Ненавижу, потому что люблю

— Так-то я сама никому не позволю себя обидеть, дай только в форму прийти! Домой хочу, — пожаловалась я.

— Вер, ты ж знаешь, отец разобрал ваш дом по кирпичику, чтобы понять причину, появившегося там разлома, твой дом теперь дворец Короля, и я постарался, чтобы тебе комнату выделили рядом с Принцем! Вот! Я там все украсил розовым цветом: розовые шторы, розовая кровать сердечком с розовым балдахином, розовые розы повсюду. Короче, все что надо настоящей принцессе!

От его слов глаза мои вылезли из кокона, точно, как у улитки.

— Пошутил? — выдохнула я, не смея поверить в то, что он говорит. Лев такой, он все может, особенно тролить по-настоящему.

— Не, — мотнул головой друг, — я еще там плюшевых зверей всех каких нашел скупил, куклы там разные, лошадки, единороги, короче, ты будешь рада, разбирая весь этот игрушечный магазин. Все для тебя, моя принцесса! — и Лев склонился в шутливом поклоне, были бы у меня руки и ноги, наследнику пришлось бы не сладко, я вам это говорю!

Король с Королевой зашли очень вовремя, принц отступил в глубь палаты, давая им проход.

— Дядюшка, — мои глаза наполнились лживыми слезами, актриса из меня отличная, мама даже как-то хотела определить меня в актерскую мастерскую, — он меня расстраивает, — скосила я глаза на двоюродного брата, — а больную расстраивать нельзя, ведь нельзя, правда?

Король нахмурился, Королева отвесила звонкий подзатыльник своему сыну.

— Верочка, как ты? — интонация Генриха не радовала.

— Дядя, я не могу больше здесь валяться, отдай распоряжение, чтобы кокон сняли, иначе я просто скоро стану тупым растением.

— Но, Верочка, — дядя покраснел и занервничал, — мы никак не можем справиться с шлифовкой кожи, воздействие магии нанесло непоправимый ущерб твоему организму.

— Сколько процентов есть, что стану прежней? — резче, чем хотела, спросила я.

Оба, и Король, и Королева взглянули друг на друга, передавая право голоса.

— Ноль, ноль один процент, — Лев вышел вперед, и я впервые в жизни видела его абсолютно серьезным, — Вера, ты не будешь прежней никогда, и да, ты вся в шрамах, страшных, уродливых шрамах, везде: на лице, на теле. Это будет выглядеть непривычно в начале, необычно всегда. На тебя будут пялиться и показывать пальцем, возможно, ты никогда не выйдешь замуж, но…ты сможешь жить, ты сможешь стать капитаном космического корабля и управлять неотесанными мужланами, а еще ты сможешь жить. Мы все очень любим тебя, мы все поддержим тебя, мы никогда от тебя не откажемся, лично я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива! Не во внешности счастье, сестра! Мы справимся, я знаю!

Потом он взглянул на родителей и вздохнул:

— Простите, я не могу больше скрывать от нее правды, Вера сильная, она выдержит.

Я молчала минут пять, пока звенящая тишина не стала давить на уши. Все знала, там в глубине души знала, и свыклась с этой мыслью, сжилась с ней, поэтому сморгнула выступившие слезы, благодарно посмотрела на брата и тихо распорядилась:

— Снимайте кокон!

Глава 3

— Тим, — пнул я брата под столом ногой, чтобы отвлечь его от мыслей, — пойдем сегодня погуляем.

Мама не отпускала меня одного, и это злило. «Дамирушка, — говорила она, — тебе нельзя доверять, ты обязательно попадешь в какую-нибудь скверную историю, пожалей мои нервы, я спать не могу, если знаю, что ты где-то без брата. И как так получилось, что все мозги достались Тиму?" — вздыхала она, ероша мне волосы. Вот я и был вынужден, чтобы не портить нервы родителям, вытаскивать брата из дома.

Хорошо еще у отца была другая точка зрения на меня. «Дорогая, — говорил отец в такие моменты, вставая на мою зашиту, — у Мира хоть жизнь активная и ключом бьет, настоящему мужику просто необходимо пройти через испытания улицей, и это нам еще повезло, что Дамир вытаскивает брата на свет божий, а то бы Тим просто закопался в своих бумажках, книгах, исследованиях, позабыв, что на свете есть еще красивые девчонки, мощные машины, адреналин, секс, в конце концов» В эти минуты я расправлял плечи и свысока смотрел на брата, который усмехался одним уголком рта, будто понимая о чем я думаю.

Вообще, несмотря на то, что мы с братом были близнецы, мы — абсолютно разные по духу, по мыслям, по складу характера. Вы просто зайдите в наши комнаты и все сразу станет ясно. Я — идеалист, люблю, чтобы все красиво, по местам, идеально. У меня даже кровать застелена так, что ни складочки, ни вмятинки. Абсолютный порядок в шкафах, на столе, на книжных полках книги стоят по алфавиту. В комнате не ем, считая, что для этого есть специально отведенное место. Терпеть не могу, если что-то нарушает порядок. Даже Хлоя, когда приходит в мою комнату, старается лишний раз ничего не трогать, чтобы меня не нервировать. Комната — моя, я — собственник! И вообще не очень люблю кого-то впускать в свой мир, даже любимую девушку!

У Тима все с точностью наоборот. Такого бардака я не встречал нигде, даже у Хлои. У той хоть все завалено женскими штучками разными, однажды она даже, смущаясь и краснея вытащила белоснежный лифчик, на который я умудрился усесться своей задницей. Так вот у Тима, конечно, носки не висят на люстре, но повсюду исписанные тетради, чертежи, пришпиленные к стенам, стол завален книгами, которые держатся на честном слове, того и гляди завалятся, стоит пройти мимо. Даже в кресле и там стопки книг, листов, исписанных корявым подчерком моего брата. Обычно, я расчищаю себе место на ковре, возле камина, усаживаюсь по-турецки и с философским спокойствием оглядываю этот бардак.

— Тим, хочешь на твое день рождение, я сделаю тебе подарок. Уберусь в этой комнате сам, — как-то предложил я брату, представив, как могла выглядеть комната.

— Я те уберусь, — кулак Тима возник у меня под носом, — я после твоей уборки ничего не найду, а так, знаю, где что, тебе просто не понять сложной работы моего мозга.

— Слушай, Тим, ну вот появится у тебя девушка, куда ты ее приведешь? Здесь даже потрахаться негде.

— Так к тебе в комнату приведу, там места много. Что тебе жалко для брата? — пустился манипулировать мной родной брат.

— Нееее, — мотнул я головой, — в мою нельзя, лучше к родителям в спальню, — рассудил, сделав себе пометку запирать комнату на ключ. — Слушай, пойдем сегодня прошвырнемся, попробуем пробраться на нелегальные бои. Вот увидишь, я легко выиграю…

— Ага, — кивнул Тим. — Выиграешь у самого слабого, а потом будешь мальчиком для битья у самого сильного.

— Не веришь ты в меня, — грустно улыбнулся я, — а еще брат называется. Ты же знаешь, я в классе — лучший, среди юниоров — лучший. Мне скучно! Достойного соперника не найти. Нечему уже учиться.

— И что ты такого находишь в драках, — Тим что-то чиркнул карандашом, делая пометки на ватмане, — вот что интересного лупить по морде другого. Это больно и неприятно.

Тимур не был фанатом боев, больше того, он терпеть не мог драться, стремился всеми силами избежать урока, а если не удавалось, вяло махал кулаками, пока тренер однажды сам не махнул на него рукой.

— Азы выучил и ладно, — бормотал он, — не всем дано быть как Дамир. Мир приобрел ученого и потерял воина.

Воином в нашей паре был я, впрочем, от Тима не отставал и по учебе. Но я учился просто потому, что хотел быть первым везде. Тим учился, потому что ловил кайф от всех этих знаний, которых вдалбливали в нашу башку с превеликим усердием учителя.

— Тим, вот я буду управлять эскадрой кораблей, и, точно стану главнокомандующим, а ты, что будешь делать? — как-то поинтересовался у брата, а тот вдруг отбросил карандаш и посмотрел на меня очень внимательно, как будто часами думал о том, чем будет заниматься.

— А я Мир, буду тем, кто раскроет тайну излома, и больше ни один корабль не пропадет в сером мраке, ни один человек не погибнет. Мне бы только вычислить точное время и оказаться там, понимаешь. Мне надо будет измерить… - и тут из него полились цифры, термины, расчеты. Тим уже был возле разлома, уже измерял давление, силу, скорость.

— Хватит! — прервал я поток слов, в который даже вдумываться боялся, — пойдем пошляемся.

— Ок, — согласился брат, — Хлойку можешь не звать, бесит своей тупостью.

— Заткнись, — незлобно огрызнулся я, — она не тупая, она — девочка. Девчонки все такие, у них так мозги устроены. Если бы ты больше обращал внимание на красоток, ты бы это знал наверняка. Мы же с тобой похожи как две капли воды, но девчонки тебя почему-то стороной обходят, и мне кажется это уже странным, в твоем возрасте Тим, — нравоучительно сказал я, натягивая куртку брата, так как лень было идти в свою комнату, — уже давно пора хотя бы целоваться, а то прыщи вылезут, не отмоешься.

— Ну прыщей у меня не будет, — потер подбородок брат, — а целоваться с дурами не тянет, вот найду девушку своей мечты: умную, молчаливую, умеющую развлекать саму себя, тогда и поцелую.

— Какую? Какую? — поперхнулся я. — Слушай, вот Ольга по тебе сохнет, хочешь я ей язык отрежу, планшет подарим, когда будет нужно, ты ей включишь, в соц. сети посадишь, и она будет развлекать сама себя.

— А ум откуда она возьмет? — хохотнул брат, выталкивая меня из комнаты.

— Три в одном, сочетание взрывоопасное, — рассудил я. — Пойдем за Хлоей зайдем, — хлопнул по плечу, вмиг напрягшегося брата, — пусть хоть она мной повосхищается, если ты не веришь в мои силы.

Хлоя вылетела сразу же, как только я позвонил в дверь. Три коротких и один длинный — условный сигнал. Она как будто всегда ждала меня, ни разу я не видел ее не накрашенной, с грязной головой или в домашней одежде. Идеальная, идеальна во всем. Отличная будет спутница, с которой не стыдно показаться перед толпой народа.

— Ты как всегда красавица, — отвесил ей комплемент и получил в награду страстный поцелуй.

— Тим, — капризно протянула Хлоя, глядя, как хмурится мой брат. Этим двоим никогда не надоедало ссориться друг с другом. — И когда же ты найдешь себе девушку, может твое настроение улучшиться, и ты не будешь выглядеть так отвратительно, — прощебетала она, цепляясь за меня, обнимая под курткой теплыми руками.

— Ему не надо искать, — добродушно парировал я вместо брата, потому что он считал выше своего достоинства отвечать на «блеянье овцы», это я сейчас слова Тима повторяю, — за него родители нашли. Видимо поняли, что бесполезно ждать, когда Тимур найдет себе идеал, так что…, - и я многозначительно замолчал, от моей малышки у меня не было секретов.

Как сейчас помню дебильное выражение лица брата, когда он услышал эту новость, сидя со мной под распахнутым окном поздней ночью.

Родители решили женить Тимура по расчету. На какой-то близкой родственнице Короля. Таким просто не отказывают. Даже если бы родители и хотели сказать нет, им никто этого бы не позволил. Судьба Тима была решена в какие-то пятнадцать минут. И теперь мы с братом с содроганием ждали, когда родители нам расскажут об этом «счастливом» подарке богов.

Правда, как я понял, в сговоре участвовали только наши родители, королевская чета и родители той девчонки, которая ни сном, ни духом про помолвку не знала. Как я и говорил, мы с Тимом-то узнали, потому что случайно подслушали, сидя у раскрытого окна поздно ночью, когда родители решили, что мы спим и видим десятые сны, в то время как их сыновья, пытались бросить вызов на подпольных боях сильнейшим. Правда нас обсмеяли и вытолкали взашей, но мы своего добьемся. Точнее я.

Тимур гулко сглотнул и уставился на меня бешеными вращающимися во все стороны глазами. Если бы не трагизм момента, я бы покатился со смеху, а тут выглядел ничем не лучше Тима. И что мог сделать в эту минуту? Просто похлопал его по плечу, предлагая держаться.

— Слушай, Тим, — прошептал я, — это же отличный выход, ты кроме своих цифр ничего вокруг не видишь, наконец-то появится та, кто будет тебя кормить, носки убирать, огрызки выкидывать. — помолчал минут пять, давая свыкнуться с мыслью несвободы, — помидоры нести? — вот тут оторвался как мог, за что тут же получил затрещину, больно стукнувшись скулой о фасад дома.

Глава 4

Кокон сняли быстро. Правда пошевелить ни рукой, ни ногой так и не смогла. Мышцы атрофировались и не желали подчиняться.

— Мышечная атрофия, — констатировал Дима, и пояснил, — ну это когда мышцы в объеме уменьшаются, а на некоторых участках тела даже исчезают. Ты же лежала, ничего не делала, — сказал так, как будто я специально лежала, не желая вставать, ходить, бегать. — Ну что ж, — хлопнул он в ладоши, — мышечная ткань атрофировалась и исчезла. Рекомендуем изменить образ жизни с лежачего на активный, диету и специальные упражнения.

Легко сказать, изменить образ жизни с лежачего на активный. Когда я ни рукой, ни ногой пошевелить не смогла, только мышцы глаз активно заработали, пытаясь рассмотреть, что там вообще со всем моим телом происходит, и есть ли оно, то тело.

— Везите меня домой, — скомандовала, когда на меня натянули одежду из мягких тканей, кожа отвыкла от одежды и теперь было такое ощущение, что терло повсюду, где только можно.

В зеркало принципиально не смотрела, да и на руки свои боялась посмотреть, не то что потребовать зеркало. Отражение себя я видела в жалостливых взглядах медсестры, пыталась поймать в глазах Льва. Но брат тот еще жук. Лицо его не выражало абсолютно ничего. Прямой взгляд, ни жалости, ни сострадания, ни отвращения. Вот и какая я, пойди пойми.

Мила, как только зашла, вдруг всхлипнула, закрыла лицо руками и убежала из палаты, Генрих остался, правда избегая моего взгляда.

— Сейчас я распоряжусь насчет носилок, — сказал Дима, но Лев остановил его взмахом руки.

— Эту тощую особу донесу сам, — и он подхватил меня на руки, одну мою руку положил себе на плечо, вторую, чтоб не болталась уместил мне на живот, рукой сделала попытку уцепиться ему в плечо. — Ну все сеструха, держись, я тобой теперь лично займусь, — тихо выговаривал он мне, широким шагом шагая по больничному коридору. — У меня и план разработанный есть, и комната розовая должна поспособствовать твоему выздоровлению. Я сделаю из тебя богиню, моя Галатея.

— Ты что несешь, — шипела, дико вращая глазами, даже шея не хотела мне подчиняться, настолько ослабла.

— А то, что теперь я твой тренер, лечащий врач, твоя сиделка и прочее, прочее, сразу предупреждаю! Уж извини свое чувство стыда придётся засунуть тебе куда-нибудь подальше, у меня на тебя долгоиграющие планы, девочка. — и братик не то чтобы больно, но очень чувствительно ущипну меня за задницу.

— Ой, — взвизгнула я, — больно же. Дядя, он дерется, — пожаловалась уже в машине.

— Лев?! — реакция последовала тут же.

— Папа, я ее воспитываю, — брякнул Лев и снова ущипнул меня чуть пониже спины.

— Я отомщу тебе, — попыталась дернуться, да вот только бесполезно.

— Конечно, конечно, — заверил меня мой верный друг, — как только, так сразу.

Во дворце со страхом ожидала, когда меня внесут в розовый ужас. Со Льва станется, я точно знаю. Поэтому, как только меня занесли в комнату, я первым делом зажмурилась и открыла глаза после того, как меня не очень-то и ласково уронили на постель.

— Тощая, тощая, а кости тяжелые, — проворчал Лев, открывая шторы, окна и впуская свежего воздуха. — Вот тут ты теперь будешь обитать, прости, но сделал все по своему вкусу, придешь в себя переделаешь.

Я с изумлением огляделась. Широкая кровать с бортиками, у лица подвешено какое-то приспособление.

— Это что? — указала глазами я на висевший передо мной треугольник.

— Это, чтобы ты могла сесть, когда руки научишься поднимать.

— Угу, — буркнула и с трудом повернула голову вправо.

Комната была золотистой в бежевых тонах, никакого намека на розовый, да и намека на девичью не было в ней от слова совсем. Комната больше напоминала спортзал. С каким-то приспособлениями, тренажерами, палками.

— А ты ничего не перепутал? — проблеяла испуганным голосом, — где мои куклы, плюшевые зверята, зеркала, гардероб с платьями, в конце концов!

— Гардероб тебе понадобиться не раньше, чем через полгода, ходить будешь пока в этом, — и Лев вытащил нечто похожее на пижаму или домашнюю одежду, ну на худой конец, если за уши притянуть на спортивный костюм. В довесок шел плотный топ и ужаснейшие трусы, напоминавшие мне панталоны. Лев с удовольствием потряс трусами перед моим ошарашенным лицом.

— Прелесть, правда? В туалет хочешь?

Я застонала, понимая, что теперь в туалет мне придется как-то ходить самой и никакой кокон теперь не поможет. А ведь я еще мечтала помыться.

— Сейчас я сделаю тебе ванну, — словно прочитал мои мысли Лев.

— Ээээээ, Лев, сиделка, я надеюсь, женщина?

— И не надейся, — отреза мой двоюродный братик, — твоя сиделка я. Быстрее выздоравливать будешь. — но увидев ужас в моих глазах, смягчился, — Ты думаешь я голых девушек не видел. Видел и ни раз. Как-нибудь тебе расскажу, какой подарок мне сделала папа на мое шестнадцателие. Потом, я — врач! Будущий! Ты — моя дипломная работа!

— Нееет, — простонала я, — Лев, ты не сделаешь это, я потом не смогу смотреть в твои глаза. Я же девушка. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

— Для меня ты — пациент! — отрезал Лев, — ты бы знала, каких трудов мне стоило уговорить родителей ставить на тебе эксперименты. — закряхтел он, а потом развернулся и вовсе вышел, чтобы не слышать моих причитаний.

Минут через пятнадцать, когда я почти смирилась с создавшимся положением, торжественно огласил, появляясь в комнате с пушистым огромным полотенцем в руках:

— Ванна! Сама пойдешь или отнести?

Еще и издевается он, покряхтела, стремясь почувствовать хотя бы ноги. Ловкие руки раздели меня быстро и профессионально.

— И где ты так научился пациентов раздевать? — старалась я не смотреть в зеленые глаза друга.

— А я в тайне от отца и под другим именем в больнице для тех, у кого уже не осталось надежды, подрабатываю, знаешь сколько чудес за это время увидел, ну и практики понабрался. Есть там солдат, с таким же случаем, как и утебя. Отказались от него все, да и он сам от себя отказался, а сейчас ничего, уже мизинцем шевелит, на левой ноге.

Поднял меня на руки, завернул в полотенце, а потом из него же и вытряхнул в огромный бассейн, наполненный соленой водой. Ванна называется! Я погрузилась с головой, и, если бы не мой мучитель, то есть спаситель, благополучно пошла бы ко дну.

— Давай, полоскайся, не мыть же мне тебя, я тебе только голову помою, — приговаривал братец, добрая душа, таская меня за обе руки то в одну сторону, то в другую, видимо смывая больничную грязь. — Держись, а то мне неудобно шампунь тебе на башку лить, — он положил мои руки на специально сделанную ручку в бассейне, и я впервые пошевелила пальцами, пытаясь удержаться, пальцы не слушались, соскальзывали, Льву приходилось одной рукой удерживать мои руки, другой намыливать голову. Пена лезла в глаза, в нос, я отфыркивалась, и мечтала, чтобы это поскорее закончилось. Но оказывается все только начиналось.

Меня вытащили, насухо вытерли, и в чем мама родила положили на высоки стол, одели в те ужасные панталоны и перевернули на живот, а потом сильные пальцы стали творить с моей спиной такое, что я завопила во весь голос, пытаясь ужом забиться под лавку.

— Терпи, — приговаривал братец, сверяясь с рисунком, который висел прямо перед его глазами, — перво-наперво надо вернуть мышцам силу, а потом мы с тобой будем восстанавливать силы жестокими тренировками, крошка, — он звонко хлопнул меня по тощему заду.

Как я выдержала первый день пыток, одни боги знают, а у братца было припасено для меня много сюрпризов. Весь месяц, он занимался мной лично: утром массаж, в обед массаж, вечером массаж. Столько физической боли я не испытывала никогда. Я и рыдала, и умоляла, и ругалась, и требовала, чтобы он дал мне умереть, и даже требовала пистолет, мечтая убить своего мучителя.

Отдых давался в первой половине дня, пока Лев учился в университете. Правда отдыхом это назвать было сложно. Лев прекрасно знал, что я обожаю читать. Мне еды не надо, лишь бы книги были, поэтому я просыпалась, Лев мне делал массаж, ела, а потом стремилась дотянуться до своего наркотика, который с каждым днем отодвигался все дальше и дальше.

— Ненавижу, — кусала губы, дотягиваясь кончиками пальцев до желанного корешка, — убью, — рыдала, слушая стук упавшей на пол книги, — прокляну, — падала я вниз башкой, и счастливая валялась на полу, глотая страницу за страницей.

Людей видела мало, точнее меня посещали только дядюшка, Мила и Лев. Слуги не в счет, да и то я видела только надоевшие лица, которые приносили еду, убирали посуду, наводили порядок в комнате.

А однажды утром поняла, что могу встать сама. Ноги дрожали, руки тряслись, и сама себе я напоминала старушенцию с трясущейся головой на тощей шейке. Кое-как доползла до туалета и с облегчением выдохнула! К виду своих руки и ног уже привыкла, впрочем, и ожидала нечто подобное. Все тело было изрезано длинными шрамами, где-то шрамы шли вдоль, где-то поперек, на мне можно было легко изучать направление потока серой магии. Оказывается, за изломом тоже есть ветер и магия не течет ровным потоком, меняя свой ход.

А вот что с лицом думать не хотелось, зеркала в моей комнате отсутствовали.