Зов ааори

Бой продолжался ещё несколько часов. Ааори Форта продолжали давить, выбивая врагов, а нежить постоянно наскакивала сзади. И в какой-то момент враг не выдержал и начал бежать. Многие убегали вглубь чащи, чтобы пополнить ряды нежити, а самые отчаянные прорывались на север, где их уже поджидали наши всадники. Самые смелые занимали круговую оборону, продолжая бой.

Раненых и убитых было много. Всех, кого удалось до ночи перетащить из леса, выволокли и сожгли. Утром сбор погибших продолжили, но беда заключалась в том, что некоторые из них успели подняться и уйти. Всё-таки Пуща – это не то место, где трупы долго разлёживаются. Так что немало наших бойцов просто пропало без вести. У командования они так и числились – пропавшими. Даже у меня в отряде случилась такая «пропажа», хотя в этот раз мы отделались всего тремя убитыми.

В приподнятом настроении пребывал только Ксарг. Как оказалось, примерно здесь у него и была назначена встреча с обещанным неживым. Ему надо было дойти до языка леса, сильно выступавшего на север, так что большую часть пути он проделал со всей армией. Подёргав за ниточки в командовании, Ксарг быстро договорился, что войска задержатся на полдня, пока мудрецы съездят на восток в сопровождении моего отряда.

Выступать пришлось ещё вечером – чтобы уже ночью дойти до нужного места. Днём неживые из леса не выходили. Идти было тяжело. Несколько раз попадались группы низших, которые на нас нападали – видимо, тут Гано-имис не мог ими управлять. В нужном месте мы оставили отряд, а я, Ксарг и Соксон отправились вперёд к лесу. Неживой уже ждал нас.

В темноте он представлял собой какое-то странное существо, больше похожее на огромного жука, чем на человека. Что, впрочем, было неудивительно – при наличии такого правителя, как Гано-имис, нежить быстро меняла вид на тот, который был удобен хозяину.

– Хотел меня видеть, мудрец? – вместо приветствия прохрипел неживой.

– Ты – Кандир, один из мудрецов Школы Аон-ааори? – спросил Ксарг.

– Я был им, – ответил тот. – Теперь я – это мы.

– Что ты можешь рассказать о том, что случилось в Мобане? – спросил Ксарг.

– Я помню не всё, мудрец, – ответил Кандир. – Мало помню…

– Расскажи! – приказал Ксарг.

– Мы приплыли, и нас приняли как друзей, – было видно, что Кандиру плохо даётся человеческая речь. – Нас поселили в хороших домах…. Мы думали, путь закончен. Мы пытались создать двоедушных… Ставили опыты… Неудачи… Потом одна удача… Другая…. Ночью выломали дверь, напали… Отбивался…

– Кто напал?

– Воины князя, мудрец.

– Кто-то выжил?

– Я не знаю… не помню… Но они убивали всех… От мала до велика…

– Что было дальше?

– Дальше провал… Тысяча лет… Не помню ничего…

– Вы передали мобанцам знания, как делать ааори?

– Да…

– И после этого вас убили?

– Да…

– Ты знаешь, как делать ааори?

– Нет… Даже если знал… Не помню….

Ксарг замолчал, о чём-то раздумывая. Неживой терпеливо ждал, а потом подал голос:

– Сложно без хозяина… Могу идти?..

– Да, – Ксарг рассеянно кивнул. – Да, ты можешь идти! Спасибо тебе. И передай мою благодарность хозяину…

Неживой развернулся и быстро побежал в Пущу.

– Пора возвращаться! – заметил Соксон. – Шраму и его бойцам хотя бы несколько часов поспать.

– Да, конечно, – Ксарг был всё так же задумчив и рассеян.

В моей голове после короткого разговора появились тысячи вопросов, которые я так и не решился сразу задать мудрецу. Впереди был долгий путь назад, в Форт, и я решил подгадать время и всё-таки поговорить по пути.

Глава 6

Вернулись мы в общий лагерь армии под утро. Почти все бойцы сразу завалились спать, используя те несколько часов, что у нас остались до выступления. Армия Форта завершала последние приготовления для похода домой. Сжигались оставшиеся трупы, укладывались в обоз захваченные доспехи и оружие, готовились запасы еды на кострах. Мне достаточно было просто лечь и закрыть глаза, как я провалился в глубокий сон.

Когда тебя бросают — обидно. Когда делают это прямо на свидании — обидно вдвойне. Когда делают при помощи записки – втройне. Света выбрала весьма оригинальный способ. Поднялась припудрить носик, оставив послание на салфетке. И больше не вернулась. И плевать ей, что на поход в это кафе Андрей копил два месяца…

Всё зло от женщин! Теперь в этом не оставалось ни малейших сомнений. Если раньше он ещё мог уговариваться себя, что это у него мать ненормальная, то теперь точно видел, что дело не в ней. Все женщины ненормальные. Все, абсолютно! Поголовно.

Андрей сидел за столиком, ждал счёт и продолжал сжимать в руке смятую салфетку. Успокоиться он даже не пытался. Слишком много всего на него навалилось за последние пятнадцать лет. Сначала умер дед — самый близкий человек, который был для него образцом любви и добра. И как бы ни старался Андрей добиться того же от матери – не получалось. Мать была в работе, в научных проектах, в командировках, в новых романах – в чём угодно, только не в сыне. Сын стал ей обузой, сын стал ей балластом. Сын стал не нужен.

Школа встретила Андрея насмешками и придирками. Но ему было всё равно: чаще он отмалчивался, иногда дрался, а иногда его били. Какое-то облегчение в его жизни наступило с появлением Михаила. Новый мамин ухажёр оказался не только умным человеком, но и просто нормальным мужчиной. Сравнивая его с другими мамиными несостоявшимися «любовями», Андрей понимал, что за два года общения с Михаилом смог хотя бы понять, каким «надо быть». Научные сотрудники, обхаживавшие его мать и прошедшие плеядой перед глазами, запомнились только крайней степенью несамостоятельности. Он в восемь лет умел по дому больше, чем эти бесполезные существа.

Михаил продержался два года. Может, продержался бы и дольше, да вот только мир стремительно менялся. Престижным теперь было челночить в Турцию, а не работать на заводах. Михаил и подался в модные тогда предприниматели. И ведь до сих пор жив, зарабатывает, не застрелен братками… Но мать сорвалась – слишком мало в её жизни стало Михаила, видите ли! Слишком подолгу его не бывало, вот она и отправилась налево. Так продолжалось полгода, а потом Михаил всё узнал.

Ушёл он быстро и незаметно. Андрей ещё год верил, что отчим вернётся – и только во время очередного скандала, что закатила ему мать после ссоры с новым любовником, вскрылась правда. Ему было четырнадцать, и он впервые ответил матери на оплеухи. Всего один раз. Андрей не любил об этом вспоминать. Привыкнув терпеть бесконечные попрёки и подзатыльники, вымещая злость на чужих людях, он неожиданно дал матери пощёчину — и та упала.

С тех пор вместо того, чтобы заниматься рукоприкладством самостоятельно, мать натравливала на него своих ухажёров. Она будто бы мстила всем мужчинам в лице Андрея. Вот только мать так и не поняла, что её новые мужчины тоже были другими. Образованности и утончённости в этих людях уже не было. Была грубая сила, постоянное пьянство и жестокость. Избивать Андрея начали уже по всем правилам. Но он терпел, хотя где-то в душе разгоралось жгучее пламя ненависти. Нет, не к мужикам-алкоголикам, которые если и могли кого обижать, так четырнадцатилетнего сопляка. К женщинам.

Время было тяжёлое, и денег не было. В стране шли странные реформы, которые Андрей даже не пытался понять. Ходил он в обносках — шитых-перезашитых джинсах из секонд-хенда и кроссовках, державшихся на честном слове и суперклее. Но, как и многие дети его поколения, Андрей верил, что сможет разбогатеть, купить «мерин» и рассекать по городу на нём.

Чем только он не занимался… И разбирал машины, и воровал, и продавал спёртые провода, и раздавал рекламу, и попрошайничал, и вытаскивал магнитолы. Денег стало чуть больше – теперь хватало на одежду. Мать проведала об этом. И принялась всё нажитое непосильным трудом отбирать – и тратить на выпивку. К тому времени Андрей прекрасно понимал, что она уже превратилась в запойного алкоголика. Но что мог сделать пятнадцатилетний пацан против её дружков, которые теперь часто приходили вдвоём-втроём?

Когда Андрею исполнилось семнадцать — сразу после окончания школы — он сбежал. Мог бы и раньше. Но когда-то давно дед говорил ему, что школу обязан закончить каждый хоть немного уважающий себя человек. И Андрей закончил. Получил аттестат, вернулся домой, собрал скудные пожитки и все припрятанные заначки – и ушёл. Он даже не был уверен, что мать заметила его исчезновение.

Подался он, как и полагается, в Москву. Из крупных городов она была ближе всего. Там снова пришлось крутиться как белка в колесе — чтобы к двадцати годам, наконец, встретить хорошую девушку и быть в состоянии отвести её в кафе…

– Девушка, мне счёт можно?! – громко прикрикнул он на проходившую мимо официантку, вызвав удивлённые взгляды с соседних столиков. — Двадцать минут жду!

-- Да что вы…

– Мне что, уйти, не расплатившись? Так я уйду!

– Сейчас…

Девушка стушевалась – вопрос денег всегда затыкал даже самых разговорчивых. Через минуту на столе лежал счёт. Андрей кинул оплату, не оставив чаевых, поднялся и ушёл. Теперь он точно знал, что надо делать. Теперь он был уверен в своём пути… Рядом шумело, как в песне, Садовое кольцо, вот только многочисленные иномарки сильно портили и вид, и настроение. Двадцать лет жизни позади, а иномарки у него так и не было.

Меня разбудила Пятнашка, прерывая странный сон. Я даже не стал ей его пересказывать. Анд-рей мне совершенно не нравился. Если я ещё хотел пересказать предыдущий сон, выполняя своё обещание, то теперь передумал. Ну его этого обиженного жизнью… Мама его обижала. У меня вот вообще не было мамы в этом мире – и ничего, живу. Мысли о том, что если предыдущие сны были обо мне, то и Анд-рей когда-то был мной, я от себя старательно гнал. Этот «я» был мне настолько противен, что я его даже как чужого человека презирал.

На юг мы выдвинулись всё так же – вдоль опушки Пущи. Хотя шли мы на этот раз медленнее, но всё же ежедневные марши были изнуряющими. Служи мы в пехоте – и такое перемещение было бы для нас привычным. Однако все ааори тренировались в чём угодно, кроме унылой ходьбы – этого нам и по жизни хватало. В результате любой поход после зимы оборачивался сбитыми в кровь ногами, изматывающей усталостью и недосыпом. Впрочем, все, кто принял участие в походе, уже втянулись и смирились.

Когда мы проходили место, где земли Линга некогда соприкасались с границей леса, я, наконец, сумел оглядеться. В погоне за восставшими было не до того, а вот теперь времени, сил и любопытства оказалось достаточно. За зиму изменённые растения сошли на нет, однако пока обычных трав на их месте выросло немного. Пройдёт ещё не один год, прежде чем растительность и животный мир здесь смогут восстановиться. Поравнявшись с телегой мудрецов, я решил начать давно запланированный разговор.

– Мастер, а что сейчас в Линге? – спросил я, начиная сильно издалека, но в полной уверенности, что Ксарга этим не проведёшь.

– Пусто там! – ответил мудрец. – Мы пока не успели начать восстановление. Но егеря несколько раз за зиму выезжали на разведку. Говорят, что в последний раз даже нежить была. Так что ааори там работы хватит.

– Откуда там нежить? Все, кто попал в малые миры – они же и погибли там, в малых мирах? – удивился я.

– А куда делись те, кто не попал? Как думаешь? – усмехнулся мудрец.

– Малые миры лишь…э… Маска! – добавил Соксон. – Они как будто скрыли реальность. Понимаешь, Шрам?

– Нет, – признался я.

– Ну, если проще… – снова взялся за объяснения Соксон. – Понимаешь, Линг оказался в некоем безвременье, на которое наслоилась вся конструкция из малых миров. В тот момент, когда они перестали существовать, реальный Линг снова появился в нашем мире. Причём, в том виде, в котором из него и исчез.

– Да… Как проще объяснить… Малые миры просто занимали его место, – кивнул Ксарг. – И когда Линг появился, на его улицах все ещё хватало трупов. И серых, и людей.

– Получается, что теперь по его улицам бродят толпы нежити? – понял я.

– Насчёт толп не уверен… – возразил Ксарг. – Большая часть, скорее всего, ушла в Пущу. Нежить же всегда старается собраться большими стаями. Чем больше стая – тем вернее появится некий лидер, даже если при этом часть неживых будет… Скажем так, окончательно поглощена.

– Почему нежить так себя ведёт? – не отставал я, хотя разговор явно ушёл в сторону от первоначальной цели.

– Над этим вопросом многие мудрецы бились, – усмехнулся Соксон. – Однако принятая в настоящее время среди мудрецов концепция говорит, что нежить – просто пограничное состояние между Дикими Землями и миром людей. Как бы сказать, переходный пояс…

– Это как? – я заинтересовался.

– Ну, понимаешь, изменённые не едят нормальных! – объяснил Ксарг.

– Ну а как же запасы, которые делали серые люди? – вспомнил я о забитых трупами амбарах во время нашествия.

– А! Это интересный момент! – усмехнулся мудрец. – Дело в том, что нежить всегда убивает нормальных людей и почти не трогает животных. Но при этом и люди, и животные становятся частью нежити.

– Ни разу не видел неживого кирри! – заметил я.

– И не увидишь! – объяснил мудрец. – Каким-то образом мёртвая плоть под воздействием нежизни собирается в обычных низших. Не важно, какое именно… гхм… мясо стало основой. Чем меньше кусок мяса, тем дольше до него добирается нежизнь. И тем больше её требуется, чтобы заставить этот кусок мяса что-то сделать.

– А как перемещаются эти маленькие… куски? Чтобы получился один низший, ведь потребуется много таких фрагментов?

– Это нам до сих пор неизвестно. Никто этими исследованиями так и не занялся – хлопотно, а толку мало. Однако есть мнение, что существуют и совсем маленькие формы нежити, – заметил Соксон. – Они как-то находят друг друга, сливаются в целого низшего и уже после этого выходят на земли людей. Поэтому нежить иногда встречается даже в самом сердце Империи. Простой люд считает, что это останки несожжённых покойников.

– Это только предположения! – отмахнулся Ксарг. – В любом случае, нежить всегда стремится к объединению. А вот дальше начинается самое интересное! Неживую плоть с удовольствием едят изменённые твари! И серые запасали амбары, чтобы было что кушать, когда встанет весь амбар!

– Гадость какая! – я поморщился. – Так причём тут пограничное состояние?

– А при том, Шрам, – объяснил Ксарг, – что даже нормальные растения рано или поздно оказываются в желудках всяких жучков-червячков. В свою очередь, их едят более крупные животные, а тех – ещё более крупные. И вот они как раз после смерти становятся нежитью, которая уже родственна изменённым. Если бы этого не было, мир вообще невозможно было бы изменить.

– А если упрощать, – ответил Соксон, – то нежить переводит нормальную материю в изменённую. В этом и состоит её цель и задачи.

– Значит, пепел от нежити – он тоже изменённый? – поинтересовался я.

– Нет, конечно! – Ксарг засмеялся. – Пепел – неживой материал, как и дым. Пепел одинаков, что у нормальных, что у изменённых. Огонь все различия уравнивает.

– А этот, с которым вы общались…. – я замялся, но останавливаться было поздно. – Почему он не помнит первую тысячу лет после смерти?

– Перед тем, как в нём победило человеческое, – пояснил Ксарг, – он слишком долго выбирал себе личность.

– Это как?

– Когда нежить становится близка к разумной, – объяснил мне Соксон, – в ней уже намешано столько… скажем, плоти от разных тварей, что человеческое ещё должно победить. Понимаешь?

– И почему же всегда побеждает человеческое? Почему какое-нибудь животное не побеждает? – спросил я.

– Потому что человеческое изначально обладало разумом и долгой памятью, – объяснил Ксарг. – Тот неживой, что рассказал нам про Школу Аон-аари… Как бы сказать… он просто воспользовался нужными знаниями. И сам он уже не является тем человеком, чью память забрал!

– А вот Гано-имис, – опережая мой вопрос, ответил Соксон, – это огромное исключение из правил, чем и необычен. Древний неживой, сохранивший личность. Может быть, единственный в своём роде!

– Поэтому с ним и договариваются, – тихонько подсказал мне Ксарг, так чтобы не услышал боец, ведущий телегу.

– Получается, что больше всего нежити всегда на границе между Дикими Землями и миром людей? – понял я.

– Да, – кивнул Ксарг. – Там самые благоприятные условия.

– А почему тогда в Линге вообще осталась нежить? – поинтересовался я, возвращаясь к началу разговора.

– А там формируется собственная колония… – ответил Соксон. – Уже появились более сильные особи. Со временем объявится и каратель… И тогда рядом расположатся сразу два рассадника – Пуща и Линг.

– Ну, надеюсь, до этого не дойдёт! – заметил Ксарг. – Линг надо вычистить в ближайший год. Империя уже осенью и в начале весны вовсю присылала войска. Только восстание спутало нам все планы.

– Ещё одна причина, почему вы вмешались? Да, мастер? – догадался я, получив в ответ лишь два хитрых взгляда.

Больше ни про нежить, ни про Линг я с мудрецами не заговаривал. Они и так рассказали мне больше, чем можно было мечтать. Пока я переваривал услышанное, мы миновали бывшие земли Линга и теперь двигались строго на юг.

Через пять дней мы достигли Угеля, пополнили припасы – и, разделившись на отряды, двинулись в Форт. Разведчики остались следить за окрестностями леса, и войско сразу уменьшилось. Первое столкновение с восставшими закончилось, и нам удалось в нём победить – хотя численный перевес и был не в нашу пользу. Однако цена этой победы не радовала. В Пуще была потеряна почти тысяча человек. Слишком много, чтобы в одиночку справиться с армией восставших.

Ксарг оказался прав. Выступи мы сразу на помощь Мобану, и в Форт вернулись бы единицы, чья участь была бы решена. Мобан, возможно, дожал бы восстание, но судьба ааори изменилась бы навсегда. И я очень надеялся, что это осознали те эры и лори, что вели наше войско в бой – и поймут те, что остались в Форте. Потому что если не поймут, то мне в пору взять Пятнашку, свой отряд и уходить в Империю на кораблях Ка-ра.

Форт встречал победителей удивлением и разочарованием. Оно было и понятно: ушло пять тысяч – вернулось четыре. Зато это и в самом деле отрезвило многие горячие головы, требовавшие немедленно подавить бунт. Наше возвращение остудило и тех, кто сочувствовал восставшим – одно дело, когда ааори убивают кого-то там далеко, но совсем другое – когда тут и своих. Конечно, оставались и редкостные упрямцы, что рьяно поддерживали бунтовщиков, но их с каждым днём в Форте оставалось всё меньше и меньше. Кто-то держал язык за зубами, а кто-то дезертировал. К концу второго месяца весны силы всех сторон зависли в шатком равновесии, сломать которое могло одно неосторожное движение.

И первым это движение совершил князь Мобана. Как и предрекал Ксарг – и даже раньше на месяц – в Форт снова прибыло посольство княжества. На этот раз в посольстве было пятеро эрлов и два настоящих мобанских мудреца. Выступать перед Большим Советом их заставлять не стали. На переговоры отправились эр Ненари, эр Зол, Ксарг и Энари. О чём беседовали переговорщики с послами, никто не говорил. Два дня Форт пребывал в ожидании, а потом послы отправились восвояси с очень недовольными лицами.