В 1953 году недалеко от того места, где бурная речка Он-Арча пересекает тянь-шаньский тракт, проложенный от Иссык-Куля к городу Нарыну, в многометровом отложении галечника были найдены грубые каменные орудия древних людей — рубило, отщепы и примитивно сделанное скребловидное орудие. Эти археологические памятники ученые относят к так называемой ашельской эпохе древнекаменного века. Значит, первобытные люди населяли территорию современной Киргизии, в частности высоты Тянь-Шаня, около трехсот тысяч лет назад. Место обнаружения каменных орудий находится всего в 100 километрах от Иссык-Куля по прямой или в ста пятидесяти — ста шестидесяти километрах по тянь-шаньскому тракту. Расстояние совсем небольшое, а потому вполне можно предположить, что еще в отдаленную эпоху человек обитал в Иссык-Кульской котловине, когда озеро имело сток в Боамское ущелье.
В 1887 году А. Н. Краснов на востоке Иссык-Кульской котловины обнаружил множество валунов с рисунками, сделанными человеком. Рисунки эти изображали всадников: одни из них были вооружены луками и стрелами, другие держали в руках длинные копья и носили у пояса кривые сабли. Их одежды, по описаниям Краснова, напоминали халаты. Люди окружены оленями, архарами, лисами, тиграми, кабанами и какими-то очень крупными животными с клыками, похожими на мамонтов. Чаще всего рисунки изображали козлов с огромными загнутыми рогами.
К сожалению, Краснов не снял копий с этих изображений, а оставил только их описание, поэтому очень трудно определить, к какой эпохе они относятся. Мамонт и человек с саблей на одном рисунке несовместимы: к тому времени, когда человек научился делать оружие из меди, а потом из железа, мамонты уже вымерли. Возможно, Краснов видел изображение мамонта и людей, вооруженных саблями, на разных рисунках, но сам по себе факт изображения мамонта в Прииссыккулье, если только это действительно мамонт, очень интересен.
В последующие годы в Иссык-Кульской котловине было найдено огромное количество наскальных изображений. Большинство рисунков ученые относят к средним векам и новой эпохе, но некоторые сделаны несколько тысяч лет назад.
Значит, на побережье Иссык-Куля человек появился давно. Природные условия здесь были благоприятными для жизни людей. Сравнительно мягкая зима сменялась нежарким летом, богатый в то время растительный и животный мир обеспечивал человека пищей.
Итак, немые беспристрастные свидетели — камни с рисунками — заговорили.
Что же вызвало у древнего человека желание рисовать?
На этот счет существует много различных догадок. Одна из них, довольно своеобразная, но вполне правдоподобная, принадлежит историку Б. М. Зимма.
Человек видел, как труд изменяет мир, формы и качества предметов. Его воля и желания приводили к намеченной цели — он мог из бесформенного куска кремня сделать заостренное, удобное для руки рубило, вытесать из камня топор, прикрепить к древку наконечник копья и т. д. Это породило в человеке веру в возможность повлиять на окружающий мир. Но влиять на окружающий мир, по представлениям этого человека, можно было и посредством копии предмета, ибо копии, как и оригинал, тоже имеют своего духа или сами являются духом того предмета, который изображают. Так возникла идея изображать животных для того, чтобы добиться успеха на охоте. Если поразить камнем изображение животного, можно было надеяться, что во время охоты удастся поразить и само животное.
В Иссык-Кульской котловине на рисунках чаще всего изображены козлы. Почему именно козлы были излюбленным сюжетом рисунков, пока не установлено.
В 1954 году А. П. Окладников обнаружил на побережье Иссык-Куля остатки стоянки человека энеолитического времени — примерно III–I тысячелетия до н. э. Но самая значительная находка была сделана на Иссык-Куле в 1937 году.
Во время строительства фермы конесовхоза «Чолпон-Ата» в четырех километрах от села Семеновки колхозники обнаружили на берегу озера в земле уникальный археологический памятник — два комплекта предметов культового назначения. Первый комплект включал бронзовый прямоугольный стол с бортиками размером 83 X 79 и высотой 26 сантиметров, украшенный фигуркой яка и ножками, напоминающими лапы диких зверей, бронзовую курильницу 25 X 24 и высотой 28 сантиметров с фигурками, изображающими борьбу козлов со львами, и бронзовый шарообразный котел диаметром 57 сантиметров и высотой 41 сантиметр с вертикальными и горизонтальными ручками. Во второй комплект входили такие же предметы, чуть поменьше размерами, с курильницей круглой формы, по борту которой изображены фигурки барсов.
Ученому-историку Б. М. Зимма удалось установить, что найденные предметы принадлежат древним сакам, которые исповедовали зороастризм, или, другими словами, были огнепоклонниками.
В основе мира, по учению зороастризма, лежат два начала: свет, или добро, и тьма, или зло. Добро олицетворялось духом Ахурамазда, зло — Анхро-Майнью (Ариман). По учению зороастризма, в мире происходит постоянная борьба света и тьмы, борьба благого начала со злым, и она обязательно заканчивается торжеством добра.
Основным священнодействующим средством этой борьбы зороастрийцы считали огонь, поэтому огонь не должен был никогда угасать, и зороастрийцы поддерживали беспрерывное горение в специально для этого предназначенных приспособлениях — жертвенниках. Жертвенник состоял из стола с бортиками, который представлял собой плоский сосуд, наполненный бараньим салом, и курильницы. Курильница стояла на столе. По фитилю сало шло в трубочки курильницы и огонь неугасаемо горел.
Зороастризм зародился в Средней Азии. Культ зороастризма, как видно, очень просто и непосредственно выражал представление человека об окружающем мире, и любопытно в нем то, что зороастрийцы рассматривали мир в постоянной борьбе противоположных начал.
Найденные предметы раскрывают не только верования саков. Они говорят о том, что саки были искусными мастерами — во всяком случае в литейном деле они достигли большого совершенства. Фигурки животных, украшающих жертвенники, выполнены реалистично, с художественным мастерством и насыщены экспрессией.
По другим археологическим находкам и древним персидским барельефам можно судить и о внешнем облике саков. Саки, как уже говорилось, ведя кочевой образ жизни, были замечательными наездниками и воинами. «Седла, которыми они пользовались, не имели ни твердого каркаса, ни стремян, а представляли собой лишь мягкие, набитые волосом и шерстью подушки. Легкий лук небольшого размера являлся грозным оружием в руках такого всадника.
Саки-воины носили остроконечные шапки из войлока, длиннополые кафтаны и свободные шаровары, заправленные в мягкую обувь. На вооружении у них, кроме лука, состояли короткий меч и секира» [7].
В 1929 году археологи М. В. Воеводский и М. П. Грязнов вели раскопки усуньских курганов в районе Пржевальска. В курганах они обнаружили глиняные сосуды, расписанные красной краской, остатки железного меча и железных наконечников стрел, зеркало, бронзовую булавку, золотые украшения. Казалось бы, ничего особенного, никаких сенсационных находок, кладов с кучами золота, но… для археолога эти находки гораздо ценнее несметных сокровищ. Они дополнили данные китайских летописей и помогли наконец воссоздать внешний облик усуней.
Кочевой народ усуни были светловолосыми и светлоглазыми людьми высокого роста и сильного сложения. Усуни были вооружены тяжелыми луками, покрытыми костяными пластинками. На смену бронзовым наконечникам сакских стрел пришли массивные железные наконечники, укрепленные на длинных древках. Так как усуни часто вступали в рукопашный бой не покидая седла, мечи их были длинными.
Трудно сказать что-нибудь об усуньской женщине, но, во всяком случае, она, безусловно, немало времени уделяла своей внешности — в курганах найдено зеркало. Головная же булавка говорит о том, что усуньки, по-видимому, носили косы, заплетенные и собранные в пучок или узел, который скреплялся булавкой.
Наконец, летописи утверждают, будто усуни были исключительно кочевниками, но археологические находки поправляют это свидетельство: «Усуни. знали отчасти и оседлость. Наряду с войлочными кибитками у них встречались деревянные жилища, срубленные из арчи и тянь-шаньской ели, которые ставились на местах зимовок»[8].
А вот еще один исторический портрет, восстановленный по летописным и археологическим данным.
Сюань Цзан упоминает, что тюрки, обитавшие в При-иссыккулье в VIII веке, «брили головы спереди и носили косы сзади». Как же удалось дополнить этот портрет? От внимания советских археологов не ускользнуло упоминание о каменных истуканах, которые тщетно разыскивал Сюй Сун и которые нашел затем Голубев. После Голубева эти же изваяния в 1884 году обследовал географ Д. Л. Иванов и зарисовал некоторые из них, а историк А. В. Селиванов в 1896 году описал статуи. Наконец, в советское время изучением каменных изваяний занялся А. Н. Бернштам. К какому же выводу он приходит?
«Возле Тюпского городища, около селения Уйтал, имеются тюркские могильники с каменными балбалами (истуканами). По аналогии с алтайскими памятниками, можно предполагать, что эти изваяния изображали самих похороненных. Мужские изображения, обнаруженные около Уйтала, имеют ряд деталей, позволяющих восстановить образ кочевника-воина (тюрка). Голова его была выбрита, как сообщает еще Сюань Цзан, видна лишь часть волос на темени. (Селиванов говорит еще о том, что видел мужские изображения с усами.) Иногда голова бывает покрыта шлемом с поперечным валиком, который предохранял от удара меча. В ушах мужчин видны серьги в виде колпачка. Одеты воины были в короткий кафтан, подпоясанный в талии, причем на поясе висел меч, короткий кинжал, иногда точильный брусок и футляр для пиалы. Статуи женщин отличались тем, что на них обозначалась грудь, а в одном случае удалось наблюдать несколько заплетенных волос»[9].
Ознакомившись предварительно с некоторыми материалами, касающимися археологии Иссык-Кульской котловины, я, конечно, вообразил, что нечто особенное и сенсационное удастся найти, несомненно, и мне, и после моей находки все станет ясно. Представлялось это примерно следующим образом…
Я надеваю акваланг, беру в рот загубник, делаю два-три пробных вдоха и погружаюсь в бирюзовые студеные воды загадочного озера. «Продуваю» уши и устремляюсь глубже; десять, пятнадцать метров… Бирюзовый цвет воды постепенно сгущается, становится синим, видимость снижается. Но вот где-то справа от меня возникает неясный темный силуэт. Энергично работаю ластами, подплываю ближе и уже угадываю контуры минарета. Еще десяток метров в глубину, и я у цели… Круглая башня минарета опоясана кружевным восточным орнаментом, в который вплетается вязь арабских букв — изречение из Корана. Неподалеку можно различить развалины мечети. Подплываю к ним. У самой стены, полузанесенной песком и илом, на глубине около пятидесяти метров, тускло сверкает какой-то предмет. Выхватываю нож, лихорадочно копаю: запас воздуха в акваланге на исходе. Предмет оказывается довольно большим серебряным сосудом удивительно замысловатой формы. В это время в акваланге срабатывает указатель минимального давления: сигнал к тому, что следует немедленно подыматься на поверхность. Я хватаю сосуд за горлышко, нечеловеческим усилием вырываю его из вязкого ила и с предельной скоростью устремляюсь вверх. Однако на полдороге воздух кончается. Тяжелый сосуд тянет вниз, я подымаюсь очень медленно на затаенном дыхании. Мучительно непреодолимо хочется вдохнуть свежего воздуха. В голове появляется шум, перед глазами плывут красные и лиловые круги… Но вот поверхность! Товарищи втаскивают меня в лодку, и тут я теряю сознание. Когда я прихожу в себя, оказывается, что лежу на койке, а рядом сидит начальник экспедиции. Он жмет мне руку и говорит: «Поздравляю! В запаянном серебряном сосуде, который вы, рискуя жизнью, подняли со дна озера, хранились замечательные документы — они являются ключом к раскрытию загадки древних поселений Прииссыккулья, очутившихся под водой. Это открытие в корне меняет взгляд на целый ряд исторических процессов, происходивших у среднеазиатских народов в мусульманский период. Благодарю вас от имени отечественной археологии!..»
Неправда ли, здорово?!
Надеяться на столь быстрый и легкий успех в археологии может только человек, не имеющий об этой науке решительно никакого понятия. А я и был именно таким человеком, собираясь в экспедицию. Но когда я проследил историю расшифровки каменных изваяний, историю очень поучительную, дело представилось мне совсем в ином свете. Археология не знает блистательных открытий с налета, без кропотливого длительного труда, она не терпит поспешности. Прошло столетие с четвертью с момента обнаружения каменных изваяний у Тюпа, прежде чем было точно установлено, кого изображают эти изваяния и к какому времени они относятся. Археологические открытия подготовляются десятками, а иногда и сотнями лет. Гениальный и одержимый человек Генрих Шлиман отдал всю свою жизнь, чтобы раскопать гомеровскую Трою. Но всей его жизни и поразительной энергии не хватило для этого, подлинную гомеровскую Трою нашли уже после смерти Шлимана. Десятки лет раскапывали и продолжают раскапывать советские археологи древний Новгород. Более столетия раскапывали западные ученые Помпею и захоронения внутри египетских пирамид.
Чтобы составить точную картину жизни древних народов, археологу необходимо отнять у времени тысячи различных вещественных остатков. Но было бы неверно думать, что труд археологов сводится лишь к обнаружению этих остатков. Только после того, как каждый из них будет изучен тщательнейшим образом, в массе своей они могут уже быть свидетелями — фактами особенных обстоятельств жизни древних людей. При этом любопытно, что вещественные остатки часто являются свидетельством таких обстоятельств жизни, которые сами по себе вещественно не могут быть выражены. На первый взгляд это звучит парадоксально. Чтобы внести ясность, приведем такой пример.
В языческих погребениях — курганах и могильниках— археологи находили два скелета, мужской и женский. При этом на женском скелете нередко обнаруживали следы насильственной смерти. На основании этого было установлено, что у многих языческих народов существовал обычай: если умирал муж, за ним должна была следовать и жена — ее насильственно умерщвляли и хоронили вместе с трупом мужа. Однако несколько позже советскими археологами были найдены погребения, где наряду с мужскими скелетами были обнаружены женские и детские скелеты. Следов насильственной смерти они не носили. Чем же объяснить наличие детских скелетов вместе со скелетами взрослых в одних и тех же погребениях? Ученые пришли к выводу: в отдаленные эпохи свирепствовали страшные эпидемии, нередко они истребляли целые роды и племена. Когда эпидемия распространялась в каком-нибудь роду или племени, люди гибли семьями. Эти семьи и погребали в одном могильнике. Таким образом, вещественные остатки, в данном случае различные скелеты в одних и тех же могильниках, свидетельствуют об особенностях жизни людей отдаленных эпох, которые сами по себе материально не могут быть выражены: в первом случае они рассказывают о жестоком культовом обряде, во втором — о частых эпидемиях, с которыми люди той поры не умели бороться.
Трудно найти в земле археологические памятники. Но еще труднее найти их под водой. А ведь наиболее интересные вещественные остатки людей, живших на побережье Иссык-Куля, находятся на дне озера. Вот почему киргизские ученые предполагали обследовать подводные памятники озера еще в 1956 году, но организовать пробную подводную археологическую экспедицию удалось лишь два года спустя.
ИЗ ДНЕВНИКА ГЕРМАНА ПРУШИНСКОГО
Неподалеку от Фрунзе, в степи, на месте, где велись земляные работы, известный уже читателям Герман Прушинский однажды случайно обнаружил полуразрытый человеческий скелет. Расчистив его, он нашел возле черепа две бронзовые сережки и глиняный горшок, покрытый замысловатым восточным орнаментом. О своей находке Прушинский сообщил в сектор археологии Института истории Киргизской академии наук. Ученые заинтересовались этой находкой, и вскоре на место выехал научный сотрудник Института истории Петр Никитович Кожемяко. Во время раскопок удалось обнаружить еще и бронзовое ожерелье, в середине которого находилась морская раковина. Найденные предметы ученые отнесли к средним векам.
Хотя по специальности Герман Прушинский инженер-строитель, он увлекся археологией. Кроме того, он занимался легководолазным делом, а потому предложил Кожемяко организовать подводную археологическую экспедицию на озеро Иссык-Куль. Подобная экспедиция, как уже говорилось выше, была давно намечена Институтом истории, а осуществить ее удалось летом 1958 года. Мне лично побывать в этой экспедиции, к сожалению, не пришлось. Но Герман Прушинский принял в ней участие. Он передал мне свой дневник. С его согласия я привожу выдержки из этого дневника.
Определили состав экспедиции. В нее вошли, кроме Айтбаева, Кожемяко и меня, инструктор водолазного дела, старший водолаз Фрунзенской спасательной станции ДОСААФ Анатолий Матиенко, и спортсмены-подводники, студенты Киргизского госуниверситета Игорь Жарков и Владимир Потоцкий. В нашем распоряжении полуторатонный грузовик, а из водолазного снаряжения два кислородных дыхательных аппарата, гидрокостюм, одна пара ласт и мои самодельные маска и дыхательная трубка.
В первом поселке к востоку от Рыбачьего — Торуай-гыр (Серая лошадь) местные рыбаки рассказали нам, что недалеко от буя, показывающего фарватер судам, они видели на дне два металлических котла, сильно занесенных песком. Это сообщение привело всех в восторг — нами овладела лихорадка кладоискательства. Мы взяли у рыбаков лодку и отправились к бую. Но погода к этому времени начала портиться: задул санташ — восточный ветер, он вызвал сильное волнение. Целый час мы добирались до буя, однако, добравшись, поняли, что в такую погоду о подводных поисках не может быть и речи.
Описать красоту и своеобразную прелесть подводного мира невозможно, ее надо самому увидеть и пережить! Могу сказать только, что теперь я буду подводным спортсменом всю мою жизнь до глубокой старости! В первые минуты под водой у меня было ощущение, что вот-вот кто-то схватит меня за ноги. Возможно, это после прочитанных книг о приключениях подводных спортсменов в южных морях, кишащих всевозможными хищниками. Но, несмотря на страх, я не хотел подыматься на поверхность и пробыл под водой пятнадцать минут. Меня насильно вытащили за сигнальный конец. К великому разочарованию, в первый спуск я ничего не нашел.
Потом спускались Жарков и Потоцкий. Им повезло: они вытащили череп и осколки глиняной посуды. Я искренне завидовал. Петр Никитович сказал, что найденные предметы, по-видимому, из сако-усуньских курганов, размытых водой, и относятся к IV–I векам до нашей эры.
Мы пробыли под водой в общей сложности один час, тщательно обследовали довольно значительный участок около буя, но никаких признаков знаменитых котлов не нашли.
Первым под воду пошел я и через несколько минут нашел на дне кость какого-то крупного животного, а потом подряд несколько квадратных тонких кирпичей из красной обожженной глины. Подумать только: вокруг по дну были разбросаны сокровища — исторические ценности, пролежавшие тут много веков, и я собственными руками мог брать их и подымать наверх! Я работал в каком-то «экстазе, потеряв чувство времени и забывая делать «промывку» аппарата — очищать дыхательный мешок от скопления углекислоты через каждые десять минут. Всего я пробыл под водой более получаса. В результате — отравился выдыхаемым углекислым газом. Уже под водой я почувствовал себя неважно, а когда поднялся в лодку и мы подъехали к берегу, мне стало совсем плохо: тошнило и препротивно болела голова… Сейчас вечер. Мне стало немного лучше. Какая же дрянь эти кислородные аппараты: чуть забылся под водой, не выполнил вовремя какой-нибудь ерундовой инструкции, и тебе уже угрожает одно из водолазных заболеваний. То ли дело акваланг! Но у нас пока их нет… Надо ложиться. Голова еще болит…
В общем поработали мы в районе Баетовки на совесть: ежедневно делали по два-три спуска каждый и ни разу не возвращались с пустыми руками: подняли массу черепков глиняной посуды, кирпичей, керамических облицовочных плиток. Наверное, здесь было какое-то здание, принадлежавшее в древности богатому владельцу. Завтра едем дальше на восток.
Но особенно повезло сегодня Володе Потоцкому — он нашел бронзовый сосуд! Этот очень скромный и тихий парень кричал от радости на весь Иссык-Куль. Не отстал и Игорь Жарков, он поднял два наконечника копий.
Итак, сегодня мой последний спуск в озеро. Как жаль, что завтра мы уже возвращаемся во Фрунзе. Впрочем, Айтбаев сказал, что, возможно, в следующем году будет организована еще одна экспедиция на Иссык-Куль для более тщательного изучения подводных археологических памятников. Вот это было бы здорово!
Вечером мы занялись изучением содержимого сосуда, найденного вчера Володей Потоцким. Внутри оказался небольшой бронзовый нож и предмет, отдаленно напоминающий ножницы.
Я все рассматривал бронзовый сосуд, и мне почему-то представилась такая картина…
Небольшие домики из сырцового кирпича расположились в два ряда у самого берега озера. В крайнем из них кузница. Около горна стоит уже немолодой кузнец, поглаживая рукой бороду. Он рассматривает новую форму для отливки бронзовой вазы. Уже не первый раз пытается он отлить вазу, но все у него выходит неудачно — ведь стенки сосуда должны быть как можно более тонкими, а кузнецу никак не удается добиться этого: то металл не заполняет полностью форму, то на литье получаются раковины или дыры… Что же выйдет теперь? Кажется, все учтено и предусмотрено. Вот бронза в тигле на горне расплавилась. Кузнец приступает к отливке. Проходят часы, металл остыл, форма разбита, и перед кузнецом стоит прекрасная бронзовая ваза с идеально гладкой поверхностью. Плоды долгих и упорных поисков увенчались успехом! Теперь-то он постиг в совершенстве искусство сложного тонкого литья. Отныне иссык-кульские мастера-литейщики прославятся во всех странах Востока! Счастливый своей удачей, кузнец выходит из кузницы на берег озера; спокойное, бирюзовое лежит оно перед ним, мир и тишина царят на его берегах. Вечереет. И только теперь мастер почувствовал, как устал. Он направляется к дому, чтобы съесть свой скромный ужин и отдохнуть. Но что это? Земля словно дрогнула под его ногами, зашаталась… Второй толчок, третий… Мгновенно на озере возникли волны, с каждым подземным толчком они становятся все больше, и вот уже одна сплошная чудовищная волна охватывает, кажется, весь круг небосклона. Она движется темной стеной, она летит неотвратимо на берег, пена кипит на ее гребне, и в этой налетающей громаде и треск, и грохот, и тысячегортанный железный лай — будто сама земля завыла от страха! Бросая все, спотыкаясь, падая, крича, люди устремились прочь от берега, выше к горам… И когда, дрожащие, выбившиеся из сил, едва переводя дыхание, они остановились, то не увидели уже больше своего мирного селения: на его месте бесновались, сшибаясь белыми лбами, огромные волны…
Может быть, такова история гибели одного из затопленных иссык-кульских селений, о которой мог бы рассказать найденный бронзовый сосуд? Кто знает?..
ПЕРВЫЕ НАХОДКИ
Каждый археолог должен быть немного детективом. Так же как следователь-криминалист по отрывочным, ничего не значащим на первый взгляд следам восстанавливает во всех подробностях картину давно совершившегося происшествия и даже личности его участников, так и археолог по отдельным, порою разбросанным в разных местах остаткам материальной культуры человека воссоздает картину исторического прошлого целых племен и народов. Вот почему в задачи иссык-кульского археологического отряда входило обследование не только основных районов, имеющих признаки наличия подводных памятников, но и наземные раскопки. Сопоставляя затем данные подводных обследований с наземным раскопочным материалом, можно было надеяться дополнить хотя бы часть отрывочных сведений по истории племен, населявших Иссык-Кульскую котловину в древние времена.
О людях, встающих рано утром, принято говорить: «Они встают с петухами». Для нас на побережье Иссык-Куля более точным было бы выражение: «Они встают с воронами». Поблизости от нашего лагеря жило огромное количество ворон, отличавшихся необычайно сварливым характером. Ежедневно в 5 часов утра они подымали такие скандалы, во время которых спать было невозможно и приходилось вставать.
Трудовой день экспедиции начинался с наземных раскопок и продолжался до послеполуденного зноя.
В окрестностях нашего лагеря было великое множество могильников. По большей части они представляли собой небольшие холмики с грудой полузарытых круглых камней на вершине. Реже встречались могильники иного типа — едва приметные возвышения, окруженные кольцом камней. Диаметр каменного кольца достигал иногда двадцати шагов, очевидно, тут почивали знатные и богатые покойники.
Работа археологов вообще тяжела, кропотлива и скупа благодарностью. На северном побережье Иссык-Куля трудности усугублялись еще и тем, что почва здесь состоит из крупного песка вперемежку с галечником и валунами самой разнообразной величины — от мелких камней до увесистых глыб. За день работы лопаты, кирки и кетмени затупляются и зазубриваются, ежедневно их приходится направлять. Кроме того, археологов по большей части ожидает разочарование: могильник оказывается разграбленным. При этом скелет погребенного лежит без черепа.
Но все же терпение и труд и под палящим иссык-кульским солнцем приносят свои плоды. Через неделю после начала работы экспедиции в могильниках нашли четыре сосуда из обожженной глины, изготовленные на гончарном кругу. Сосуды эти по форме были чем-то средним между миской и горшком и настолько хорошо сохранились, что Толя Матиенко предложил использовать их по прямому назначению — в качестве обеденной посуды, так как на первых порах для всех участников экспедиции не хватало тарелок.
В двух местах нам повстречались остатки оград, сложенные из валунов без всякого скрепляющего материала. Скорее всего ограды предохраняли поля или огороды от скота. Они примыкали к развалинам жилищ. Значит, здесь были поселения, или, как выражаются археологи, жилые комплексы оседлого типа; они относились к X–XI векам.
Под вечер на «Османе» и «Маринке» мы отправились к месту подводных исследований. На озере стоял мертвый штиль. Изумляла прозрачность иссык-кульской воды — на глубине десяти-двенадцати метров отчетливо виднелось дно, местами усеянное галькой, местами песчаное, поросшее водорослями самых различных видов. Тут же плавали небольшие стайки молоди османа и маринки.
От бухты, на берегу которой раскинулся наш лагерь, мы прошли около километра к юго-западу, в направлении крошечного островка. Уже издали было заметно, что над островком кружит чайка — в тихом воздухе далеко разносился ее хриплый, тоскливый крик. По мере того, как наши лодки приближались, чайка кричала все чаще и отрывистее, она проявляла явные признаки беспокойства. Когда мы причалили к острову, беспокойство чайки достигло предела: теперь она кружила над самыми нашими головами и беспрерывно издавала тревожные крики.
Островок оказался сплошь покрытым галькой. Он подымался над водой не больше чем на полметра, а по площади занимал едва ли полсотни квадратных метров. В середине его находилось не то озеро, не то болотце, величиной с двухместную шлюпку, поросшее довольно высоким густым камышом. А рядом подымался небольшой монумент, нескладно сложенный из обыкновенных кирпичей и выкрашенный зеленой краской. На монументе нетвердой детской рукой старательно было выведено: «Пионеру-партизану Валентину Котику».
Позже я узнал, что этот скромный памятник воздвигли в июне 1958 года пионеры лагеря «Чайка» Киргизского горнообогатительного комбината и дали островку имя Валентина Котика.
Юный народный мститель, партизан Валя Котик, пал героической смертью в бою с фашистами под украинским городком Изяславлем. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Пока мы осматривали остров, чайка не переставала кричать и кружить над нами. Я подумал, что такое волнение неспроста, очевидно, на острове находилось ее гнездо. Так оно и оказалось: я едва не наступил на него, настолько удачно оно было замаскировано. И не в камышах, а на самом открытом месте островка, прямо на галечнике, между сложенными кое-как сухими камышинками и веточками лежало два пятнистых яйца, ничем не отличающихся по расцветке и величине от соседних круглых камешков. Велика же в природе приспособляемость, продиктованная могучей силой жизни!
От островка мы медленно поплыли к мысу, на котором расположен лагерь «Чайка». Между островком и мысом тянется мель. В самых глубоких местах здесь не больше двух с половиной метров. На дне лежит множество черепков глиняной посуды, квадратные кирпичи из обожженной глины, виднеются полусгнившие деревянные столбы.
Говорят, что местные жители находили на дне такие кирпичи с оттиском детской ноги или собачьей лапы.
Я представил себе, как древний гончар разложил на земле глиняные кирпичи для просушки перед обжигом, а сам ушел в мастерскую. Вот шустрый босоногий мальчишка со скуластым монгольским лицом выбежал из-за угла мастерской, держа в руке баранью кость. За ним гонится лохматый пес. Мальчишка дразнит собаку костью, высоко подымая ее вверх. Пес подпрыгивает, пытаясь схватить лакомый кусок. Мальчишка неудачно изворачивается, тело пса обрушивается на озорника, и оба они падают на то место, где сохнут кирпичи. На шум из мастерской выбегает гончар и грозит мальчишке. Мальчишка и пес вскакивают на ноги, при этом и один и другой случайно наступают на сырые кирпичи. Гончар отчаянно машет руками, мальчишка и пес скрываются, но оттиск ноги ребенка и лапы собаки остается в податливой глине, а после обжига кирпича запечатлевается в ней на века. Так жизнь всюду оставляет свой неизгладимый след. Нет, археология — это наука не об окаменелой мертвечине. Это волшебная наука, воскрешающая жизнь!
Я надел маску и ласты и прямо с лодки нырнул. В первый момент вода «обожгла» меня, но я быстро освоился и в течение нескольких минут поднял со дна три или четыре совершенно целых кирпича. Потом мне попался довольно большой черепок какого-то сосуда толщиной в человеческий палец. По черепку невозможно было определить, какую форму имел сосуд. Ясно было только, что изготовлен он на гончарном кругу.
Через неделю после начала работы неподалеку от нашего лагеря мы обнаружили невысокий земляной вал. В одном месте этот вал перекопали — перерезали, как выражаются археологи. Раскоп обнажил трапециевидный в поперечнике канал, около двух метров шириной, стены которого были тщательно выложены валунами средней величины. Мне сразу же показались странными два обстоятельства: то, что канал не был прокопан в земле, а сооружен на ее поверхности — обвалован, и то, что канал на всем протяжении был засыпан. Если во время нашествия завоеватели хотели разрушить канал, неужели они забрасывали его землей? Ведь это огромный труд, пожалуй, не меньший, чем тот, который затрачен для сооружения канала. Не проще ли было разрушить стены канала в нескольких местах в верхнем течении? Нет, тут что-то было не так.
Как-то утром, захватив фотоаппарат, мы с Германом Прушинским отправились к подножию Кунгей-Алатау. Мне не раз говорили, что в этом районе есть множество наскальных изображений. Я хотел ознакомиться с ними и сфотографировать. Километрах в трех от берега начиналась полоса крупных валунов — остатки ледниковой морены. Большинство валунов были «загорелыми». «Загар» на камнях встречается чаще всего в пустынных местностях. Геологи называют его загаром пустыни или защитной коркой. Он образуется в результате отложения окисных соединений железа и марганца. Окиси эти выносятся на поверхность камня влагой, поднимающейся по капиллярным трещинам. Загар пустыни бывает толщиной от долей миллиметра до нескольких миллиметров. Достаточно ударить по «загоревшей» стороне другим камнем, как «загар» в месте удара скалывается и остается светлое пятно. Эту особенность подметили древние обитатели Прииссыккулья и использовали «загоревшие» части камней как полотна для своих художественных опытов, а вся полоса валунов со временем превратилась в «картинную галерею».
Изображения животных — козлов, оленей, верблюдов, собак, волков, змей — как правило, выполнены весьма примитивно в виде профильного силуэта. Встречаются, однако, силуэты, сделанные довольно точно, есть и целые охотничьи сцены, решенные линейным рисунком, — последние относятся к более поздним временам. Но примечательным для всех изображений является отлично переданная динамика движения.
На одном из камней козел с загнутыми рогами был изображен особенно искусно. Я навел окуляр зеркального видоискателя фотоаппарата на камень. В этот момент перед объективом поднялась струя горячего воздуха, все предметы, которые виднелись за ней, заколебались, и козел на камне будто задвигал ногами…
Вечер опустился над побережьем озера. От горных вершин потянулись к востоку лиловые тени. На огромном валуне стоял человек с длинными, откинутыми назад волосами. Тело его до колен покрывал своеобразный плащ из шкуры леопарда. Правая рука опустилась вдоль бедра, кисть сжимала короткую суковатую палку. Левую руку человек приставил козырьком над глубоко посаженными глазами. Он внимательно всматривался в даль: там паслось стадо коз, еще недавно совсем диких, с большим трудом прирученных им. Пора было собирать стадо и гнать его на ночь в загон.
Что-то отдаленно напоминающее улыбку появилось на малоподвижном лице первобытного чабана: сейчас он смотрел на могучего красавца козла — вожака стада. Козел, как и человек, взобрался на большой камень и застыл с гордо поднятой головой, увенчанной огромными загнутыми рогами. Человек знал, что если заставить вожака идти к загону, все стадо пойдет за ним.
Пастух решил уже направиться к вожаку, но вдруг замер. Недалеко от того места, где стоял козел, то появлялась, то исчезала за камнями пестрая шкура барса. Человек широко открыл рот, обнажив крупные желтоватые зубы, и издал мощный гортанный крик, скорее походивший на рев хищника, чем на голос человека. В следующее мгновение он соскочил на землю и побежал к вожаку.
Бесчисленные валуны, покрывавшие пологую равнину, мешали ему видеть, что происходит с козлом, он заметил лишь, что камень, на котором стоял вожак, теперь был пуст. Вдруг человек остановился, поднял топор и со страшной силой метнул его. Топор, со свистом рассекая воздух, описал гигантскую дугу, и чабан увидел, как гибкое тело барса, словно сросшееся с телом козла, вздрогнуло. Барс подпрыгнул, издал предсмертный рев и, грохнувшись оземь, остался лежать неподвижно.
Пастух подбежал к козлу. Животное уже перестало дышать, из разорванного горла сочилась кровь, а рядом распростерся барс с разможженной головой.
Человек присел на корточки и долго смотрел на коченеющее тело вожака стада. Лицо человека оставалось неподвижным — он еще не умел выражать своих чувств мимикой, но глаза его были полны скорби. Он поднялся, с яростью толкнул ногой труп барса и сделал несколько шагов в сторону, чтобы поднять топор.
Топор лежал рядом с валуном, и наблюдательный взгляд скотовода и охотника отметил на темной, «загоревшей» поверхности камня светлую царапину. Раньше ему такие царапины не встречались. Человек поднял топор, ударил им по камню — в месте удара появилось светлое пятнышко. Еще удар — еще пятнышко. Человек продолжал наносить легкие удары по камню: вот появились загнутые рога, голова, туловище и наконец ноги, движущиеся ноги, — и тогда изображение ожило! Дух козла воплотился в его изображении на камне.
Уже почти стемнело, а чабан продолжал стоять, рассматривая свой рисунок и пытаясь осмыслить — что же произошло? Он, человек, сумел вызвать к жизни дух погибшего животного. Не сможет ли этот дух помочь ему охранять стадо?..
Неподалеку от места, где мы фотографировали наскальные изображения, шумела небольшая горная речка. Мы подошли к ней с Германом, чтобы передохнуть и напиться. Тут нам встретился чабан киргиз, пасший отару колхозных овец. Мы познакомились: звали чабана Бердалы Язов. Узнав, что мы участники подводной археологической экспедиции, Язов не без гордости сообщил, что, будучи еще мальчишкой, он тоже занимался в некотором роде подводными изысканиями. В первые годы после революции местное население очень нуждалось в строительном материале. Ведь леса на всем побережье Иссык-Куля нет, дома тут строят из необожженного саманного кирпича. Стены из такого кирпича еще выложить можно, но как быть с печью? И вот кто-то попробовал выложить печь из квадратных кирпичей, поднятых со дна озера, о существовании которых местное население знало давно. Печь вышла на славу! С тех пор повелось, что жители Баетовки снаряжали на озеро мальчишек, которые ныряли и доставали со дна кирпич в любом количестве.
— У нас и сейчас в Баетовке печи во всех домах сложены из этого кирпича. Один человек нашел в озере глиняные трубы и пустил их в дело при постройке бани, — закончил Язов.
— А еще что-нибудь вы находили на дне? — спросил я.
— Как же. Около мыска, на котором теперь лагерь «Чайка», я видел стену из таких же кирпичей. А мой сосед Иван Усаченко недавно поднял со дна джергылчак.