Аннигиляция

— Растущее понимание: А также датчики говорят, что криокапсулы полны живых дреллов. — Йоррик посмотрел вниз на совсем не живого дрелла на операционном столе.

— Вот дерьмо, — сказал Сенна. — Инвентаризация говорит, что в шкафчике для снабжения есть несколько рабочих прожекторов. Сделайте всё возможное, пока мы выясняем, что здесь, чёрт возьми, происходит. Встретимся в медотсеке через четыре часа. Конец связи.

Снова стало тихо, но более неловко, чем раньше.

Наконец заговорила Борбала Феранк. Она больше не казалась ни сильно удивлённой происходящим, ни убеждённой в своём неприкосновенном превосходстве.

— Слушайте. — Криминальный босс в отставке заговорила так, будто каждое слово давалось ей нелегко: — Я об этом пожалею, знаю наверняка. Вы говорите, нам нужна рыба? Я могу это устроить. Просто… сидите смирно. Конец связи.

Коммуникатор затих. Йоррик и Исс опять остались наедине с мертвецами.

Йоррик выждал две минуты, прежде чем снова попытаться подружиться с ханаром. Он повернулся к высокой розовой медузе и прогудел:

— С надеждой: Хочешь услышать начало элкорского «Макбета»? Я могу сыграть всех трёх ведьм…

ГЛАВА 5

ДОПУСТИМОСТЬ

Анакс Терион стояла в темноте в окружении замёрзшей рыбы.

Ящик ZB3301T/V был заполнен рыбой. Всякой, которую только можно было вообразить. Рыба-скальд с Иллиума, преджекский веслонос, карп кои, полосатые рыбки с Кахье, кхар'шанский щёлкающий угорь и даже огромный синепёрый тунец с Земли, который, насколько знала Анакс, уже давно вымер. Их трупики парили в пятнадцати сотнях, по её оценке, стеклянных сфер, белых от инея и оснащённых чёрными приборными панелями. Ящик ZB3301T/V выглядел так, будто был полон мрамора. Но это не мрамор. Это контрабанда. Миниатюрные криокапсулы. На содержание рыбы в морозе для особого случая тратилось почти в пять раз меньше энергии. Анакс Терион никогда не заботилась о деньгах там, где это её не касалось, но она даже не попыталась представить, сколько маржи могло принести это зрелище. Сколько заплатили бы жители «Нексуса» за вкус дома — в прямом и переносном смысле.

Борбала Феранк пожала плечами. Три её целых глаза сверкнули во тьме грузового отсека.

— Тяжело избавиться от старых привычек, а? Ты же не лишишь меня последней заначки, верно? Мои сраные сыночки опустошили мои счета и мой глаз сразу, как только посчитали, что старой маме Бале пора на покой. Как можно не любить молодёжь? Ах, впрочем, это их право. Самое радостное, что мне доводилось слышать в жизни, — это топот маленьких ножек моих отпрысков, проворачивающих схемы по отъёму всего, что у меня есть, за моей спиной. Но они оставили меня в живых! Кучка сопливых трусов. Надо было выкинуть их на улицу ещё в младенчестве. И что я должна была делать в Андромеде, начать честную жизнь? Ха! Я та, кто я есть. А есть я Борбала Феранк — контрабандистка и авантюристка, которая всегда оказывается в выигрыше. А кредиты не пахнут даже в другой галактике. Что, нажалуешься на меня?

Анакс провела рукой по гребню ярко-оранжевого карпа. Однажды она видела почти такого же на Земле, очень давно. В тот день, когда услышала сказку о коте, который может быть одновременно жив и мёртв в своей коробке. В ней начали вскипать воспоминания, но она их удержала. Постстазисная дезориентация прошла. Она не хотела думать ни о Земле, ни о золотой рыбке, ни о том, что натворила, чтобы спасти ханара. И потому не думала. Она повернулась к батарианке. Ей больше не было неприятно работать с таким отталкивающим созданием, как Борбала, и это было взаимно. Батарианцы не занимались информацией. Они занимались пушками. И Анакс Терион была уверена, что никакая пушка не смогла бы пробить достаточно большую дыру в этой ситуации, чтобы оттуда вытекла правда. Но, по крайней мере, она могла следить за этой боевой кобылой.

— Не знаю, чего ещё я ожидала, — сказала Анакс. — Это всё? Ты пронесла на борт что-нибудь ещё?

Красные пятна на подбородке Борбалы в этом свете смотрелись почти такими же чёрными, как и её одежда. Она улыбнулась, и на пухлых зеленовато-жёлтых щеках появились ямочки.

— Ни в коем случае.

Дреллка вздохнула.

— Хорошо, достань нам вкусного, жирного щёлкающего угря и пару рыб-лун на ужин, и пойдём. У нас впереди ещё собственное задание, раз мы закончили с поставками для безумного эксперимента Исса и Йоррика. Хоть ноги разомнём. И, кто знает, может, наткнёмся на разбойную азари и вдоволь поупражняемся на ней.

— По мне звучит неплохо, — фыркнула Борбала. — Засунь это всё в грузоподъёмник и отправь в медотсек. Там разберутся. Отдел оперативного управления находится между нами и блоком безопасности, так что отправимся туда и проведём длинную страшную ночь… за просмотром записей с камер. Хочешь, прихватим пару бутылочек хороска? Затея обещает быть невыносимо скучной, а ты не производишь впечатление интересной собеседницы.

Они вдвоём перетащили замороженную рыбу через зал к кварианской зоне и начали упаковывать прочие бессвязные предметы, необходимые доктору для спасения их всех от творящейся здесь чертовщины. Мозг дреллки обработал новые сведения и выдал результат автоматически, так что ей больше не пришлось даже думать. На данный момент единственными подозреваемыми были другие Полуночники, и Борбала Феранк — главная цель аналитического прицела Терион. Она была самым очевидным вариантом. Как говорят торговцы, бороздящие глубокий космос, «Если что-то идёт не так, ищи самое простое решение; если что-то серьёзно идёт не так, ищи батарианца».

«Нажалуешься на меня?» Борбала впутала её в небольшой, но важный заговор — заговор замороженной рыбы. Так батарианцы проявляли доверие и готовность к сотрудничеству. Она попыталась сравнить контрабанду с заначкой — тем, что может понять и принять любой гражданский. А теперь вот предложила алкоголь. Слишком явная попытка притупить внимание дреллки. Или подружиться? За свою жизнь Анакс научилась смотреть на дружбу как на гранату в красивой упаковке. Это всегда ловушка. И как только ты с кем-то знакомишься, чека вынимается наполовину.

«Интересная собеседница». Анакс всегда приближала свою жестикуляцию, свой голос и словарный запас к тому, какими их хотела видеть цель. Чего эта цель ожидала. Лучший способ вывести подозреваемого начистоту — прикинуться тем, кого он в данный момент больше всего хочет встретить. Анакс Терион постоянно подстраивала свою личность и поведение, чтобы создать ложное чувство близости у любого, кто обладал тем, что ей было нужно. Близость порождает информацию. Ей очень многое удавалось. Но это было самым полезным её талантом. Дреллы произошли от рептилий, но Анакс была настоящим хамелеоном. Микромимика, жесты, тон голоса, акцент, личные истории — всё это менялось ежемиллисекундно в зависимости от цели. Лишь однажды она по-настоящему была собой — с одним человеком, одни сутки, много-много лет назад. И это был не самый приятный опыт, который Терион поклялась себе никогда не повторять.

«Интересная собеседница. Собутыльники во тьме ночной. Получена новая информация. Калибровка».

— Я провела десяток лет, служа самому могущественному члену Святого Первенства, гуляла по дипломатическим тропам от одной планеты к другой, от вечеринки к вечеринке, от банкета до банкета. Одной рукой я училась пользоваться интеллектом, а другой — старым добрым М-6 «Палач». Олеон всегда говорил, что ценит мои навыки общения не меньше, чем стрелковую подготовку. Когда нужно, я могу зажечь. Так что не бойся нудных экранов наблюдения, Борбала Феранк.

— Я не спрашивала, насколько ты умна, негодная ты буржуйка. Я сказала «интересная». На скольких языках ты умеешь материться?

«Калибровка». Анакс Терион залилась смехом, специально разработанным для того, что передать самоуверенность и тёмное дворовое прошлое одновременно.

— А сколько их существует?

Анакс схватила две бутылки хороска и пристроила их рядом с ночником в виде инструметрона. Она положила сверху плюшевого волуса — игрушку, которую юная Райя'Зуфи вас Кила Си'ях решила не брать с собой в криокапсулу. «Когда ты проснёшься, всё будет хорошо, Райя'Зуфи, — думала она. — Ты рассмотришь каждый из шестнадцати слайдов через свой кроганский микроскоп и включишь лампу-инструметрон ночью, чтобы отпугнуть тени, шевелящиеся в темноте. А затем мы с тобой устроим чаепитие в новом мире. Обещаю».

Когда Терион снова запечатывала ящик NN1469P/R, готовя его к долгой доставке и разгрузке, она кое-что заметила. Раньше почему-то не замечала, несмотря на то, что плотно изучала вещи этой семьи. Оно было туго и компактно свёрнуто, но, когда Терион сдвинула упаковку, голубые огоньки засверкали на поверхности предмета, как стёклышки в лучах солнца.

Анакс установила связь с медотсеком.

— Привет, Йоррик, — сказала она, чтобы показать Борбале, что может говорить раскованно, если ей это нравится. — Кварианский костюм на что-нибудь сгодится?

Последовала пауза, а затем:

— С колоссальным облегчением: Да, да, несомненно. С восторженным культурным контекстом: Костюм, костюм, полцарства за иммуннозащитный костюм. С неопределённостью: Только если внутри него нет кварианца.

— Нет, это подростковый костюм, который, скорее всего, ожидает, когда наша юная подруга Райя дорастёт до него, чтобы носить, пока в Андромеде не наладят производство костюмов. Не думаю, что она будет возражать, если мы позаимствуем его.

— С искренней благодарностью: Я возмещу ей все вещи, которые испорчу.

— Медотсек, ожидайте, — сказала дреллка.

Они толкали коробку, полную надежд и кустарного научного оборудования, в грузоподъёмник. Анакс провела рукой по защитному костюму маленькой девочки. Кварианцы на самом деле любили свои скафандры. Для них они были скорее друзьями, чем элементами одежды. Веки Терион сомкнулись, и она снова оказалась на складе в день сдачи багажа, окружённая двадцатью тысячами душ, упаковавших всю свою жизнь в ящики по грудь высотой в надежде открыть их снова в новой жизни.

Она прошептала:

— Маленькая пташка прыгает по стальному полу, в одной руке серые, как туман, мамины пальцы, в другой — плюшевый хранитель, зелёный, как новая жизнь. Песня маленькой пташки течёт по пещере, как падающий во тьму снег:

«Я люблю свою мать за её доброту,

И люблю я отца за его правоту.

Я люблю наш корабль, плывущий сквозь тьму,

И наш дом, за который мы бьёмся, люблю.

Но вот что я люблю, как и утро — рассвет?

Что хранит мою жизнь, коли сил своих нет?

Я люблю мой костюм, и он любит в ответ».

— Да пребудет с тобой Амонкира в твоём начинании и да поможет тебе вскорости достигнуть цели, друг-элкор, — сказала Анакс и открыла настенную панель доступа, чтобы вернуть подъёмник в медотсек, включить освещение в отделе оперативного управления и убедиться, что печально известная Королева Контрабандистов не видела, как она вводила код доступа.

* * *

— Вот теперь начинается самое интересное, — сказала Борбала, потирая руки, чтобы согреть их в холоде помещения перед входом на мостик. — Маленький оружейный шкаф. Как думаешь, что у них там? Карабин «Ригар»? Штурмовая винтовка «Терминатор»? Может, «Баньши» или «Ураган IV»?

— Эти совсем не маленькие, — ровно ответила Анакс, открывая люк и развернувшись так, чтобы снова заслонить код доступа. Она не доверяла батарианцам и точно не доверяла этой. Да, сейчас они действовали заодно, но это не было поводом расслабляться. — Чему ты так радуешься?

— А что, нельзя?

— Люди погибли. Много людей. Моих людей. Ханаров. Возможно, твои будут следующими. И скажу тебе, хоть коммандер и утверждает, что верит, будто всё обойдётся нам малой кровью, на самом деле он в это не верит. Как и я.

— Многие умирают. Постоянно. Каждый день. Знаешь ли ты, сколько раз я лично наблюдала, как из глаз моих отпрысков исходит душа? И скольким я сама помогла попасть на тот свет? Я не боюсь смерти, а если кто-то из моего окружения этим страдает, я приглашу его к себе и излечу от недуга единственным верным способом — терапией подвергания. Если Борбала Феранк встретит свой конец в этой глуши, значит, так тому и быть. Я не буду сожалеть ни о чём, кроме того, что не утопила своего младшего племянника Игнака во младенчестве. Смерть — самый крутой пират. Она захватит даже самые лучшие корабли, вытащит нас оттуда за волосы и даже выкупа не потребует. Но на самом деле ты проиграешь, только если отдашься ей в рабство ещё до того, как её пушки начнут обстреливать твой правый борт. Так что я не буду дрожать, как тот ханар наверху. Я не буду тратить последние силы, чтобы разгадать непонятную тайну, как этот старый элкорский вояка, выпущенный на выпас. Я буду пить турианский хороск от старой «Кварианской мамочки» на мостике самого роскошного корабля из всех, что я видела, и рассказывать анекдот про ворча и пыжака, которые как-то зашли в бар. А ты можешь делать всё, что тебе заблагорассудится.

Створки люка разъехались в стороны. Перед ними раскинулся мостик — блестящий, будто нетронутый, мерцающий чёрным и голубым, и громада космоса за обзорным иллюминатором, распространяющаяся в вечность и бесконечность. Дреллка сразу направилась к ящичкам для оружия. Её пальцы порхали над защитной панелью. «Калибровка. Вести себя проще. Использовать больше сокращений. Начать льстить. Она бы не выдала такую речь, если бы не думала, что это возвысит её в моих глазах».

— Очень неплохой монолог, Бала. Думаю, в будущем буду тебя цитировать.

Анакс достала из камеры пистолет «Дуга», М-3 «Хищник», дробовик «Ригар» и винтовку «Наёмник», а также скромный патронташ. Она с неохотой протянула пистолет батарианке, надевая на себя всё остальное.

— Ты же сказала, что ушла на пенсию, не так ли? — спросила Терион.

— Ой, просто дай мне пушку, ксенофобская ты игуана, — Борбала выхватила «Дугу» из руки Анакс.

— Я всего лишь прошу попытаться не подстрелить меня в спину. Знаю, что будет сложно противиться искушению, но просто… подумай об этом.

— Ох, значит, стереотипы, да? Вот что я тогда скажу. Я попытаюсь перебороть свою врождённую батарианскую привычку и не буду стрелять тебе в спину, если обещаешь, что сведёшь к минимуму всякие художественные речевые обороты. У меня от метафор голова болит. А ещё дыши полегче и постарайся не упасть замертво, когда откажут твои слабенькие лёгкие, моя прекрасная обморочная принцесса с планеты обморочных принцесс.

В любой другой момент Анакс засмеялась бы. Она знала, что должна рассмеяться. Это самая подходящая реакция, чтобы возбудить в цели чувство товарищества. Батарианцы были преступниками; дреллы умирали молодыми. Старые добрые космические предрассудки. Но в отсеке под ними лежали четыре сотни дреллов, умерших во сне. И если кому-то удалось пронести на борт межгалактического судна замороженную рыбу, почему он не мог пронести что-то ещё? Конечно, она не стала бы спрашивать. Борбала просто скажет, что не имеет к этому отношения, но вопрос заставит батарианку быть начеку, что ничего не даст Анакс. Спрашивать было бесполезно. Это метод грубой силы. Настоящую и полезную информацию редко получишь, идя напролом.

— Перегнула, — тихо сказала дреллка.

— Ничего подобного, — ответила Борбала, но в интересах эффективных рабочих отношений пожилая батарианка смягчила голос. Совсем чуть-чуть.

Борбала Феранк прочистила горло и, нахмурившись, прошла по наклонной площадке к станции навигации.

— Знаешь, мне кажется, нам не нужно переться аж до самого блока безопасности. Думаю, я смогу переслать записи с камер на мостик. Выведу на большой экран. Сэкономлю нам время.

Анакс пожала плечами. Ей было всё равно, где работать. Перед её глазами промелькнул мёртвый взгляд Совал. Глаза, разорванный язык, забитая глотка, покрытая ожерельем нарывов. Она потрясла головой, чтобы отогнать картинку, и уселась в кресло капитана Кетси'Олам. Оно было таким новым, что кожа под ней заскрипела. Борбала опустилась рядом, в кресло первого помощника Сенны. Экран замерцал и заполнился быстро сменяющимися изображениями криопалуб; в углу сияли цифры времени и даты.

— Ты не знаешь, что за язвы на шее Совал Раксиос? — спросила Анакс, когда они просмотрели вековую запись со смирно лежащими замороженными инопланетянами. — Маленькие тёмно-синие образования на её гребнях. Ты видела такое раньше?

«Да что ты знаешь о том, как умирают дреллы?»

— Не могу сказать, что видела. На Кхар'шане есть пара ядов, которые сделают тебе милый гнойный шарф, но не синий. «Материнское молоко» настолько едкое, что разжижает глотку с полглотка. Так что они были бы красными. От «Отрады бедняка» будешь блевать сиреневыми катышками, пока слюна не вскипит и не сваришься в собственных жидкостях. «Последняя шутка» буквально превращает кровь в жидкость для розжига, которая воспламеняется от электрохимической болевой реакции мозга и сжигает тебя изнутри, так что у этих бедняг определённо были бы язвы по всему телу, такие большие, толстые оранжевые бляшки, которые могут быть синими, если яд был несвежим, но… Кхм… Они довольно быстро взрываются, так что это, скорее всего, не наш случай. — Борбала, посмеиваясь, откинулась в кресле. — Эй, я как-то раз обделила свою племянницу Гийюлу поставками красного песка и гетского металлолома, поэтому она обмакнула мои кисточки в «Отраду бедняка» — какая же всё-таки умница. Полагаю, она рассчитывала, что когда я оближу кончик кисти, чтобы поставить хорошую, чёткую точку, то узнаю, что она обо мне думает. Разумеется, меня травили столько раз и столько разных людей, что обида маленькой девочки не смогла пробить мою аутоиммунную защиту. Бедная глупышка Гийюла. Сейчас изучает болотное дно.

Борбала вдруг, похоже, заметила, что Анакс перестала смотреть на экран и изучает её.

— Что? Не я её туда отправила. Это сделал Игнак. О, но Игнак тоже оказался на дне болота. Другого болота. И в конце концов выбрался. Игнаку никогда не нравились девочки. Игнаку нравились ножи. Где я ошиблась? Клянусь своими глазами, женщина, что ты на меня пялишься?

Анакс потрясла головой. Она попыталась представить батарианку в халате художника, держащую в руке палитру с акварелью и рисующую лилии в пруду. Всю жизнь она представляла о людях самое лучшее и самое худшее, на что те были способны. Но не смогла представить это.

— Ничего.

— Что? Я люблю рисовать. Я сложная личность, Анакс Терион. Ты должна попробовать выразить себя в искусстве. Может, это немного расслабит стальной стержень в твоей спине.

Анакс улыбнулась аккуратной улыбкой, предвещающей развязное хвастовство.

— Я стала первым дреллом, победившим в ханарской поэтической дуэли на Ньяхире, чьё имя выжгли огнём на горе Вассла. Я достаточно самовыразилась, Борбала Феранк.

— Боги, звучит ужасно. Только не цитируй, пожалуйста. Не нужно делать это утро ещё хуже.

— Всё ещё не утро, — поправила её Анакс.

Терион перевела взгляд обратно на экран. Команда Полуночников «Зелёные-5» проводила обход через одну сотню и шестьдесят лет после вылета. Она увидела своего друга Осьята, проверяющего приборные панели. Осьят Раксиос. Неужели именно ей придётся рассказать ему о Совал? Они наблюдали, как четыреста семьдесят лет назад команда заканчивала работу и возвращалась в свои криокапсулы.

— Тебе жарко? Здесь становится очень жарко, — пожаловалась Борбала, ослабив кожаные ремни на своём нагруднике. — Я потею, как зверь.

— Мне нормально, — пожала плечами Анакс. Ей нравилась жара. Она была создана жить в палящей пустыне. Вселенная просто… никогда не давала ей такого шанса. Однако на мосту и в самом деле, казалось, стало гораздо жарче, чем когда они пришли.

Счётчик даты в углу снова начал ускоряться, потому что камера не засекала никакого движения, и запись проматывала десятилетия за пару мгновений.

— А ты видела раньше такие язвы? — через несколько минут спросила Феранк. — Они выглядели… выглядели какими-то пыльными, тебе не кажется? Это было странно. Замороженные бляшки должны бы блестеть. Странно.

Изображения с камер проносящегося во сне сквозь пространство и время «Кила Си'ях» отражались в змеиных глазах Анакс, как в маленьких экранчиках.

— Возможно, видела.

— Тогда почему бы тебе не притащить свою тощую зелёную задницу в лабораторию и не рассказать им?

— Потому что я могу ошибаться. Надеюсь, что ошибаюсь. Ничего в этой Вселенной я не хочу больше, чем сейчас ошибиться. Потому что если я не ошибаюсь, то должно произойти что-то невообразимо ужасное, чтобы на глотке дрелла появились эти нарывы. Если я не ошибаюсь, это будет последняя лёгкая ночь в моей жизни. Или, по крайней мере, последняя ночь без происшествий. И я провожу её перед голомонитором с батарианской пенсионеркой.

— Нам на самом деле стоит съесть плошку взбитых в вакууме харлакских яиц. Как-то неправильно смотреть в экран без харлакских яиц. — Батарианка подняла костистую жёлто-зелёную бровь. — Ох, я снова веду себя слишком радостно? Впредь постараюсь не спускать с себя глаз. — Она постучала пальцем по ужасному шраму, на месте которого раньше был нижний правый глаз. — Поняла? — Борбала Феранк взорвалась смехом. Он был похож на промах биотического заряда: короткий, неаккуратный и разрушительный.

— Твои сыновья действительно сделали это с тобой?

— Эмо, Келемен, Тиборк и Муз. Четверо детей из семнадцати отвернулись от меня — неплохой результат за одну жизнь. После этого они запихали меня в ящик с питательной пастой и обменяли нас с пастой у кварианцев на пару старых терминалов и ботинок, просто чтобы сделать мне ещё неприятнее. Заметь, на один ботинок. Даже не на пару. Потому что я уже бесполезна, понимаешь ли. Они весьма утончённые, мои мальчики. Не расстраивайся, если потребуется время разобраться в их сложной попытке пошутить.

Анакс протянула Борбале одну из бутылок хороска. Турианский алкоголь обжёг внутренности, как плазма, но жизнь на них обеих оставила отпечаток в виде мощного пищеварительного тракта. В ней что-то начинало происходить. Анакс нехотя приняла новую информацию.

— Но почему? И почему ты не заменила его искусственным?

Батарианка развернула кресло первого помощника к Анакс. Тени мостика зловеще падали на её черепные гребни.