Инда; монгол, повстречав малабарца, вырвал бы у него сердце; малабарец заколол бы перса; перс убил бы турка; а все вместе они обрушились бы на христиан, которые сами уж сколько времени пожирают друг друга.
Таким образом, нетерпимость – это дикий и жестокий закон. Он даже более чудовищен того закона, по которому живут тигры. Ибо тигр разрывает жертву, чтобы насытиться, а люди убивают друг друга ради догмы.
О том, насколько вредны ложь и гонения
Человечество слишком долго было опутано ложью. Пришло время узнать хотя бы часть правды, рассеять туман легенд, который окутывает и историю Древнего Рима, начиная со времен Тацита и Светония, и историю других народов древности.
Возьмем, к примеру, басни о том, что римляне, эти благородные прародители наших законов, приговорили девственниц-христианок из знатных семей к изнасилованию и определили их в проститутки. Можно ли поверить, что так поступил народ, известный своей строгостью и серьезностью, народ, сурово каравший блудных весталок?
Такие гнусности описаны Рюинаром в «Искренних деяниях», однако разве стоит им верить безусловно, как «Деяниям апостолов»? Болланд упоминает об одной истории из «Искренних деяний», которая случилась в городе Ансире.
Управитель Феодект приказал отдать семь девственниц-христианок, которым было по семьдесят лет, на забаву местным юношам. Но поругания девам не пришлось испытать, что вполне понятно. И тогда управитель приказал, чтобы эти девственницы в голом виде прислуживали на празднествах в честь богини Дианы, хотя прежде на этих весельях все закрывались покрывалом. Святой Феодот, служивший, правда, кабатчиком (что нисколько не охлаждало его пыла), из боязни, что девы поддадутся искушению, молил Господа умертвить их, и его мольбы были услышаны. Управитель повелел привязать каждой камень на шею и бросить их всех в озеро, но вскоре после этого святые девы явились Феодоту – они не хотели, чтобы рыбы съели их тела, и попросили святого кабатчика не допустить этого.
Ночью Феодот вместе с приятелями отправились к озеру, которое охраняли солдаты. Путь им освещало небесное светило. Когда они добрались до того места, где стоял караул солдат, то вооруженный копьем небесный всадник быстро разогнал стражу. Феодот вытащил из озера тела девственниц, за что предстал перед управителем и был обезглавлен, а небесный всадник ничуть не помешал этому.
Мы преклоняемся перед истинными мучениками и почитаем их, о чем не устанем повторять; однако в сказку, рассказанную Рюинаром и Болландом, трудно поверить.
По этому случаю напомню еще одну сказку – о святом Романе. Как повествует Евсевий, когда юного Романа присудили к сожжению и бросили в огонь, то стоявшие вокруг евреи стали ругать Иисуса Христа за то, что вот Седрах, Мисах и Авденаго вышли невредимыми из огненной печи, а здесь Господь безучастно относится к тому, что сжигают его последователя. Но только они сказали эти слова, как и Роман сошел с костра невредимым. И тогда император Диоклетиан помиловал приговоренного, а судье сказал, что с Богом связываться не хочет. Для Диоклетиана это были странные слова! Однако, несмотря на милосердие императора, судья велел отрезать язык Роману. И приказал это сделать не палачам, которые тут же находились, а врачу. После того как врач проделал эту операцию, Роман, который еще с малых лет был заикой, теперь заговорил совершенно свободно. На врача посыпались обвинения, и он, чтобы доказать, что сделал операцию надлежащим образом, повторил это на первом случайном человеке – отрезал язык ровно так же, как у Романа. Высокоученый автор пишет, что этот случайный человек незамедлительно умер, поскольку без языка люди жить не могут – так учит анатомия. Если эти нелепости действительно принадлежат перу Евсевия, а не приписаны кем-то позднее, достойна ли такая история серьезного отношения?
Есть также повествование, автор которого неизвестен, о святой Фелицате и ее семи сыновьях, которые были преданы мучениям по приказу Антонина, мудрого и благочестивого императора.
Возможно, что этот неизвестный автор, в котором рвения было больше, чем правдивости, решил создать что-то наподобие истории Маккавеев. Его повествование начинается так:
Также в рассказе говорится, что Антонин после суда поручил разным судьям позаботиться, чтобы приговор был исполнен. Такой практики не было ни в те времена, ни в любые другие.
Есть еще одна басня – про то, как святого Ипполита волокли лошади. В Древнем Риме не было такой казни, а сказка эта родилась из сходства имен: Ипполит, сын Тесея, погиб такой смертью.
Укажем и на то обстоятельство, что сами христиане в большинстве своих историй о мучениках повествуют о том, как христиане толпой посещают осужденного в тюрьме и никто им в этом не препятствует, как они провожают его к месту казни, где потом собирают кровь казненного, как они хоронят мученика, а его останки используют, чтобы творить чудеса. Но если в те времена сама христианская вера подвергалась гонениям, то почему же не убивали таких очевидных ее приверженцев? Почему их не приговаривали к казни за колдовство, которое они совершали при помощи останков? Почему не расправлялись с ними так, как мы делали с последователями других религиозных движений: альбигойцами, вальденсами, гуситами, членами протестантских сект? Этих иноверцев мы убивали целыми толпами, резали, сжигали их, невзирая на пол и возраст. Но разве есть в достоверных древних источниках упоминания о гонениях на христианство, которые хоть немного напоминают по размаху Варфоломеевскую ночь или бесчинства в Ирландии? Разве было хоть что-нибудь похожее на тот варварский праздник, который ежегодно устраивают в Тулузе, когда проводятся уличные шествия в честь убийства четырех тысяч горожан, случившегося двести лет назад, и люди похваляются этим зверством и возносят хвалу Господу?
Правда ужасна, но мы должны ее признать: это мы, христиане, сами гонители и палачи. И кого же мы притесняли, с кем расправлялись? С нашими братьями по вере. Это мы с распятием в руках разрушали города, сжигали на кострах, проливали реки крови, начиная со времен царя Константина и до тех ужасов, что творились в Севеннах.
Слава Господу, что сейчас такого зверства нет. Но время от времени мы по-прежнему приговариваем к виселице невинных бедолаг в Балансе, Виваре, Монтобане, Пуату. С 1745 года были повешены восемь «протестантских священников», или, как мы их еще называем, «проповедников от Евангелия». Все их преступление заключалось в том, что молитвы за здоровье короля они произносили на местном наречии и что частицу просфоры и каплю вина давали глупым крестьянам. В Париже об этом неизвестно – в столице предпочитают удовольствия и совсем не знают про то, какие события происходят во французской провинции или в других государствах. Суд над «проповедниками» вершится очень быстро – разбирательство длится не больше часа, эта расправа еще более скорая, чем над дезертирами. Король непременно помиловал бы этих бедняг протестантов, если бы узнал о них.
Между тем с католическими священниками так не обращаются ни в одной протестантской стране. В Ирландии и Англии насчитывается свыше сотни католических священников, которых знают все, но никто не тронул их во время последней войны.
Неужели здравомыслие будет доходить до нас в самую последнюю очередь, после всех других народов? Они уже изменили свои убеждения, а мы когда изменим? Чтобы французы приняли учение Ньютона, понадобилось целых шестьдесят лет. Мы только-только начинаем прибегать к прививкам для спасения жизни наших детей. Мы лишь недавно начали применять науку земледелия. А когда же мы примем принципы человечности и будем следовать им? Как мы смеем осуждать язычников за то, что они истязали людей, если мы сами сотворили столько жестокости?
Предположим, что римляне погубили большое количество христиан лишь за веру. В таком случае эти действия можно только осудить. Но разве мы можем допускать, чтобы подобные несправедливости происходили у нас? Разве, осуждая других за гонения, мы сами можем быть гонителями? Возможно, найдется человек до такой степени фанатичный и лишенный совести, что обрушится на меня с восклицаниями: «Зачем вы раскрываете перед всеми наши ошибки и грехи? Зачем доказываете ложность наших чудес и легенд? Ведь заблуждения бывают полезными, они подпитывают набожность людей; не вскрывайте застарелую язву, иначе погибнет все тело!»
Такому человеку я бы ответил: «Своими ложными чудесами вы разбиваете веру в подлинные чудеса; своими вздорными легендами, коими вы украшаете евангельскую истину, вы убиваете веру в сердцах. Как часто люди, которые хотят получить знания и не имеют для этого времени, говорят: „Я обманут – мне лгали те, кто учил меня религии. А следовательно, религии вообще нет; и лучше всецело положиться на природу, чем быть жертвой заблуждения; лучше я буду зависеть от законов природы, чем от выдумок людей“. Но есть и такие, которые, к сожалению, идут еще дальше в этом отрицании: они не хотят быть скованными ни ложью, ни истиной; они выбирают атеизм; они становятся на дурной путь из-за чужой лжи и жестокости».
Вот к каким результатам приводят пагубные суеверия и благочестивый религиозный обман. Люди обычно не идут до конца в своих рассуждениях и останавливаются на полдороге. Чего, например, стоят следующие выводы: «Иаков Ворагинский, составитель „Золотой легенды“, и иезуит Педро Рибаданейра, автор „Венца святых“, в своих повествованиях говорили одну чушь, а следовательно, Бога нет. Католики убили множество гугенотов, а те, в свою очередь, истребили множество католиков, а следовательно, Бога нет.
Исповедь, причастие, таинства – всем этим пользовались, чтобы творить кровавые дела, а следовательно, Бога нет».
Я же сделал бы другой вывод: «Бог есть. Потому что после своей короткой земной жизни, на протяжении которой люди и отрекались от Него, и совершали Его именем преступления, Бог все-таки утешает людей в их страшных бедах. Ибо, если мы вспомним религиозные войны, кровавые папские расколы, обманы, имевшие ужасные последствия, ненависть, которую из-за разных убеждений разжигали между верующими, если вспомним все это, то поймем, что у людей давно есть земной ад».
Нетерпимость бессмысленна
Наша история, наши проповеди и катехизисы, наши речи и трактаты о нравственности – все это пропитано терпимостью и говорит о священном долге быть снисходительными. Но почему же на практике мы нарушаем теорию, которую не устаем декларировать? Почему мы так непоследовательны и какой злой рок заставляет нас делать это? Наши деяния идут вразрез нашим же нравственным позициям, а происходит это по той причине, что нам выгодно поступать не так, как мы учим; но при этом совершенно нет выгоды в том, чтобы устраивать гонения на инакомыслящих и порождать в них ненависть к нам. Еще раз повторяю: нетерпимость бессмысленна. Мне могут возразить, что не так уж бессмысленно поступают те, кто совершает насилие над совестью ближнего и наживается на этом. Таким людям я посвящаю следующую главу.
О том, какой разговор случился между умирающим и варваром
В одном провинциальном местечке к умирающему наведался здоровый человек, чтобы надругаться. Этот варвар сказал:
– Несчастный, ты должен незамедлительно принять мой образ мыслей. Вот, подпиши бумагу. Ты должен признать, что книга, которую мы оба с тобой не читали, содержит пять истин. Ты должен тотчас же признать правоту Ланфранка в споре против Беренгария, правоту святого Фомы в споре против святого Бонавентуры, взять сторону Второго Никейского собора против Франкфуртского собора. Ты должен немедленно разъяснить мне, почему в словах «Отец мой превыше меня» в то же время есть и другой смысл: «Я так же велик, как он». Объясни мне, как Небесный Отец передает сыну своему все, за исключением отцовства? Отвечай немедленно, или тело твое окажется на свалке, дети не получат никакого наследства от тебя, жена твоя лишится всего имущества, и вся семья пойдет побираться, но никто не подаст им даже куска хлеба.
Письмо, которое следует дальше, подтверждает ту же мораль.
Проект, предложенный иезуиту Ле Телье неким духовным лицом
1.
2.
3.
4.
5.
6.