Кодзики. Записи о деяниях древности. Свиток 1-й. Мифы

Кодзики

Записи о деяниях древности

Свиток 1-й

Мифы

Памяти Евгении Михайловны Пинус

В 1994 г. Евгении Михайловне Пинус исполнилось бы 80 лет. Больше 40 лет преподавала она в Ленинградском государственном университете: заведовала кафедрой японской филологии, читала курс лекций по истории японской литературы, вела со студентами семинары по переводу художественных текстов — древнейших и современных.

Научные интересы Е.М. Пинус были очень широкими — от древних мифов до новейшей литературы. Свою кандидатскую диссертацию она посвятила творчеству японского писателя Токутоми Рока (1868–1927) и в 1978 г. издала сборник его переводов. Одновременно Евгения Михайловна серьезно занималась переводами новелл Ихара Сайкаку (1642–1693), писателя другой эпохи, другого стиля, иных художественных концепций. В 1959 г. вместе с В.И. Марковой она опубликовала сборник произведений Сайкаку и написала к нему предисловие. В 1974 г. с предисловием Е.М. Пинус вышел еще один сборник новелл этого автора, переведенных на русский язык несколькими переводчиками, в том числе и Евгенией Михайловной (цикл «Пять женщин, предавшихся любви»).

Уже тогда, на рубеже 70-х гг., ее занимала мифология древней Японии. Как ведущий специалист и заведующий кафедрой (эту должность Евгения Михайловна занимала в 1960–1982 гг.) она руководила созданием «Краткой истории литературы Японии» (ЛГУ, 1975); к тому времени перевод и филологическое исследование «Записей о деяниях древности» уже были завершены.

Работа над этим памятником велась Е.М. Пинус в рамках диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук. Сразу же после защиты диссертации в 1972 г. Евгения Михайловна намеревалась опубликовать этот перевод в издательстве «Наука», но болезнь не позволила переводчице довести работу над комментарием до того уровня, который бы ее полностью удовлетворил. В данном издании мы не изменяли авторский текст, а лишь сократили те части комментария, которые впрямую не относятся к переводу «Кодзики».

Надеемся, что эта книга доставит читателям радость. Пусть она станет знаком доброй памяти о человеке, создавшем ее — о Евгении Михайловне Пинус.

Д-р филолог. наук, проф. В.Н. Горегляд.

Мифы древней Японии

Мифология Японии уникальна. Географическое положение страны и стечение исторических обстоятельств предохранили японские мифы от подавляющего влияния китайских идей. Странный, ни на что не похожий мир открывается перед нами.

Из первоначального хаоса стали возникать первобоги, бесследно исчезая после своего появления. Потом появились другие боги и начали торить мир — Огонь, Солнце, Ветер, Страну Восьми Больших Островов… Мифы о создании и обустройстве мира образовали священные тексты синто — «Пути богов» — национальной религии японцев.

Эта религия формировалась на заре государственности из суммы верований, ритуалов, примет. В ней соединилось бесчисленное множество богов и почитание предков, существовали святилища, окруженные рощами из священных деревьев.

Японцы начали записывать свои мифы сравнительно рано — в начале VIII в., когда они еще были живы в памяти сказителей.

Протояпонские племена, постепенно тесня живших на островах древних насельников айнского и малайско-полинезийского происхождения, переселились на север острова Кюсю и юго-запад острова Хонсю с Корейского полуострова на рубеже IV и III вв. до н. э. Это было земледельческое население. Переселенцы привезли с собой домашних животных, культуру поливного риса и навыки изготовления медных и бронзовых орудий. Для их культуры характерно обилие церемониальных бронзовых мечей, бронзовых зеркал и колоколов. Появился новый тип жилищ — свайные постройки с приподнятым над землей полом и массивной кровлей с большим выносом, напоминающие жилища народов Юго-Восточной Азии.

В I в. н. э. у предков современных японцев стали формироваться родовые и племенные союзы, вожди которых выполняли также сакральные функции. Род был скреплен родственными узами, территорией, культом бога-основателя и подчинен одному вождю, который осуществлял контакты с соседними родами, судил членов рода и был верховным шаманом. Родовая организация носила следы матриархата.

Во второй половине III в. наступает ранний железный век («курганный период»). При захоронении вождей, а затем и знатнейших членов рода стали насыпать круглые (позднее — квадратно-круглые, в плане напоминающие замочную скважину) курганы, в которых археологи находят разнообразный погребальный инвентарь: от ритуального на раннем этапе до воинского на более позднем. Наряду с бронзовыми орудиями и украшениями здесь встречаются предметы из железа и стали (лезвия мечей), глиняные фигурки ханива, изображающие предметы быта, оружие, животных и людей. По-видимому, назначение ханива было разным — от обозначения границ курганного захоронения (керамические цилиндры) до имитации жертвоприношений.

В III в. существовало три племенных объединения. Началось формирование раннеклассового государства под эгидой главы племени Ямато (центральная часть юга острова Хонсю). В пределах всего государства «царь» почитался как прямой потомок богини Солнца. Культ этой богини стал главенствовать над местными культами и распространился на всю территорию государства Ямато. В провинции Исэ, на берегу Тихого океана, был воздвигнут храмовый комплекс для поклонения богине Солнца — Аматэрасу.

Символами власти «царя» считались три священные регалии — меч, яшма и бронзовое зеркало, полученные, согласно мифам, от божественных предков и передаваемые от поколения к поколению. Вожди наиболее сильных племен, вошедших в Ямато, были провозглашены спутниками Ниниги-но микото, внука богини Аматэрасу, посланного ею с Равнины Высокого Неба управлять Землей. Каждый род имел собственное святилище, где совершалось поклонение предкам рода. Многие места поклонения были связаны с обожествлением гор, рек, водопадов, старых деревьев, явлений природы. Большую роль играл ритуал очищения, связанный с омовением водой и произнесением особых молитвословий.

Первые государственные образования не имели постоянной столицы. Каждый «царь» переносил административный центр в новое место, что было связано и с представлением об осквернении смертью прежней столицы, и с распрями сильнейших родов. В 710 г. столица (г. Нара) впервые стала постоянной.

Весной 712 г. придворный историограф О-но Ясумаро (?-723) представил «царице» Гэммэй три свитка «Записей о деяниях древности» («Кодзики»), включивших мифы (от сотворения Неба и Земли до ближайших предков первых императоров) и древние предания, сказки и песни, а также изложенные в хронологическом порядке события истории страны до начала VII в. Запись производилась со слов старца (или старицы) Хиэда-но Арэ.

В книге четко проведена идея наследственной преемственности от первобогов-сотворителей мира к небесным богам, от них к богам земным, а от земных богов к царям Ямато, далеким предкам нынешних японских императоров.

Через восемь лет после «Кодзики» появился еще один письменный памятник, в который вошли те же мифы. В 720 г. коллегия под руководством принца Тонэри (676–725) завершила составление «Анналов Японии» («Нихонсёки», или «Нихонги»). Состав «Анналов» почти тот же, что и «Записей о деяниях древности»: 30 книг начинаются с того же миротворческого мифа и завершаются изложением исторических событий 679 г. Но отличаются они от предшествующего собрания тем, что приводят варианты (иногда несколько) мифологических эпизодов. И написан второй памятник не на японском языке, а на китайском, бывшем в то время языком межгосударственного общения народов Дальнего Востока. Есть также разночтения в датировке событий.

Сборники мифов, легенд и преданий, не вошедших в названные два памятника, — «Собрание упущенных прежде древних речений» («Кого сюи», начало IX в.), «Установления годов Энги» («Энгисики», 927 г.) и естественно-географические и этнографические описания провинций — фудоки (VIII в.) показывают, что более краткое или иначе построенное изложение не дает связной картины обожествления правящего рода Ямато и родовой верхушки времен перехода к ранней государственности. Поэтому цикл мифов, записанный в «Кодзики», считается наиболее цельным, и памятник этот превратился в священную книгу национальной японской религии синто.

«Нихонги», по замыслу их составителей, были ориентированы на внешний мир. Главные особенности страны и добродетели ее населения изложены здесь с оглядкой на китайские понятийные категории: «Издревле Небо и Земля не были разделены, а инь и ян (темное и светлое начала. — В.Г.) еще не различались»; предсмертная речь «императора» Юряку V в. повторяет слова китайского императора Гао-цзу (ум. в 604 г.), «император» Нинтоку (IV в.) демонстрирует конфуцианские добродетели и т. д.

Иначе дело обстоит с другими памятниками. Фудоки, составленные в VIII в. по образцу древнекитайских «фынтуцзи», включили в себя многие фрагменты мифов, преданий и легенд, не вошедших в «Кодзики» и «Нихонги». Они не представляют связной картины, и вошедший в них материал имеет по большей части топонимическую направленность. В «Установлениях годов Энги» делается упор на синтоистские церемонии и празднества и приводятся тексты большинства древних молитвословий норито.

Составитель «Собрания упущенных прежде древних речений» Имбэ-но Хиронари принадлежал к старинному роду высших синтоистских жрецов, оттесненному в середине VII в. с прежних позиций его соперниками. В 807 г. он представил запись мифов, хранившихся поколениями его предков, воспевающих генеалогию рода Имбэ (Имубэ) и важную роль, которую тот играл в государстве. Естественно, эти мифы несколько отличаются от общепризнанных.

Древние японские мифы условно можно разделить на миротворческие и мироустроительные. Они и вошли в первую книгу «Записей о деяниях древности». Следующий слой архаичного фольклора относится к «строительству страны» (кунидзукури), периоду формирования японского государства. Это эпоха первых земных потомков небесных богов — императоров Японии. Большая часть сюжетов о «строительстве страны» вошла во вторую книгу «Записей о деяниях древности».

Итак, мир первоначально состоял из хаоса. Из хаоса стали и рождаться боги. Последними на свет появились бог Идзанаги и богиня Идзанами. Они получили повеление приступить к акту творения. Стоя на Мосту, Плавающем в Небе (на радуге?), божественная чета окунула в море копье с наконечником из драгоценностей и стала размешивать соленую воду до тех пор, пока та не загустела. Капли, упавшие с наконечника копья, образовали остров, на который та чета и сошла, чтобы продолжить акт творения. Теперь они приступили к созданию божеств моря, грязи, гор, воды, огня… Бог Огня при своем появлении на свет опалил матери лоно, следовательно, новые божества появлялись на свет естественным путем. Ни до них, ни после это не было обязательным.

Идзанами погибла, и ее божественному супругу не удалось вызволить любимую из Страны Тьмы (в мифах нет границ между тремя мирами — Равниной Высокого Неба, Тростниковой Равниной-Серединной Страной и Страной Тьмы, до поры до времени герои мифов могли свободно передвигаться между этими мирами). Он возвратился домой и новых богов стал производить на свет один. Множество богов появилось из его одежды, обуви, из родимых пятен на теле, из капель воды, падающих с него во время ритуального омовения. В числе этих последних основные герои последующих мифов — богиня Солнца Аматэрасу оо-ми-ками и бог Бури Суса-но-о-но микото.

Богиня Солнца считается прародительницей императорского дома: ее внук Ниниги-но микото, получивший от бабушки три священных регалии и посланный ею управлять Восемью Большими островами (Тростниковой Равниной-Серединной Страной — Японией), стал впоследствии прапрадедом первого императора страны, Дзимму-тэнно (Каму-Ямато Иварэхико-но микото, родился в 711 г. до н. э).

Статусом главной богини и определяется ее поведение со времени сокрытия в Небесный грот (вызывающее ассоциацию с затмением солнца) до посылки внука управлять Тростниковой Равниной. Не так обстоит дело с богом Бури. Проследив за его поведением, мы с удивлением обнаруживаем, что оно коренным образом меняется от появления Суса-но-о на свет до сошествия его в страну Корней.

Вначале это неистовый бог Бури. Он вне себя от того, что в ведение ему отдана Равнина Моря: плачем иссушив горы и водоемы, бесчинствует он во владениях сестры, за что подвергается богами суровому наказанию и изгоняется с Равнины Высокого Неба. Но едва Суса-но-о-но микото спустился на землю, как вмиг превратился в доброго бога — спасает обреченную на смерть девушку, убивает восьмиголового змея-людоеда, строит восьмиярусный терем для возлюбленной и, находясь в подземном мире, дает полезные советы умыкнувшему его дочь беглецу Оо-кунинуси.

Налицо явное совмещение двух мифологических циклов — того, в котором Суса-но-о является божеством посторонним, и того, для которого он — божество органичное. Исследователи отмечают в древней Японии следы двух таких циклов. Наиболее развит представленный в «Кодзики» и «Нихонги» цикл мифов племени Ямато. Параллельно ему существовала в достаточно организованном виде мифология племени Идзумо, обитавшего на юго-западе острова Хонсю. К пантеону Идзумо наряду с Суса-но-о-но микото принадлежали Оо-кунинуси-но ками, Сукуна-Бикона-но ками и еще несколько богов, включенных после присоединения Идзумо к союзу племен Ямато в общий пантеон. Но поскольку в общеяпонской мифологии преобладала идея главенства богов Ямато, ранг богов Идзумо оказался несколько ниже.

В «Кодзики» отсутствует мотив кунибики («подтягивания земель»), отражающий, по всей вероятности, эпоху укрепления племени Идзумо и завоевания им близлежащих территорий. В «Идзумо-фудоки» он изложен следующим образом:

«Бог Яцукамидзу-омицуно, совершивший кунибики, изрек: „Страна облаков (Идзумо), где, клубясь, поднимаются восьмиярусные облака, — юная страна, узкая, как полоска полотна. Она была создана маленькой, поэтому мне хотелось бы присоединить к ней [другие земли]. Если взглянуть на мыс Мисаки в стране Сираги, белой, как ночная одежда такубусума, не лишний ли он в стране, то видишь, что мыс этот — лишний“, — так он сказал. И тогда, взяв заступ, широкий и плоский, как грудь молодой девушки, вонзил он его [в землю], как вонзают [острогу] в жабры большой рыбы, отрубил он землю, колыхавшуюся, словно флаги расцветшего камыша сусуки, набросил он на землю крепкую веревку, свитую из трех прядей, и начал медленно-медленно, как лодку, поднимающуюся по реке, тянуть ее, подтягивать, черную, как плод симоцудзура, беря и перебирая веревку руками и приговаривая: „Земля, иди сюда, земля, иди сюда!“.

Подтянутая и присоединенная к стране земля стала [морским побережьем], и там, где была излучина Кодзу, образовался мыс Кидзуки — „Многоземельный“.

А крепко вбитый в землю кол (к нему была привязана веревка, за которую бог тянул землю) стал границей между провинциями Ивами и Идзумо. И [теперь] там стоит гора Сахимэ. А веревка, за которую бог гинул землю, превратилась в длинное морское побережье Соно» (пер. К.А. Попова)[1].

Таким же способом бог Яцукамидзу-омицуно присоединил к Идзумо еще несколько земель, после чего возвестил о завершении кунибики и воткнул свой жезл в храмовую рощу Оу. Присоединение каждой новой земли описано в фудоки отдельно, но с точным повторением всех речевых оборотов, включая сравнения.

В традиции Идзумо главным божеством был Оо-кунинуси-но ками, выступавший под несколькими именами. Под именем Оо-намоти он постоянно именуется «великим богом, создавшим Поднебесную». Переход Поднебесной (т. е. всей Японии) во власть потомков Аматэрасу объясняется в мифах как «передача страны» (куниюдзури). В традиции Ямато говорится, что Аматэрасу собрала своих подданных на берегу реки и сказала им, что в стране Идзумо живет много «буйных богов», которых нужно усмирить. Один за другим для этой цели отправляются на землю три божества. Сошествие первых двух не привело к покорению страны, но третий своей цели добился. Оо-кунинуси-но ками передал ему владение страной, удалился во дворец Кидзуки и оговорил себе право управлять страной Идзумо. В версии «Идзумо-фудоки» это событие описано в следующих словах:

«Великий бог Оо-намоти, создавший Поднебесную, усмирив восемь земель в Коси, возвратился домой и по прибытии на гору Нагаэ изрек: „Страну, которую я создал и которой владею и управляю, я хочу передать тебе, потомку богов. Спокойно владей и управляй ею века. Только страну Идзумо, страну, где я нахожусь, откуда поднимаются, клубясь, восьмиярусные облака, окружу я зелеными горами наподобие изгороди, поставлю в ней свою тама и оставлю себе и буду охранять“» (пер. К.А. Попова)[2].

По-видимому, изначально не был связан с племенем Ямато и миф о боге Ниниги-но микото, провозглашенном затем внуком богини Аматэрасу оо-ми-ками. Миф зародился на юго-востоке острова Кюсю, в стране Химука (впоследствии провинция Хюга). Об этом можно судить и по дошедшим до наших дней фрагментам «Хюга-фудоки», и по косвенным данным — сравнению с мифами малайско-полинезийского происхождения, в древности, очевидно, бытовавшими среди отдельных неяпонских племен этого региона.

Связанные воедино три мифологические традиции получили вид законченного повествования. Сын богини Солнца Аматэрасу оо-ми-ками взял себе в жены дочь Такамимусуби-но-ками, одного из первобогов, явившегося из хаоса раньше Идзанаги и Идзанами. От этого брака родился бог Ниниги-но микото. Такамимусуби захотел сделать своего внука правителем Тростниковой Равнины-Серединной Страны. В той стране (ею тогда управлял Оо-кунинуси-но ками) было бесчисленное множество богов, которые сияли, как светлячки, и злых божеств, которые жужжали, как мухи. Деревья и травы, росшие там, могли говорить.

Попытка овладеть этой страной оказалась успешной. С Равнины Высокого Неба для переговоров с Оо-кунинуси-но ками спустился бог Такэмикадзути, некогда родившийся из крови на лезвии меча, которым Идзанаги зарубил своего сына, бога Огня. Тогда Ниниги-но микото с пятью спутниками сошел на вершину горы Такатихо в стране Химука, имея на руках знаки царской власти — священный меч, зерцало и драгоценный камень.

Правнук бога Ниниги-но микото, Камиямато Иварэбико, в 667 г. до н. э. спустился с горы Такатихо, чтобы начать «восточный поход», и 11 февраля (1-й день 1-й луны по лунному календарю) 660 г. до н. э. занял царский престол в новом дворце на равнине Касивабара у подножья горы Унэби. Потомкам он известен под именем Дзимму-тэнно, присвоенным первому японскому императору после его смерти. От детей пяти спутников Ниниги-но микото вели свою родословную важнейшие аристократические роды древней Японии.

Естественно возникает вопрос о времени формирования единого мифологического цикла объединенного Ямато. Совокупность данных многих наук свидетельствует, что объединение Ямато произошло в середине IV в. н. э. или немного раньше. Ему предшествовали многочисленные набеги на соседние племена, в том числе и на родственные Ямато. Некоторые из этих набегов легли в основу легенд о принце Ямато Такэру.

В возрасте 16 лет он, переодевшись в женские одежды, пробирается в покои вождя племени кумасо и убивает его, спящего после пира. Став взрослым, он совершает множество подвигов в схватках с племенами эбису на востоке, в том числе при помощи волшебного меча Кусунаги-но цуруги.

Согласно выкладкам японского ученого Канда Хидэо, отец Ямато Такэру император Кэйко вступил на престол около 300 г. н. э. Из этих рассуждений следует вполне правдоподобный вывод: наиболее ранние общеяпонские мифы и легенды о первых императорах используют исторические факты, имевшие место от начала III до середины IV в. н. э.

В эпоху формирования мифов древние японцы, помимо внутренних контактов, имели и внешние — с неяпонским населением островов. Это были кумасо, эбису (айны), корейцы, китайцы, а через посредников и другие восточноазиатские народы. Следы этих контактов в мифах обнаруживаются.

Специалисты по японской мифологии высказывали много предположений об исторической подоплеке мифа о Хоори-но микото и потерянном им рыболовном крючке. Действие мифа нередко привязывают к реальным географическим районам Японии, усматривают в его сюжете отражение борьбы между племенами с разным хозяйственным укладом. Но вот профессор Масуда Кацуми привел свидетельство о существовании на острове Целебес (Сулавеси) автохтонной легенды, в корне подрывающей подобные построения[3].

Индонезийская легенда повествует о двух братьях, богатом и бедном. Первый занимался рыболовством, второй охотой и собиранием моллюсков на берегу моря. Выпросив на время у брата рыболовный крючок, бедняк упустил его: крючок проглотила большая рыба. Впоследствии оказалось, что это — царь подводной страны. Крючок пронзил ему горло, и он страдал от невыносимой боли. Бедняк, вынужденный по требованию богатого брата отправиться в поисках крючка на морское дно, избавил царя от страданий и возвратился домой не только с крючком, но и с волшебной наградой — побегом бананового дерева, приносящего золотые плоды.

В конце концов бедняк оказался полностью отмщенным, а вся семья богача поступила к нему в услужение. В легенде, как и в японском мифе, фигурирует предмет, вызывающий по желанию его владельца то грозу, то засуху (это браслет, полученный в дар от солнца).

Вручение богиней Аматэрасу оо-ми-ками «божественного указа» ее внуку Ниниги-но микото имеет четкое функциональное сходство с вручением Буддой Шакьямуни своим ученикам «Закона» на вершине горы Гридхракута, описанным в «Сутре золотого света». Рассказ о зарождении мира из первоначального хаоса широко распространен в мифологиях разных народов, но та его разновидность, которая содержит упоминание бога Амэ-но Минакануси (Владыка Божественного Центра Неба), имеет, по определению известного японского специалиста по мифологии Обаяси Тарё, общие «характеристики с традицией Творца, обитающего на небе, известного как Тангала в Полинезии (Самоа, острова Общества) и как Тангандава в Индонезии (остров Целебес). С другой стороны, Тэнгри (или Тангри, Тянгара, Тангара, Тагара), божество, почитаемое кочевниками Центральной Азии, языки которых принадлежат к алтайской семье, имеет более тесное сходство с Амэ-но Минакануси в том, что также является верховным божеством, пребывающим на небесах в окружении подчиненных ему богов. Полагают, что культ Тэнгри проник в Японию через Корею, достиг Полинезии через Индонезию и Восточную Азию»[4].

К явлениям сходного характера относятся и соответствия между китайским демиургом Паньгу и мертвой богиней пищи Укэмоти в «Кодзики». На темени богини появились бык и лошадь, на верхней части лба — просо, на бровях — тутовый шелкопряд, между глазами — могар (вид проса), в животе — рис, в гениталиях — пшеница, большие и малые бобы. Появление практически всех перечисленных объектов на Японских островах характеризует земледельческое общество и датируется по археологическим находкам. Анализ этих датировок показывает, что само описание не могло появиться раньше III–IV в. н. э., а вернее всего, еще позднее, когда возникла идеологическая потребность вписать японский мифологический ряд в континентальный культурный контекст.

Многорядные соответствия выявляются в японо-корейских сюжетах. Возьмем, к примеру, описание путешествия Суса-но-о-но микото и его сына Исонотакэру-но ками в страну Силла (название древнекорейского королевства), где они жили в местности Сисимори, и возвращение на глиняной лодке к горе Торигаминэ у истоков реки Хи в провинции Идзумо, или слова бога Ниниги-но микото о том, что гора Такатихо, на которую он сошел с Равнины Высокого Неба, расположена напротив земли Кара — Кореи. Топонимы «Куси» и «Фуру» в корейских легендах повторяются много раз и относятся к корейской территории. В японских мифах они входят составной частью в топонимы Кусифуру-но-такэ и Хюга-но Такатихо-но-минэ Кусифуру, которые относятся к Японии[5]. Схождение царя с неба — мотив северо-азиатского (возможно, тунгусского) происхождения; и в японском, и в корейском варианте он включает общие детали: схождение на гору, обладание божественным мандатом и священными регалиями, облачение в определенную одежду.

Ведущий специалист по корейским мифам М.И. Никитина сделала интересное наблюдение над сюжетом о сокрытии Аматэрасу оо-ми-ками в Небесный грот: «Миф о рождении Дочери Солнца при освоении его шаманской традицией переводился в „вертикальную плоскость“. Пример тому — миф „Кодзики“ об извлечении богини Аматэрасу из пещеры, в котором одним из вариантов материализованного воплощения мифа о рождении Дочери Солнца является дерево с яшмовыми магатама на верхних ветвях, кусочками ткани на нижних и зеркалом на средних — очевидная модель шаманского дерева с ярко выраженным тройственным делением по вертикали. В корейской культуре такой перевод можно усмотреть в повествовании о том, как сын основателя королевства Когурё Чумона — Юри наследовал его престол… и в авторских комментариях Ли Гюбо к поэме „Тонмён-ван“»[6]. (Ли Гюбо крупнейший корейский поэт, 1169–1241).

Таким образом, прослеживается не только искусно выстроенная система заимствований, но и генетическая общность японских мифологических сюжетов и древнейших элементов культуры с корейскими и тунгусо-маньчжурскими. Это вторая линия ареальных связей японского архаичного фольклора.

В японской филологической традиции древнейшие, сюжетно оформленные повествования о богах называются синва («рассказы о богах»); если же их связь с мироустроительной функцией богов ослаблена или утеряна, то такие повествования обычно именуются сэцува — «то, о чем рассказывают». Этим же термином обозначают инородные пояснительные вставки в основное повествование, имеющие признаки самостоятельного сюжета. В более позднее время сэцува организуются в особый вид прозы.

В фудоки многие сэцува представляют собой объяснения явлений окружающего мира. Вообще же, ценность повествовательных частей фудоки, находящихся на зыбкой границе между мифом, легендой, преданием и волшебной сказкой (в особенности если они структурно разрушены и не носят следов поздней реставрации), в том, что ими маркируется определенный тип мифологического сознания, лежащий в основе культурного субстрата ареала. Изначальные условия жизни народа — носителя мифа и древнейшие его внешние связи можно восстановить и по характеру тотемных животных.

В этой функции в мифе о двух братьях выступает крокодил. В других мифах дочь морского царя оказывается непонятным образом связанной с миром звезд (очевидно, в основе этой связи лежит забытый к моменту письменной фиксации миф). Другим тотемным животным, многократно упоминаемым в древних японских памятниках, является змея (точнее — змей: он вступает в брачную связь с женщиной или девушкой, от него рождается дитя с необычными свойствами). В «Записях о деяниях древности» это миф о горе Мива (горе Трех Колец), в котором облик змея принимает Оо-кунинуси-но ками, в «Хидзэн-фудоки» — миф о горе Хирэфури (на ее вершине находилось озеро, и женщина, выследившая приходившего к ней по ночам мужчину, обнаружила его спящим здесь: тело его было человеческим и находилось и воде, а голова змеиная, и она лежала на берегу), в «Хитати-фудоки» — это несколько сюжетов, и в первую очередь — о горе Курэфуси.

«Есть село Убараки. Севернее этого села высокий холм. Его называют гора Курэфуси. Старики рассказывают: жили [старший] брат и [младшая] сестра. Имя брата было Нукабико, а сестры — Нукабимэ. Однажды, когда сестра была в опочивальне, туда вошел человек, имя которого неизвестно, и стал часто тайком пробираться [к ней], он приходил вечером, а уходил утром. Наконец они стали супругами. В одну из ночей [сестра] забеременела. Когда подошло время рожать, она родила змееныша. Когда светало, он ничего не говорил, а когда темнело, он разговаривал с матерью. Мать и дядя очень удивлялись этому и втайне думали, что он, видимо, сын бога. [Мать] положила его в чистый сосуд цуки и, соорудив подставку утэна, поставила на него сосуд. [Змееныш] за одну ночь так вырос, что заполнил весь цуки.

Тогда [мать] переложила его в сосуд хирака, но там он так вырос, что заполнил весь сосуд. Так было три-четыре раза, и уже не было сосуда, который можно было использовать. [Тогда] мать сказала сыну: „Судя по твоим способностям, я поняла, что ты сын бога и уже не в силах нашей семье взращивать тебя. Иди к своему отцу. Тебе нельзя здесь [больше] оставаться“, — так она сказала. Тогда сын горестно заплакал, но затем вытер лицо и ответил: „[Я] подчиняюсь приказу матери и не отвергаю его. Но я не хочу идти совсем один, я прошу дать мне хотя бы одного спутника — ребенка“. Мать сказала [ему]: „В нашем доме только [твоя] мать и дядя, и ты [сам] хорошо знаешь это. Нет человека, который мог бы сопровождать тебя“. Змееныш, затаив злобу, ничего не сказал. Когда наступило время расставаться, то от великой злобы он ударом молнии убил [своего] дядю и намеревался подняться на небо, но в это время мать, испугавшись, схватила сосуд хирака, бросила [в сына], попала в него, и он [потеряв божественную силу] не смог подняться [на небо]. Поэтому он остался на том холме [Курэфуси]. А сосуды хирака и мика и по сей день в деревне Катаока.

Его потомки возвели храм и поклоняются ему непрерывно из поколения в поколение…» (пер. К.А. Попова)[7].

У змея, так же, как и у черепахи, с одной стороны, прослеживаются связи с водной стихией, с другой — с небом. Вариантами мифов, в которых фигурируют змеи, являются сюжеты с тотемным животным — червем. Хисамацу Сэнъити подчеркивает, что в сходных функциях змеи описываются и в корейском архаичном фольклоре, образцы которого приводятся в сочинении Ким Бусика (XII в.) «Исторические записи Трех государств» («Самгук саги»)[8].

Внешние связи японских мифов устанавливаются на разных уровнях — от субстратной общности в доисторические времена до заимствования мотивов или даже целого сюжета в письменную эпоху (типа рассказа о рыбаке Урасима, побывавшего в подводном мире. На земле за время его отсутствия сменилось много поколений людей). Это предполагает повышенную способность японцев к адаптации и объяснению иноземных сюжетов в рамках их собственных понятийных категорий. Эти рамки подвижны. Нововведения группируются вокруг опорных местных понятий, обогащая их и натурализуясь от общения с ними.

Специфика японской мифологии — деление богов на две категории: богов небесных и богов земных. Соответственно и святилища, посвященные этим богам, делятся на небесные (амацуясиро) и земные (куницуясиро). Даже «великие прегрешения», зафиксированные в синтоистских «Молитвословиях Великого Очищения», делятся на те же две категории — небесные и земные. Это явление восходит к двум мифологическим традициям, отмеченным выше: небесные боги (и все, что с ними связано) восходят к традиции Ямато, а земные — главным образом к традиции Идзумо. Культ небесных богов во главе с богиней Солнца Аматэрасу оо-ми-ками сформировался в земледельческом обществе. Это подтверждает и миф о богине пищи Укамоти, находившейся несомненным покровительством Аматэрасу, и перечисление проступков Суса-но-о из мифа об удалении Аматэрасу в Небесный грот. Косвенным свидетельством земледельческого характера культуры солнцепоклонников Ямато является представление о зависимости Аматэрасу от стихий, управляемых Суса-но-о.

Соотношение исторического факта, народных верований и мифа (легенды) — особая тема. Такаги Тосио в своих «Исследованиях японских мифов и легенд» рассуждает по этому поводу так: «Легенды, разумеется, вышли из истории. Но утверждение о том, что история — мать легенды, есть научный спор, в котором просто рассматривается сущность легенды как таковой. При соотнесении с действительностью встречается много случаев, когда этот спор следует до определенной степени видоизменить. Почему? Да потому, что в то самое время, когда легенда рождается из истории, она в свою очередь рождает легенду… Вторичная легенда рождает легенду третьего порядка, та рождает легенду четвертого, после чего следуют легенды пятого, шестого, седьмого порядка — и так далее до бесконечности, поэтому при изучении некоей отдельной легенды прежде всего необходимо исследовать, является ли матерью этой легенды исторический факт непосредственно или же косвенно, через другую легенду».

Ученый замечает затем, что исторический факт и легенда находятся в очень сложных отношениях, так что в легендарном преломлении исходный факт не всегда можно распознать («Это не такой простой процесс, как тот, при котором кошка рождает котенка»)[9].

Если принять его суждение (а оно представляется вполне резонным), можно предположить, что за сюжетами о Ямато Такэру стоят сражения древних японцев с соседними племенами малайско-полинезийского происхождения и с айнами. Многими фантастическими подробностями обросли в «Кодзики» и «Нихонги» повествования о царствованиях первых императоров.

В описание царствования Дзинго-кого, жившей, по преданию, сто лет, включено немало красочных эпизодов о ее военных походах против соседей, и среди этих эпизодов значительное место отводится рассказу о ее походе против корейского государства Силла. При переходе через море, говорится здесь, путь ее кораблям указывал сам бог морской поверхности Сумиёси (кстати, традиция утверждает, что в благодарность за это царица Дзинго построила возле нынешнего города Осака святилище, посвященное его культу), а когда во время этого плаванья поднялся шторм, из морских глубин поднялись большие рыбы и не дали потонуть царским кораблям. Почувствовав во время корейского похода беременность, царица поясом прибинтовала к себе камень и на целых три года, до окончания похода, задержала роды.

Здесь мифологический элемент вплетается в легенду, возникшую на основе реальных событий. Мифологические представления в Японии не вытеснялись ни принятым в VI в. буддизмом, ни конфуцианством. Упомянутые представления о змее и его связи с небесной и водной стихиями зафиксированы в IX в. писателем Мияко-но Ёсика в жизнеописании буддийского монаха Додзё-хоси, в XII в. — в нескольких сборниках легенд (сэцува), а еще через несколько столетий — в коротких повестях отогидзоси, бытовавших в устной традиции. Другое устойчивое представление в мифологическом сознании японцев относится к божественной сущности гор. Анализируя разные описания высоких гор в ранних письменных памятниках Японии, Такаги Тосио выделяет следующие пункты: высокая гора — символ гениальности; существует древний народный обычай восхождения на горы; распространена вера в божественность высоких гор.

К третьему из этих пунктов ученый относит сюжеты о вершине Асо-но такэ из «Цукуси-фудоки», о горе Цукуба из «Хитати-фудоки», о священной горе Фудзи из поэтической антологии VIII в. «Манъёсю».

В древних японских преданиях, отмечает этот ученый, зафиксированы представления о том, что высокие горы спустились с неба. «Среди макура-котоба (постоянных эпитетов. — В.Г.) в песнях „Манъёсю“ есть такой: аморицуку. Это слово объясняется как ама ори цуку — „попавшая на землю, спустившись с неба“. Среди них самая главная — Спустившаяся с Неба Небесная Кагуяма (Аморицуку Ама-но Кагуяма) или Спустившаяся с Неба Гора Богов Кагуяма (Аморицуку Ками-но Кагуяма). Ама-но — определение, которое наиболее часто употребляется в японских мифах; если судить с наших позиций, это в сущности небесный мир по отношению к земному миру, мир богов по отношению к миру людей».

Все это свидетельствует о вере не только в существование небесного мира, но и в контакт между небесным и земным миром, в сообщение между ними, в связь чувств обитателей обоих миров, — заключает профессор Такаги[10].

Считается, что большая часть мифов и народных преданий о сошествии богов-предков с неба на вершины гор была утеряна: унифицированная структура и «Записей о деяниях древности», и «Анналов Японии» противоречила их сохранению (достаточно было одного мифа о сошествии на вершину Такатихо бога Ниниги-но микото), а подавляющее большинство кратких записей фудоки не дошло до нашего времени. Тем не менее, об их распространенности можно судить не только по сохранившимся древним письменным источникам, но и по народным верованиям, характерным для Японии вплоть до наших дней.

Два основных памятника, последовательно изложившие древне-японские мифы, обладают одной особенностью, на которую обычно не обращают внимания исследователи. Они включают в свою художественную ткань все сюжеты, устраивающие составителей этих памятников с идейной, композиционной или иной точки зрения, независимо от их происхождения. И это не исключение, а сквозная традиция для всей японской культуры. В VIII в. были созданы только самые ранние из сохранившихся до наших дней памятники, впитавшие давние и новейшие заимствования из иноземных культур. Выявив в тексте мифов эти заимствования, мы не обнаружим в именах или названиях местностей, фигурирующих в них, и намека на иноземное происхождение. Все они японизированы. В дальнейшем подобные сюжеты начинали функционировать в литературе и художественном сознании японцев как апробированные, местные по духу и происхождению.

На примере европейской античной модели (мифе о Персее и Андромеде) В.Я. Пропп заключил, «что в мифе, в отличие от сказки, все действующие лица и все места, где происходит действие, имеют название»[11].

Японские мифы в этом отношении не отличаются от европейских. Но эта же черта присуща и многим японским сказкам. В художественной же авторской прозе к ней часто добавляется еще одна особенность — наличие точной датировки события, описанного в произведении. Начало этому также положено в «Записях о деяниях древности» и «Анналах Японии», где, к слову сказать, одни и те же события датированы по-разному. Древние письменные памятники по необходимости комплексны: в культуре существовало слово и его воспроизведение на письме — без жанровой и видовой дифференциации. Слово имело душу (котодама), которая оказывала магическое влияние на людей и на события. Поэтому обращаться с ним надлежало уважительно, как общаются с духами.

Вера в душу слова диктовала подбор благопожелательных иероглифов при написании имен богов и тщательную шлифовку лексики в синтоистских молитвословиях. Можно предположить, что в этой вере и лежали истоки японской этикетной речи, пережившей многие сотни лет.

В отличие от большинства других народов, для которых мифы — это следы младенческого состояния их культуры, многие японцы воспринимают свои мифы как отражение реальности. Мало того что эти мифы прочно вплетены в ткань синто — в его обряды, церемонии, представления, но и доктрины большого числа «новых религий» Японии (а их насчитывается несколько десятков) отталкиваются от представлений о богах и их характеристик, сообщенных в «Записях о деяниях древности» и «Анналах Японии».

В обыденном сознании многих японцев и теперь отсутствует непреодолимый барьер между миром живых и миром мертвых: предки, умершие много лет назад, могут стать богами и участвовать в жизни потомков (даже очень отдаленных) — помогать им в делах или мешать в зависимости от того, как те сами относятся к своим предкам.

* * *

Самые ранние рукописные списки «Кодзики» не сохранились. Старейшая рукопись, хранящаяся в скриптории буддийского храма Симпукудзи г. Нагоя, датируется 1371–1372 гг. и в колофоне содержит отсылку к протографу XIII в. Одно время даже бытовало мнение, что этот памятник создан не в 712 г., а является подделкой XIII и., что сказитель по имени Хиэда-но Арэ и записавший мифы с его голоса придворный О-но Ясумаро — вымышленные лица и в действительности их никогда не существовало. Поэтому настоящей сенсацией в научном мире оказалось обнаружение уже в конце XX в. древнего захоронения с останками самого О-но Ясумаро (его имя начертано в гробнице, подлинность находки подтверждена лабораторными анализами). Древние японские мифы снова оказались в центре внимания ученых и всех интересующихся Японией, ее историей и культурой.

До сих пор на русский язык были переведены только небольшие фрагменты «Кодзики». Теперь же всем русским читателям предоставлена возможность полнее ознакомиться с мифами и легендами Японии, включенными в «Записи о деяниях древности».

В.И. Горегляд.

Кодзики

Предисловие Ясумаро[12]

(пер., коммент. Н.И. Фельдман)

Глава 1.

1. Я говорю, Ясумаро:

В те времена, когда Хаос уже начал сгущаться, но еще не были явлены ни Силы, ни Формы, и не было еще ничему Имени, и ни в чем Деяния, кто мог бы тогда познать его образ?

2. Но вот настало впервые разделение Неба-Земли, и три божества[13]совершили почин творения; и раскрылись мужское и женское Начала, и Два Духа[14] стали родоначальниками всех вещей.

3. И вошел Он во мрак, и выступил на свет[15]; когда Он омыл глаза, солнце и луна пролили свой блеск; и поплыл Он, и погрузился в воды моря; и когда Он омывал свое тело, возникли небесные и земные божества.

4. Великое Начало — отдаленно и темно, и только на основе первоначальных учений познаем мы те времена, когда зачата была суша и порождены острова. Первоначало — далеко и скрыто, и только опираясь на былых мудрецов, мы проникаем в те времена, когда порождены были боги и поставлены люди.

5. И вот, узнаем мы о том, что прикреплено было зерцало[16] и выплюнуты яшмы[17]; и что наследовали друг другу сотни царей; и что перекушен был меч[18]; и что рассечен был змий[19]; и как потому умножались мириады божеств[20].

6. И учинили совет у Тихой Реки и умиротворили все Поднебесье; повели беседу у Малого Берега и очистили всю Землю[21].

7. Тогда бог Хо-но-Ниниги впервые сошел на вершину Такати[22], и Небесный Владыка Каму-Ямато пересек страну Аки-цу-сима[23].

8. Медведь-оборотень[24] выпустил свои когти, и был добыт небесный меч у Такакура; хвостатые существа представали ему в пути, и большой ворон указал дорогу на Ёсину[25].

9. Танцуя рядами, уничтожили они мятежников; внимая песне, ниспровергли они врагов.