Встав в проходе, ребята ногами пришпилили дверь к косяку, а стволами пушек — профессора к стенке.
— Без шуточек, — погрозил ему Нунцио. — Нам нужны наши бабки.
— О Господи! — воззвал к высшей справедливости профессор Коббет. — У меня ведь нет денег!
— Да не гони, — бросил Мэш. — Вон как у тебя тут все обставлено. Меблецо-то хорошее!
— Все заложено, — вздохнул профессор. — Заложено по самые дверные ручки из слоновой кости. Фактически, это все уже не мое.
— Как насчет того училища, где ты работаешь? — спросил Мэш. — Может, скажешь им там, чтоб тебе зарплату подняли?
— Я больше не работаю на университет.
— Какая разница? — не вытерпев, рявкнул Сэмми.
— Да, действительно, — заполировал Мыслитель мягким голосом. — Вы же производили впечатление состоятельного человека, профессор!
Коббет пожал плечами, провел рукой по седеющим волосам.
— Не все золото, что блестит, — сказал он. — Вы вот, например, производили впечатление авторитетного профессионала. И когда я невинно поинтересовался о возможности размещения маленькой ставочки на скачках, я и думать не мог, что буду иметь дело с этими вот головорезами.
— Следите за своими словами, — возмутился Сэмми. — Мы не более головорезы, чем восемь чертовых кусков — «маленькая ставочка»!
— Ваша правда, — согласился профессор. — Я верил в будущее, в котором мог позволить себе такие траты. У меня ведь был хороший пост в университете. Но сейчас все это ушло.
— Как так, профессор?
— Есть один исследовательский проект… стоимость экспериментальных моделей пожрала все мои сбережения, а предание моих теорий огласке стоило мне преподавательской должности. Собственно, ради него я и решился играть на скачках — хотел быстро раздобыть деньги на продолжение экспериментов. Сейчас мои карманы пусты.
— Подумай еще раз, — сказал Сэмми. — А то ведь мы тебя и без карманов сейчас оставим. Это запросто!
— Погоди-ка, — вступился Мыслитель. — Профессор, вы сказали о моделях. А в чем суть эксперимента?
— Я покажу вам, если хотите.
— Давай, — кивнул Сэмми. — Парни, стволов с него не спускайте, а то вдруг он какой-нибудь трюк выкинет!
Но профессор обошелся без трюков. Он повел их вниз по лестнице в подвал, в богато обставленную частную лабораторию. Они прошли к большой прямоугольной металлической конструкции, утыканной катушками и трубками, имевшей смутное сходство с унитазом по проекту Фрэнка Ллойда Райта[1].
— Госсс-поди, — прокомментировал зрелище Нунцио. Ты что, старик, франкенштейнов тут плодишь?
— Держу пари, это — космический корабль, — заявил Мэш. — А проф просто хочет слетать на Марс, отдохнуть, с марсианочками позависать.
— Пожалуйста, — вздохнул Коббет, — обойдитесь без издевок.
— Через минуту этот мир может обойтись без тебя, — напомнил ему Сэмми. — Эта штуковина нам ни к чему. В пункте приема вторсырья за нее двадцатку не дадут.
Мыслитель Коцвинкл сделал знак молчать:
— Что это за объект, профессор?
Коббет покраснел.
— Я не решаюсь пока назвать его так — после всех нападок вышестоящих лиц, — но другого вразумительного термина просто нет. Это машина времени.
— Уф! — Сэмми приложил руку ко лбу. — И это ему мы позволили взять долг в восемь кусков? Он же самый настоящий сумасшедший ученый!
Мыслитель нахмурился.
— Машина времени, говорите? Способная перемещать человека назад иди вперед во времени?
— Только назад, — ответил профессор. — Движение вперед невозможно, так как будущего в любой временной точке еще не существует. И «перемещение» — не лучшее слово. «Транзит» по смыслу подходит больше, поскольку время не имеет ни материальных, ни пространственных характеристик, будучи связано с трехмерной вселенной единственным регистрируемым качеством — продолжительностью. Если принять продолжительность за «икс» и…
— Заткнись, — простонал Нунцио. — Давайте вздуем этого юмориста и уйдем отсюда. Тут мы только время теряем.
— Теряем, все так, — кивнул Мыслитель. — Профессор Коббет это рабочая модель?
— С вероятностью в восемьдесят девять — девяносто пять процентов — да. Я ее еще не испытывал. Но я могу показать вам формулы, по которым…
— Не нужно. Почему вы ее еще не испытывали?
— Я не уверен в прошлом. Или, скорее, в том, как наше с вами настоящее к нему относится. Если какое-либо лицо или объект из настоящего отправится в прошлое, произойдут изменения. То, что исчезнет здесь и сейчас, начнет существовать там и тогда, и это, скорее всего, вызовет… как бы сказать… времетрясение? Времесмещение? В общем, повлияет на настоящее. Вопрос только — на наше ли с вами? — Он нахмурился. — Трудно это все объяснить, не прибегая к соответствующим физико-математическим выкладкам…
— Хотите сказать, вы боитесь, что путешествия во времени изменят прошлое, или что из-за них может возникнуть еще одно настоящее, принципиально другое?
— Вы все упрощаете, но примерно представляете, о чем я, да.
— Тогда что хорошего в вашей работе?
— Ничего, боюсь. Я просто хотел доказать свою точку зрения на практике. Был едва ли не одержим. У меня нет никаких оправданий.
— Так, — Сэмми сделал шаг вперед. — Спасибо за лекцию, проф, но, как вы сами сказали — оправдания вам нет. Думаю, раз уж вы не платите по долгам, надо вам преподать урок. Не думаю, что из этого подвала нас кто-нибудь услышит…
Мыслитель перехватил руку Сэмми.
— Какой в этом смысл? — спросил он.
— Но он нам ни хрена не заплатил!
— И не заплатит, если ты пристукнешь его. Какая нам-то выгода?
— Никакой. — Сэмми почесал в затылке. — Но что тогда делать? Нам нечем рассчитаться с Тарантино. В город нам лучше не соваться.
Мыслитель огляделся по сторонам.
— Почему бы не остаться здесь? Мы в безопасности и изоляции, с хорошей крепкой крышей над головой. Давайте попользуемся гостеприимством мистера Коббета некоторое время.
— Отлично, — буркнул Мэш, — но вечно-то мы сидеть тут не сможем. Ну, оттянем время — и что?
Мыслитель улыбнулся.
— Оттянем время, — повторил он, глядя на постройку Коббета. — Вот вы нам, профессор, и поможете.
— Ты что, хочешь запустить эту дрянь? — уточнил Сэмми. — Ты шутишь?
— Я серьезно, — ответил Мыслитель. — В ближайшем будущем мы точно будем в безопасности… если отправимся в прошлое.
Потребовалось много чего настраивать. Профессор на пару с Мыслителем все следующие несколько дней работали вместе.
— …как включить эти регуляторы? Это что, руль?
— Здесь нет руля. Все управляется компьютером. Давайте покажу еще раз.
— И что, вы можете выбрать абсолютно любую дату из прошлого?
— Теоретически. Основной проблемой является точное исчисление. И мы, и наша Земля не статичны. Мы каждую секунду перемещаемся в пространстве — что уж говорить о более длительных периодах времени. Нам нужно учитывать скорость света, движение планеты, наклон…
— Это — по вашей части. Вы же можете установить математически точное положение в прошлом и настроить компьютер на следование маршруту?
— Думаю, да. Почти уверен.
— Тогда все, что нам осталось — определить, куда, или, вернее, в когда мы отправляемся, — и Мыслитель подозвал к себе Сэмми, Нунцио и Мэша.
— Блин, — крякнул Нунцио, — да давайте просто вернемся на пару-тройку недель назад, когда еще не сделали ставки.
— Узко мыслишь, друг мой. — В глазах Мыслителя вспыхнул недобрый огонек. — Мы же можем отправиться
— Ну тогда давайте в Египет, — предложил Мэш. — У них там были кувшины с золотом, и везде ходили бабы нагишом, да и вообще…
— Ты говорить-то сможешь на древнеегипетском, болван?
— Ну… — Мэш замялся.
— Да неужто вы не понимаете, что назад из прошлого пути не будет? Наше с вами настоящее ведь, как я и говорил,
— То есть, безопаснее всего остаться в настоящем, — подвел черту Сэмми.
— Да кому нужно такое настоящее… — вдруг произнес с мечтательным видом Мыслитель. — Бегать от ребят вроде Тарантино, жульничать по-мелкому на ставках… Вот что, дурни, — он подбоченился. — Вы хотя бы помните, где мы находимся?
— Ну, в Филадельфии, — ответил Сэмми.
— Правильно, в Филадельфии. Надеюсь, все помнят, что произошло здесь в одна тысяча семьсот семьдесят шестом году?
— Какой-то там праздник, да? — предположил Нунцио. — Наверное, наши бейсболисты взяли две награды Лиги подряд.
— Тысяча семьсот семьдесят шестой, дубина! — взвыл Сэмми. — Тогда еще и бейсбола-то не было! Тогда только-только Декларацию подписали!
— Верно, — снова взял слово Мыслитель Коцвинкл. — Именно здесь, в Филадельфии, была представлена Декларация независимости — на Конгрессе. И именно здесь, в тот знаменательный день, революционная казна была передана для временного хранения Вашингтону, Джефферсону, Джону Хэнкоку и Чарльзу Томсону, секретарю Конгресса. Грубо говоря, им подогнали целый вагон золота, на который они должны были снарядить войска и заложить первые городские рубежи.
— Я что-то не понимаю, куда ты клонишь, — сощурился Сэмми.
— Подумай сам! — проникновенно произнес Мыслитель. — Зачем нам влачить жизнь мошенников здесь, когда мы просто можем подсидеть самых первых, первейших проходимцев — и открыть Америку! Если я правильно понял, профессор Коббет, этим мы никаких парадоксов не породим. Территориально мы близко к Индепенденс-холлу — фактически, до него можно пешком дойти. Ведь я прав — машина времени действует только в данных пределах, и перенесемся мы на то самое место, откуда стартуем — только в прошлом?
— Именно так, — сглотнул слюну Коббет, — но…
— Отлично! Далее: время, в которое мы отправляемся — задолго до нашего рождения, так что встреча с собственными копиями нам не грозит. И, наконец: избавившись от отцов-основателей и заняв их место, мы наложим руки на все богатства изначальной Америки! На настоящее золото, а не на бумажки, легко печатаемые и втюхиваемые простакам! А только представьте себе наше влияние — господа, да мы попросту можем перекроить старушку-Америку по своим собственным лекалам! Сделать так, что в ней никогда не будет типов вроде Микки Тарантино!
— А звучит-то неплохо! — просиял Мэш.
— Господа! — воззвал профессор Коббет. — Вы берете на себя слишком многое! Да и потом, это же невозможно! Все это произошло более ста восьмидесяти световых лет назад! Представьте себе поправочный коэффициент и вероятность промашки! А о последствиях подумайте!
— Никаких промашек, проф, — серьезно сказал Мэш, наводя ствол на Коббета, — или последствия грозят одному тебе. Давай, запускай эту штуку. Мы собираемся сделать Америку великой. Сэмми, Нунцио, вы с нами?
Те переглянулись.
— Не знаю, честно, — протянул Сэмми.
— Мне без разницы, — отмахнулся Нунцио. — Все одно — что так, что так. Хотя, я вот лично всегда хотел побывать в прошлом. Когда еще не изобрели эти автомобильные сигнализации.
— Решено большинством голосов, — твердо заявил Мыслитель. — Ты, Сэм, конечно, можешь остаться… вот только, боюсь, расплачиваться с Тарантино придется тебе одному.
— Ага. Нашли дурака! — хмыкнул он. — Я в деле, однозначно.
— Конечно, потребуется подготовка. — Никогда в жизни Мыслитель не выглядел таким взволнованным. — Это я беру на себя. Потребуется куча книг по истории — все, какие только найдутся. Профессор, ходить в библиотеку и по книжным по понятным причинам будете вы. Всю стоимость книг, если что-то потребуется докупить, вычитайте из своего долга. Итак, нам нужны биографии Франклина, Джефферсона, Томсона и Хэнкока. Их портреты, повадки, стиль. Нужны точные исторические сведения — желательно восстановить день буквально по минутам, чтобы не просчитаться со временем прибытия. Как я помню, оптимально будет прибыть рано утром. Они обсуждали Декларацию перед Конгрессом едва ли не всю ночь. Если мы застигнем их врасплох пораньше, мы будем иметь дело лишь с четырьмя испуганными мужчинами — не с оравой их личной охраны.
— Вот только как мы сойдем за матерых политиканов, Коцвинкл? — не без ехидцы в голосе спросил Сэмми. — Мы, сам понимаешь, парни простые.
— Ерунда, — отмахнулся Мыслитель. — На первых порах вас буду выгораживать я. Я лыс и комплекцией смахиваю на Бенджи Франклина. Я обладаю достаточными знаниями и культурой речи. Франклин, так или иначе, был главный в связке. А вас пообтешем в процессе. Парики, одежда — все будет снято с настоящих отцов-основателей, а уж гримом нас обеспечит проф — сейчас все эти штуки вроде искусственных бородавок или пудры конкретного цвета может достать любой ребенок. Об остальном не волнуйтесь. В конце концов, каков он — хороший политик? Простой мошенник, научившийся целовать младенцев.
— Но нам-то в то утро не младенцев придется целовать! — вспылил Сэмми. — Я ведь не такой тупица, как вы, наверное, тоже кое-что читал! Те четверо парней всяко показали себя — произносили речи, уламывали весь Конгресс поставить подписи, все такое прочее. Они знали там всех, и все там знали их. Как мы впишемся? Как сможем повторить все то, что сделали они?
— В этом-то и суть. — Мыслитель Коцвинкл торжествовал. — Мм не обязаны делать все то, что сделали они! Вернувшись в прошлое и избавившись от настоящей четверки основателей, мы получим полную свободу действий! Мы будем писать историю по-новому! В конце концов, у нас есть ваши стволы, а они-то всяко совершеннее тогдашних кремниевых пугачей! Хвала Богам, военная промышленность в наше время шагнула далеко вперед. Ну? Теперь понимаешь?
Гут профессор Коббет, о котором все успели позабыть, робко откашлялся.
— Джентльмены, — мягко сказал он, — наверное, вы не понимаете, какую ошибку совершаете. Кроме того, у меня достаточно патриотических чувств, чтобы отказаться от соучастия в вашем преступлении — и даже попробовать ему воспрепятствовать. Нельзя осквернять нашу историю! Ладно, сейчас я буду говорить даже не как патриот, а как ученый. Слишком много случайных факторов задействовано. Слишком большая вероятность просчета, роковой ошибки и возникновения непоправимых аномалий на всем пути следования машины времени. Нет, нет, — он напустил на себя гордый вид, — делайте, что хотите, а я вот не собираюсь вам помогать.
— Но послушайте, профессор Коббет, — мягко сказал Коцвинкл. — Вы и так уже в последние дни мне много чего объяснили. А я отнюдь не дурак — и не такой законченный гуманитарий, коим вы меня, несомненно, мните. Я смогу запустить эту машину и сам. Конечно, риск по расчетам останется, но разве пьют шампанское те, кто не рискуют? А вот сможете ли вы запустить машину и закончить расчеты без, скажем, пальцев левой руки, — Мыслитель незаметно подмигнул Мэшу, и Мэш ухмыльнулся, — это, знаете ли, тот еще вопрос…
Последняя краска сползла с лица Коббета, сделав профа похожим на призрака.
Понятное дело, он не смог помешать им.
— Мыслитель, старый дуралей! — возопил Мэш, оглядываясь. — У нас таки получилось!