Ненавижу, потому что люблю

Пролог

Одиночество…Что вы знаете об одиночестве? Познали ли вы его так же, как и я? Смогли ли попробовать его на вкус после яркого послевкусия красивой жизни? Когда-то и я думала, что одиночество — это ожидание чуда, любви, внезапно нахлынувшего счастья. Я, так же, как и вы, мечтала о том, что скоро найду его, принца моей мечты. Он будет смелым, харизматичным и обязательно лидером. Он будет любить только меня, думать только обо мне, жить мною, а все остальные — это просто пыль у его ног! Мечтала, стремилась, верила. Теперь умерло все: мои мечты, мой так и не нашедший меня принц, мои родители. Я осталась одна со своим горем, со своим уродством, со своими черными мыслями.

Очнулась под одуряющий запах лекарств и сразу же застонала от дикой боли, пронзившей голову. Попробовала открыть глаза, но свет так и не пробился сквозь ресницы.

— Я ничего не вижу, — как смогла протолкнула сухой воздух сквозь хрипящее горло.

— Спокойно, девочка, это просто повязка, — услышала уверенный голос и мягкие руки аккуратно погладили меня по голове.

Повторила их ненавязчивое движение и чуть не закричала в голос, хорошо, что осипла, иначе сбежался бы весь персонал больницы.

— Где мои волосы? — выдохнула севшим от ужаса голосом.

— Волосы — это такая мелочь, девочка, — услышала тот же спокойный голос, — нам пришлось их сбрить, чтобы мы могли подлатать тебя, кроха.

— Что со мной? — продолжила допрос я.

— Ты не будешь прежней, — услышала непонятный ответ.

— Мои родители?

— Вспомни!

И кровавая пелена застила мои глаза.

…Сверкание новогодних огней в гостиной нашего большого дома, хохочущий папа, радостная мама и я, танцующая вокруг елки. Я была единственной дочерью и самым счастливым ребенком во Вселенной. Мои мама и папа — самыми чудесными родителями на свете.

— Дочка, — смеялась мама, кружась вместе со мной, — скоро тебе семнадцать! Такую красотку жалко отдавать кому попало! Выберем тебе принца посиматичнее и поумнее, хочешь?

— Жена! — грозно хмурился мой папа, который был главнокомандующим армии магов, и обладал самым сильным магическим потенциалом в стране, — какие принцы? Дочь поедет учиться на командира корабля! Вступит в мои войска и займет мое место! А мужиков у нее и так будет навалом, сейчас-то отбоя нет!

— Нет, — топнула ножкой мама, — она будет самой счастливой невестой и самой любимой женой, — а я хохотала, глядя на этот спор.

Я-то точно знала, что самый красивый, самый лучший принц будет моим.

— Она создана для семьи, — нравоучительно вещала мама, тыкая в меня изящным пальчиком, — эта девочка родилась не для того, чтобы повелевать неотесанными мужланами.

— Перестань, — отмахивался отец, — не родился еще тот, кто сможет сломать и покорить МОЮ дочь, а слабаков и подкаблучников в своей семье я не потреплю. Потом, такую красоту, — и отец обнял меня теплыми руками, любуясь нашей парой, отразившейся в темном окне, — просто жалко отдавать. Ты только посмотри на эти черные глазища, да таких пушистых ресниц я не видел даже у тебя, а этот миниатюрный носик, а эти губки. Чтобы все это заполучит надо быть самым лучшим во Вселенной, а всех лучших я знаю лично, и, поверь мне, нет там ни одного достойного нашей принцессы.

Этот разговор был не впервой, я с младенчества знала, что самая красивая в мире, самая лучшая, самая умная, самая магически одаренная и никто меня не достоин. А еще я ни в чем не знала отказа, но и избалованной не была. Мы все купались в любви друг друга, дорожили друг другом, дружили! Только сейчас поняла, что так вечно продолжаться не могло. Слишком хорошо, слишком правильно, слишком счастливо!

Разрыв прошел ровно по центру нашего дома! Такого просто не могло быть! Семья, приближенная к правителю, жила в центре города, рядом с резиденцией Короля. Мама — любимая, младшая сестра Высшего мага всегда была под защитой четырех стихий, а тут ее первую затащило за излом, и там… как будто в мясорубке… я видела, как медленно расчленяется ее тело, словно так и надо, словно это правильно. Огромные рубиновые капли крови повисли в воздухе и застыли, искрясь в морозном воздухе. Холодно! Как же холодно в жарком доме, освещенном огнями. Елка осталась по ту сторону разрыва, и мигала нам огнями из сюрреалистического мира, плавно переливаясь и размазываясь по воздуху разноцветными линиями.

Да я бросилась ей на помощь, думаю и вы бы сделали тоже самое, видя, как дергается ваша мать, глядя на тебя широко открытыми от ужаса глазами. Она даже закричать не успела, как я рванула в излом и меня подхватили жалящие потоки. Они резали мое тело на части, как острые бритвы, а я делала шаг за шагом, постоянно нарываясь на лезвия, мечтая спасти свою мать.

Бедный папа! Он мог бы спастись, но сильнейший рывок, и вместо меня за излом улетает тело отца, который обнял то, что осталось от мамы и одними губами прошептал: «Прощай!». Эта картина так и застыла перед глазами, я упала на белоснежный ковер, истекать кровью. А разлом как возник из неоткуда, так и ушел в никуда, навсегда украв моих родителей, сделав меня сиротой в каких-то несколько минут.

Глава 1

— Дамир, — голос мамы оторвал меня от интереснейшего занятия. В кои-то веке Хлоя разрешила расстегнуть рубашку, и я уже почти снял с нее бюстик.

Да, для меня еще женская грудь была тайной, сокрытой сложными застёжками лифчика, а познать эту тайну очень хотелось, до дрожи в чреслах. Конечно, чисто теоретически, я знал как выглядит грудь, мы с братом ни одно порно пересмотрели, хохоча и издеваясь над тетками и их ебарями, но эта грудь была для меня особенной.

Хлою я добивался с детского сада. Как только увидел ее, такую маленькую, светленькую с огромнейшими синими глазами, в которых стояли озера непролитых слез, так в груди екнуло, и я дал себе слово защищать эту девочку всегда и везде.

Сколько издевательств от брата я поимел из-за этой любви до сих пор вспоминать страшно. Но как только видел свою голубоглазую малышку так впадал в ступор, превращался в зомби, в раба, готового выполнить любое желание хозяйки.

Хлоя долго не замечала мои мучения. Бегала себе с девчонками, смеясь и играя в дурацкие девчачьи игры, а я пытался сделать все, чтобы она меня заметила. Да я из кожи вон лез, чтобы девчонка обратила на меня внимание!

Мой первый шрам над бровью из-за нее. Как сейчас помню была зима и нас вывели погулять, дав в руки детские лопатки. В начале мы с братом, а он мой близнец, характером правда послабже, ведь у него не было Хлои, и долгих попыток завоеваний. Впрочем, я не о том, так вот — вначале мы с братом сражались лопатками, представляя, что это мечи, но стоило Хлои пройти мимо меня, как я замер, вытянувшись в струну и не спуская глаз с удаляющейся белой шубки. Правда быстро пришел в себя, потому что получил лопатой по мягкому месту.

— Опять ты на нее пялишься, жених, — захохотал брат. — И что ты в ней нашел, — ковырял он в носу, задумчиво поглядывая на меня, — хоть она и на куклу похожа, которая в маминой комнате стоит, вот только ноет все время и сопли пускает.

— Ничего ты не понимаешь в девочках, — важно приосанился я, ведь я уже был влюблен, а мой брат до сих пор не мог определиться, и это в шесть полных лет! — Девочки все такие слабые, и мы должны их защищать! — красная лопатка победно взметнулась вверх, словно подтверждая мою правоту.

— Да не нужен ты ей, она даже имени твоего выговорить не может, — и Тимур, так зовут моего брата, передразнил Хлою, — Дамил! Дамилушка, принеси мне стульчик, а то ножки болят.

— Спорим нужен, — тут же взвился я. Из нашей пары близнецов я был более эмоциональным и порывистым, а Тимур рассудительным и спокойным.

И, чтобы доказать, своему неверующему брату, взлетел на горку, встал на бортик, балансируя на высоте.

— Хлоя! — завопил во все горло, чтобы наверняка быть замеченным ею, и как только девчонка обернулась, сиганул вниз в высокий сугроб, правда кто ж знал, что сугроб этот скрывал железные качели, о которые я благополучно ебнулся башкой, окрасив белоснежный снег в ярко-алый.

Хлоя хлопнулась в обморок, воспитательница дико завизжала, а мой брат спокойненько вытащил меня из сугроба, приложил ко лбу снежок и сказал только одно: «Ну и дурак же ты, из-за какой-то девочки!»

Для всех она была какой-то девочкой, а для меня особенной.

В семь лет, прямо перед поступлением в школу, я признался ей в любви. Хлоя хлопала своими глазищами, непонимающе глядя на меня и на моего мрачного брата, который был абсолютно не согласен с ситуацией и стоял, засунув руки в карманы, покачиваясь с пятки на носок, буровя тяжелым взглядом мою принцессу.

В школу мы пошли одну, правда нас с братом сразу же отдали в кадетский класс, состоящий из одних мальчишек, с первых минут, стремящихся забрать лидерство себе. Здесь пришлось ненадолго забыть о моей красавице, пробивая себе дорогу в жизнь локтями, ногами, головами, а порой и зубами. И если бы не мой ум стратега, и не мое умение быстро принимать правильное решение, ну и чуть-чуть поддержка брата, быть бы нам середнячками. А так я теперь бессменный староста и лидер класса, отличник по всем направлениям, включая стрельбу, физическую подготовку, боевые искусства.

Вы можете спросить почему не брат? А Тиму это просто не интересно. Он поглощён наукой, поисками метода определения разлома с точностью до секунды, и все свое свободное время проводит в каких-то непонятных мне расчетах. Хорошо еще, что у нас комнаты разные, иначе с этим заучкой я бы точно долго не продержался!

Ну так вот, пока я добивался первенства в классе, Хлоя подросла и, о, Боги, стала еще лучше, красивее, любимее, желаннее. Я понял, что никуда моя любовь не делась и не денется уже никогда. Ну люблю женскую идеальную красоту, что ж сделаешь? Я вообще по жизни идеалист. Коллекционер красивых идеальных вещей. Все неправильное, поломанное, некрасивое вызывает в моей душе отторжение и чувство возмущения! Вот зачем в этом мире люди с уродствами, они же и так мучаются, им бы лучше заново родиться, а не влачить свое жалкое существование, умирая от зависти к красивым людям. Таким как я или Хлоя…

Хлоя идеальна во всем! Точеная аккуратная фигурка, маленькие ручки, маленькие ножки, густые, длинные светлые волосы всегда распущены, синие глаза с изумлением смотрят в мир, капризно изогнутые небольшие губки, маленький чуть к верху вздернутый носик. Весь ее облик взывает к мужском эго, защити меня, спаси красоту, сохрани ее для мира.

В пятом классе мы стали дружить как парень с девушкой. Я ждал ее после школы, отбирал портфель и гордо нес до дверей подъезда дома. Ни одна сволочь не смела засмеяться мне вслед! По вечерам, я ждал ее на углу дома, так как родители Хлои оказывается не разрешали ей дружить с мальчиками. А потом мы гуляли, любуясь вечерней столицей, кормили лебедей на озере, бродили по парку, болтали о разном.

Таскал я портфель и дружил за ручку класса до седьмого или восьмого, в восьмом впервые в жизни решил поцеловать свою кроху. К этому моменту готовился серьезно и основательно. Брату пересказывал основы теории, и мы оба снова покатывались со смеху, представляя, как носы ломаются с хрустом от страстного поцелуя.

— Вот у тебя губищи во все лицо, — хохотал брат, оторвавших от своих расчетов, — а у нее маленькие губки, узкие, их с первого раза-то не разглядишь, а тебе еще умудриться засосать их надо. Хотя ты, наверное, давно уже ее губки разглядел…

Если честно, то как-то не до губ мне было, помню, что губки розовенькие, кажется, и небольшие, но для пущей важности, я, конечно же кивнул головой, подтверждая, что только и делал, что губы разглядывал.

— Ладно, теорию сдал на отлично, — расщедрился Тим на похвалу, переходим к практике, — и он умчался куда-то. На кухне послышался злобный вой домработницы, и брат влетел в комнату так, как будто за ним гналась свора собак.

— Вот! — выдохнул он и кинул мне сетку помидор. — Давай тренируйся!

Я подзавис, разглядывая сочный овощ.

— Ну что ты? — подтолкнул брат. — Закрой глаза, представь, что это губки Хлои, и целуй.

— Эмммммм. — засомневался я, подозрительно косясь на Тима, но тот был сама серьезность. — Окей. — нехотя согласился, доставая помидорину покрупнее из сетки и разглядывая ее со всех сторон.

— Да что ты на нее, как на неродную смотришь, — поторопил брат, — давай уже, все как в теории, только на практике.

Я закрыл глаза и впился в сочную мякоть. Сок помидора брызнул во все стороны, ржач брата осознал до того, как помидором запустил в Тима, который даже бежать не мог, ухахатываясь на кровати и прикрываясь подушкой. Я думал, скормлю ему все помидоры, чтобы навеки запомнил, что со мной шутки плохи. Правда удалось впихнуть только половину, вторую половину щедро размазал по его моське.

— Ладно, — припечатал я, — посмотрю, как ты влюбишься и попросишь меня объяснить, как делают это…Ты вспомнишь все помидоры, которые знаешь, — бесновался я.

— Мир, — икал от смеха Тим, — вот объясни мне, почему ты помидор побольше выбрал, когда губешки у твоей красотки малюсенькие, боялся не попасть с первого раза, что ли?

Драка разгорелась с новой силой, теперь я уже, как истинный рыцарь защищал честь своей возлюбленной, вернее губы.

В этот же вечер я назло брату поцеловал Хлою. Ощущения были ну, не как с помидором. Поцелуй вышел каким-то скомканным, быстрым, и фиг его знает, попал я в губы или нет. Хлоя засмущалась и уткнулась мне в грудь, я же, вспомнив, как отец часто обнимал мать, этаким широким жестом, по-мужски привлек ее к себе, решив, что стал взрослым.

Правда Тиму почему-то про этот поцелуй не рассказал, просто сказал, что поцеловал и все. NO comment. Личная жизнь у нас все-таки должна быть отдельно, несмотря на то, что мы вдвоем в одной утробе росли.

А утром, в школе, уже обнимал свою крошку, смело прикасаясь губами к девчачьим губам. Хлоя краснела и смущалась, но то, что ей это нравилось, даже не вызывало сомнений.

Все эти воспоминания пролетели как один миг, мамин зов послышался ближе и ее шаги зазвучали у двери. Я лихорадочно натянул рубашку на побледневшую девушку, и положил диванную подушку себе на колени. Даже в джинсах было видно мое неприкрытое желание потрогать девичью грудь. Хлоя быстренько пересела за письменный стол, правда ее покрасневшие щеки, как по мне, так ярко кричали о том, что здесь сейчас происходило.

— Дамир, твой тренер по каратэ сказал, что ты пропустил тренировку, — мама открыла дверь и наткнулась взглядом на красную, как вареный рак, Хлою.

— Здравствуй, Хлоя, — улыбнулась мама, — так вот ради кого Мир пропустил тренировку, даже не побоявшись тренера.

Мама была рада нашим встречам с Хлоей. Во-первых, Хлоя была из хорошей семьи, десятыми корнями в родстве с Королем, во-вторых, она к ней уже привыкла и была уверена, что рано или поздно мы поженимся.

— Тетя Элиза, — Хлоя давно в нашем доме была как родная, — может Вам помочь накрыть стол к чаю? Дамирка точно голодный, — бросила она на меня хитрющий взгляд, и я жадно облизал губы, показывая насколько голоден, правда не той едой, которую имела в виду моя мама. Хлоя хихикнула и вышла из комнаты, следом за матерью, а я зарылся головой в подушку, сдерживая вопль отчаяния.

Собрался с силами, поскучал чуть в одиночестве, раздумывая, как бы заставить Хлою раздеться, и отправился подоставать брата. Почему это только мне одному должно быть плохо?

Тим сидел, закопавшись в бумагах, мусоля растрепанные волосы. Увидев меня чему-то обрадовался и тут же начал излагать свою точку зрения.

— Вот смотри, — глядя куда-то мимо меня начал он, — разлом представляет собой быстро вращающийся столб воздуха, микрочастиц и серой магии, его диаметр колеблется от нескольких сотен метров до несколько сотен километров, скорость серой магии достигает тысячи метров в секунду. Чтобы раскрутить магию до такой скорости, надо бы приложить внешний момент силы. Но предложить момент какой-нибудь природы не удается. За счет перепадов давления закрутить магию вообще невозможно, поскольку давление — потенциальная функция, и момент силы создать не может. Магия очень слабо взаимодействует с электрическим и магнитным полями, поэтому раскрутить ее за счет сил электромагической природы не удается. Это подтверждается так же тем, что при образовании разлома не отмечено существенных электромагических аномалий, следовательно, эти силы следует исключить из рассмотрения. Вращение может возникнуть за счет столкновения магических масс разной природы, за счет вязкости серой магии, но скорость вращения не будет больше относительной скорости их движения. Сила Кориолиса, возникающая при меридиональном движении, также не в состоянии раскрутить воздух, поскольку это сила, а не момент. Предложить моменты иной природы не удается. В результате остается единственный способ объяснить данное явление — это использовать закон сохранения момента, поскольку нет моментов сил, раскручивающих магию до больших скоростей.

Все это он выдохнул на одном дыхании, глядя в одну точку, как будто там был написан весь этот бред. Я даже оглянулся, чтобы проверить, а вдруг и правда мой сумасшедший брат видит это сквозь пелену таинственного марева.

— Агась, — подтвердил я, так ничего и не поняв из сказанного, но снова проникнувшись уважением к мыслительному процессу, происходящему в голове моего брата. В глазах Тима наконец-то появилось осмысленное выражение.

— Уау, — завопил я, — ты наконец-то с нами. — пощелкал пальцами перед носом Тима, — Тимур, скажи ты узнаешь своего брата, как меня зовут, в каком мы веке, сколько тебе лет?

— Что? — ухмыльнулся Тим, — Хлоя опять не дала. Хоть за это можно уважать твою глупую гусыню.

Пришлось снова вступаться за доброе имя своей любимой девушки. И почему Тиму не нравилась Хлоя, для меня до сих пор остается открытым вопросом. Как-то даже я задал этот вопрос брату. На что тот пожал плечами и рассудительно ответил:

— В ней нет ничего такого, что могло бы зацепить. Во-первых, она глупа и учится только благодаря тебе. Если бы ты не решал за нее задачи и не делал за нее домашние задания, думаю девчонка еле тянула бы на тройки. А тебе я бы советовал получить второй диплом, ты ж всю программу девчачьего класса вместе с ней прошел.

— Разве в уме дело? — растерялся я. Да, я решал за Хлою, но мне нравилось быть ее единственным спасителем, и никогда я не задумывался глупа она или умна.

— Брательник, — хлопнул меня по плечу тогда Тим, — представь, что вы выросли, ты уже трахаешь ее вовсю и тебе это даже стало приедаться, кроме того, ты идешь вперед семимильными шагами, карьера твоя продвигается со стремительной скоростью, а твоя женушка, да, да, ты же мечтаешь жениться на ней, остается все на том же уровне развития, что и была в первом классе. Книги ты ей перестал читать, в силу своей занятости, а сама она не приучена. Без тебя ей становиться скучно, ведь она паразит на твоем теле и сама себя развлекать не умеет. Вначале будет выносить тебе мозг и доставать тебя звонками в самые ненужные моменты, когда ты особенно занят, а потом найдет себе развлечение на стороне.

— Блять, ты нормальный? — вырвалось у меня, — Хлоя не такая!

Больше на эту тему мы с Тимуром не разговаривали.

Глава 2

Белые стены больницы начали раздражать, и я пыталась раскрасить их в разные цвета, мысленно рисуя картины из прошлого. То коня, мчащегося навстречу ветру и себя, прижавшуюся к холке, наслаждающуюся скоростью и мощным бегом животного. То темно-зеленый сосновый лес в летний зной, и себя лежащую на теплой хвое, разглядывающее синее-синее небо сквозь ветки сосны.

Я здесь уже как полгода. Три месяца в коме, три месяца в сознании, шесть месяцев в коконе, обездвиженная и слабая. Противно до дикого раздражения. Мой характер портился на глазах! Все вызывало во мне раздражение! Эти люди, умеющие ходить, чесаться, что-то делать руками! Эти дни, в которых текла обычная людская жизнь без меня! Эти жалостливые взгляды!

Что со мной не так? Кокон из жидкой магии везде, хорошо еще глаза освободили, и я видеть могу, а еще разговаривать, вот только занять себя ничем не могу. До безумства не хватало книг! Почему я должна ждать, когда ко мне придут и что-то почитают? Почему я не могу сама? Почему все так смотрят?

— Что со мной не так? — в тысячный раз задала я вопрос Диме. Вот так фамильярно я теперь обращалась к своему лечащему врачу. С ним я сроднилась похлеще любимого парня, которого у меня никогда не было.

Дима выглядел лет на сорок. Мудрый взгляд карих глаз, седеющие виски, мягкие руки, тихий голос. И все время в белых одеждах. Ненавижу белый цвет! Как только выйду отсюда — все раскрашу в цвета радуги!

— Мы пытаемся магией отшлифовать твою кожу и вывести токсины разлома, — отводил глаза он, в очередной раз аккуратно брея мою бедную голову.

— Зачем шлифовать мою кожу? — раздражалась я, мотая головой и мешая ему брить. Когда-то у меня были шикарные густые вьющиеся волосы. Папа не разрешал их стричь, хотя мы с мамой и хотели поэкспериментировать. Теперь ни родителей, ни волос. Видимо так мне и надо! — Я смогу ходить? У меня уже все мышцы атрофировались от долгого лежания в одной позе, я тела своего не чувствую.

— Знаю, — вздыхал Дима, — ты со своим характером сможешь нарастить мышечную массу, это будет неприятно, больно, но ты сможешь. Весь вопрос в том, сможешь ли ты жить полноценной жизнью, если кокону не удастся избавить тебя от последствий.

— Что значит полноценной? — испугалась я, помолчала минуту-другую. — Я могу увидеть себя сейчас? — дрогнувшим голосом задала вопрос, а потом снова испугалась, что Дима согласится.

— Ты в коконе, под ним ничего не видно, — в очередной раз терпеливо ответил Дима.

— Когда мы поймем, что я излечилась или все бесполезно?

— Как только король даст распоряжение завершить эксперимент, — безэмоциональный ответ, сочувствующий взгляд.

Дима никогда не говорил мне, что давно понял, кокон мне не поможет. Мне не поможет ничего! После излома не выживают, а я выжила! Вот что за дура, даже сдохнуть не смогла нормально!

Король — мой родной дядя! Мамочка была его единственной и нежно любимой сестрой. Родственные связи для нашей семьи очень важны, и я обожала Генриха с младенчества, как обожала его жену, которая очень подходила дяде по характеру. А еще Мила была близкой подругой мамы. С их сыном и наследником Львом мы были дружны с самого раннего детства. Мой рыцарь, мой друг, мой партнер во всех играх, увлечениях, занятиях! Вот и сейчас он завалился с мороза, раскрасневшийся, довольный жизнью, потрясая в руках новой куклой!

— Верка, смотри, какую куклу я тебе купил, вылитая ты! — потряс он игрушкой с огромными черными глазами и вьющимися волосами. — Особенно рот! — заржал он, тыча пальцем в огромные губы куклы. Игрушка явно была бракованной, потому что художник смазал губы, когда прорисовывал их границы. В итоге на лице были четко видны глаза и губы — все остальное терялось на их фоне.

— Придурок, — беззлобно ответила я, улыбаясь его хорошему настроению. — Лев, а у меня рот такой же остался или совсем губ не стало? — иногда мне казалось, что я просто дух, заточенный в кокон без тела.

— Губы? — Лев нахмурился, вглядываясь в кокон, который был моим телом. — Нуууу, — протянул он, — я вижу только твои глаза и да, они как были прежними, так и остались, только иногда в них вижу огонь, и это бррррр, страшно, — передернулся он, — губки красные, — он наклонил голову на плечо, разглядывая секунд двадцать, испытывая мое терпение, — в размере, к сожалению, не уменьшились, хотя, говорят, что это очень сексуально, вижу еще шрам на верхней губе, он тянется к левому уголку рта, все, больше ничего не вижу.

— Лев, — жалобно подняла я на друга глаза, — что если я — урод?

Лев стал очень серьезным. Видимо он что-то знал, чего не говорили мне.

— Боги не дают нам того, что мы не можем выдержать. Даже если шрамы и останутся, ты все равно будешь для меня самой красивой, и я никому не позволю тебя обижать! — кулаки сжались, как будто он уже был готов броситься на мою защиту.