Помоги проекту - поделись книгой:
А Ельцин обратился к президенту Молдавии Снегуру в роли миротворца. Кишинев упирался, молдаване возомнили себя крутыми вояками, лезли на разных участках, устраивали артиллерийские и минометные обстрелы. Но Лебедь правильно воспринял свою задачу — погасить конфликт — и грамотно выполнил ее. Были разведаны цели, и в ночь на 3 июля устроено «предупреждение». Дали массированный залп 8 дивизионами артиллерии и 6 минометными батареями. Не по молдаванским объектам, а рядом, в 50 метрах от них. Но после этого большинство противников просто разбежались и дезертировали. Остальные забились в щели, и их вывозили машинами скорой помощи (успокоив, что по этим машинам русские стрелять не будут). Тогда-то Молдова согласилась на перемирие. 21 июля Снегур и Ельцин в присутствии лидера Приднестровья Игоря Смирнова подписали соглашение о прекращении боевых действий. Для разделения сторон размещались 3100 российских, 1200 молдаванских и 1200 приднестровских военных. Начались переговоры о статусе Приднестровья, которые и затянулись до сегодняшнего дня.
Но это был лишь один конфликт, а заполыхало во многих местах. На Кавказе и в Закавказье возникло сразу несколько фронтов. Столкновения между армянами и азербайджанцами за Карабах начались еще в «перестройку», а с падением СССР исчезли последние сдерживающие факторы. Армянские отряды были более сплоченными, организованными, одерживали верх. А в Азербайджане ход боевых действий вызывал еще и политические бури. Президентом там стал Аяз Муталибов, бывший первый секретарь ЦК компартии республики. Он поддерживал дружбу с Россией. Но действовал и шовинистический Народный фронт Азербайджана, связанный со спецслужбами Турции и Ирана. Он уже устраивал массовые кровавые провокации в Баку в 1988, 1990 гг. В феврале 1992 г. армяне взяли город Ходжалы, и Народный фронт воспользовался, возбудил в Баку общее возмущение, беспорядки. Муталибова вынудили уйти в отставку. Но в мае армяне взяли город Шуша, и возмущение раздули сторонники Муталибова, вернули его к власти. Хотя Народный фронт поднял свои вооруженные формирования, и Муталибову пришлось бежать. Президентом был избран бывший диссидент Эльчибей.
Между тем, в Закавказье тоже шел «раздел» Советской армии. Армения связей с Москвой не порывала, там оставались российские базы. А в Азербайджане, когда власть перехватил Народный фронт, дружбу с Россией перечеркнули. Начались нападения на военные объекты. Было решено их эвакуировать. Правда, вывезти склады и технику не представлялось возможным, оставляли на месте. Но авиацию наметили скрытно подготовить к перелету и перегнать в Россию. Однако азербайджанцы сманивали на свою службу солдат и офицеров, соблазняли высокими окладами, званиями. Изменил полковник Кривцов и еще несколько авиационных командиров, сообщили о перелете. Азербайджанцы ворвались на два аэродрома, захватили около полусотни боевых и транспортных самолетов. Кривцова за это произвели в генералы, назначили главнокомандующим ВВС Азербайджана. Заполучив большое количество боевой техники, бакинские правители предприняли наступление. Но танкам и БТР в горах действовать совсем не сподручно. Их побили и остановили, насчитали 200 трупов азербайджанских военных, и большинство из них было «славянами» [65]. Теми самыми офицерами и солдатами, кто в наступившем развале соблазнился подзаработать на чужой войне.
Еще одним козырем Народного фронта Азербайджана был альянс с турками, и Анкара начала дипломатические придирки к Армении, делала угрожающие заявления. Ереванские власти встревожились, метнулись налаживать пошатнувшуюся было дружбу с Москвой. Но и Россию вероятность турецкого вторжения в Закавказье ничуть не устраивала. 15 мая 1992 г. Россия, Армения, Узбекистан, Казахстан, Таджикистан и Киргизия заключили в Ташкенте военный союз, подписали Договор о коллективной безопасности, после чего маршал Шапошников высказал предупреждение, что вмешательство третьей стороны в Карабахский конфликт может привести к третьей мировой войне. Этого оказалось достаточно. Сталкиваться с русскими турки совсем не желали и сменили агрессивный тон.
А у самих азербайджанцев дело шло плохо. Их армия составилась из батальонов Народного фронта — разношерстных, без всякой дисциплины, подчинявшихся только своим полевым командирам. Добиться успехов с подобными сбродными силами было проблематично. Война затягивалась, терпеть лишения больше не хотелось. Честили президента Эльчибея, обвиняя во всех бедствиях, и в июне 1993 г. несколько полевых командиров взбунтовались, повели свои отряды на Баку. Но и между собой грызлись, кого привести к власти. В такой обстановке Эльчибей вызвал к себе самого авторитетного из политических деятелей, лидера Нахичеванской автономной республики Гейдара Алиева — бывшего члена Политбюро, первого секретаря компартии Азербайджана.
Когда Алиев прилетел в Баку, там уже шли перестрелки между различными группировками. Эльчибей предложил избрать его главой парламента, а после этого сбежал. Алиев занял его место. Мятежи он сумел усмирить. А армию взялся реорганизовывать, 33 добровольческих батальона расформировал. Хотя при этом оголился фронт, армяне не преминули двинуться вперед, овладели районными центрами Мардакерт, Агдам, Физули. В азербайджанском развале разыгрались аппетиты и у соседнего Ирана. Он ввел войска в Нахичеванскую республику якобы для охраны важных объектов и помощи беженцам.
Но Алиев определил свой курс как «исправление ошибок, допущенных прежним руководством во взаимоотношениях с Россией». Полетел в Москву к Ельцину, Азербайджан вступил в СНГ и Организацию Ташкентского договора о взаимопомощи. Тут уж иранцам пришлось уйти с азербайджанской территории. Начали приносить плоды и усилия Алиева по формированию регулярной армии. Азербайджанцы перешли в контрнаступление, отбили Горадиз и часть Физулинского района. А 5 мая 1994 г. при посредничестве России и других государств СНГ Армения, Азербайджан и Нагорно-Карабахская республика подписали соглашение о прекращении огня.
В Грузии были сходные проблемы с Азербайджаном. Как уже отмечалось, в январе 1992 г. здесь свергли президента Гамсахурдиа, руководство республикой захватил «Военный совет» во главе с художником Китовани и криминальным авторитетом Иоселиани — как говорили, к власти пришли «неизвестный художник и известный вор». Конечно, такое правительство был слишком сомнительным. Гамсахурдиа обосновался в западных районах, собирал своих сторонников, Грузия разделилась в гражданской войне.
Но после ликвидации СССР в Москве «освободился» куда более весомый лидер, Шеварднадзе. В Грузии у него сохранялись обширные связи, и многие исследователи уверены, что за организацией переворота стоял именно он. Во всяком случае, победившие мятежники пригласили его на родину и безоговорочно уступили первенство. Шеварднадзе сразу же обратился с просьбой к Ельцину — не выводить из Грузии войска СНГ. Российские гарнизоны помогли удержать в республике относительный порядок. А вооружение с оставшихся здесь советских складов стало перетекать к грузинам.
Но Шеварднадзе, заняв место Гамсахурдиа, в полной мере сохранил его шовинистическую политику. Нацелился прижать осетин и абхазов, тянувшихся к России. В июне 1992 г., едва он утвердился у власти, бросил свои формирования на Цхинвал. Русских военных отсюда Ельцин вывел, грузины навалились на осетинских ополченцев, заняли несколько сел. Однако в этот момент Борис Николаевич отлучился в США. Замещал его вице-президент Руцкой. Поскольку рычаги власти оказались у него, рубанул по-военному. Приказал российской авиации нанести удар по грузинам, позвонил Шеварднадзе и пригрозил бомбежкой Тбилиси. Ельцин, конечно, не похвалил своего заместителя. Но был уже вынужден продолжить миротворчество. Встретился в Сочи с Шеварднадзе, и было подписано соглашение о прекращении боевых действий. Южная Осетия оставалась в составе Грузии, но получала автономию, грузинские части из нее выводились. В качестве миротворцев здесь располагались 3 батальона — российский, грузинский и осетинский.
Но едва затихло в Осетии, как загромыхало в Абхазии. Ее Верховный Совет 23 июля 1992 г. провозгласил независимость от Грузии. Правительство Шеварднадзе бросило на нее свои военные силы с танками, артиллерией, авиацией. С боями они ворвались в Сухум, абхазские власти и их отряды отступили в Гудаутский район. Однако в конце августа грузин остановили. В Москве начались переговоры при посредничестве Ельцина, 3 сентября подписали соглашение. Оно было выгодным для Шеварднадзе, предусматривало «сохранение территориальной целостности Грузии», роспуск «незаконных формирований».
Но большинство абхазов такие условия не признали. На помощь к ним поехали добровольцы, казаки, освободившиеся после примирения в Приднестровье. Что характерно — правительство Ельцина подыгрывало Грузии. Но абхазы-то хотели быть вместе с Россией, и русские патриоты ринулись выручать их. Стали прибывать и отряды осетин, чеченцев, других народов Северного Кавказа. В октябре 1992 г. они перешли в наступление — сперва не на Сухум, а на север. Взяли Гагру, овладели территорией, прилегающей к российской границе. «Демократический» раздрай в самой России сказывался в полной мере, губернатор Краснодарского края Дьяконов вопреки линии президента симпатизировал абхазам, стал оказывать им поддержку. Грузин начали теснить.
Ельцин пробовал «прикрыть» Шеварднадзе. Заставлял абхазского лидера Ардзинбу подписывать новые соглашения о перемирии. В Гудауте, Нижних Эшерах и Сухуме стояли наши части, охранявшие военное имущество, им было приказано соблюдать нейтралитет. Но грузинские войска были таким же «добровольческими» сбродными бандами, как азербайджанские формирования Народного фронта. Разболтанными, рыхлыми. Зато хвастливыми и горделивыми. С абхазами они сами провоцировали столкновения, задирали и русских военных. Хотя здешние воинские части поддерживали с абхазами прекрасные отношения, и когда грузины их обстреливали, появлялся повод нарушить «нейтралитет». Отвечали так, что мало не покажется.
Шеварднадзе пробовал навести порядок, подобно Алиеву, отстранил от должностей командиров воинских формирований, которые привели его к власти — Китовани и Иоселиани. Но тут уж их подчиненные стали бунтовать, выходили из повиновения правительству. А абхазы и их союзники били их. Методично занимали высоты на подступах к Сухуму и обложили город. Грузин зажали в ловушке. В нее попал даже сам Шеварднадзе, очутившийся в это время в Сухуме, а улететь уже стало проблематично — на взлете и посадке абхазы сбивали самолеты из переносных зенитных комплексов. Выручил опять Ельцин. Грузин эвакуировали кораблями российского Черноморского флота. В том числе спасли Шеварднадзе, вывезли в полной сохранности.
27 сентября 1993 г. Сухум был взят. Развивая наступление, абхазы очистили всю территорию своей республики. Противостоять им Грузия уже не могла. Ее воинские формирования развалились. Одни после взбучки расходились по домам. Другие потекли к прежнему президенту Гамсахурдиа, он снова собирал сторонников в Западной Грузии. По республике опять разгорелась гражданская война. В такой обстановке Шеварднадзе стал молить о помощи Москву, вступил в СНГ. Борис Николаевич со своей командой снова спасли его. Нажали на абхазов, чтобы прекратили продвижение. Шеварднадзе смог собрать оставшийся у него отряды против соперника. Их поддержали российские части. Гамсахурдиа быстро разбили, а в конце 1993 г. он погиб (по официальной версии — покончил с собой, по неофициальной — был убит). Наконец-то в Грузии наступило затишье.
Одновременно с Закавказьем конфликт полыхнул и на Северном Кавказе. Когда Дудаев в Чечне отказался подписывать федеральный договор с Россией, ингуши не присоединились к нему, потребовали остаться в составе России. Бывшая Чечено-Ингушская республика разделилась на две. Но со времен депортации ингушей в Великую Отечественную войну и их последующего возвращения в родные места у них накапливались трения с осетинами, занявшими часть их прежних земель. При образовании отдельной Ингушской республики и определении ее границ эта вражда прорвалась. В октябре 1992 г. в Пригородном районе Северной Осетии, где население было смешанным, начались столкновения между осетинами и ингушами. Обе республики кликнули добровольцев, завязались кровавые схватки. Ельцин в данном случае отреагировал своевременно. Ввел в обеих республиках чрезвычайное положение, направил войска, которые разделили враждующих. Военное командование предлагало продолжить операцию, двинуть части чуть дальше и навести порядок в Чечне. Но резко против выступил Гайдар. Убедил Ельцина, что чеченцев задевать нельзя. Эта «мина» под Россией осталась так и не обезвреженной.
Однако самая страшная война разразилась в данное время в Таджикистане. Положение этой республики оказалось особенно шатким и опасным. Президентом здесь стал Рахмон Набиев — ранее он был первым секретарем ЦК компартии республики. Но в перестройку набрали силу и оппозиционные организации, причем совершенно разнородные: Партия исламского возрождения, Демократическая партия Таджикистана, националистическое движение «Растохез». Сыпали нападки на президента, обвиняли в «коммунизме», фальсификации результатов его избрания. А таджики с феодальных времен привыкли жить кланами: «кулябцы», «гиссарцы», «бадахшанцы», «памирцы» и др. «Свои» поддерживали «своих» — это были почти готовые группировки. Ситуация усугублялась тем, что после резни в Душанбе в 1990 г. большинство русских покинуло Таджикистан. Республика лишилась львиной доли врачей, учителей, инженеров, техников, квалифицированных рабочих. Да и военные не горели желанием служить в таджикской армии. Массовый отъезд русских сказался развалом и в экономике, и в социальной сфере, и в общественной жизни.
А вдобавок ко всему рядом лежал Афганистан. Шеварднадзе, еще будучи министром иностранных дел СССР, подмахнул соглашение о выводе советских войск из этой страны без всяких ответных обязательств США и Пакистана о прекращении помощи моджахедам. Эстафету предательства подхватил другой «дипломат» того же пошиба, министр иностранных дел РСФСР Андрей Козырев. Дружественному к нашей стране правительству Наджибуллы с 1 января 1992 г. были прекращены поставки оружия, боеприпасов, гуманитарной помощи. В Афганистане стало худо с топливом, продовольствием, на этом играла оппозиция. Командиры правительственных войск стали переходить на ее сторону. В результате моджахеды одержали победу, заняли Кабул.
А возле южных границ бывшего СССР возник кипящий котел хаоса. Оттуда в Среднюю Азию стали проникать эмиссары радикальных исламистов, ваххабитов, оружие, наркотики.
В Таджикистане нарастали митинги, провокации. С лета 1992 г. в разных местах вспыхивали бои, некоторые районы оппозиция захватывала под контроль. Она перетягивала под свое влияние молодежь, милицию. Президент Набиев пробовал идти на уступки, создал Правительство национального примирения, отдав своим противникам ряд министерских постов. Но они лишь получили возможность развернуться в полную силу. 31 августа устроили массовые митинги в Душанбе, захватили президентский дворец. Набиев бежал, но его поймали, заставили подписать заявление об отставке.
Но после этого разные лидеры и группировки сцепились за власть между собой. Их отряды дрались друг с другом, разоряли и грабили «чужие» города и кишлаки, резали жителей, республику захлестнул повальный бандитизм. Для обуздания кровавой вакханалии стали вмешиваться русские военные, соседний Узбекистан. Его президент Ислам Каримов вполне обоснованно встревожился, что зараза ваххабитов перекинется и в его республику. А вдобавок прикидывал, как бы в этом бедствии прихватить северную часть Таджикистана для себя.
Генерал-майор ГРУ Чубаров вспоминал: «Мы защищали конституционный строй Таджикистана, являясь офицерами узбекской армии, а думали в первую очередь о том, что матушке-России не нужен этот бардак в регионе, где к власти рвались исламские фундаменталисты… Выдвигались мы из Чирчика, из 15-й бригады спецназа ГРУ, на тот момент „отошедшей“ к Узбекистану. Нужно признать, что президент Ислам Каримов повел себя мудро. Он прозорливо предугадал возможное развитие ситуации и, опасаясь ее развития по сценарию ваххабитов, решил отдать приказ на формирование специального корпуса в Узбекистане… Разумеется, он преследовал и свои цели, отсечь северные провинции Таджикистана, где располагалось более ста развитых предприятий. Забегая вперед, скажу, что сделать это ему не удалось» [13].
Офицер той же бригады Александр Мусиенко рассказывал, как в противовес ваххабитам был создан Народный фронт Таджикистана: «15-ю бригаду ГРУ, где я тогда служил, „подарили“ Узбекистану. Летом 1992 года вспыхнула гражданская война в соседнем Таджикистане. Министр обороны Узбекистана Рустам Ахметов приказал нам участвовать в „восстановлении конституционного строя республики Таджикистан“. Был сформирован разведотряд специального назначения… Чтобы как-то легализоваться, мы придумали название „Народный фронт Таджикистана“ (НФТ). Главной нашей опорой стал уголовный авторитет Сангак Сафаров, пожилой уже человек, который провел в тюрьмах 21 год. Это был прирожденный лидер с отменными организаторскими способностями, обостренным чувством справедливости и патриотизма — он и возглавил НФТ. Я был одним из главных советников Сангака, а позднее — у министра внутренних дел Таджикистана. Мы снабжали НФТ оружием и боеприпасами, пользуясь специальными методами партизанской войны, помогали объединять всех, кто был против „вовчиков“ (ваххабитов
Глава 16
Как поделить Россию?
Перестроечные реформы Горбачева уже успели перекорежить и переломать всю привычную жизнь Советского Союза. Ельцин, как будто бы, выступал оппонентом Михаила Сергеевича. Но его реформы продолжили ту же струю — причем сразу же, без малейших пауз и передышек. Уже в январе 1992 г., едва Борис Николаевич успел занять горбачевское место в Кремле, посыпались его указы «О свободе торговли», «О повышении эффективности деятельности предприятий путем их приватизации». Впрочем, политика самого Ельцина кое в чем изменилась. При прежней власти он всячески раздувал «демократию» и расшатывал державу. Теперь пытался как-то тормозить, стабилизировать ситуацию и закрепить доставшееся ему наследство.
В конце марта он сумел добиться подписания Федерального договора — в состав обновленной России вошли 89 субъектов. Были приняты поправки к Конституции, подправлено название государства. Российская Советская Федеративная Социалистическая республика, РСФСР, превратилась в РФ — Российскую Федерацию. Стараясь успокоить политические свистопляски, Ельцин ввел временный запрет на выборы, референдумы. Но это плохо получалось. Зашкалившая «демократия» игнорировала запреты. Избирали себе президентов то Адыгея, то Кабардино-Балкария, принимал декларацию о суверенитете Татарстан, в Туве шел сбор подписей для референдума об отделении от России. Советский Союз рухнул — но уже и по Российской Федерации поползли трещины.
Кстати, именно такую судьбу для России намечали и закулисные режиссеры разрушительных процессов. Мы уже отмечали, что с этими силами был явно связан такой деятель как Гавриил Попов, разрабатывавший «научные» глобалистские проекты. В данное время он выпустил брошюру «Что делать?», поучая, что распад СССР еще не окончательный, и в перспективе страна должна разделиться на 40–50 образований, когда станут самостоятельными автономии, области, города. В постсоветской России Попов выдвинулся на роль одной из ведущих политических фигур. На посту мэра Москвы задавал тон воинствующего антикоммунизма. Посносил памятники Ленину, Калинину, Дзержинскому, Свердлову, переименовал соответствующие улицы, площади, станции метро. Хотя почему-то воспротивился переименованию станции «Войковская», названной в честь цареубийцы. Выступал и в защиту предателя генерала Власова, оправдывая его измену «антисталинизмом».
Но Попов (как и все новоявленные политики) крепко увлекся и собственным карманом. В Московской мэрии он почти официально ввел систему «откатов». Как он позже пояснял, сделал это «для предотвращения коррупции». «Я предлагал систему, при которой чиновник легально получает не взятку, а процент от прибыли, которую обеспечивает его конкретное решение». А уж огромное хозяйство столицы представляло огромный простор для всевозможных махинаций, и Попов пустился во все тяжкие, распродавая различные объекты.
Самой известной стала афера, когда мэр договорился с некой российско-французской фирмой сдать ей в аренду на 50 лет уникальный исторический, культурный и ландшафтный комплекс, Нескучный сад с прилегающими территориями. За чисто символическую сумму… 99 долларов. Какие «откаты» получал от фирмы он и его приближенные, история умалчивает, но Попов с пеной у рта доказывал в Моссовете, что постройки, которые будут возведены на месте Нескучного сада, принесут для города колоссальные выгоды. Однако информация о сделке проникла в прессу, распространилась за границей. Член британского парламента Кен Ливингстон, приехавший в Москву читать лекции, во всеуслышание заявил, что в любой «цивилизованной» стране авторы такого проекта сидели бы в тюрьме, и назвал имя Попова. Скандал вышел на мировой уровень, а поскольку за мэром тянулась куча других делишек подобного свойства, он предпочел в июне 1992 г. уйти в отставку — под благовидным предлогом трудностей в снабжении москвичей.
Но без работы он не остался. Стал президентом первого в России негосударственного учебного заведения, Московского международного университета. Деньги на его создание выделили Горбачев со своим фондом и президент США Буш. Университет стал элитным — для подготовки государственных деятелей, политтехнологов, социологов, давал два диплома, российский и американский. А каких специалистов начали готовить в этом университете, чему стали учить их, красноречиво говорят приведенные в прошлых главах идеи Попова о создании «нового мирового порядка». Впрочем, и политическая карьера для него не закончилась, через некоторое время он был введен в президиум Политического консультативного комитета при президенте России.
Поскольку на выборы в данный момент был наложен мораторий, нового мэра Москвы Ельцин назначил своим указом — Юрия Лужкова. О нем мы тоже рассказывали. Очень активный и оборотистый хищник, но и умелый, опытный хозяйственник. В общем-то, в лицах Лужкова и Попова обозначились две «разновидности» нарождающейся касты олигархов. Одни гребли для себя, но и строили для себя. Другие выполняли иностранные заказы — при этом не забывая и про себя.
А Россия начала 1990-х представляла собой совсем неприглядное зрелище. Распад Советского Союза резко усугубил «перестроечный» развал экономики. Порвались прежние связи между республиками, регионами, предприятиями. Где-то не стало сырья, где-то комплектующих деталей. Заводы и фабрики останавливались. Не стало и централизованной системы сбыта продукции. Скакнувшая инфляция одним махом «сожрала» все деньги, которые люди копили на сберкнижках в советское время. Но та же инфляция открыла возможности для повального жульничества. Зарплаты, стипендии, пенсии не выплачивались по много месяцев. Это стало общим и обычным явлением. Задержать деньги, «прокрутить» их в торговых, валютных и иных сделках. «Наварить» на них прибыль. А по назначению выплатить позже — хотя покупательная способность денег уже значительно упадет.
Самой активной и «прогрессивной» силой «перестроек» выступала интеллигенция. Она громче всех ратовала и за «демократию», и за «рынок». Но теперь она очутилась вдруг у разбитого корыта. Оказалось, что ее научные и культурные учреждения никому не нужны. Правительственных заказов не было, разработки прекратились. Клубы, музеи, библиотеки, театры, киностудии тоже остались без денег. «Свобода творчества», за которую так яро ратовали писатели, журналисты, художники, артисты, обернулась упадком и гибелью культурной сферы. Чисто по западному принципу. Творить ты можешь что угодно. Но чтобы донести людям — нужны деньги. А «звезды» всегда и везде делались искусственно. Они и засверкали, отупляя зрителей безвкусицей и бездуховностью.
Остальные выживали, как могли. Руководство НИИ, домов и дворцов культуры сдавало свои помещения в аренду под склады, кафе, магазины, офисы. Деятели культуры искали спонсоров и подстраивались под их вкусы. Кинорежиссеры и актеры перешли на полную халтуру, бандитскую тематику, перемешанную с порнухой. Писатели и журналисты считали манной небесной заказные публикации в либеральных или бульварных изданиях: там платили. Музыкантам и певцам оставалось подрабатывать, побираясь в подземных переходах, по электричкам. Инженеры и научные работники шли трудиться грузчиками, торговцами, прислугой.
Развилось всеобщее воровство. Тащили все, кому было что украсть. Рабочие с заводов. Руководители и персонал учреждений, где имелось что-нибудь ценное. Кладовщики и их начальство — со своих складов. По всей России открывались пункты приема металлолома. Обнищавшие люди, пьяницы собирали и воровали любые металлические предметы, сдавали за гроши. Граница с Казахстаном превратилась из административной в государственную. Но попробуй-ка возьми под охрану такую огромную протяженность! Пограничники еще оставались на старой границе СССР. Для строительства застав, ограждений, наблюдательных вышек по периметру России не было денег. И через открытую границу ринулись казахи. Угоняли скот. Даже спиливали столбы высоковольтных электропередач, утаскивали на металлолом. А Эстония, не имевшая никаких месторождений полезных ископаемых, вышла вдруг на первое место в мире по экспорту цветных металлов! Ведь и ее граница оставалась открытой — потоки украденного металла хлынули сюда из России.
«Свобода торговли» превратила города в огромные базары. Чтобы прожить, множество людей ринулось торговать чем попало, и чужими товарами, и собственными старыми вещами. Торговыми точками заполнялись площади, скверы, перекрестки. Развращалась милиция, собирая в этих скопищах «навар» за право торговать в местах своего дежурства. «Навар» с продавцов собирали и группировки преступников, контролирующие те или иные районы. Отдушину в «свободе торговли» увидела администрация предприятий, оставшихся без сбыта и без денег. Начала выдавать зарплату рабочих продукцией. И они тоже пополняли базары, ходили по подъездам жилых домов, предлагая свои товары. Выносили их торговать на железнодорожные станции, возле шоссейных дорог. Колхозы и совхозы, оставшиеся без средств к существованию, стали высылать в города машины с яйцами, курами, мясом, картошкой на продажу. В 1992-м это очень помогло спасти положение с продовольствием. Но такая форма «рыночных отношений» просуществовала недолго. Появились предприимчивые посредники, скупающие сельскую продукцию за гроши и перепродающие втридорога. А попытки обойтись без них и торговать напрямую пресекались грубо и жестоко — избиением продавцов и водителей, погромленными машинами, грабежом или уничтожением товаров.
Но вообще в ту пору многие вообразили себя бизнесменами. Появились «новые русские», обозначавшие себя дорогими иномарками, «красными пиджаками», строительством особняков, охраной, времяпровождением по ночным ресторанам и игорным заведениям, шикарными девицами и прочей «крутизной». В эту категорию попадали криминальные вожаки, удачливые кооператоры, директора предприятий, сумевших вписаться в «рынок». Но и другие владельцы кооперативов, магазинчиков, кафешек, даже базарные торговцы, мерзшие и мокшие у прилавков, раздували мечты, как у них «дело пойдет», и они тоже превратятся в «новых русских», сядут на иномарки и станут «крутыми». Врачи перебегали в первые частные лечебные заведения, педагоги — в первые частные школы, ослепляясь, как они будут купаться в деньгах. Первые фермеры рассчитывали приплод или урожай, строили планы, за сколько лет они разбогатеют…
Хотя все это оказывалось лишь суетой и мыльной пеной. Воровские лидеры уничтожали друг друга в собственных разборках. «Новые русские» проигрывались вдрызг, садились на иглу или становились жертвами криминала. Кооператоров теснили более сильные конкуренты. Продавцы на базарах привыкали греться спиртным и быстро спивались. А росли крупные акулы, урвавшие места у солидных кормушек, связанные с весомыми фигурами из государственной или региональной администрации.
Вокруг подобных деятелей роились и нахлынувшие в Россию иностранцы. Открывали филиалы своих фирм, всевозможные «общественные» и «культурные» организации, заключали сверхвыгодные для себя сделки. А попутно вывозили за границу антиквариат, произведения искусства, ювелирные изделия, распродаваемые за бесценок обнищавшими людьми, украденные художественные и культурные ценности. Зарубежных гостей в нашей стране всячески обхаживали, ублажали. Верили, что именно «заграница нам поможет», научит, выведет Россию из кризиса.
В правительстве и в окружении президента продолжали работать американские советники. Ельцин делал все, чтобы угодить партнерам, выполнить их рекомендации. Такую уступчивость Америка и ее партнеры поощряли. Наобещали помогать. В бывшие советские республики самолеты НАТО перебросили 7 тыс. тонн гуманитарных грузов. Президент США расширил поставки в Россию «ножек Буша». Впрочем, слали то, что самим не нужно. В гуманитарную помощь выделили излишки продовольствия и медикаментов, оставшиеся после войны в Персидском заливе. Хранение требовало затрат, и они все равно подлежали уничтожению — вот и отдали. А что касается ножек, то американцы предпочитают белое куриное мясо. Ножки оставались невостребованными и пропадали — теперь для них нашли сбыт. И уже не в качестве гуманитарки, а за хорошую цену. Хотя в России еще при Брежневе было понастроено множество птицеферм, именно их продукция выручала города в тяжелом 1992 г. Но правительство закупало «ножки Буша», они завалили прилавки. А свои птицефермы стали разрушаться — без сбыта, кормов, без ремонта, отопления.
Запад выражал готовность поддержать и деньгами, Россию и другие республики приняли в Международный валютный фонд, опутывали долгами. Что же касается восстановления отечественного хозяйства, то группой советников Ельцина руководил американский экономист с мировым именем Джеффри Сакс. Он и в Польше был советником Леха Валенсы, обеспечил там «экономическое чудо». Но не в России. В 2015 г. в телепрограмме «Беседы с Тайлером» Сакс рассказал об этом откровенно, как полякам буквально по пунктам диктовали последовательность действий: «Не платите ваши долги, добейтесь списания. Вам понадобится срочная помощь, миллиард долларов к такому-то времени» — и она аккуратно поступала. «Мы не хотели помогать России… Мы хотели свой однополярный мир. Ельцин сказал мне 11 декабря 1991 года, когда мы впервые встретились с ним: „Мы хотим быть нормальной страной“… Но мы не хотели нормальности для этой страны. Все, что я говорил о Польше, тут же было принято, потому что это был хороший совет, а Польша должна была стать оплотом НАТО… Россия находилась по другую сторону».
В ней внедрялись совершенно другие программы. Мы уже отмечали, как в СССР в годы «перестройки» развернулся скрытый процесс перехвата государственной собственности. Преобразовывались в акционерные общества крупнейшие предприятия, банки, самые доходные отрасли добывающей промышленности — нефтяной и газовой. В правление выдвигались те, кто имел «административный ресурс», связи в правящей верхушке. А в июле 1991 г. этот процесс легализовали, был принят закон «Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий». Данный закон мгновенно продублировали на уровне России. Задача по приватизации возлагалась на комитет по управлению государственным имуществом. Возглавил его Чубайс.
Справка — кто есть кто?
Чубайс Анатолий Борисович. Учился в школе с патриотическим уклоном, но, по собственному признанию, ненавидел ее. Окончил Ленинградский инженерно-экономический институт, защитил кандидатскую диссертацию. С 1986 г. возглавил кружок «прогрессивных» экономистов Ленинграда, основал клуб «Перестройка», устраивал семинары в курортных пансионатах, куда приезжали и московские «прогрессивные» из гнезда Гвишиани — Гайдар, Авен и др. Чубайс выдвинулся в качестве доверенного лица Собчака, стал у него заместителем председателя городского исполкома, главным экономическим советником. А когда Гайдар возглавил «правительство реформ», то взял его к себе.
Планы приватизации Гайдар и Чубайс разрабатывали вместе. Они составили и подписали у Ельцина еще несколько указов: «Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий», «Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий». А в июне 1992 г. Чубайс получил ранг заместителя главы правительства, и программа приватизации была утверждена Верховным Советом. Она предусматривала два вида, «малую» и «чековую» (или «ваучерную») приватизацию. Малые предприятия на торгах или напрямую распродавались частным лицам. А крупные в обязательном порядке преобразовывались в акционерные общества. Часть акций полагалась трудовому коллективу, другую требовалось продавать на аукционах за «приватизационные чеки». 31 июля 1992 г. Чубайс создал в своем ведомстве «Отдел технической помощи и экспертизы» из американских советников. Возглавлял его Джонатан Хэй, кадровый сотрудник ЦРУ [155].
Что касается «малой» приватизации, то она уже шла полным ходом — не дожидаясь утверждений Верховным Советом. Распродавались столовые, рестораны, магазины, склады, мастерские. С 1 октября 1992 г. были запущены механизмы «чековой» приватизации. Каждому гражданину через отделения Сбербанка выдавали один «ваучер» (за саму бумажку взималось 25 рублей). Номинальная его стоимость составляла 10 тыс. рублей — в то время сумма относительно большая, но не слишком. Объявлялось, что это и есть доля каждого жителя России при разделе общенародной собственности. На самом же деле цифру взяли с потолка. Только в первой очереди намечалось приватизировать свыше 130 тыс. предприятий (а всего — порядка 250 тыс.) Позже специалисты оценивали, что реальная стоимость одной доли при подобном разделе «на всех» должна была стать неизмеримо выше — не 10 тыс., а несколько миллионов.
Но духом «бизнеса» уже заразили большую часть населения. Бабульки, пенсионеры, домохозяйки витали в химерах, как они станут «акционерами», какие прибыли будут получать. Размечтались и работники заводов, фабрик — как они станут совладельцами, какие доходы потекут в их кошельки. Хотя для «ваучеров» устанавливался ограниченный срок действия, два года. Если никуда не вложить его, то он «сгорит». А идти куда-то на аукцион с одним или несколькими «чеками» членов семьи выглядело бессмысленным. Как бы для помощи гражданам и «профессионального управления активами» создавались специальные чековые инвестиционные фонды. Лицензии им выдавал тот же самый Комитет по госимуществу Чубайса (и зачастую они организовывались под эгидой того же Комитета). Их количество достигло 662, а людям предоставляли как бы свободный выбор. Сам решай, какому фонду ты доверяешь, неси туда свой «ваучер», а там профессионалы решат, куда выгоднее вложить ценные бумаги, в том числе и твою.
Разохотились всякие мелкие предприниматели. Ведь «чеки» допускали свободную продажу. Если вложишь не 1, а 100, то и прибыль будет в 100 раз больше! На базарах, вокзалах, в подземных переходах появились люди с табличками «куплю ваучер». Для такой работы нанимали продавцов газет, другого уличного товара. Покупали не по 10 тыс., а гораздо дешевле — зато наличными и сразу. В условиях, когда люди оставались без зарплаты, без работы, это действовало. Сбывали свои «чеки» и за 1000, и за 500 руб. Спившиеся, когда «нутро горит», меняли на бутылку водки. Другие были сбиты с толку, метались, как бы не прогадать. Выбирали среди множества фондов, какой из них более солидный. Наконец, когда срок действия поджимал, останавливались на каком-то из них…
В первое время «акционеры» и вправду получали по почте отчеты из правлений фондов. Какая прибыль, как израсходована на само правление и почтовые пересылки, какие остатки вложены в расширение бизнеса. Но эти фонды очень быстро стали менять свой облик, у одних отзывались лицензии, другие сливались друг с другом, преобразовывались в иные структуры — акционерные общества, компании. Отчеты в почтовых ящиках переставали появляться, и найти концы оказалось уже невозможно. Народ остался ни с чем. И бабульки, которые вкладывали куда-то свой единственный «ваучер», и «предприниматели», скупавшие «чеки» у разоренных сограждан. В выигрыше оказались только те, кто затевал приватизацию, и плававшие вокруг них крупные акулы.
А у американцев, устроившихся в ведомстве Чубайса, интерес обнаружился специфический. Оборонные предприятия. Именно они были в СССР самыми лучшими. По законам иностранцы не имели права владеть их акциями. Но применялись обходные маневры. Обрабатывали руководителей предприятий. Кого-то подкупали, кому-то предлагали проекты выгодного сотрудничества. Ведь оборонка находилась в тяжелом положении, государственные заказы прекратились, разработки замораживались. Американцы выражали готовность «помочь», и создавались дочерние совместные предприятия. Через них иностранцы получали доступ к уникальным разработкам и технологиям, документацию. Кроме того, эти совместные фирмы приобретали 10 % акций основного предприятия, что давало возможность ввести их представителей в совет директоров. Такие внедренные представители окончательно разваливали предприятие и проводили решение о его закрытии.
Но и сама по себе приватизация стала очередным катастрофическим ударом по промышленности. Ломались прежние хозяйственные механизмы предприятий, связи между ними. Заводы и фабрики попадали в тупик. Вроде бы трудовые коллективы, сами рабочие, стали совладельцами, а что дальше? Как сидели без зарплаты, так и остались сидеть… Однако в 1994 г. «чековый» этап перешел в «денежный». Начались аукционы с распродажей предприятий. Скупить акции у голодных рабочих, перебивавшихся случайными подработками, было проще простого. В результате перспективные и прибыльные предприятия доставались олигархам по копеечным, крайне заниженным ценам. Другие разорялись и закрывались. За спиртовые заводы разыгрывались настоящие войны между преступными группировками — с рейдерскими захватами, убийствами конкурентов. Это было уж очень выгодным — разливать «паленую» водку. Ее продавали и в магазинах, и в ларьках, и на открытых лотках, и прямо с грузовых машин. В условиях распада и беспросвета народ очень быстро спивался.
А темпы разбазаривания государственной собственности наращивались. Если в 1992 г. было приватизировано 46 тыс. предприятий, то в 1993 г. — 88 тыс., в 1994 г. — 112 тыс.
Правда, в ноябре 1994 г. этот процесс чуть не споткнулся. Чубайс получил повышение, стал первым вице-премьером и возглавил Федеральную комиссию по ценным бумагам и фондовому рынку. Вместо него председателем Госкомимущества был назначен Владимир Полеванов, бывший до этого губернатором Амурской области. Почему именно он, осталось неизвестным. Возможно, выдвинул Черномырдин, знавший его раньше. А может быть, «реформаторы» сочли, что он тоже «свой», урвет что-то для себя и удовлетворится. Но ошиблись. Полеванов был настоящим патриотом и честным человеком.
Увидев, что творится в Госкомимуществе, он ужаснулся. А Чубайс поразил его своим цинизмом. Полеванов вспоминал его слова: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом — новые вырастут» [7]. Новый начальник обнаружил, что в Госкомитете по управлению государственным имуществом нет даже подразделений для управления! Никто не собирался имуществом управлять! Его растаскивали. И раздавали. Полеванов нашел и группу из 35 американских советников во главе с офицером ЦРУ Хэем, занимавшихся в основном «приватизацией» военных предприятий.
Он свидетельствовал: «Подняв документы, я с ужасом обнаружил, что целый ряд крупнейших предприятий ВПК был скуплен иностранцами за бесценок. То есть заводы и КБ, выпускавшие совсекретную продукцию, вышли из-под нашего контроля. Тот же Джонатан Хэй с помощью Чубайса скупил 30 % акций Московского электронного завода и действовавшего с ним в кооперации НИИ „Графит“ — единственного в стране разработчика графитового покрытия для самолетов-невидимок типа „Стелс“. После чего Хэй заблокировал заказ военно-космических сил на производство высоких технологий» [155]. И таких безобразий было множество! Даже с деньгами шло жульничество. Целый ряд предприятий, стоивших триллионы, достался американцам всего за 5 млн долларов — да еще в рассрочку на 20 лет.
Причем эти вопиющие факты уже не были секретом. Начальник службы внешней разведки Примаков и директор ФСБ Степашин еще 26 августа 1994 г. направили в правительство письмо: «Приватизация предприятий военно-промышленного комплекса привела к массовой утечке новейших технологий, научно-технических достижений практически даром на Запад. В целом Запад приобрел в России столь большой объем новых технологий, что НАТО учредило для их обработки специальную программу». Но и «оборонкой» дело не ограничивалось. Американцы уже подбирались к приватизации российской алюминиевой промышленности, нефтяных месторождений — Чубайс готовил соответствующие документы. Полеванов нашел в бумагах протест Генеральной прокуратуры по поводу приватизации морских портов, хотя они не подлежали приватизации. Иностранцам уже готовы были отдать корабли грузового Тихоокеанского флота, обеспечивавшие грузами жизнедеятельность Чукотки и Камчатки. И даже обращения Генпрокуратуры, ФСБ, внешней разведки оставлялись без всякого внимания!
Полеванову пришлось вести упорную борьбу даже для удаления американцев. Госкомимущество охраняла частная военизированная структура партии «Демократический выбор России» — она подчинялась Чубайсу, а распоряжения нового начальника не выполняла. Только после того, как он сумел заменить партийный ЧОП на обычную милицию (чья охрана стоила в три раза дешевле), у американцев отобрали пропуска. Полеванов выгнал и Альфреда Коха, заместителя Чубайса, непосредственно ведавшего «оборонкой». Дела по приватизации алюминиевых заводов, нефтяной отрасли, тихоокеанских кораблей вовремя остановили. Приватизацию портов признали незаконной, начали национализацию. Чубайс звонил, угрожал. Но Полеванов проработал во главе Госкомимущества лишь 72 дня. В январе 1995 г. Ельцин сместил его, заменил Сергеем Беляевым. Экономист Михаил Хазин свидетельствовал: чтобы убрать Полеванова, на Ельцина надавили США.
Что ж, в начале 1920-х, когда Россию обвалили в хаос революциями и гражданской войной, американцы и англичане через Троцкого и его команду принялись внедряться в нашу страну концессиями и «совместными» предприятиями. Прибирали к рукам лучшие заводы, месторождения полезных ископаемых. Предполагалось, что они и станут настоящими хозяевами России, будут выкачивать прибыли. А русскому народу оставлялась роль «трудовых армий», дешевой рабочей силы. Но не получилось, в ходе сталинских преобразований троцкистов раздавили, закордонных концессионеров выставили. В 1990-х был применен другой механизм. Российскую промышленность просто убивали. Напрочь.
Глава 17
«Черный октябрь»
Далеко не вся Россия поддерживала гибельную политику Ельцина или послушно принимала ее. В оппозиции оказались и коммунисты, и национал-патриоты, и многие демократы (впрочем, по разным причинам, одни видели пагубные плоды реформ, другие просто оказались обделенными при дележке теплых мест). Нарастало противодействие.
23 февраля 1992 г., в День Советской армии, в столице собрался массовый митинг протеста против раздела вооруженных сил. Правительство Москвы по настоянию Попова запретило все митинги и демонстрации. Но Моссовет отменил это постановление. Митинг разрешили на площади Маяковского. Однако было собрано 12 тыс. сотрудников милиции, 4 тыс. солдат внутренних войск. 450 грузовиков заблокировали улицы в сторону центра. Причем в отношении патриотов впервые был внедрен термин «красно-коричневые», солдат и омоновцев накрутили, что это враги, чуть ли не фашисты. Была разыграна провокация. Среди митингующих кто-то пустил слух, что власти разрешили шествие к Кремлю, возложение венков к могиле Неизвестного солдата. Кордоны милиции разошлись, пропуская колонну, но когда она вступила в проход, вдруг набросились бить и разгонять ее. А во главе шествий шли с цветами старики, ветераны войны. На них и посыпались удары дубинок [32, 73]! «Демократическая» пресса описывала разгром манифестации с откровенным глумлением — как проучили отживших свой век «совков». Но с этого дня обозначилось открытое противостояние патриотических сил и власти.
17 марта 1992 г., в годовщину референдума о сохранении СССР, на улицы Москвы вышли 100 тыс. человек — требуя выполнения итогов референдума. А 1 мая в советские времена традиционно устраивались праздничные демонстрации. В 1992 г. демонстрация состоялась, но совсем не праздничная, 50 тыс. человек протестовали против реформ Ельцина и Гайдара. В следующий праздник, 9 мая, новая власть никаких массовых торжеств не устраивала. Но патриотические силы собрали своих сторонников в Сокольниках. Оттуда шествие направилось к тюрьме «Матросская Тишина» с требованиями освободить членов ГКЧП. Протесты бурно всплеснули и в июне. Толпы митингующих осадили телецентр «Останкино», и милиция лишь через 10 дней разогнала возникший там палаточный лагерь.
На лето накал политических страстей снизился, но 1 октября 1992 г. в газете «Советская Россия» появилось обращение «К гражданам России», призывавшее создать единый фронт для спасения страны. Инициаторами выступили 38 деятелей оппозиции из разных группировок, и 24 октября открылся учредительный конгресс Фронта национального спасения (ФНС). Покровительствовал ему Верховный Совет, предоставил для заседаний свой парламентский центр. Объединились «красные» и «белые», коммунисты, национал-патриоты, даже монархисты. На флаге соединились красная и черно-желто-белая, «имперская» символика. В манифесте ФНС провозглашалось, что «политика Ельцина и его команды — политика национальной измены». Правда, борьба предполагалась мирная. Тем не менее, Борис Николаевич своим указом объявил о роспуске ФНС как «неконституционной организации». Но уже и Конституционный суд был не на его стороне, признал его указ незаконным.
Оппозиционные настроения взяли верх, и в Верховном Совете под председательством Хасбулатова, на Съезде народных депутатов России, одним из лидеров противников Ельцина стал вице-президент Руцкой. Гайдар до сих пор оставался исполняющим обязанности премьер-министра. По закону утвердить его мог только Съезд народных депутатов России. Этот орган созвали в декабре 1992 г. Президент назвал кандидатуру главы правительства, но депутаты ее дружно «прокатили». Ельцин вертелся так и эдак, доказывал, уговаривал. Споры продолжались две недели, пока Борис Николаевич не предложил Черномырдина. Депутаты сочли его нейтральной фигурой, раньше он был министром газовой промышленности СССР, потом стал председателем правления «Газпрома». Съезд наконец-то проголосовал «за».
Гайдаром Ельцину пришлось пожертвовать, отправить в отставку. Впрочем, Борис Николаевич оставил его своим экономическим советником, он успешно продолжил махинации с Чубайсом — стал президентом Всероссийской ассоциации приватизируемых и частных предприятий. А Черномырдин вполне удовлетворял эту команду. В кабинете Гайдара он был вице-премьером, а во главе правительства занялся лоббированием своего «Газпрома». Преобразовал его из государственного концерна в РАО «Газпром», обеспечил ему колоссальные налоговые и прочие льготы (в обход законов).
В январе 1993 г. в Москву прилетел президент США Джордж Буш. Они с Ельциным подписали договор об ограничении стратегических вооружений СНВ-II. Такой же неравноправный и невыгодный для России, как заключенный Горбачевым договор СНВ-I. Но противостояние Бориса Николаевича с Верховным Советом становилось все более отчетливым. Высший законодательный орган России и в этом случае выступил против президента, ратифицировать договор отказался.
Возникало все больше оппозиционных организаций, множилось число их сторонников. Прошел восстановительный съезд компартии Российской Федерации, избравший своим лидером Геннадия Зюганова. Причем эта компартия была не единственной, их появилось полдюжины. А в марте 1993 г. открылся VIII Съезд народных депутатов России и обрушил на Ельцина шквальную критику. Борис Николаевич предложил поправки к Конституции, расширявшие права президента, но Верховный Совет отклонил их.
20 марта Ельцин выступил по телевидению, зачитал указ № 379 «Об особом порядке управления до преодоления кризиса власти» — предписывалось временно не созывать Съезды народных депутатов и сессии Верховного Совета, а их полномочия передать президенту. Да куда там! Тут же подал голос Конституционный суд, признал, что такой указ нарушает Конституцию и является достаточным основанием для отстранения Ельцина от должности. Борис Николаевич кое-как выкручивался. Пытался лгать, будто он зачитывал только проект указа для обсуждения, что документ не был подписан.
Но оппозиция ухватилась за его прокол и решение Конституционного суда. 26 марта 1993 г. собрался внеочередной IX Съезд народных депутатов, и был поставлен вопрос об отставке президента. Как вспоминал начальник охраны Ельцина Коржаков, Борис Николаевич уже тогда не намеревался подчиняться. Был заготовлен указ о роспуске Съезда. В случае, если бы было принято решение об импичменте, указ должны были зачитать депутатам по громкоговорящей связи. Если бы они отказались покинуть зал, им отключили бы свет, воду, отопление, канализацию. А на случай, если они продолжат упорствовать, их готовились выкурить хлорпикрином (слезоточивым химическим веществом) [69].
Однако разгон пока не понадобился. Для импичмента не хватило 72 голосов. Вместо отставки Ельцина было принято решение провести референдума о доверии президенту, его политике, досрочных выборах президента и народных депутатов. А региональные власти держались за собственные места — значит, и за Ельцина с его правительством. Постарались обработать людей. Да и проведение голосования обеспечивали они же, со всеми возможностями для подтасовок. С минимальным перевесом референдум высказался за доверие Борису Николаевичу и за досрочные выборы не президента, а депутатов. Но это «волеизъявление» стало лишь напрасным выбросом денег, а его решения — пустым звуком. Всего через 5 дней после референдума, 1 мая, многотысячные демонстрации оппозиции в Москве вылились в беспорядки и столкновения с ОМОНом. Погиб сотрудник милиции, десятки людей получили травмы и увечья.
В июне Ельцин созвал Конституционное совещание для выработки новой Конституции. Однако оппозиционные организации его бойкотировали. Собрали свое, альтернативное Конституционное совещание. В июле прошел II конгресс Фронта национального спасения. Хотя теперь-то сказалось, что в рядах недовольных соединились слишком разнородные силы. В ФНС стали вступать различные левые организации, несколько коммунистических и прокоммунистических партий. На конгрессе зазвучали их лозунги, их идеология. Национал-патриоты возмутились, стали уходить. Вместо прежнего единения между «красными» и «белыми» произошел раскол.
Этот политический разброд усугублял общий хаос в стране. Появились авантюристы, нацелившиеся на некие собственные игры. Так, бывший любимец Ельцина, губернатор Свердловской области Эдуард Россель устроил у себя референдум и провел решение об образовании отдельной Уральской республики. Стал сговариваться с главами Пермской, Челябинской, Оренбургской, Курганской областей о создании более крупного образования, «Большой Уральской Республики». Но Ельцин и его окружение уже поняли, что найти компромисс с оппозицией не получится. Готовили ее подавление. Подобные планы просачивались через «доверенных» лиц. Нижегородский губернатор Немцов еще в июне «по секрету» предупреждал своих приятелей в Москве, что Съезд депутатов и Верховный Совет «раздавят танками», советовал вовремя перейти на сторону президента [1].
19 августа 1993 г. Ельцин выступил с заявлением, что деятельность Верховного Совета «угрожает безопасности России». А 1 сентября он обвинил в коррупции своего противника Руцкого. «В связи с проведением расследования» отстранил его от должности вице-президента. Но Верховный Совет аннулировал этот указ. Констатировал, что Ельцин превысил свои полномочия, что отправить в отставку вице-президента может только Верховный Совет и Съезд депутатов, если будут представлены доказательства его вины. Руцкой президенту не подчинился (и обвинения в его адрес впоследствии не подтвердились).
Но Ельцин уже без согласования с Верховным Советом произвел перестановки в правительстве. Вернул в него Гайдара, назначив первым вице-премьером. Во главе министерства безопасности (заменившего КГБ) поставил верного ему Галушко. А 21 сентября в 20:00, Борис Николаевич зачитал по телевидению указ № 1400, «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации». Съезд народных депутатов и Верховный Совет упразднялись. Вместо них в России создавался новый двухпалатный парламент, Федеральное Собрание. На 11–12 декабря назначался референдум о принятии новой Конституции и одновременно выборы в нижнюю палату, Государственную Думу — которая учреждалась этой Конституцией, еще не принятой.
Руководство оппозиции заранее узнало, что готовится роспуск высших органов власти. К этому времени Президиум Верховного Совета собрался в Белом доме, признал указ президента № 1400 антиконституционным. То же самое решение принял Конституционный суд. Была созвана экстренная сессия Верховного Совета, расценившая действия Ельцина как государственный переворот. Постановила отрешить его от должности, а обязанности президента передать вице-президенту, Руцкому. Приняла также постановления о снятии со своих постов министров обороны, безопасности, внутренних дел, заменив их своими кандидатурами. Созвала внеочередной Съезд народных депутатов.
На поддержку Верховного Совета начали сходиться люди. Митинговали у Белого дома. Так же, как в дни ГКЧП, строили баррикады. ОМОН выставил оцепление, но оно было неплотным, народ продолжал прибывать. Руцкой и генерал Ачалов (которого Верховный Совет назначил министром обороны) принялись рассылать распоряжения по стране — не слушаться низложенного Ельцина, войскам идти защиту законных органов власти. Но полетели и приказы Ельцина, Черномырдина, Грачева — не выполнять указаний «самозванца» Руцкого, подчиняться только президенту и правительству. А дальнейшие попытки двоевластия пресекли. В 1991 г., когда в Белом доме сидел Ельцин, «путчисты» ГКЧП по странной «забывчивости» сохранили ему возможности общаться с внешним миром. Теперь Белому дому отключили все линии связи, телефоны. А потом и электричество, отопление, воду.
Верховный совет создал штаб обороны во главе с Руцким. Своему министру обороны Ачалову он приказал сформировать «добровольческий полк» из граждан, собравшихся к Белому дому. В охране Верховного Совета нашли небольшое количество автоматов. Их выдавали дежурным, постовым. Но реальные силы оказались совершенно разношерстными. Безоружные добровольцы «полка», группа охранников генерала Макашова. И с самого начала вся эпопея «обороны» оказалась переплетена с провокациями. Так, олигарх Гусинский, как и прочие новоявленные магнаты, держал в противостоянии сторону Ельцина. Но его начальник аналитического управления холдинга «Мост», бывший генерал КГБ Бобков, как выяснилось, покровительствовал «Русскому национальному единству» Баркашова. Озаботился вдруг обороной Белого дома, свел Баркашова с Хасбулатовым и помог столь разным деятелям договориться между собой. Полторы сотни молодежи «РНЕ» стали самым лучшим подразделением защитников, тренированным, дисциплинированным. Но то и дело проводили напоказ построения, демонстрируя свои приветствия, нарукавные повязки и флаги с «коловратом», напоминающим свастику, — ну а журналисты снимали, раздувая истерию о «фашистах», союзе «красно-коричневых».
А группа активистов «Союза офицеров» Терехова зачем-то попыталась захватить здание Главного командования СНГ на Ленинградском проспекте. В стычке два человека погибли, нападавших задержали. Руцкой и Хасбулатов осудили действия Терехова. Заявили, что не имеют к ним никакого отношения и подобных приказов не отдавали. Но правительство получило повод объявить о «незаконных вооруженных формированиях», об угрозе для населения. В Москву ввели дополнительные части внутренних войск. Сотрудников МВД вооружали, дали приказ при нападениях открывать огонь без предупреждения.
23 сентября в Белом доме стал собираться Съезд народных депутатов. Ельцин поманил «пряником», подписал указ о гарантиях депутатам, сохранении льгот, крупном единовременном вознаграждении, и добился раскола. Часть депутатов поддалась, добровольно сдала мандаты. Другая часть объявила такие меры подкупом. По поручению Съезда Виктор Илюхин возбудил против Ельцина уголовное дело по обвинению в государственном перевороте.
Столичные власти разделились. Мэрия Лужкова твердо держала сторону президента, Моссовет — Верховного Совета, собирал митинги в его поддержку. Но и блокада Белого дома уплотнялась, расширялась. Оцепление охватило весь Краснопресненский район. Объявлялось, что оно защищает население от «незаконных формирований», но на самом деле ограждение устанавливалось не от внутренних, а от внешних попыток прорыва. Ставило целью не допустить народ к Белому дому. Кордоны получали приказ выпускать из оцепленной зоны всех желающих и никого не впускать (жителей домов, попавших в зону, пропускали по паспорту с пропиской).
Осажденные ждали штурма, в ночь на 26 сентября была объявлена тревога, раздавали противогазы. Наращивали баррикады, подтащив бетонные плиты. Хотя никакого штурма пока не планировалось. Сил МВД было для него недостаточно. А Грачев еще 21 сентября обсуждал ситуацию с армейскими генералами. Их мнение было однозначным: вводить войска в город нельзя. Помнили ГКЧП и не ручались, как поведут себя солдаты и офицеры. Но и в Белом доме не было единства. Многие депутаты и председатель Конституционного суда Зорькин предлагали для урегулирования «нулевой вариант» — отправить в отставку и Ельцина, и правительство, но и Верховный Совет. По крайней мере Хасбулатова с остальным руководством. Кое-как с помощью Руцкого этот вариант удалось отвести. А Зюганов объявил, что пойдет поднимать народ. Ушел вместе с лидером Кузбасса Тулеевым и не вернулся. Выбравшись из Белого дома, он вместо мобилизации народа стал распространять совсем другие призывы — не поддаваться на провокации.
Были и переговоры. Их пытались вести то Степашин, то Черномырдин. Посредничество предложил Патриарх Алексий II. Начались встречи делегатов обеих сторон в Свято-Даниловом монастыре. Но сам Хасбулатов не придавал им значения, называл «ширмой», «чепухой», «детскими играми». Вместе с Руцким и Верховным Советом они продолжали сыпать постановления об отставках членов правительства, президентского аппарата — которые никто не думал исполнять. Составлялись воззвания к населению о гражданских протестах, хотя распространять их осажденным было очень проблематично.
Тем не менее, манифестации по Москве нарастали. Их разгоняли дубинками, слезоточивым газом. Были пострадавшие, погибшие. Особенно жестокие столкновения происходили у станций метро, ближайших к Белому дому, «Баррикадная» и «Краснопресненская». Несколько раз ОМОН буквально «вбивал» манифестантов в метро, гнал дубинками вниз по эскалатору, в давках и драках доставалось случайным пассажирам. А 3 октября было воскресенье. В выходной день Моссовет созвал митинг на Октябрьской площади, тысячи людей. В последний момент вдруг объявили, что митинг запрещен мэрией. Появился ОМОН, стал теснить манифестантов. Раздались голоса, что надо перейти в другое место.
Но лидер движения «Трудовая Россия» Анпилов в этой неразберихе вдруг бросил клич прорываться к Белому дому. Вместе со своими сторонниками увлек массу за собой. Наперерез им бросили резерв, 350 солдат внутренних войск на машинах. Но их смяли и раскидали, машины захватили. Толпы выплеснулись к оцеплению возле здания мэрии, начали ломать заграждение. Милиция и ОМОН применили гранаты со слезоточивым газом, открыли огонь поверх голов. Возникла паника, но на передних напирали задние, продавливали. А в Белом доме услышали стрельбу, к мэрии побежали около 20 вооруженных защитников — Баркашов с членами РНЕ и охранники Макашова. Тоже открыли огонь, ворвались в мэрию. Следом захватили соседнюю гостиницу «Мир», где располагался оперативный штаб УВД. Проход открылся, к Белому дому хлынула масса манифестантов.
После этого Ельцин ввел в Москве чрезвычайное положение, и было принято решение все же пустить в ход армию. В приказе Грачева говорилось, что в городе беспорядки, и милиция не справляется. Добавили ложь об «участившихся» нападениях на министерство обороны (которых вообще не было). А тем временем у Белого дома шел митинг, торжествовали «победу» — дескать, народ восстал, блокада прорвана!
Руцкой бросил призыв занять телецентр в Останкино и передать обращение на всю страну. Но сам уклонился от предложения отправиться туда [10]. Колонну манифестантов, двинувшуюся на Останкино, возглавили Анпилов и Макашов. Охрана телецентра была слабенькой, несколько десятков человек, солдаты внутренних войск — только с дубинками. Но подошедшие толпы… остановились и начали митинговать. А Макашов вступил в переговоры с охраной. Требовал впустить их представителей и дать прямой эфир. Ему не возражали, но говорили, что надо согласовать с начальством. На самом же деле охрана тянула время. Пока шла эта волынка, в телецентр перебросили подкрепления, оружие.
В 19 часов сторонники Верховного Совета выбили входные двери автомобилем, но охрана держала их под прицелом. Макашов давал трехминутные ультиматумы, угрожал обстрелом, штурмом (хотя в массе людей, пришедших с ним, было лишь 16 автоматов и 1 гранатомет, а здание обороняло уже 480 человек с несколькими БТР, автоматами, гранатометами, пулеметами). В зависшем общем напряжении кто-то не выдержал, выстрелил, ранив охранника Макашова. Прозвучал и взрыв (солдат выпустил чеку гранаты, которую держал в руке, подорвался сам). Сразу пошла беспорядочная пальба, покосившая безоружных. 46 человек погибло, многие были ранены.
Провокации подхлестнул Гайдар, вечером выступил по телевидению, призвал собираться у Моссовета «защитников демократии». Сюда тоже стеклись тысячи, возбужденные лозунгами, что к власти рвутся «красно-коричневые». Что делать с этими «защитниками», было непонятно, из них стали формировать дружины, разослали захватывать очаги сторонников Верховного Совета, районные советы Москвы. Но в темноте и неразберихе никто не знал, что это за отряды, куда они идут. По ним стреляли посты МВД — имевшие приказ на огонь без предупреждения. Снова были и раненые, и убитые.
А на 4 октября в окружении Ельцина наметили штурм Белого дома. БТР и БМП предстояло прорвать ограждения и баррикады, сам штурм возлагался на отряды спецназа «Альфа» и «Вымпел», а для деморализации защитников танки должны были обстрелять верхние этажи. Для участия в операции отбирали «надежных» из пяти дивизий, половину составили офицеры, прапорщики, сержанты. Танковые экипажи составили почти из одних офицеров. Привлекли и добровольцев, отряд Союза ветеранов Афганистана, выступившего на стороне Ельцина. При обсуждении плана начальник главного управления охраны Барсуков предлагал проработать действия на командно-штабных учениях. Грачев отмахнулся: «Ты что, Миша, паникуешь? Да я со своими десантниками там всех порву». Ельцин принял его сторону: «Пал Сергеичу виднее. Он Афган прошел» [119].
Это легкомыслие стоило много крови. Около 7 часов утра отряды начали выдвижение, и сразу пошла стрельба. В штурме участвовали подразделения разных соединений, разных ведомств — армии, МВД, министерства безопасности, добровольцы. Им поставили задачи, но взаимодействия не было, единого командования и координации не существовало. Принимали «своих» за противника, открывали огонь. Таким образом правительственные силы уничтожили два «своих» БТР, экипажи погибли. Впрочем, даже во всей этой неразберихе, неравенство сил сказалось в полной мере. Бронетехника, поливая огнем, смела безоружных защитников баррикад, они хлынули укрываться в здание. Возле Белого дома был и полевой храм, там служил иеромонах Виктор, окормлял собравшихся людей. Он один вышел навстречу атакующим — с иконой в руках, в порыве предотвратить кровопролитие. Но мчащийся БТР даже не затормозил, сбил и раздавил его.
Никакого сопротивления на баррикадах не было и быть не могло. Но при их взятии крепко досталось добровольцам-«афганцам». Их привлекли к атаке и зачем-то посадили десантом на броню БТР. Когда они спешились у баррикад, другие подразделения сочли непонятных людей в камуфляже без знаков отличия «незаконными формированиями», поливали их пулями. В это время стали работать и загадочные снайперы. Причем их пули поражали бойцов обеих сторон. Позже расследование так и не установило, что это были за стрелки. Или замяли. Одна из версий, что Ельцин через Коржакова пригласил сотрудников израильского «Бейтара» или западных спецслужб [47]. А народный депутат Илья Константинов ссылался на сделанные ему признания Гусинского, что огонь вели частные охранные структуры группы «Мост» и других олигархов.
Ну а операцию продолжили 6 танков, заняв позиции на Калининском (Новоарбатском) мосту, в 9 утра они стали бить из орудий по верхним этажам. Выпустили 12 снарядов, там возникли пожары. Но на стрельбу стали собираться и толпы… зевак. Полюбоваться на интересное зрелище. Милиция пыталась заставить их разойтись, но безуспешно. Хотя хаотическая стрельба возобновлялась, среди праздных зрителей тоже были жертвы.
Людям, собравшимся в Белом доме, было уже предельно ясно — все кончено. Ни о какой обороне речи быть не может. Но и выходить боялись, чтобы сразу же не попасть под пули. В 15:00 отряды спецназа министерства безопасности «Альфа» и «Вымпел» получили приказ на штурм здания. Это грозило морем крови, и «Вымпел» отказался — за что позже был переведен в состав МВД. «Альфа» отказываться не стала, но и штурмовать тоже. Повела переговоры с руководством Верховного Совета, пообещав безопасность. Получив гарантии «Альфы» и ее охрану, в 17 часов люди стали покидать Белый дом. Насчитали 700 «пленных», их отвозили в спорткомплексы «Лужники» и «Дружба», превращенные в импровизированные лагеря. Хасбулатов, Руцкой и Макашов потребовали, чтобы их безопасность гарантировали западные дипломаты, они были арестованы в 19 часов.
Отдельные группы защитников просачивались через оцепления, выбирались через подземные коммуникации. Тот же генерал Бобков, сосватавший Хасбулатову Баркашова, обеспечил скрытый выход отряда РНЕ [145]. Либеральные СМИ раздули большой шум вокруг казачьего отряда «Днестр» из Приднестровья. На них сваливали действия неведомых снайперов. Никаких следов этих казаков не нашли, но писали о «профессионалах». Дескать, сумели выбраться с оружием, даже своих погибших вывезли. Лишь в 2013 г. в интервью НТВ офицер «Днестра» Сергей Лещенко раскрыл, что их приезжало всего 12 человек, без всякого оружия, — а выбраться они действительно сумели, но еще до начала боев.
Поделиться книгой: