Помоги проекту - поделись книгой:
Рембл. Сударыня, вы тогда были вне себя от страха и вряд ли в состоянии изложить все это дело достаточно связно. Позвольте поэтому мне рассказать капитану Константу все наше приключение, раз уж он хочет знать... Только я расстался с этим джентльменом, как вдруг слышу молодой женский голос, взывающий о помощи. Мне показалось — однако точно не припомню, так ли это, — что кричали: «Спасите! Меня хотят обесчестить!» Я тотчас ринулся туда и обнаружил эту даму в объятиях какого-то грубияна...
Хиларет. Такого наглеца еще свет не видывал!
Рембл. Да, да, удивительно наглый малый! К тому же и трус: только я подошел, как он выпустил свою жертву и исчез.
Констант. Мой дорогой Рембл, что ты для меня сделал!
Рембл. Стоит ли об этом говорить, дорогой Констант! Я не задумываясь оказал бы такую же услугу всякому другому. Слушай же дальше. Подоспевшая стража, не удовлетворившись объяснениями этой особы, задержала нас и отправила наутро к судье Скуизему. А судья, несмотря на все заверения этой дамы, препроводил вашего покорного слугу сюда, где он имеет счастье наслаждаться вашим прекрасным обществом.
Констант. Друг бесценный!.. Да ниспошлет мне небо случай оказать тебе подобную услугу!
Рембл
Стафф. Пунш готов, джентльмены. Пожалуйте вниз. Вы можете пользоваться неограниченной свободой в пределах моего дома.
Сотмор. Нам большего и не нужно, покуда твой пунш не иссякнет. Будь твой дом морем пунша, он был бы мне милее всякого другого дома во всем городе.
Стафф. За пуншем дело не станет, ваша милость.
Сотмор. А мне больше ничего и не нужно.
Стафф
Рембл. Попросите же ее подняться... Извини меня, Сотмор, я должен тебя покинуть на несколько минут. Я думаю, ты не соскучишься в обществе этой дамы и Константа.
Сотмор. Смотри же, не задерживайся! Ставлю пять бочонков против одного: у этого малого еще одна девица на примете!
Рембл. Уф! Я благополучно выкарабкался из одной истории... Как мог я не узнать порядочной женщины?! Впрочем, так ли уж мудрено ошибиться, когда наши городские шлюхи ударились в скромность, а светские дамы щеголяют напускным бесстыдством! Ну-с, теперь займемся миссис Скуизем. Нетрудно догадаться, чего ей от меня надо.
Миссис Скуизем. Вас, должно быть, удивит, капитан, что у меня такое доброе сердце. Как видите, я не только ходатайствую за вас перед моим супругом, а еще и навещаю вас в вашем заточении. Но я не могу оставаться спокойной, когда вижу, что человек, которого я считаю невинным, терпит напраслину.
Рембл. Благодарю вас, сударыня, за ваше доверие ко мне.
Миссис Скуизем. Вы вполне заслужили его, сударь. Для чего, по-вашему, я рискнула остаться с вами наедине нынче утром?
Рембл. Я полагал, из человеколюбия.
Миссис Скуизем. Нет, сударь, я хотела лично убедиться, таковы ли вы на самом деле, каким вас расписала молва. И я увидела, что самая добродетельная женщина не могла бы требовать от джентльмена большей скромности, учтивости, благовоспитанности, большего смирения. Вы оказались, сударь, до того скромны, что я и представить себе не могу, чтобы вы были способны совершить насилие. Сударь, вы безобидней заплывшего жиром шестидесятилетнего мэра, вы смирнее маменькиного сынка двадцати шести лет от роду.
Рембл. Фью!..
Миссис Скуизем. Сегодня утром вы произвели на меня столь благоприятное впечатление, что я решилась довериться вам еще раз; такому джентльмену, как вы, я бы смело вверила свою честь, где бы мы с вами ни встретились.
Рембл. Сударыня, я постараюсь сделать все, чтобы вы и впредь были обо мне такого же доброго мнения; вы можете довериться мне, где бы мы ни находились, и я обещаю всегда и всюду держать себя с вами, как подобает самому благовоспитанному джентльмену с самой благовоспитанной дамой. Клянусь вам этой нежной ручкой, этими алыми губками и миллионом прелестей, заключенных в вашем драгоценном теле!
Миссис Скуизем. Я вас не понимаю, сударь!
Рембл. Ах, я и сам себя не понимаю! Язык бессилен, и самый ум постичь не может, — одним лишь сердцем можем мы предчувствовать те наслаждения, что нам готовит любовь.
Миссис Скуизем. О, клянусь вам!..
Рембл. Ни клятвы, ни сопротивление уже не помогут. В этой комнате есть постель, которой не побрезговали бы король с королевой.
Сотмор
Миссис Скуизем
Рембл. Не бойтесь ничего... Возвращайся к своему пуншу, я сейчас приду!
Сотмор. Без тебя ни шагу!
Рембл. Тогда я спущусь, разобью твою кружку и разолью весь пунш.
Сотмор. Можешь захватить с собой свою шлюху, там одна уже есть, она небось будет рада подружке. Если ты не придешь сейчас же, я сам за тобой приду.
Миссис Скуизем. Что мне делать?
Рембл. Делай, что тебе подскажет сердце, ангел мой!
Миссис Скуизем. Пустите!.. В другой раз... Мне здесь никак нельзя.
Рембл. Но не могу же я с вами расстаться!
Миссис Скуизем. Я дам вам знать о себе через полчаса. Вам предоставят свободу, и я назначу место для свидания!
Рембл. Так я могу рассчитывать на вас, сударыня?
Миссис Скуизем. Да, да... Прощайте же!.. Не провожайте меня, я проскользну черным ходом.
Рембл. Прощай, мой ангел!
Рембл. Черт бы подрал этого несчастного пьянчужку! Вечно он пакостит мне. Впрочем, раз мне заранее обещана свобода, можно и не жалеть об этой короткой отсрочке. Мысль о предстоящей свободе поможет мне подавить в себе на время кое-какие желания. Кажется, мое приключение начинает принимать недурной оборот. В моем отчаянном положении мне, молодому человеку, нельзя пренебрегать благосклонностью жены богача-судьи. Следующий раз, когда меня привлекут за насилие, я подкуплю судью его же собственными деньгами. Одолжите человеку золото, и он забудет, что он ваш должник; рискуйте за него головой — он может забыть и об этом. Но вступите в связь с его супругой — и вы обеспечены его дружбой по гроб. Нет лучшего друга в беде, чем муж, которого вы снабдили рогами!.. Хватайте же его, как быка: за рога!
Сотмор. Вот и он! А где же девка? Если ее не было, твое поведение уж совсем непростительно.
Констант. Послушай, Рембл, какую штуку придумал наш ангел-хранитель! Теми же сетями, которыми наш почтенный судья накрыл и опутал нас всех, мы опутаем его самого! Вот этот бочонок тоже сыграет свою роль в нашем деле.
Рембл. Нельзя ли обойтись без него? А то еще попадется ему по дороге бутылочка бордосского, и вся наша затея сорвется!
Сотмор. Нет, я не подведу вас даже за бургундское — самое лучшее, какое только есть во всей Франции. Эта дама осушила со мной целую чашу пунша — подумайте, целую чашу! — и тем завоевала мое сердце. Клянусь всеми радостями, какие нам дарует вино, вы, сударыня, нравитесь мне больше, чем все женщины на свете вместе взятые! Нет ни чести, ни совести в человеке — будь то мужчина или женщина, — который чурается бутылки. Золото испытывается огнем, а честность вином. Сударыня, вы меня покорили. Пока я держусь на ногах, я буду пить ваше здоровье, а как свалюсь — тут уже ни одна благоразумная женщина никаких тостов от меня не потребует.
Хиларет. Я горжусь победой над человеком такого высокого ума, как мистер Сотмор.
Констант. Тут и в самом деле есть чем гордиться! Ведь вы первая женщина, с которой он соизволил быть любезным.
Сотмор. Это оттого, что ни одна из них не обладала вашими достоинствами, сударыня. До сих пор мне все попадались такие, что пили один только чай. Если б у меня была дочь и если бы она пила чай, я выгнал бы ее из дому, сударыня! Потому-то мужчины и порядочней женщин, что они хлещут вино, а не чай. Если б женщин с детства приучали курить и пить коньяк и если б они с таким же удовольствием пили, как вы, сударыня, право я начал бы за ними ухаживать.
Рембл. Ого, Констант, еще один такой комплимент, и тебе придется ревновать твою милую!
Хиларет. Да, пожалуй, он мог бы приревновать и сейчас.
Сотмор. Сударыня, вы мне нравитесь. Если б по одну сторону поставили бутылку бургундского, а по другую вас, ей-богу я не знал бы, кого выбрать.
Констант. Чего там не знать, — уж, верно, выбрал бы бутылку.
Рембл. Расскажите же мне о вашем заговоре.
Сотмор. Только не здесь. Идемте вниз. Такие секреты должны обсуждаться лишь за торжественным столом заседаний. Стакан замыкает человеку уста.
Констант. Однако мудрецы говорят нам другое.
Сотмор. Ты говоришь о трезвых мудрецах. Подлинные же мудрецы, известное дело, все пили как лошади. Ни разу еще не видел я трезвенника, который не был бы безмозглым ослом, — недаром же осел самое трезвое из животных. Ваши трезвые мудрецы, сударь, давно уже истлели в могиле вместе со своей философией. Еще Гораций, этот величайший поэт и мудрец, писавший не чернилами, а фалернским вином, сказал:
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Скуизем. Ты отнес мое письмо?
Куилл. Отнес, ваша милость. Оставил в кофейне. Так распорядилась эта дама.
Скуизем. Отлично, отлично... Куилл!
Куилл. Сударь?
Скуизем. На тебя можно положиться, я знаю. То, что я сейчас тебе скажу, убедит тебя в моем безграничном доверии. Короче говоря, Куилл, я подозреваю свою жену...
Куилл. В чем, сударь?
Скуизем. Боюсь, Куилл, что не меня одного она удостаивает своей благосклонности и что я с некоторых пор состою в почтенной корпорации рогоносцев.
Куилл. Тогда ваша милость принадлежит к самой обширной корпорации в Англии.
Скуизем. Закон, как тебе известно, стоит на стороне рогоносцев и преследует женщин, изменивших мужьям. Рога приносят мужчине одно преимущество: с их помощью он может выставить свою жену за дверь.
Куилл. Преимущество немалое, сударь.
Скуизем. Да, но, чтобы воспользоваться им, надобно сперва уличить жену в неверности. Недостаточно того, чтобы сам рогоносец знал о своем позоре, нужно, чтоб его позор стал публичным. А хочешь, чтобы твои рога не торчали наружу, — изволь, но тогда уж прощай свобода: от жены тебе ввек не избавиться! Так вот, Куилл, я и решил обратиться к тебе, так как у тебя есть возможность наблюдать за моей женой. Если нам удастся поймать ее с поличным, то получишь изрядное вознаграждение. Это дело уж не терпит отлагательства: ведь если я не разоблачу ее, она разоблачит меня. А вечно платить ей за то, чтоб она держала свой язычок за зубами, — значит, разориться вконец. Чтобы заткнуть рот женщине, никакого золота не хватит.
Куилл. Сударь, я постараюсь быть как можно усерднее.
Скуизем. А я — возможно щедрее... если, конечно, ты добьешься успеха.
Куилл
Рембл. Э, да твоя милая, оказывается, тонкий политик! Только бы наш пьянчужка не испортил нам дела!
Констант. Не бойся за него, у него хитрости тоже хватает. В его башке столько лет шла война между пьянством и трезвостью, что они, наконец, пришли к соглашению, и теперь он уже всегда полупьян, полутрезв.
Рембл. Ну что ж! Делать нам здесь нечего, только сидеть да ждать. Поэтому расскажи-ка мне подробнее, как провел ты эти три года, что мы не видались. Шутка ли — три года! Что делал ты после того, как покинул службу в Ост-Индии и вернулся с Сотмором сюда?
Констант. В тот год у всех на уме была война. О ее близости мы судили не только по слухам, но и по таким фактам, как увеличение армии. Вот я и решил остатки своего состояния отдать на служение отечеству и снова, как в Индии, купил себе офицерский патент. Особых приключений у меня не было, — служил, пока не сократили армию, а с тех пор разделяю судьбу тех несчастных солдат, которым дали отставку да и пустили нищими в красном кафтане.
Рембл. Да, таково свойство солдатской одежды — превращаться в лохмотья. Уж так у нас заведено: наши славные солдаты привыкли возвращаться с потрепанными знаменами, в рваных кафтанах. Знамена вывешиваются в Вестминстер-холле[36], а солдата, по приказу того же Вестминстер-холла, сажают за решетку. В тюрьмах, слава богу, всегда найдется местечко для нашего брата.
Констант. Единственное, в чем мне была удача за последнее время, — это в любви. Я полюбил ту милую девушку, что ты здесь видел, и мы должны были нынче ночью с ней встретиться, чтоб обвенчаться. Но только я прибыл на место свидания, вдруг вижу: какой-то негодяй нападает на прилично одетую женщину. Я бросился к ней на помощь, ее оскорбитель немедленно скрылся, а подоспевшая стража схватила меня и наутро отвела к судье Скуизему, который и распорядился отправить меня сюда.
Рембл. Что ж, она дала показания против тебя?
Констант. Нет еще. Я слышал, что она еще не оправилась от вчерашних ушибов и просила продержать меня до вечера. А вечером она предъявит мне свое обвинение. Впрочем, я думаю, что она здесь ни при чем. То, что тут рассказала нам Хиларет, да и те ухищрения, какими из меня пытаются выжать деньги, наводит меня на мысль, что все это мошенничество подстроено самим судьей.
Рембл. Да уж будь уверен: где какое мошенничество, там судья играет самую главную роль. Но пусть мысль о предстоящем возмездии послужит тебе утешением. Не думаю, чтобы судье удалось ускользнуть из сетей, которые мы для него приготовили, — разве что дьявол окажется добрей, чем мы думали, и захочет прийти на выручку своему лучшему другу.
Констант. Но что ты собираешься делать в Англии? Здесь у тебя ни родных, ни знакомых.
Рембл. Почем знать, может еще и сыщется кто. Когда-то у меня был здесь отец, старик, и притом богатый. Он счел нужным изгнать меня из дому за кое-какие невинные шалости, да, верно, теперь простил меня, если только остался в живых. Впрочем, я уже десять лет не имею о нем известий.
Констант. Как же ты мог бросить родного отца на целые десять лет? Непростительное легкомыслие!
Рембл. Увы, я таков от природы: мои мысли не поспевают за поступками, и раздумье нападает на меня лишь тогда, когда думать уже поздновато. Всю-то свою жизнь я был задним умом крепок. Верно, у моего рассудка глаза на затылке.
Поделиться книгой: