Пленник

Пролог

я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя я убью тебя

Глава первая

Я печатаю это, чтобы выиграть время. Я сижу за столом и набираю текст на печатной машинке, в которую заправлен нескончаемый рулон бумаги. От машинки к небольшому ящику на другом конце комнаты тянется вереница проводов. На ящике установлен прямоугольный экран, который прямо сейчас пуст, но если я останавливаюсь, он вспыхивает красными цифрами: 30… 29… 28…

Если я вновь принимаюсь отстукивать печатную дробь, то экран гаснет. Это обратный отсчет. Я должен безостановочно печатать, чтобы выжить. Этим я сейчас и занимаюсь. Мне больше не на что надеяться, комната заперта, окно зарешечено, в здании нет никого, кроме меня.

Скорее всего, в ящике взрывчатка, хотя тут могут быть варианты. Колба с нервно-паралитическим газом. Контейнер с гремучими змеями или хищными пчелами, а почему нет? Да и вообще, мне много не надо. Я сейчас в таком напряжении, что хватит резкого звука, и сердце не выдержит.

Я привык много и быстро печатать, дает знать профессиональная привычка, поэтому сейчас легко справляюсь с поставленной задачей. Однако я не железный и легко могу себе представить, что будет в конце. Я потеряю сознание от усталости и голода, упаду лицом вперед, щелчок, последняя опечатка, вспыхивает таймер. 30… 29… 28… 27…

Через сколько это будет? Сложно сказать, я не экспериментировал над собой в таком ключе, но думаю, что пару дней я протянуть способен. При условии, что не сойду с ума через пару часов. От скорби и злости.

Больше всего меня убивает не то, что меня хотят убить (вот это каламбур, есть еще порох в пороховницах). Самое скверное, что нельзя вернуться назад и перечитать написанное, а главное, отредактировать его. В панике я допускаю огромное количество опечаток, почем зря хлопаю пробел, строчу как из пулемета. (За это, Стеблин, можешь не беспокоиться, я тебя прикрою. – Примечание редактора.)

Я написал, что меня хотят убить, и это написано так, будто я не знаю своего мучителя. Но я его знаю. Да, такого не встретишь в детективных сюжетах – чтобы главный злодей был известен с самого начала, так что прошу прощения за спойлер. Но его имя – топливо для моей ненависти. Ключ зажигания для моего чахлого движка.

Итак, в моей смерти прошу винить… Нет, конечно, в каком-то смысле я сам виноват, напортачил так, что сложно было ожидать иного исхода. Но все-таки тот, кто запер меня здесь, тот, кто заварил кашу – я должен назвать его имя, пусть поддельное, выжечь его чернильным огнем, вытатуировать на белой папирусной коже. Имя, которое я никогда не забуду.

Ты. Тот, кто, я уверен, прочтет эти строки первым сразу после моей гибели. Тот, кто оказался сильнее и хитрее меня. Тебе останется лишь вымарать свое имя с этих страниц или замаскировать его, потому что иначе тебя ждет расправа, и ты ее заслужил. А может быть, ты совершишь последнюю подлость, и подпишешь своим именем этот текст? В лучших традициях детективного жанра преступник будет прятаться на самом видном пятачке – на обложке.

Как бы то ни было. Я знаю твое имя и никогда его не забуду. Я помню, как оно впервые прозвучало из твоих уст. Помню выражение лица, с которым ты его назвал. То было не имя – то был приговор.

Я знаю твое имя. Тебя зовут…

Глава вторая

– Горазд, – говорит он.

Квартира кишит людьми – неулыбчивыми, скучными, трезвыми. Рифмоплеты и писаки привыкли к дармовой выпивке, а тут им дали от ворот поворот, вот они и не знают, чем себя занять. Хозяин – принципиальный зожник и веган, короче, придурок. Ни себе, ни людям. Но все-таки приятно смотреть, как эти акулы пера дрейфуют в мутном омуте и разочарованно скалятся друг другу. Мол, ну, хотя бы канапе удались. Да и вообще, сложно ждать размаха от писательской вечеринки. Писательская вечеринка – это оксюморон. Примерно как оргия импотентов.

– Горазд, – повторяет голос у меня за спиной.

Квартира выходит окнами на трассу, скрученную в тугую петлю. Движение автомобилей создает жуткую иллюзию, будто петля затягивается на шее. Я оборачиваюсь. Он выглядит решительно, словно собирается пригласить меня на танец.

– Что? – переспрашиваю я.

– Горазд, – повторяет он. – Горазд Петрович Знатный. И это не псевдоним. И вообще, я не писатель. Я литагент.

Я вздыхаю. Жалею, что не ушел отсюда раньше: вокруг одни фрики и неудачники. Я один из них.

– Приятно познакомиться, – говорю я, но не называю своего имени и не подаю руки.

– Да, такие у меня имя-фамилия, – продолжает Горазд. – А вот ваши позывные, между прочим, довольно скучные, господин Стеблин.

Внутри закипает тяжкая дурнота. Женщина в блестящем платье смотрит в мою сторону. Минералка в стакане теплая, как утреннее скопление слюны во рту. Я не то чтобы удивился, но все-таки отметил тот факт, что Горазд был первым человеком за сегодня, кто узнал меня в лицо. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы это происходило чаще, но не могу утверждать, что приложил все усилия для этого. Я кивнул ему то ли в знак благодарности, то ли разрешая продолжить беседу.

– «Антитеза», – говорит он. – Далеко не безупречный роман. Но мне понравилось название.

Я отхлебываю из стакана. Что это за клоун?

– Знаете, почему он плохо продается? Из-за вашей фамилии. Она совершенно не писательская. Стеблин. Нет-нет-нет-нет-нет-нет. Нужно что-нибудь… иное.

Стакан заляпан моими вспотевшими пальцами. Если доведется размозжить его о голову этого психа, то меня легко вычислят, жаль.

– Хотите, я одолжу вам свою фамилию? – смеется Горазд. – Она «выстрелит», я обещаю.

Он протягивает мне визитку с заговорщическим видом, словно это крапленая карта, которую мне нужно спрятать в рукав до конца розыгрыша.

– Спасибо, – тупо произношу я, как если бы он был промоутером и всучил мне листовку со скидками на кухонную технику. – Извините, я отлучусь.

Иду в туалет, проталкиваясь между чужих плеч. Кто-то смеется у меня над ухом – он явно пьян, алкоголь все-таки появился на вечеринке – контрабандным путем. Ставлю стакан на тумбочку в коридоре и дергаю дверь уборной. Вот черт, занято. Я оборачиваюсь, опасаясь, что Горазд сел мне на хвост. Всматриваюсь в его визитку, словно на ней пароль от запертой двери туалета. Действительно, Горазд Петрович Знатный. В жизни не поверю, что это не псевдоним.

Снова дергаю дверь, напоминая участнику заседаний, что он здесь не один. Я бы ушел прямо сейчас, но минеральная вода просится наружу. Хозяин прекрасно в курсе, как избежать мочекаменной болезни. Честь ему и хвала. Дергаю ручку, стучу в дверь.

– От себя, – говорит кто-то у меня над плечом.

Я наконец-то вваливаюсь внутрь. Стульчак в желтых каплях. Очевидно, назло хозяину. Я тоже сильно не церемонюсь. После всего бросаю в смыв визитку Горазда Знатного, пошел он к черту. Чувствую облегчение. В дверь стучат со всей дури, будто готовятся вломиться с обыском.

– Иду я, иду, – с раздражением откликаюсь я. Что за очередной дебил?

За дверью, кстати, никого.

Глава третья

Я тут подумал. Версия о том, что Горазд хочет экспроприировать этот текст, идет вразрез с версией о взрывчатке в ящике. Взрыв уничтожит «роман», Горазд на это не пойдет, так что меня убьют тихо и незаметно, ведь зачем Горазду привлекать к себе внимание? Да, пожалуй, газ или хищные пчелы. Впрочем, какая разница. И все-таки этот вопрос меня занимает. Что он уготовил мне? Писателю – писательская смерть? Он, Горазд, был горазд на выдумки.

Должен быть какой-то выход. Что, если попробовать вырвать из машинки провода, ведущие к неведомому ящику? Думаю, будет только хуже. Ящик запустит обратный отсчет, и уже ничто не сможет его остановить. Тогда дверь. Она, пожалуй, не самая крепкая, но и не сортирная перегородка, которую можно высадить плечом с первого раза. А на все про все – пять секунд. Остается окно. Оно зарешечено с внутренней стороны, то есть мне даже не удастся его разбить. Кстати, если бы мне это удалось, то летел бы я долго и печально – тридцать второй этаж все-таки.

– Помогите! – ору я изо всей мочи, не переставая стучать по клавишам. – Кто-нибудь! Если вы меня слышите, вызовите полицию!

Это наивно, знаю. Здание заброшено, это один из монументальных недостроев на дальней окраине столицы. Проект был внушительным, могучим. Но как всегда что-то пошло не так, силенок хватило только на то, чтобы возвести каркас, зияющий пустыми окнами, будто выбитыми зубами. Вокруг никого и ничего. Хотя… что-то мне подсказывает, что за мной наблюдают. Горазд, разумеется, предпочел бы контролировать течение столь рискованного эксперимента.

– Эй, говнюк, выпусти меня отсюда! – кричу я. – Я знаю, что ты меня слышишь! Выпусти меня. Еще не поздно.

Но, конечно, уже поздно. Слишком поздно. В окне белеет расхлябанное небо. В пустой комнате трещит печатная машинка, а я жалею, что не позавтракал сегодня утром. Как всегда подумал, что перехвачу что-нибудь по пути. Вскоре это может стать настоящей проблемой.

Только сейчас вспоминаю, что у меня при себе мобильный телефон. Отсуткивая правой рукой по клавиатуре, будто виртуозный пианист, я выуживаю из кармана джинсов заветную трубку. Экран обнадеживающе вспыхивает… нет сигнала. Не может быть. Горазд злодей, но не технический гений. Я просто не верю в это. Набираю полицию, связи на самом деле нет. Пишу сообщение Лиде (она нужна тебе только в такие критические моменты, не так ли? – примечание редактора) в надежде, что оно прорвется сквозь хитроумный заслон… Сообщение не отправлено.

Я кричу. Я уже не взываю к Горазду или случайным спасителям, я уже ни к кому не обращаюсь. Я кричу, как пожарная тревога – монотонно, страшно, долго. Роняю лицо в ладони. Быстро же я сдался. Быстро он меня доконал. И ничего тут не поделаешь. Шансы неравны, и они всегда были таковыми. Горазд знал обо мне все, а я не знал о нем ничего.

Я спохватываюсь и в ужасе перевожу взгляд на таймер. 7… 6… 5… Успел. Он почти одолел меня, но не в этот раз. Я еще жив. У меня по-прежнему есть что рассказать. А когда я закончу с этим, когда поставлю последнюю точку, я доберусь до тебя. Не знаю как, не знаю откуда возьму силы, но я доберусь до тебя. И тогда – я убью тебя. Я убью тебя. Я убью тебя.

Глава четвертая

Горазд не идет у меня из головы. Он как эпизод дурацкой телепередачи, который ты увидел в детстве, и с тех пор он впечатан в твою память, как след Армстронга на поверхности Луны. Я лениво рассуждаю, откуда он меня знает и почему мы не пересекались раньше. А еще я в сотый раз клянусь себе: больше ни ногой на всякие творческие рауты и домашние чтения сопливых стихов, к черту все это.

Два дня спустя начинается какая-то ерунда. Ранним утром звонит телефон. Незнакомый номер.

– Да, – говорю я, вилкой закручивая спагетти в плотную спираль.

– Доброе утро, – слышу я голос Горазда.

– Кто это? – цепенею, почти перестаю дышать. Неужели этот кретин раздобыл мой номер?

– Это Валентин, – отвечают мне.

– К-какой Валентин?

– Лаврентьев, это ты? – спрашивают меня.

– Нет, – отвечаю я. – Это Стеблин.

– Стеблин? – бормочут на том конце трубки и надолго замолкают, будто размышляют, способен ли Стеблин заменить Лаврентьева.

Но ведь это Горазд, я уверен! Что за маскарад? Хотя, может быть, просто голоса похожи. Не знаю.

– Судя по всему, я ошибся, – говорит человек с голосом Горазда Знатного. Говорит разочарованно, подразумевая “я ошибся в вас”.

– Вероятно, – отвечаю я.

– На ошибках учатся, – совсем невпопад произносит он.

Я соглашаюсь, и он кладет трубку. Нет, такого не может быть. Зачем я ему понадобился? И почему он назвался другим именем? Может, все-таки почудилось? А если нет? Я набираю номер, с которого поступил вызов. Решаю задать вопрос в лоб: “Это вы, Горазд?” Пусть выкручивается. Я уверен, что это он.

– Номер набран неправильно, – сообщает мне трубка.

У меня что, крыша едет?

Но не проходит и нескольких часов, как Горазд является во плоти. Забыл сказать. Он застал меня в глубоком творческом кризисе: я готовился подрядиться на должность писателя-призрака для одного из местных литературных грандов. Работа была сверхсекретной и, в общем-то, доходной. Но чувствовал я себя именно как призрак – бестелесный пилигрим, лишенный былой славы и всяческих надежд. Бледнолицее пугало. Раб чужой финансовой воли. Я выхожу из такси и направляюсь к офисному улью, где у нас назначена встреча с грандом. В этот момент он врезается в меня на полном ходу.

– Простите ради бога, это моя вина, – тараторит Горазд, затем расплывается в улыбке. – Господин Стеблин!

Сыграно ужасно, но он добился своего – я шокирован его появлением.

– Вот так встреча! – он протягивает мне ладонь. – Я буквально сегодня вспоминал о вас.

Он один, но есть чувство, что меня окружили. Я не шевелюсь, словно надеюсь победить в игре “морская фигура замри”. Горазд хмурится.

– С вами все в порядке?

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю я.

Высоко вдали самолет чертит небо пополам, будто расстегивает молнию на новенькой джинсе.

– Я следил за вами, – пародийно прищуривается он. – Вел вас от самого дома.

– Не смешно, – огрызаюсь я. – Слушайте, Горазд, вы сказали, что сегодня вспоминали меня. Это послужило поводом позвонить мне?

– Позвонить? Нет. У меня нет вашего номера, – был ответ. – А вот вы могли бы и позвонить, – изображает из себя обиженного ребенка. – У вас ведь есть моя визитка?

– Э… да.

– Знаете, там, откуда я родом, сказали бы, что это судьба, – философствует он. – Встретиться вот так в городе, битком набитом людьми… Приглашаю вас на обед. У меня для вас деловое предложение.

– Простите, мне надо бежать, – я не нахожу иного способа избавиться от него. Ему этот повод не кажется убедительным.

– Бросьте. Соглашайтесь.

Пожимаю плечами.

– Сделаем вот что, – из него испаряется артист, его место занимает гипнотизер. Он сверлит меня взглядом. – Мы встретимся завтра ровно в полдень. Место называется…

Он по слогам диктует адрес у черта на рогах. Я из вежливости киваю. Вдалеке скрипят шины. Раз, два, три, морская фигура, замри. Когда же он отвернется, чтобы я мог свинтить отсюда.

– Договорились? – спрашивает Горазд.

Киваю. Спешу внутрь, перевожу дух. Мне подмигивает кофейный автомат. Я не любитель кофе, но перед рандеву с грандом хочется взбодриться. Щелкаю клавишами, автомат требует оплату. Выуживаю из бумажника купюру и вместе с ней – белый прямоугольник. Визитка Горазда.

Глава пятая

Тридцать секунд – это немало. За это время можно пробежать три стометровки. При условии, что ты Усэйн Болт. Но что я успею сделать за полминуты? Вскакиваю из-за стола и с разбегу пытаюсь высадить дверь плечом. Не поддается, так и думал. Возвращаюсь к машинке, выстукиваю несколько предложений. Снова встаю, направляюсь к окну, выглядываю наружу. До ближайших высоток, кажется рукой подать, но что толку, там все равно никого нет. Дергаю решетку, повисаю на ней всем телом. Нет, слишком крепкая, хоть и ржавая. Вновь занимаю свой пост. Не так уж это и много – тридцать секунд. Я бы даже сказал, мало.

Следующий марш-бросок совершаю к таинственному ящику. Он скромного размера, металлический, наглухо приварен к полу. Ни крышки, ни отверстия. Провода заведены под его нижний край, но туда не пробраться даже ногтем. Простукиваю его со всех сторон. Звук глухой. И что это значит? Таймер с обратным отсчетом утоплен в металлическую поверхность, сомневаюсь, что мне удастся его отключить.

Снова жму на клавиши машинки, чтобы продлить свою муку. Как же это унизительно. Но будет еще унизительнее, если по истечении тридцати секунд ничего не произойдет. Или ящик откроется, и выяснится, что это… музыкальная шкатулка. Впрочем, от Горазда можно ожидать чего угодно, но не пощады.

Быстрым шагом я прохожу вдоль стен, вглядываюсь в углы на предмет наличия скрытых камер наблюдения. Потолки высокие, так что черт знает, есть они там или нет. Свет идет от нескольких планок люминесцентных ламп, но я нигде не вижу выключателя. Помещение больше напоминает склеп. Или карцер.

На всякий случай проверяю телефон. По-прежнему нет сети. Ощупываю каждый миллиметр рабочего стола. Аккуратно, чтобы не повредить провода, поднимаю печатную машинку. На что я надеялся? Что Горазд оставит мне подсказку? Как я уже сказал, пощады не будет.

И ведь ничего не предвещало. Ну, если не считать того ада, в котором я жил последние два года.

Глава шестая

После встречи с грандом я отправляюсь прямиком в квартиру, где пару дней назад повстречался с Гораздом. Туда, где происходила оргия импотентов, то есть вечеринка писателей. Собственно, других зацепок у меня нет. С хозяином квартиры мы знакомы по касательной, у меня даже нет его контактов, иначе я бы просто позвонил ему. Он, можно сказать, сносен. Я читал пару его книг, они все были о морских путешествиях. Навевают такую приятную грусть, знаете ли, будто не читаешь, а мечтаешь о несбыточном – приключениях, героизме, взаимной любви.

Звоню в дверь, он впускает меня без лишних слов.

– Давно не виделись, – бросает он.

– Да не то чтобы, – пожимаю плечами. – Позавчера.

– А, ну да.

Он и не помнит, что приглашал меня.