Иркутскъ, 1899 г.
Къ зубамъ
(Заговоръ)
Пусть у великой Россіи, Зубы теряющей нынѣ молочные Въ ноющихъ мукахъ томленья и ропота, Вырастутъ зубы здоровые, прочные, Жорновы зрѣлаго опыта, Зубы желѣзные, зубы стальные, Острые зубы глазные, Ровные зубы передніе, Зубы широкіе средніе, Мудрости зубы послѣдніе… Крѣпкіе зубы нужны ей, чтобъ ѣсть. Зубы на свѣтѣ у каждаго есть, Только зубамъ воздается и честь, Только зубами насиліе хвалится. Если насильникъ залаетъ, навалится, Пусть и Россія сердито оскалится Навстрѣчу грубому. Хуже всего маяться въ свѣтѣ беззубому. 1910 г.
Изъ Маріи Конопницкой
Contra spem spero
На зло надеждѣ, чей взоръ сквозь слезы Напрасно ищетъ небесъ лазури, Чей челнъ разбили бичемъ угрозы Ночныя бури. Я вѣрю въ солнце во тьмѣ, какъ прежде, На зло надеждѣ. Такъ яснымъ утромъ пѣвецъ незрячій, Восторга полный и полный муки, Подъемлетъ очи къ зарѣ горячей, Подъемлетъ руки. Сквозь мракъ стремится къ ея привѣту И вѣритъ свѣту. Увы, я знаю! Пѣвцы безмолвны, Забыты пѣсни подъ игомъ горя, И рѣкъ родимыхъ живыя волны Не ищутъ моря. И холодъ смерти, не трепетъ жизни, Разлитъ въ отчизнѣ. Самъ Богъ разрушилъ ея святыни, Нагіе камни засыпалъ прахомъ, А мы… мы бродимъ въ нѣмой пустынѣ Съ тоской и страхомъ. И буйный вѣтеръ окуталъ тайной Нашъ слѣдъ случайный. Увы, я знаю!.. Зачѣмъ упрямо Несетъ мнѣ эхо свой стонъ кровавый? И я вѣдь родомъ съ развалинъ храма, Съ кладбища славы, И я скитаюсь надъ ихъ границей Бездомной птицей!.. Но въ дверь гробницы стуча крылами, Во мглѣ ненастья холодной, сѣрой, Дневного блеска ищу очами Съ ревнивой вѣрой. Ищу въ могилахъ движенья знаки И жду во мракѣ. На зло надеждѣ, носящей цѣпи, Полуугасшей во мглѣ туманной, Я жду, чтобъ кости воскресли въ склепѣ Съ зарей румяной. Я вѣрю въ утро средь бурь, какъ прежде, На зло надеждѣ. Доступны ль грезы главѣ суровой
Доступны ль грезы главѣ суровой, Что носитъ скорби вѣнецъ терновый, Груди, хранящей нѣмыя слезы, Доступны ль грезы? Въ очахъ, поникшихъ съ тоской усталой, Блеснулъ ли пламень хоть искрой малой, Который лѣчитъ слѣпыя вѣжды Лучомъ надежды? И тотъ, кто молча выноситъ муки, Хоть разъ простеръ ли съ мольбою руки Туда, гдѣ брезжутъ сквозь мракъ пустыни Земли святыни? Рабу машины во мглѣ тюремной, Чей трудъ есть иго и плодъ угрозы, Чей вѣкъ влачится, какъ плѣнъ подземный, Доступны ль грезы? Сквозь стонъ, сквозь скрежетъ заботъ гнетущихъ, Проникъ ли откликъ вѣковъ грядущихъ И смутный шопотъ идей крылатыхъ, Въ тиши зачатыхъ? Броню боязни тупой, враждебной, Любовь прожгла ли стрѣлой волшебной, Несущей людямъ небесъ богатство, Во имя братства? И тотъ, чьи взоры къ землѣ приникли, Основы міра въ тиши постигъ ли, Признавъ хоть смутно свой разумъ плѣнный Звеномъ вселенной? Душѣ, дрожащей въ той безднѣ мглистой, Гдѣ ночь клубится и вьются грозы, Доступна ль вѣра въ восходъ лучистый, Доступны ль грезы? Коль нѣтъ, костеръ свой разложимъ шире! Пусть больше дастъ онъ тепла и свѣта И блещетъ ярко въ застывшемъ мірѣ, Какъ вѣсть разсвѣта! Коль нѣтъ, знамена поднимемъ выше! Пусть братья видятъ залогъ сраженья И вѣрятъ въ утро, во тьмѣ услыша Призывъ движенья. Передъ Богомъ
О, если я грѣшна, таиться я не буду!.. Твой взоръ всевидящій въ груди моей читалъ, Въ безмолвной тишинѣ Ты въ душу мнѣ слеталъ, На мигъ доступную таинственному чуду, И надо мной вился безплотный хороводъ Неизъяснимыхъ думъ, торжественныхъ и чистыхъ. Такъ стая голубей на крыльяхъ серебристыхъ Неслышно носится надъ лономъ тихихъ водъ, Когда гроза встаетъ среди небесъ мятежныхъ, На яркія струи бросая сумракъ свой, А голуби летятъ, свиваясь въ свѣтлый рой, Мелькаютъ въ вышинѣ бѣлѣе хлопьевъ снѣжныхъ, Взрываютъ крыльями недвижной влаги гладь И пасмурную тѣнь стараются согнать. * * * Но пусть мои грѣхи останутся открыты Передъ Однимъ Тобой. Въ грядущій судный день Да будетъ мнѣ щитомъ Твоей десницы сѣнь!.. Не нужно мнѣ людей обманчивой защиты! Пусть всѣ отступятъ прочь! Чужихъ не звала я, Искусныя во лжи пускай умолкнутъ рѣчи! Чтобы одѣть меня, коварные друзья Свой плащъ испятнанный бросаютъ мнѣ на плечи… Останемся одни. Закрой за мною дверь! Я дѣло рукъ Твоихъ и творческаго слова И въ наготѣ своей готова я теперь Передъ лицомъ Твоимъ явиться безъ покрова. * * * О, если я грѣшна, Ты, Боже, видишь Самъ Мой самый черный грѣхъ, Ты знаешь, что онъ значитъ… Ты видишь грудь мою — она дрожитъ и плачетъ, Какъ арфа скорбная, взывая къ небесамъ. Проклятья въ ней живутъ и вопли вѣчно стонутъ, Погибшихъ соловьевъ рыданья въ ней звучатъ, И розъ растоптанныхъ струится ароматъ, Лучи падучихъ звѣздъ въ ея изгибахъ тонутъ… Всѣ голоса земли ей отдаютъ свой кликъ. Та арфа мнѣ дана до гроба безъ разлуки, Хоть каждой фиброю я вся дрожу отъ муки, Но слушать я должна тѣ роковые звуки, Безъ власти крикнуть имъ: умолкните на мигъ! Ты, Боже, видишь Самъ, Владыка духовъ правыхъ, Одѣвшій ризой звѣздъ унылой ночи тьму!.. Ты знаешь, сколько грезъ заманчиво лукавыхъ Въ безмолвной тишинѣ является уму, Какія чудныя, чарующія сказки, Въ минуту отдыха коварный шепчетъ сонъ, А утро вдругъ сотретъ плѣнительныя краски И налетитъ гроза съ невѣдомыхъ сторонъ, Зажжетъ сомнѣньемъ грудь, развѣетъ безъ усилья Рой свѣтлыхъ призраковъ, обрушится, какъ громъ, Стараясь оборвать неопытныя крылья Души безпомощной предъ бѣшенымъ врагомъ. * * * Ты, Боже, видишь Самъ, какъ трудно жить на свѣтѣ, Свиваться какъ червякъ, раздавленный въ пыли, Стонать подъ игомъ правъ безжалостной земли, Связавшихъ насъ кругомъ, какъ пагубныя сѣти, Опутавшихъ людей, какъ рой безсильныхъ мухъ. Къ отчаянной борьбѣ напрасно рвется духъ, Нельзя противиться мучительному плѣну… Зачѣмъ свобода мнѣ, куда направить шагъ?.. Вездѣ моя тюрьма — побѣдоносный врагъ, Повсюду я наткнусь на роковую стѣну. Казни насъ, Господи! Пошли намъ смерть и плачъ! Но размечи, какъ прахъ, тѣ каменные гробы, Гдѣ брата судитъ братъ закономъ лжи и злобы, И блещетъ грозный мечъ и властвуетъ палачъ. * * * Пускай роптала я… Въ неудержимыхъ крикахъ Тотъ ропотъ вырвался изъ сердца тайниковъ. Уста мнѣ жегъ огнемъ лотокъ безумныхъ словъ, И я бросала ихъ на крыльяхъ вихрей дикихъ Сквозь бездну тишины, лишенную границъ, Къ престолу Твоего безоблачнаго свѣта… Ко жалобы мои вернулись безъ отвѣта, Назадъ вернулись всѣ, какъ стая робкихъ птицъ? * * * Пускай роптала я… Мой голосъ огорченный Страданьямъ собственнымъ не требовалъ конца, Хотя и я — дитя Небеснаго Отца, Чье царство вѣчный блескъ ничѣмъ не омраченный. И знаю, могъ бы Онъ хоть слабый лучъ послать Очамъ моимъ слѣпымъ сквозь сумракъ неутѣшный. Но я покинута въ темницѣ той кромѣшной, Гдѣ миріады жертвъ обречены страдать, Томиться весь свой вѣкъ въ отчаяньи угрюмомъ, На той скупой землѣ, гдѣ проклятъ человѣкъ, Гдѣ стонетъ каждый лѣсъ своимъ немолчнымъ шумомъ, Гдѣ каждая волна звонкоголосыхъ рѣкъ, И каждый вѣтра вздохъ, восколыхнувшій поле Разноситъ смутный плачъ, забытыхъ отзвукъ слезъ, И пѣсня соловья, тоскливая до боли, Рыдаетъ въ тишинѣ надъ скорбной думой розъ, И падаетъ росой на ихъ нѣмыя очи… Межъ нихъ и я стою и откликъ всѣмъ даю, И съ пѣсней соловья, въ слезахъ росистой ночи, Безмолвію небесъ бросаю пѣснь свою. И если бъ даже Ты, Создатель лучезарный, Покинулъ хоть на мигъ свой золотой престолъ И поглядѣлъ вблизи на бѣдность этихъ селъ, На скудость темныхъ хатъ и трудъ неблагодарный, На вѣчный гнетъ заботъ у каждаго въ очахъ, На щеки впалыя и рваныя одежды, И нѣмоту сердецъ, не знающихъ надежды, И смутную тоску, и смутный рабскій страхъ И поглядѣлъ вблизи, какъ грустно и убого Проходитъ наша жизнь, какъ тѣсно намъ внизу, И сколько призраковъ у каждаго порога, Ты Самъ бы уронилъ тяжелую слезу, И помрачилъ бы блескъ небеснаго чертога И солнца свѣтлый ликъ закуталъ бы въ грозу. * * * Услышь же голосъ мой и судъ даруй мнѣ кроткій!.. Въ душѣ моей живетъ великая печаль И въ сердцѣ страсть горитъ зарницей короткой, Прорѣзавшей на мигъ ненастной ночи даль. То вспыхнетъ заревомъ, то гаснетъ въ безднѣ черной, Таится, какъ змѣя, въ неясной глубинѣ, И вдругъ взвивается къ небесной вышинѣ И смѣло мчится вдаль, отвергнувъ плѣнъ позорный, Сама съ собой живетъ въ озлобленной борьбѣ, Сама себя язвитъ болѣзненнымъ укоромъ, Но замыкается предъ каждымъ чуждымъ взоромъ И открывается лишь одному Тебѣ. О, если призракъ Ты
О, если призракъ Ты, разсѣйся предо мною! Пусть перестану я съ безплодною тоскою Тебя искать въ нѣмой дали! И грудь мою не жги безумной страсти пыломъ Когда нѣмая ночь въ безмолвіи уныломъ Стоитъ, какъ стражъ, надъ сномъ земли. * * * Встань въ блескѣ солнечномъ, иль скройся въ безднѣ темной! Неизъяснимыхъ тайнъ загадкой вѣроломной Моей души не мучь, дразня! О, если ликъ Твой скрытъ завѣсой непрозрачной, Зачѣмъ же тѣнь Твоя, какъ спутникъ вѣчно мрачный, Вездѣ преслѣдуетъ меня? * * * Скажи, въ чемъ суть Твоя и въ чемъ Твое значенье? Иль родила Тебя въ жестокій часъ мученья Людского сердца глубина, Иль мглистый образъ Твой, огромный и неясный, Возникъ изъ скорбныхъ слезъ и жажды знанья страстной И вѣчныхъ думъ, лишенныхъ сна? * * * Иль смутный отблескъ Ты заоблачнаго свѣта, Мелькнувшій вдругъ очамъ, какъ краткій лучъ привѣта, Изъ золотой страны чудесъ, Или поднялся Ты съ дыханьемъ океана, Огромный и сѣдой, какъ сонный паръ тумана, Чтобы наполнить сводъ небесъ? * * * Иль въ бурѣ Ты пришелъ, могучій и суровый, Испуганной земли поколебать основы И потрясти дрожащій міръ, Или назвалъ Тебя въ покорномъ рабскомъ страхѣ Безсильный человѣкъ, простершійся во прахѣ, Чтобы создать себѣ кумиръ? * * * Иль вдругъ поднялся Ты на крыльяхъ первой грезы И вѣялъ надъ землей съ благоуханьемъ розы, Съ порывомъ страсти молодой, Когда кипучій жаръ живого вдохновенья Искалъ на небесахъ святыню откровенья, Разгадку вѣчности сѣдой? Иль одинокій умъ въ объятьяхъ сонной ночи, Толпѣ несчетныхъ звѣздъ пытливо глядя въ очи, Внезапнымъ трепетомъ объятъ, Какъ молодой орелъ развѣялъ вольно крылья И въ вышину небесъ рванулся безъ усилья, Чтобы воззвать впервые: «святъ». * * * О, кто же дастъ отвѣтъ безпомощнымъ вопросамъ? Ты, призракъ роковой, извергнутый хаосомъ, Нѣмой загадки темный звукъ, Болѣзненный кошмаръ въ вѣнцѣ вселенской власти, Сдавившій грудь мою, дрожащую отъ страсти, Желѣзной цѣпью вѣчныхъ мукъ! * * * Я слышу въ тишинѣ, какъ медленное время Изъ бездны катитъ вверхъ чудовищное бремя, Сизифовъ камень бытія. Я вижу въ глубинѣ подъ мглистой пеленою Во мнѣ и предо мной, за мной и надо мною, Вездѣ Твой блескъ и тѣнь Твоя. Спите, розы, мирно, сладко
Спите, розы, мирно, сладко! Доброй ночи вамъ! Мѣсяцъ льетъ свой свѣтъ украдкой Дремлющимъ полямъ И кувшинкамъ безмятежнымъ На груди озеръ, Переливомъ ряби нѣжнымъ Застилаетъ взоръ! Теплый вечеръ мягкой тьмою Топитъ сонный день И причудливой каймою Чертитъ травкамъ тѣнь. Легкимъ паромъ словно дышитъ Лоно свѣжихъ волнъ И задумчиво колышетъ Одинокій челнъ. Духъ подвластный плѣннымъ мукамъ, Встрѣтивъ эту ночь, Дверь темницы будитъ стукомъ, Страстно рвется прочь. Мысль, взлетѣвъ, о звѣзды бьется, Рѣетъ въ сонмѣ тучъ. Кровь, волнуясь, въ жилахъ льется, Какъ ожившій ключъ. Счастья, счастья! Пусть промчится Чудный мигъ средь бурь, Пусть заблещетъ, какъ зарница, Освѣтивъ лазурь, И растаетъ, какъ росинка Въ чашечкѣ цвѣтка, Какъ упавшая пылинка Съ крыльевъ мотылька. Вздохъ печали будитъ эхо Въ голубой дали, Смолкни, пѣсня! Ты помѣха Отдыху земли! Ночь одѣлась мглой эфирной, Міръ молчитъ, какъ храмъ. Спите, розы, сладко, мирно, Доброй ночи вамъ!.. Легкій сумракъ мягкой дымкой
Легкій сумракъ мягкой дымкой Заслонилъ закатъ, Мгла несетъ мнѣ невидимкой Пѣсню нивъ и хатъ. Слышу, слышу откликъ дальній Всѣхъ земныхъ сторонъ… Полно плакать, міръ печальный! Близокъ мирный сонъ. Въ вѣщихъ грезахъ смутно блещетъ Новый лучшій день, Въ чащахъ лилій свѣтъ трепещетъ Сквозь слѣпую тѣнь. Смолкни, смолкни міръ мятежный! Пусть замретъ твой стонъ… Сумракъ вьется дымкой нѣжной, Близокъ мирный сонъ. Скорбныхъ жалобъ рой туманный Отлетаетъ прочь, Вотъ свой пологъ въ звѣзды тканный Развернула ночь. Гдѣ-то слышенъ запоздалый Колокольный звонъ. Смолкни, смолкни, міръ усталый Близокъ мирный сонъ… Смерть Стаха
Какъ на битву шелъ владыка, Вся земля тряслась отъ клика; Звонкихъ пушекъ голосъ мѣдный Грянулъ радостью побѣдной. Какъ собрался Стахъ на битву, Онъ въ пути творилъ молитву, А поля ему шептали Вѣсть несчастья, вѣсть печали. Въ грозной битвѣ пули свищутъ И разносятъ смерть повсюду, И цари тамъ славы ищутъ, И тѣла валятся въ груду. И грохочутъ барабаны, Низко вьются клубы дыма. Бѣдный Стахъ погибъ отъ раны, Царь вернулся невредимо. И какъ въѣхалъ въ городъ стольный, День взыгралъ румянымъ свѣтомъ, Звонъ веселый колокольный Загремѣлъ ему привѣтомъ. А у Стаха надъ могилой Только лѣсъ шумѣлъ унылый, И носился вѣтра трепетъ, Пробуждая въ листьяхъ лепетъ. Ой пошла бъ я жить на волѣ
Ой пошла бъ я жить на волѣ, Словно вихрь, что свищетъ въ полѣ, Свищетъ въ полѣ, вьется птицей, Гонитъ тучи вереницей Въ роковую даль. Только сердцу жаль — той нивы, Гдѣ надъ рѣчкой плачутъ ивы, Гдѣ родныя кости тлѣютъ, Гдѣ цвѣты ковромъ пестрѣютъ, Только сердцу жаль… Ой пошла бъ я въ путь далекій, Какъ идутъ весной потоки, Какъ плывутъ рѣчныя воды И сплетаютъ хороводы И блестятъ, какъ сталь… Только сердцу жаль — той хаты, Гдѣ разросся дубъ косматый, Гдѣ сверкаетъ садъ росою, Гдѣ луга звенятъ косою, Только сердцу жаль… Ой пошла бъ я хоть за море Разогнать нѣмое горе, Въ сумракъ ночи безпросвѣтной Понесла бы кладъ завѣтный, Понесла бъ печаль. Только сердцу жаль — орленка, Что въ степи клекочетъ звонко, Что надъ лѣсомъ птицу гонитъ, Молодыя перья ронитъ, Только сердцу жаль… Зачѣмъ же та бездна обиды и горя
Зачѣмъ же та бездна обиды и горя, Что слабыхъ отъ сильныхъ отрѣзала прочь, Безмолвнѣе смерти, безбрежнѣе моря, Зіяетъ, какъ рана, какъ хмурая ночь? Мрачнѣе и глубже открытаго гроба, Страшнѣе заразы, чернѣе тюрьмы, И тщетно стремится страданье и злоба Наполнить пожаромъ пучину той тьмы. Народы не могутъ залить ее кровью, Въ угрюмую пропасть летятъ, что ни день, И доблесть, и зависть, и дружба съ любовью И слезы, и клятвы, — и гаснутъ, какъ тѣнь. И время бросаетъ несчетныя силы, Безмѣрныя страсти въ утробу ея, Живыя рожденья, нѣмыя могилы, Но сблизить не можетъ края. Мудрецъ отдаетъ ей свой разумъ пытливый, Пророкъ вдохновенный — кипучую рѣчь, И нищій работникъ свой трудъ терпѣливый, И воинъ даетъ ей свой мечъ. Герой — свою славу и жажду свободы И творческій геній — могучую страсть, Душа — свои муки и вѣчность — народы. Самъ Богъ свои громы бросаетъ ей въ пасть, Но тѣмъ же проклятьемъ и казнью природы Надъ міромъ виситъ ея власть. О кто же дастъ силу тѣмъ зернамъ посѣва, Что бездна пожрала въ зіяющей мглѣ, Чтобъ выросли всходы изъ мрачнаго зѣва На жатву благую голодной землѣ? О ясное солнце, зачѣмъ такъ несмѣло Ты всходишь въ туманѣ надъ бездной нѣмой? Спѣши же, чтобъ утро нашъ холодъ согрѣло, Чтобъ свѣтъ воцарился надъ тьмой. Къ женщинѣ
Ты знаешь ли, другъ мой, невинный и юный, Что значитъ — «люблю»: то святое изъ словъ, Что рвется изъ сердца, какъ звукъ златострунный, И съ устъ упадаетъ, какъ трепетный зовъ, И вдругъ осѣняетъ тебя, какъ порфира, Какъ яркая сѣть золотистыхъ лучей, Чтобъ сдѣлать незримымъ для цѣлаго міра Стыдливый огонь твоихъ свѣтлыхъ очей?.. Послушай, мой цвѣтикъ, росой напоенный, Пѣвучая пташка весеннихъ небесъ! Какъ только раздастся твой голосъ смущенный, Настанетъ мгновенье великихъ чудесъ! Земля озарится пурпурнымъ багрянцемъ, Серебрянымъ хоромъ заплещутъ ручьи, И розы зардѣются жаркимъ румянцемъ, И въ чащѣ лѣсовъ запоютъ соловьи. Одѣнутся жизнью изъ устъ твоихъ чистыхъ Крылатыя грезы волшебнаго сна, И радостнымъ блескомъ изъ взоровъ лучистыхъ Забрызжетъ, какъ солнце, младая весна. И полночь, встряхнувъ свой вѣнецъ самоцвѣтный, Алмазною влагой осыплетъ тебя, И тихія звѣзды улыбкой привѣтной Тебѣ просіяютъ любя!.. Ты знаешь: то слово творитъ тебя жрицей Чистѣйшихъ и высшихъ святынь міровыхъ. Огонь, промелькнувшій короткой зарницей Во взорѣ очей непорочныхъ твоихъ, И дѣвственныхъ щечекъ румянецъ мгновенный — То искра пожара, то зарева лучъ, Чей блескъ наполняетъ изгибы вселенной, То творческой силы таинственный ключъ, Дающій движенье мірамъ безконечнымъ, Душа мірозданья, начало началъ!.. Ты знаешь: какъ только во мракѣ предвѣчномъ Младенческій образъ земли просіялъ, Колеблясь надъ бездной нѣмой и унылой, Какъ сломанный челнъ, непокорный рулю, Господь милосердный съ внезапною силой Воззвалъ ее къ жизни тѣмъ словомъ: — люблю!.. Послушай: люблю — то не значитъ: отнынѣ Въ огнѣ твоей ласки хочу я тонуть. Ты будешь мнѣ вѣчно служить, какъ богинѣ, Повсюду цвѣтами осыплешь мой путь. Хочу, чтобъ заря мнѣ всходила привѣтомъ, Чтобъ ласковый полдень горѣлъ надо мной, Чтобъ, мѣсяцъ свѣтилъ мнѣ серебрянымъ свѣтомъ, Туманъ разгоняя ночной. Хочу, чтобъ ты вѣчно ловилъ мои взгляды, Встрѣчалъ бы улыбкой мой лепетъ и смѣхъ И былъ мнѣ источникомъ вѣчной отрады, Безпечныхъ и юныхъ утѣхъ. Какъ мягкою ризой, обвитая лѣнью Твоимъ проживу я усерднымъ трудомъ, Ты будь моимъ эхомъ, безличною тѣнью, До гроба покорнымъ рабомъ! Люблю — это значитъ: отнынѣ повсюду Дорогою жизни пойду я съ тобой, Здоровье и радость нести тебѣ буду, И дамъ тебѣ счастье и мирный покой. Къ твоимъ идеаламъ прикована взглядомъ, Я вижу сіянье въ томительной мглѣ, Давай же трудиться безъ устали рядомъ, Чтобъ утро скорѣе блеснуло землѣ. Хочу я твоей поклониться святынѣ, Восторгомъ молитвы зажги мою грудь, И будь мнѣ вожатымъ въ угрюмой пустынѣ, И голосомъ совѣсти будь! Обнявши другъ друга взаимнымъ объятьемъ, Мы въ вѣчность умчимся стезею мечты, Чтобъ нашимъ во мракѣ страдающимъ братьямъ Блестящія звѣзды сорвать съ высоты. Расширить свой разумъ хочу твоимъ знаньемъ, Хранить твое слово, какъ вѣчный законъ, И вѣрить, съ тобою, и жить упованьемъ Въ свободное счастье грядущихъ временъ. Въ минуту смятенья я дамъ тебѣ твердость, Съ тобой раздѣлю я и трудъ, и недугъ, И буду, какъ щитъ, охранять твою гордость, Блюсти твою славу, какъ преданный другъ. Я буду гнѣздиться у сердца родного, На милой груди я согрѣюсь тепломъ. Къ устамъ твоимъ страстнымъ безъ вздоха, безъ слова, Приникну своихъ поцѣлуевъ огнемъ. Люблю — это значитъ: не нужно мнѣ свѣта, Съ тобой мнѣ изгнанье милѣе, чѣмъ тронъ, И буду я съ пѣсней сидѣть до разсвѣта, Больного малютки баюкая сонъ.. Люблю — это значитъ: о другъ мой крылатый, Пусть будетъ свободенъ твой смѣлый полетъ, Могучею мыслью, пространствомъ не сжатой, Взлетай отъ земли до небесныхъ высотъ! Тебя я не буду заковывать въ цѣпи, И тѣсныхъ не стану свивать тебѣ узъ. Хочу я, чтобъ чуждый насильственной скрѣпы, Держался любовью нашъ нѣжный союзъ. Хочу я явиться твоимъ вдохновеньемъ, Завѣтомъ свободы, призывомъ добра, Души твоей мощной любимымъ твореньемъ, Во мракѣ лучемъ золотого утра. Тебѣ отъ заботъ я воздвигну охрану Зеленымъ плющомъ я твой домъ обовью, Съ тобою трудиться безъ устали стану И думать за думу твою. Но если въ душѣ твоей яркимъ сіяньемъ Не можетъ зажечься такая любовь, И страсть роковая взволнуетъ желаньемъ Горячаго сердца мятежную кровь, — Закуй свое сердце въ оковы изъ стали, Признаньемъ святымъ никого не дари! Твой другъ, омраченный томленьемъ печали, Вовѣкъ не увидитъ небесной зари. Онъ будетъ подавленъ тоскою могильной, Къ бездушному праху приникнетъ лицомъ И жизни задачи забудетъ безсильно, Блуждая на свѣтѣ живымъ мертвецомъ! Изъ Ады Негри
Судьба
Полночною порой вчера къ моей постели Явилась гостья въ грезахъ сна. Въ туманѣ гнѣвныхъ слезъ глаза ея горѣли И прямо въ душу мнѣ настойчиво смотрѣли. — «Я скорбь! — сказала мнѣ она. — Къ тебѣ явилась я! Ты, робкая, отнынѣ Для насъ разлуки больше нѣтъ! Я поведу тебя по жизненной пустынѣ Неровною стезей къ невѣдомой кончинѣ!» — — «Уйди!» — сказала я въ отвѣтъ. Но не ушла она. Съ неотразимой силой Она сказала вновь: — «Судьба рѣшила такъ: Ты будешь какъ цвѣтокъ, растущій надъ могилой, И будетъ пѣснь твоя, какъ вопль тоски унылой, И голосъ твой разбудитъ мракъ!»… — «Мнѣ только двадцать лѣтъ! — сказала я, рыдая. — Я солнца свѣтъ люблю, живую яркость дня… Мнѣ рѣчь твоя страшна. Я жить хочу играя, И чашу радости всю осушить до края. Оставь, зловѣщая, меня!».. — «Мужайся!» — былъ отвѣтъ. — «Безсмертіемъ и славой Вѣнчается лишь тотъ, кто отдается весь Суровому труду и мукою кровавой Рѣшается купить побѣду мысли правой!».. Тогда покорена мечтою величавой, Сказала я — «Останься здѣсь!» Здорово, нищета!
Кто въ дверь мою стучитъ? Непрошенную гостью Уже узнала я. Здорово, нищета! Я не боюсь тебя! Зачѣмъ съ такою злостью Ты скалишь на меня беззубыя уста? Живая смерть, на взглядъ твой звѣрскій Въ отвѣтъ я брошу смѣхъ свой дерзкій!.. Оставь меня, уйди! иль мало ты терзала Мою выносливость, уродливый скелетъ? Ты когти острые мнѣ прямо въ грудь вонзала, Ты отравила мнѣ отраду дѣтскихъ лѣтъ! Мнѣ надъ могилой материнской Мелькалъ твой образъ сатанинскій! Ты злишься, — что нужды? Напрасенъ гнѣвъ твой лютый. За мною молодость. Я въ битвѣ устою! Движеніемъ руки твои порву я путы, Дыханьемъ устъ моихъ низвергну мощь твою… Отъ всѣхъ враждебныхъ нападеній Меня хранитъ мой юный геній. Не властна ты отнять таинственную силу, Въ заоблачную высь поднявшую меня, И грудь мою закрыть божественному пылу Неугасимаго священнаго огня. Ты мнѣ удвоить можешь ношу, Но я стези своей не брошу. Взгляни, передо мной какимъ тепломъ лучистымъ Обильно напоенъ счастливый день весны! И жаворонка трель весельемъ серебристымъ Немолчно льется внизъ съ небесной вышины. И трепетъ крыльевъ непрерывный Находитъ въ сердцѣ звукъ отзывный. Мегера старая, твой злобный гнѣвъ не въ силахъ Хоть разъ завоевать побѣду надо мной. Не барской я семьи, въ моихъ упругихъ жилахъ Течетъ плебеевъ кровь горячею волной. Сквозь мракъ и свѣтъ, сквозь дождь и ведро Пойду впередъ стопою бодрой. Неугомонный трудъ, усердный и могучій, Я въ спутники возьму и мысли яркій свѣтъ, Неясный взоръ мечты, гармонію созвучій, Искусства вѣчнаго невянущій расцвѣтъ, Вечернихъ звѣздъ привѣтъ спокойный, И поцѣлуевъ трепетъ знойный. Колдунья мрачная, уходишь ты съ дороги, Какъ черной тучи тѣнь съ небесной синевы, И расцвѣтаютъ вновь воздушные чертоги, И улыбаются фіалки изъ травы, И, свергнувъ въ прахъ твой гнетъ враждебный, Я жизни гимнъ пою хвалебный. Знакъ на челѣ
Вечерняя странница въ ризѣ багровой Въ лицо мнѣ взглянула со смѣхомъ злораднымъ И бросила окликъ суровый. Она мнѣ сказала: «Чело твое крестнымъ Отмѣчено знакомъ, вовѣкъ безотраднымъ, Донынѣ тебѣ неизвѣстнымъ! Ты будешь чужою для цѣлаго міра. Таинственный знакъ тотъ исчезнуть не можетъ, Онъ врѣзанъ зубами вампира. Вампиръ тотъ изсушитъ всѣ лучшія чувства Души твоей юной и сердце изгложетъ… Вампиръ тотъ зовется — искусство. Въ часы твоихъ бдѣній, какъ часто безъ зова Къ тебѣ онъ являлся средь полночи грустной! Онъ явится снова и снова. Межъ музъ рождена ты, въ странѣ вдохновеній, Но мелочный вѣкъ нашъ, тупой и безвкусный, Вмѣнилъ въ преступленіе геній. Попробуй повѣдать предъ суетнымъ свѣтомъ Стихомъ заунывнымъ души твоей муки: Лишь смѣхъ тебѣ будетъ отвѣтомъ. Свяжи величаво въ гармонію гимна Любви твоей пылкой волшебные звуки: Никто не отвѣтитъ взаимно. Жестокіе судьи назойливой бранью Язвить тебя будутъ и слѣдовать сзади, Какъ слѣдуютъ волки за ланью. Твой отдыхъ минутный нарушитъ ихъ злоба, Ты странствовать будешь съ тоскою во взглядѣ До гроба, до гроба, до гроба!.» Сказала и ризой багровой одѣта Внезапно явилась судьбой самовластной, И я — не нашла ей отвѣта… Изъ Шелли
Облако
Цвѣты, изнуренные знойной истомой, Я свѣжею влагой пою, И листьямъ, объятымъ полуденной дремой, Прохладную тѣнь я даю. И почки, лѣниво закрывшія глазки, Бужу я росою живой, Когда ихъ земли убаюкаютъ ласки Средь пляски ея круговой. Жестокаго града я бичъ направляю, Съ полей обрываю траву, И вновь ихъ цѣлебнымъ дождемъ окропляю И съ громомъ надъ ними плыву. На горы я падаю саваномъ снѣжнымъ При стонахъ дремучихъ лѣсовъ, Всю ночь обнимаюсь я съ вихремъ мятежнымъ На дѣвственномъ ложѣ снѣговъ. И молнія — сторожъ на башнѣ высокой Сидитъ, охраняя нашъ сонъ. А громъ подъ запоромъ въ темницѣ глубокой То воетъ, то ломится вонъ. Надъ моремъ, надъ сушей, тотъ стражъ молчаливый Повсюду сопутствуетъ мнѣ, Въ безумной погонѣ за тѣнью стыдливой, Живущей въ морской глубинѣ. Надъ цѣпью ручьевъ и утесовъ онъ рыщетъ, Надъ ширью долинъ и озеръ И образъ любимый настойчиво ищетъ Въ изгибахъ потоковъ и горъ. Я грѣюсь въ чудесномъ сіяньи небесномъ, Ему ослѣпляющемъ взоръ. Заря, расцвѣтая привѣтной улыбкой, Окутана алымъ плащомъ, Плыветъ, колыхаясь въ ладьѣ моей зыбкой, Любуясь денницы лучомъ, — Подобно орлицѣ младой, свѣтлокрылой, Присѣвшей на хмурый утесъ Скалы, потрясенной подземною силой, Обвѣянной яростью грозъ. И въ часъ, когда вечеръ закатомъ пурпурнымъ Горитъ, утопая въ огнѣ, На небѣ лазурномъ, какъ въ морѣ безбурномъ, Вовѣкъ недоступномъ волнѣ, Какъ голубь, заснувшій въ гнѣздѣ своемъ мирномъ, Я сладко покоюсь въ сіяньи эфирномъ, Я чутко дремлю въ тишинѣ. И дѣва, одѣтая свѣтомъ лучистымъ, Чье имя у смертныхъ Луна, Скользитъ надъ наметомъ моимъ волокнистымъ Въ затишьѣ полночнаго сна. И гдѣ только топотъ, лишь ангеламъ слышный, Невидимыхъ ножекъ ея Пробьетъ мой наметъ свѣтлотканный и пышный, Любуюсь украдкою я, Какъ звѣзды играютъ, кружась хороводомъ, Похожи на пчелъ золотыхъ, И щель раздвигаю широкимъ проходомъ, Пока въ глубинахъ водяныхъ, Въ озерахъ и рѣкахъ, спокойно заснувшихъ, Какъ будто на сводѣ небесъ утонувшихъ, Засвѣтятся тысячи ихъ. Я солнце вѣнцомъ украшаю багрянымъ, Жемчужной повязкой луну. Колеблется небо, какъ въ вихрѣ туманномъ Я черный свой стягъ разверну. Отъ мыса до мыса стою я простершись Надъ бездной морскою, какъ мостъ. Вишу, словно кровля, на скалы опершись, Скрывая сіяніе звѣздъ. Смиривъ послѣ схватки короткой, но жаркой, Стихій необузданный бой, Подъ радугой яркой, какъ будто подъ аркой, Гремя прохожу я съ грозой, — Небесныя ласки соткали ей краски Изъ слезъ и улыбки земной. Въ воздушномъ пространствѣ я вѣчно рождаюсь, И вновь умираю въ дождѣ. Я въ почвѣ скрываюсь, я съ моремъ сливаюсь, Но смерть побѣждаю вездѣ. Когда послѣ бури въ небесныхъ пустыняхъ Исчезла послѣдняя тѣнь, И выпуклый склепъ изъ лучей ярко-синихъ Воздвигъ мнѣ сіяющій день, — Со смѣхомъ покинувъ пустую гробницу, Въ убѣжище скроюсь свое И вдругъ, словно узникъ, разбившій темницу Встаю, чтобъ разрушить ее. Осень
Ужъ полдень не блещетъ Въ лазурномъ чертогѣ. И роща трепещетъ Въ пугливой тревогѣ И блѣдное лѣто недвижно, уныло, Подъ саваномъ листьевъ, поблекшихъ сурово, На ложѣ ненастій, лишенное крова, Застыло. Сдвиньтесь мѣсяцы въ строй, Съ ноября вплоть до мая, Облекитесь рыдая, Ризой мрака сырой!.. Словно призраковъ рой Въ скорбной времени свитѣ, За трупомъ холоднаго, мертваго лѣта Идите!.. Туманъ собираетъ Росистыя слезы, И громъ пролетаетъ, Какъ вѣстникъ угрозы, Вокругъ. Собравшись въ станицы, торопятся птицы На югъ. Сдвиньтесь мѣсяцы въ строй, Встаньте въ рубищахъ рваныхъ! Не прельщайтесь игрой Вашихъ братьевъ румяныхъ! Подъ дождемъ, подъ грозой Не прося о защитѣ, За трупомъ холоднаго, мертваго лѣта Идите!.. Аретуза
Въ царствѣ снѣжной мятели, На пушистой постели Аретуза проснулась съ зарей И по узкимъ тѣснинамъ, По отвѣснымъ стремнинамъ, Покатилась веселой струей. Разметавъ на утесы Золотистыя косы, Словно радуги тонкій узоръ, Расцвѣла водопадомъ По скалистымъ преградамъ, Торопясь на веселый просторъ. По извилистымъ склонамъ Разсыпалась со звономъ Шаловливымъ, какъ дѣвичій смѣхъ. Взоръ небесъ съ лаской чудной По стезѣ многотрудной Провожалъ ея каждый успѣхъ. И съ трезубцемъ въ рукѣ На своемъ ледникѣ Показался Алѳей въ блескѣ силъ И пронзилъ грудь скалы. Изъ заоблачной мглы, Словно громъ Эримантъ поразилъ. И потоками слезъ Въ жаркомъ трепетѣ грезъ Разрѣшились громады снѣговъ. Стоголосый обвалъ, Негодуя, сорвалъ Молчаливыя узы ручьевъ. И, мелькнувъ бородою, Подъ бѣгущей водою, Устремился за нимфой стремнинъ, Полный дерзкой отваги, Смѣлый богъ шумной влаги, Вплоть до края Дорійскихъ пучинъ. «Помогите, спасите, Въ вашей темной защитѣ!.. Онъ ужъ здѣсь, онъ отрѣжетъ мнѣ путь!» Океанъ, полный гнѣвомъ, Встрепенулся и съ ревомъ Отворилъ свою синюю грудь. И въ оградѣ подводной Дочь земли плодородной Проскользнула, какъ солнечный лучъ. Вслѣдъ за ней неуклонно Сквозь широкое лоно Покатился серебряный ключъ. Но Алѳей, словно буря, Въ омутъ жидкой лазури За бѣглянкой нырнулъ и исчезъ. Такъ орелъ, хищникъ смѣлый, Вслѣдъ за горлинкой бѣлой Улетаетъ въ вершину небесъ. Сквозь морскіе чертоги, Гдѣ подводные боги На жемчужныхъ престолахъ сидятъ, Гдѣ въ лѣсахъ изъ коралловъ, Словно груды кристалловъ, Драгоцѣнныя камни блестятъ, Сквозь пустынныя хляби, Гдѣ струя пестрой ряби Разноцвѣтною сѣтью легла, Гдѣ въ таинственныхъ волнахъ, Словно въ рощахъ безмолвныхъ Смутно дремлетъ зеленая мгла, Обгоняя мечъ-рыбу По теченій изгибу, Тамъ на днѣ они рядомъ бѣгутъ, Пролагаютъ проходы Сквозь лазурные своды, Торопясь въ свой Дорійскій пріютъ. И теперь въ брызгахъ пѣны Отъ вершинъ мрачной Энны, По ущельямъ, гдѣ утро встаетъ, Тамъ бѣгутъ они рядомъ Неразлучнымъ каскадомъ, Совершая свой вѣчный походъ. Вмѣстѣ встанутъ съ разсвѣтомъ, Обмѣнявшись привѣтомъ, Вмѣстѣ ринутся съ дикихъ хребтовъ, Чтобъ къ полдневному зною Чуть звенящей волною Ароматныхъ достигнуть луговъ. И въ пучинѣ зеленой, Въ грезахъ полночи сонной Отдыхаютъ окончив труды, Словно в горнем просторе, Въ темном облачном море, Двѣ мерцающихъ слабо звезды.
