Не слабое звено

— Так ночь же еще! — удивилась Таня.

— Нет, утро уже, это небо так затянуто, тучи. Хорошо, погода испортилась, сейчас и трава станет сочнее.

— На долго этот дождь? — поинтересовалась Таня, понимая, что если он продлится, ни о каком побеге и речи идти не может.

— Дня три пройдет, не меньше.

— Значит и Грегор вернется раньше?

— Нет, он как сказал, так и придет.

— А он один там пасет овец?

— Нет, там три дома пасут, иначе никак — больно тяжело свое пасти, — с сочувствием ответила девушка, вываливая в деревянную бадью зелено-коричневое месиво из корыта.

«Ну да, ну да, лежать там на полянке под деревом — тяжкий труд, а беременная девушка здесь как на курорте прям живет» — подумала Таня, но не стала ничего говорить. Грегора не будет, а это значит, побег возможен. Костя с Дуги точно справится, если те решат их задерживать.

Тане нечего было сказать девушке, что, как и она, стояла сейчас по щиколотку в грязи. Ноги мерзли. Такая жизнь не могла считаться нормальной. Даже сносной считаться не могла, но они здесь жили, женились, рожали детей. Ей хотелось домой, любыми путями, любой дорогой! Хотелось плакать до крика, но какой-то внутренний стержень, который удивлял даже ее саму, заставлял держаться и мыслить трезво.

Они вместе накормили овец, потом принесли в дом воды. Иона уже встала и растопляла печь. Дуги пришел тогда, когда приготовили завтрак.

— Иди, разбуди его, — сказал Дуги, мотнув головой в сторону своего дома.

— Да, хорошо, я быстро, — обрадовалась Таня тому, что Костя еще не просыпался — так она сможет донести до него все, что пережила уже сама.

Выбежала под непрекращающийся дождь, и добежав до домика Дуги и его жены, толкнула дверь. Дверь? Нет, в домах были не двери. Четыре горбылины, связанные между собой кожаными ремешками, в роли диагонали этой конструкции были ветки, отломленные по размеру. Это больше походило на шалаш, что строят мальчишки в десять лет, а не на дом взрослой семьи, в которой скоро будет первый внук.

В темноте она не стала искать лампу, потому что вопрос спичек тут явно был лишним. На ощупь, она прошла к месту, где вчера лежал Костя, и присела на пол. Он ровно дышал. Дотронулась до руки — она была прохладной — в доме было холодно — погода за утро превратилась в осеннюю.

— Костя, солнце, просыпайся, слышишь? — она была рада тому, что в доме темно.

— М? Что? — наконец ответил он, дыхание сбилось, он кашлянул. — Дай попить, Тань, в горле пересохло.

Она быстро подбежала к деревянной бадье, что заметила у входа. В ней был деревянный ковш — увеличенная копия наших деревянных ложек.

— Вот, пей, как ты? — спросила она, и подставила край ковша к его губам.

— Холодно, — ответил он, и начал жадно пить. Глаза ее к этому времени привыкли к полумраку, и она увидела, что он пьет с закрытыми глазами, на несколько секунд отстраняется, чтобы перевести дух, и снова припадает к ковшу. Больше суток он спал. Но это, если считать, что они были там день и ночь. Потом она вспомнила, что просыпалась на поляне ночью, в темноте. Значит больше полутора суток.

— Ничего не болит, Кость?

— Ы-ы, — помотал он головой, и наконец, отстранился от ковша, выдохнув. — Ничего, только холодно, — И тут он начал озираться по сторонам, — Мы где, Тань?

— Костя, только прошу тебя, не кричи как обычно, как ты любишь, когда тебе что-то не нравится. Все очень плохо, Костя, и ты должен сразу мне поверить, иначе, нас просто убьют за ересь, что мы несем, или же сожгут на гребанном костре за нее же, — очень аккуратно начала она, а Костя смотрел то на нее, то на стены и дверь. Потом он увидел платье, которое было на ней.

— Что это?

— Это платье, мне его дали. Стой, не задавай вопросов, ладно? У нас очень мало времени на разговоры. Мы в прошлом, и мы не дома, Кость, мы в Шотландии. Мы, видимо разбились на мотоцикле, или еще что-то, но мы попали сюда…

— Да, да, а я Папа Римский, — хмыкнул Костя, перебив ее. — Тань, давай по делу, а.

— Я советую забыть все шутки, особенно про Папу Римского, потому что я сейчас серьезна, как никогда.

— Да я и не шучу, Тань, но ты можешь нормально ответить? Мне холодно, понимаешь? Где мотоцикл, где одежда моя? И жрать хочу, как три кабана, — он встал, осмотрел себя, и начал искать рядом свою одежду.

— Ну, хорошо. Если ты мне не веришь, не верь, только запомни, что любое твое лишнее слово приведет к нашей смерти. Выйди на улицу, и, если там будет Подмосковье, можешь орать на меня сколько хочешь, а вот, если нет, будь добр заткнуться, и говорить, что ты ударился головой, и плохо соображаешь, или вовсе, ничего не помнишь.

— Идем, мне срочно нужна причина, чтобы орать на тебя весь день, — посмеялся он и подошел к двери. — Мы где? — он замер, как только открыл дверь. Дома находились внизу, в долине, а вот перед ними поднимались горы, и, если повернуть голову влево, в темном от дождя, но уже светлеющем утреннем воздухе видна была целая цепь этих гор.

— Я бы ответила тебе позабористее, потому что это слово сейчас подходит для нашего случая идеально, но я отвечу точнее — это Шотландия, и это тринадцатый век, а значит, тысяча двести какой-то год.

— Не, это шутка! — захохотал он, и Таня заметила, что из дома вышли Дуги и Иона. И они шли к нам.

— Говори, как я тебе сказала, умоляю, Костя, не трепи ничего, ты скоро поймешь, что это все правда! — успела прошептать она ему до того, как они подошли.

— Ну, здравствуй, — сказал Дуги, рассматривая Костю, что был почти на голову выше его.

— Привет. Вы кто? — спросил Костя, разглядывая их одежду, голые грязные ноги.

— Я Дуги, а это моя мать, Иона, — указал он на женщину. — Идем, а то промокнем насквозь, мотнул он головой в сторону дома Ионы.

Глава 8

Когда они вошли — горела лампа, от очага шло тепло, но это не слишком скрашивало общую убогость обстановки. Костя озирался, рассматривал все так пристально, что Дуги сузил глаза, наблюдая за его реакцией.

— Он сильно ударился головой, и не много не помнит, — сказала Таня, боясь, что Костя сейчас что-то ляпнет.

— Вообще ничего? — переспросил Дуги.

— А мы где? — не замечая нашего диалога спросил Костя.

— Дома, — с хохотком ответил Дуги. — Только у нас дома, и очень хотим знать где твой.

— Какой это город?

— Город? — переспросил Дуги и засмеялся теперь уже от души, — Тут до города неделя пути, и то, если не попадешься англичанам, и они не решат забрать тебя в свой гарнизон.

— Англичане? Откуда?

Дуги не понял вопроса, но решил ответить, чтобы не показаться дураком:

— У них в каждой деревне есть солдаты, и сейчас лучше носа не показывать отсюда — тут им нечем особо поживиться, но наш клан собирает налог, чтобы и дальше они не совали сюда свой нос. Говорят, что скоро начнут нас считать, как овец, — слова его были скорее всего, словами старших мужчин, и повторяя их домыслы и шутки, он хотел показаться взрослее.

— Где найти телефон? — серьезно спросил Костя.

— Что? — спросили Дуги и Иона одновременно и переглянулись..

— Ему надо немного полежать еще, он не понимает что происходит, меня вспомнил с трудом, — сказала Таня.

— Пока дожди, пусть лежит, как закончатся, пойдем в лес, нам нужны деревья, чтобы починить загоны — скоро пригонят овец. Поживете пока у нас. За работу мы будем вас кормить, — снова, взрослым голосом хозяина сказал Дуги, а Таня не стала дожидаться очередных вопросов Кости — подтолкнула его к выходу.

За ними отправился Дуги, который дал Косте длинную рубаху, он и сам сегодня был в такой. Что-то среднее между ночнушкой и туникой с рукавами. К ней прилагался плед, только очень длинный. Костя накинул его на плечи, и он повис почти до пола.

— Я ничего не понимаю, Тань, кто может ответить на мои вопросы? — ходил он из угла в угол, а Дуги, что принес дров, и затопил очаг в своем доме, посматривал на нас как на диковинку.

— Свыкнешься, но пока прошу тебя делать то, что говорят — нам некуда идти, — ответила она, когда хозяин дома отошел за водой.

Домой пришла Давина, и начала что-то вроде генеральной уборки, хотя, здесь нужно было делать не уборку, а каапитальный ремонт. Или просто подогнать трактор и снести всю эту халабуду, и отстроить заново что-то более путное. Крыша подтекала, и хоть она ставила под тонкие струйки ведра и корыта, все равно, пол скоро стал не лучше, чем на улице — притоптанная глина начинала разъезжаться. Когда под наками начало хлюпать и ее обувь начало засасывать в пол, Давина принесла солому и разложила ее в виде дорожек. Да, отличный выход, — подумала Таня, представляя, что за пару лет высота пола благодаря этим подстилкам поднимется метра на три, не меньше.

Таня пыталась ей помочь, но лучше в доме не становилось. Костя лежал и молча смотрел на все происходящее. Таня видела, что он иногда хочет что-то спросить, но сдерживается и отворачивается. Девушки поставили на огонь большой котел, и когда вода нагрелась, Давина сложила туда одежду. Весь процесс стирки ограничивался кипячением, а после, вещи выжимались, развешивались здесь же, и это только добавляло грязи в доме,

К вечеру дождь остановился, а над горами повисла легкая туманная дымка — лес испарял воду, поднимая в воздух новую порцию влаги. Татьяна с Костей пошли к реке, чтобы помыться — так они сказали новым друзьям, хотя, правильно было назвать их хозяевами.

— Надо уходить отсюда, Тань, не нравится мне здесь, понимаешь? Совсем не нравится. Ночью убежим, — уверенно сказал Костя.

— До города шесть суток — не меньше, Кость. У нас ни одежды нормальной, ни еды, и ты не слышал, как ночами в горах воют волки. Не думаю, что они откажутся от таких мясистых кусков, как мы, — ответила Таня, и вошла в воду по колено, подняв подол — грязь на ногах растворилась, и стало приятно двигать пальцами — налипшая глина страшно сушила кожу.

— Вода холодная очень, я бы не стал лезть в речку, — посмотрев на нее, заметил Костя.

— Да, а я бы на твоем месте поберегла кроссовки, потому что ни одной стиральной машинки и торгового центра я не заметила, — ответила она, посмотрев на его обувь — она была вся сплошь залеплена глиной. — Как только закончатся дожди, и у нас будет хоть какое-то понимание — в какую сторону двигаться, мы пойдем, но сухая и чистая обувь в дороге — девяносто процентов успеха.

— Я не могу без обуви ходить — если порежу ногу стеклом, можно занести массу заразы, — брезгливо прошипел Костя.

— Да уж, здесь просто масса стекла. Костя, ау, осмотрись, у них на окнах промасленная бумага в несколько слоев, и они не убирают прошлогодние слои, засиженные мухами, а просто приклеивают новый слой.

— Как это? — удивленно спросил Костя.

— Так это. Стекло здесь, если есть, то доступно только королям, и то, не местным. Шотландия в это время — сумасшедшее место, раздираемое местной знатью и английским королем. Знать бы какой год сейчас, было бы проще. Помнишь тот замок в Глазго?

— Нет, не помню, достоинства культуры других стран меня мало интересуют, знаешь ли… Особенно сейчас.

— Ясно. Вопросов больше не имею, но кроссовки прошу постирать и высушить, иначе, бегать от реальных волков будет сложнее, чем вынимать из пятки несуществующее стекло, — ответила Таня, вышла из воды, и направилась к дому, выбирая клочки травы, чтобы дойти с чистыми ногами. Возле дома Дуги и Костя тоже сделали дорожки из соломы, и стало относительно терпимо, хоть и затратно, как заметила Иона.

Ужинали молча, Тане хоть и хотелось побольше узнать, но говорить она решила больше с Давиной — та не щурит глаза после каждого вопроса, как это делают мать и сын, стараясь найти в незнакомке второе дно.

Костя нехотя жевал, и он ни за что не стал бы есть, будь хоть чуть-чуть сытым. Двое суток без крошки еды сделали его не таким привередой, что был раньше. Да и без сил далеко не уйдешь, это понимал даже он. Стайки мух, присаживающиеся на край миски вызывали отвращение, и приходилось левой рукой постоянно махать над тарелкой, чтобы они не сели на еду. Когда Таня вспоминала, что рядом сарай, полный навоза, она старалась не дать шанса ни одному насекомому.

Ночью снова зарядил дождь, который продолжался до обеда, но, взявшийся словно ниоткуда, ветерок быстро разогнал тучи, открывая солнце. Все моментально стало лучше — и настроение, и картинка вокруг. если бы не эта дурацкая ситуация, Таня бы была в полном восхищении от этого волшебного места: невысокие горы, цепью тянущиеся к горизонту, затейливо изогнутое русло реки, выбеленные на солнце и причудливо уложенные самой природой камни, запах сохнущей травы и земли.

Женщины выносили на просушку всю одежду и тощие матрасы, потом выгоняли овец и свиней, снова и снова приносили им корм, а Дуги делал из Кости шотландца — Таня засмотрелась на этот процесс — они завязывали килт.

Сначала вокруг бедер, сразу надели ремень, а ткань под ним Дуги сборил, чтобы получились некие складки. Остаток ткани перекидывался через плечо и крепился под тем же ремнем.

Когда они были в Инвернессе, Косте был не интересен рассказ экскурсовода, а Таня внимательно слушала историю тартана[1]. Эта, казалось бы, банальная клетчатая тряпка делала и говорила больше, чем некоторые люди, носившие ее. Ее можно было считать паспортом.

Встретившись с незнакомцем, шотландец за доли секунд мог понять какому клану он принадлежит, его статус, материальное положение. Килты с одним цветом носили слуги, двуцветные — фермеры, килты, на которых рассмотрели аж три цвете носили офицеры, четыре — военачальники. Шесть цветов могли позволить себе поэты, а семь — вожди.

Тогда Татьяну рассмешил сам факт такой важности поэтов, но шотландцы — нация, которая гордится своими истоками, хоть и не желает говорить о влиянии на них скандинавов. Поэты же могли красивым языком донести то, что у простого человека было в голове — они правильно формулировали слова о патриотизме.

Черный цвет получали благодаря окрашиванию корой ольхи, или же специально отбиралась только черная овечья шерсть. Синяя краска получалась из ягод черники. Красный могли носить лишь шотландцы, имеющие средства — эта краска была самой дорогой.

«Да, в наше время такие модные дома, как Burberry, Chanel и многие другие бренды активно используют то, что было лишь неким «паспортом» горцев» — думала Таня, смотря на мужчин, что отправились к лесу. Дуги вел за собой быка с огромными, выгнутыми вверх рогами. Таня любовалась Костей — ему шел этот наряд как никому другому — высокий, с широкими плечами, узкими бедрами, он был похож на героя романа о любви.

— Иди помоги Давине, — крикнула из сарая Иона, не вдаваясь в подробности того в чем заключалась помощь. Таня не стала ждать новых окриков и направилась к овцам.

Девушка занималась тем, что, налив в корыто молоко, макала туда палец, давала его ягненку в рот, а потом подводила руку к корыту, и опускала туда голову малыша. Некоторые сразу понимали, что это не издевательство, а целая молочная река, и больше не нужно тянуть его из мамкиной сиськи. А самые настырные никак не хотели смиряться с этим. Вот их-то и нужно было заставить пить самостоятельно.

— Скоро нужно снимать «летнину», — сказала Давина, но Татьяна боялась переспросить ее.

— Летнину? — собравшись, все же задала она вопрос.

— Да, стричь овец. Летнюю шерсть. На сезон мы нанимаем стригалей, иначе, нам самим и не справиться. Потом стирать и прясть шерсть. Ты в городе жила всегда?

— Да, я была гувернанткой у одной семьи, — сморозила Татьяна первое, что пришло в ее голову.

— Это что? — переспросила Давина и выпрямилась, посмотрев на Таню так внимательно, что у той все похолодело внутри.

— За детьми смотрела, кормила…

— Не скажешь, что ты кормилица, — хохотнула Давина, указав на грудь Тани. — Я не знала, что у тебя есть ребенок. Не похоже.

— Нет у меня ребенка, Давина, я не грудью кормила, а взрослых уже…

— И правда говорил Дуги, вы или совсем в замке жили, или вовсе не из наших краев, — смеялась она, но Таня из этого ее предложения поняла главное — их подозревают. — Да только чужие так хорошо, как вы не говорят. Делай как я, вон тот, видишь, черный, его лови и заставляй пить, — мотнула она головой в сторону черного ягненка, что не отходил от матери ни на шаг, словно понимал, что это последние дни, когда они вместе.

Глава 9

— Твои волосы, — как-то очень уж осторожно отметила Давина… — Они белые. Я никогда не видела таких волос, — она часто рассматривала голову гостьи, но не решалась спросить.

— Да, они белые, но это не мой цвет… — начала было Таня, думая, как объяснить окрашивание.

— Такие волосы были у фей, о которых бабушка рассказывала нам с сестрами. Они приходили и спасали послушных девочек. Когда я только увидела тебя, думала, что ты фея, и пришла помогать, но ты ничего не умеешь, — очень по-доброму продолжила Давина.

— Нет, я не фея, я такая же девушка, как и ты, но я стараюсь помочь чем могу, Давина. Я никогда не делала того, что делаете вы, но я видела ваш огород, и увидела, что там много работы. Можно завтра я буду пропалывать грядки, вместо того, чтобы мешаться у вас под ногами?

— Наверно, Иона будет рада этому — она очень не любит копаться в земле. Скоро у нас будет много работы — пригонят овец, и начнется сезон стрижки. А потом они начнут приносить потомство, и нам придется ночевать в сарае. Стадо, слава Богу, нынче большое, и у нас весной будет много шерсти на продажу.

— Ну и отлично, тогда, я встану пораньше, и примусь за работу, — Тане нужно было побыть одной, и присмотреться к округе. Нужно выбрать место, где можно спрятать нож и соль, которые пригодятся в дороге. Нужно кресало, которым они разводят огонь. Лишь бы еще один день дал им Бог, и не допустил, чтобы вернулся Грегор — нужно приготовиться.

Мужчины уходили сразу после завтрака, они топором рубили небольшие деревца до обеда, потом приходили за быком, и возвращались уже с привязанными за животным жердями. Возвращались они прямо перед закатом, наспех мылись в реке, переодевались и жадно ужинали.

Костя смотрел на Таню так, словно это она организовала их уикенд в этом странном месте. Таня делала вид, что не понимает его, старалась на время отстраниться от разбора «полетов». Она молча ждала когда к нему вернется тот стержень, который так нравился ей — его умение все организовать, объяснить ей почему нужно поступить так, а не иначе.

После ужина она позвала его в сторону огорода, объяснив всем, что хочет показать фронт завтрашних работ. Дуги объявил, что завтра можно начинать связывать ограду, и, если Костя будет нужен, ей можно его отвлекать.

— Ты спишь у Дуги и Давины, и часто бываешь в доме один. Ты должен забрать кресало — ту штуку возле очага, которой они разжигают огонь. Я завтра днем унесу в огород нож. Завтра ночью мы должны уйти от них. Как можно дальше, понимаешь? Я буду звать тебя, чтобы помочь, и ты в это время принесешь свои вещи, кресало, и хотя-бы один плед, незаметно. И спрячешь в той траве, — Таня говорила тихо, Костя слушал.