Старфайндер

«Да, мы одно целое, кит, — соглашается Старфайндер. — Но только пока я не покину тебя. Тогда ты будешь свободен».

Загадочная картинка повторяется:

Старфайндер хмурится. Что кит хочет ему сообщить? Он уже ясно подтвердил, что они — одно целое.

Тут его осеняет, и он понимает, что ему незачем искать себе место под этим или под каким-то другим солнцем, что кит больше не желает свободы от него и что сочетание символов

приобрело новый смысл. Оно означает «друг».

Глава 3. Обломки кораблекрушения

Поначалу Старфайндер неспособен соотнести символ, запечатленный китом в его мозгу, с чем-то, что было бы хорошо ему знакомо. И только рассортировав самые разные сведения, хранившиеся в памяти, он смог определить этот символ как древний космический корабль землян.

Он откладывает работу, которой было занялся, и полностью сосредоточивает внимание на обзорном экране на мостике. Кит после дозаправки, произведенной вслед за выходом из Бездны, отдыхает в пространстве, значительно выше плоскости эклиптики. С момента побега от Фурий Старфайндер пытался создать электромагнитный канал связи между ганглием и компьютером, с тем чтобы всеобъемлющий аудиовизуальный комплекс кита, или ВАК, можно было превратить в хронограф. Позже, если все получится, он намеревается установить такую же связь между ганглием и кают-компанией, чтобы можно было настраиваться на события прошлого и следить за ходом истории, не покидая кресла наблюдателя.

В его сознании вновь возникает символ:

Кит ориентирован на край линзы галактики, и экран, зависящий в данный момент от носовой камеры, не показывает ничего, кроме россыпи дальних звезд. Если в той стороне и есть древний космический корабль, то он или вне досягаемости носовой камеры, или вне поля ее обзора.

Старфайндер выставляет максимальное увеличение экрана. Звезды становятся заметно ярче, однако пустота переднего плана остается неизменной.

Он последовательно переключается на камеру, установленную на правом борту, на левую боковую камеру, на кормовую камеру, на камеру в брюшной полости и на камеру «спинного плавника». За свои труды он получает увеличенные изображения еще звезд, центра Галактики и Солнечной системы, но нигде нет древнего корабля.

Поскольку двухсторонние телескопы, установленные с бортов, не могут сообщить ему ничего такого, чего он уже узнал, он не дает себе труда воспользоваться ими. Вместо этого он снова перенастраивает обзорный экран на связь с носовой камерой и «говорит»: «Повернись лицом к тому, что видишь, кит».

У кита нет лица как такового, но к этому времени доступ к разуму Старфайндера уже позволило ему ознакомиться с некоторыми особенностями стиля англо-американского и ломанного французского — двух языков, которые преобладают на девяноста процентах освоенных землянами планет — не хуже, чем их знает сам Старфайндер. Кит реагирует сразу, и отдаленные звезды на экране меняются на другие. Мягко говоря, еще более далекими, чем предыдущие, только случайно Старфайндеру удается заметить на переднем плане слабое мерцание.

Приблизься к нему, кит. Медленно.

Появляется едва различимая дрожь картинки — кит начал движение. Со стороны сходного трапа доносятся слабые потрескивания активированной им движущей ткани. Постепенно мерцание на экране становится более отчетливым. Старфайндер пристально вглядывается в него, дивясь, отчего тратит свое время на исследование такого банального объекта, когда прошлое битком набито множеством более важных вещей.

Пока кит продолжает сближение с объектом, и космический корабль обретает все более четкие очертания, причина мерцания становится очевидной. Маленький корабль кувыркается на своей траектории, вместо того чтобы двигаться ровно, и слабые лучи далекого Солнца отражаются то от одной его поверхности, то от другой. Конфигурация корабля очень точно напоминает то, что изобразил в своем послании кит.

«Загляни внутрь, кит. Расскажи, что ты там видишь».

Короткая пауза. Затем появляется следующее:

«Пятнадцать человек на сундук мертвеца... Йо-хо-хо, и бутылка рома!»

Заменим «пятнадцать» на «три», а «на» — на «в»...

Заменим «сундук» на «корабль».

И вычеркнем «Ио-хо-хо, и бутылка рома!»

Трое в мертвом корабле.

Но хватит словесных игр. Старфайндер целиком переключает свое внимание на детали корабля, который все еще очень далеко и все еще едва различим. Из его основания выступает примитивный ракетный индукторный двигатель, который кит не включил в свой символ. На корпусе конической формы есть причальный люк и некая комбинация аварийного и стыковочного люка — в носовой части. Вероятно, круглые отверстия, размещенные через равные интервалы вдоль основания корабля, — это сопла боковых ориентационных двигателей, функция которых — поддерживать равновесие.

Насколько может убедиться Старфайндер, корпус выполнен из алюминиевого сплава. На его серебристой поверхности большими черными буквами, как раз под самым люком, выведено: «Звездный ястреб».

Его очень тянет рассмеяться, но он сдерживается. Вот уж действительно, «Звездный ястреб»! Такому хрупкому кораблю не следует выходить за пределы лунной орбиты, тем более, покидать плоскость эклиптики!

И, кажется, он был запущен в массовое производство.

Почему он отважился улететь так далеко от Земли, если исходить из того, что он с главной планеты; но откуда еще он мог стартовать?

Что бы ни произошло, это должно было произойти в самом начале путешествия. Что означает, если принять в расчет его скорость и расстояние от Земли, следующее: три человека внутри корабля мертвы уже несколько столетий.

Старфайндер выводит увеличение на ноль, чтобы получить некоторое представление о том, как далеко корабль на самом деле (связь между ганглием и компьютером требует временного отключения компьютера). Маленький корабль уменьшается в размерах, затем постепенно увеличивается снова — кит надвигается на него.

Не спеши, кит. Не подходи слишком близко!

Кит не нуждается в предостережениях. Он не хуже человека знает, какое разрушительное действие его масса оказывает на объекты, гораздо меньшие, чем он сам. Кит «тормозит» и делает широкий разворот, а Старфайндер выворачивает верньер увеличения до отказа. Маленький корабль, казалось, прыгает к нему, заполняя экран. Кажется, что он совсем близко, человек может дотянуться и коснуться его, но, несмотря на эту оптическую близость, Старфайндер так и не может найти никакой отгадки, что за неисправность сделала этот корабль всеми забытым изгоем.

— Какого черта это должно меня волновать? — говорит он. — Не наплевать ли, какая там вылетела шпонка или какая часть отсоединилась? И какое мне дело до этой мертвой троицы в сундуке мертвеца?

Продолжал пенять себе, он переодевается в причальном отсеке. «А знаешь что, кит? Мне надо было бы стать бойскаутом. Помогать старушкам переходить улицу. Бегать с поручениями для беременных домохозяек. Расчищать боковые дорожки для лежачих больных с артритом. И вот я, способный, с тех пор как поставил себе на службу твой всеобъемлющий аудиовизуальный комплекс, наблюдать за тем, тсяк десять тысяч афинян и тыся ча учеников Платона перегородили долину Марафона и сбросили сто тысяч персов в море, раскрыть тайну исчезновения Меллори на склонах Эвереста, осматривать «покрытый травой холмик» во время убийства Кеннеди, установить истинную природу or ненного смерча, который Иезекииль видел в небе, услышать вы стрел, прогремевший по всему миру, выслушать Геттисбергскую речь Линкольна, наблюдать за тем, как Шлиман выкапывает «сокровища Приама», и увидеть собственными глазами настоящие сокровища Приама — вот я стою и ломаю голову над тем, что вызвало смерть трех выпускников детского сада «Космический век»!

Под толстым слоем лечебной мази рваная рана, оставленная Фуриями на его левой щеке, закрылась, но зажила не до конца, и, надевая на голову шлем, он особенно осторожен. Полностью одетый, он сбрасывает давление в причальном отсеке, поднимается на борт «Старейнджера-IV» и открывает шлюз с помощью электромагнитных «пальцев» панели управления. Затем выходит в космос и, закрыв за собой шлюз, направляется прямо к древнему кораблю.

Трам-там-там,

Трое их в бочонке там...

С его теперешнего весьма удобного наблюдательного пункта Солнечная система представляется атомом-архипелагом — архипелагом, окруженным многими парсеками черных безводных пустынь. Невооруженным глазом видны всего два «электрона» — Юпитер и Уран. Остальные где-то далеко на своих орбитах или просто чрезвычайно малы.

«Звездный ястреб» растет на экране у Старфайндера — тот включает приближение. Его сознание воспринимает корабль как конический гроб, и его озадачивает притягательность для него этого корабля. Он знает, что на корабле — три трупа... У кита нет никаких причин обманывать его. Что он выиграет, если увидит их своими глазами? Какая разница, что именно превратило их и их корабль в обломки? Зачем выяснять, каковы причины их смерти? Он не может снова вернуть их к жизни. Не может, даже если их смерть произошла из-за резкого понижения температуры тела. Он не специалист по криогенной технике. Здесь вам не Гол.

На мгновение ему остро хочется отказаться от задуманной вылазки. Но что-то — возможно, некая извращенность его натуры — подталкивает его вперед.

Чтобы причалить и состыковаться с кораблем, нужно согласовать свое и его вращение, скорость, рыскание и отклонения от курса. Весь этот комплекс задач он оставляет бортовому компьютеру на «Старейнджере». Как только задача решена, кажется, будто «Звездный ястреб» спокойно следует по стандартной траектории. Только положение звезд на заднем плане, и приборы перед Старфайндером указывают на иное. Затем компьютер подводит Старфайндера вплотную, прилаживает его гибкий стыковочный узел к жесткому креплению на носу «Звездного ястреба», и два корабля становятся парой рыб, соприкасающихся носами в безводном Океане

Старфайндер сбрасывает давление в кабине «Старейнджера», включает нашлемный фонарь и открывает носовой шлюз. Затем протискивается в гибкую трубу стыковочного узла и освобождает защелки шлюза «Звездного ястреба». Его опытные пальцы без труда находят и отсоединяют механизм, отпирающий шлюз изнутри. Затем заползает в трубу причальной камеры корабля. Лежа на животе, он вглядывается в безвоздушную тьму тесного звездного склепа, где температура равнялась абсолютному нулю.

Фонарь на его шлеме, синхронизированный с движением его глаз, последовательно высвечивает три фигуры в белых скафандрах. Они медленно перемещаются — разворачиваются, кувыркаются, кружатся в ответ на хаотические рыскания корабля, иногда мягко сталкиваются с корпусом, с палубой или с «потолком», а затем отлетают назад, негнущиеся тела, негнущиеся руки вытянуты, пытаясь и после смерти смягчить столкновение с неподатливыми стенами их гробницы. Хрупкие фигуры, брошенные на произвол судьбы при абсолютном нуле, ломкие, готовые распасться на части.

Он присоединяется к их печальному балету, к их беззвучному танцу смерти. Он вглядывается в лицевые щитки их шлемов. Два лица выглядели гротескно — выкаченные глаза в разрушившихся глазницах, перепачканные темной кровью замерзшие губы. Одно лицо бородатое, но оба космонавта, несомненно, молоды. Юноши. Третье лицо — девичье (кит на данной стадии своего образования ориентировался в вопросах пола по манере одеваться и при распознавании делал ошибки). Ее скафандр, в отличие от скафандров двух ее товарищей, не потерял давления после ее гибели, и ее лицо остается просто лицом спящей девушки. Глаза ее закрыты, и кажется, что сейчас, в объятиях смерти, она просто спит. Но, прежде чем уснуть, она плакала — на ее щеках замерзли слезы. В безжалостном свете фонаря на шлеме Старфайндера они поблескивают как капли росы. Он потрясен. В ее лице сквозит весенняя грусть, словно, первый дрозд, которого она увидела этой весной, — мертвый. У нее темно-каштановые, почти черные волосы. Брови напоминают крылья черных дроздов, улетающих далеко-далеко. Далеко, далеко, далеко.

В его голове словно старый фильм снова проигрывается печальная сага его собственной жизни. В нем поднимается тоска, которой он в себе не подозревал. Фильм черно-белый, монохромный. Абсолютно лишенный любви. Вот почему он не цветной. Да, там есть фальшивая любовь... но не та, какую он мог бы познать, увидев, как эта мертвая девушка идет по весенней улице, сияя жизнью. Обегая ее лицо, его взгляд легко касается слез, пролитых ею перед смертью, и он понимает, что отныне для него ничего уже не будет прежним. Никогда.

Наконец он заставляет себя отвернуться. Он исследует внутреннюю обстановку корабля, в поисках причины трагедии. И находит ее почти сразу: примитивный реактивный двигатель сгорел. Эта история написана на приборной панели на языке индикаторов, цифровых шкал и счетчиков. И оплавленная схема за панелью недвусмысленно подтверждает, что, когда вышел из строя двигатель, вся система электропитания корабля вышла из строя вместе с ним.

Простые рассуждения подсказывают ему, что испорченный автопилот чересчур резко отреагировал на предстоящее столкновение с метеоритом и так изменил курс корабля, что от двигателя потребовалась гораздо большая мощность, чем он мог обеспечить. Столкновения с метеоритом удалось успешно избежать, но страшной ценой, и «Звездный ястреб» на своей новой траектории начал, кувыркаясь, следовать к неведомому месту назначения, куда мог не прибыть даже через тысячелетие, а может быть, и вообще.

Ну и что? В Океан обломков

ничто не ново под лунами. Что меняет еще один обломок?

Просветленный взгляд Старфайндера покидает приборную панель и бесцельно бродит по остальному пространству корабля. Свет фонаря заливает три противоперегрузочных кресла, стоящих так тесно, что кажутся одним целым, чем-то вроде огромной кровати. Свет падает на иллюминаторы правого и левого борта. Затем луч фонаря высвечивает два встроенных шкафчика. На одном из них большими печатными буквами написано слово «СЛАСТИ», на другом — «ВЫПИВКА». Это было частное путешествие. Веселое развлечение. Пикник в космосе. Трое молодых людей пили, пели песни... а затем «бип-бип» сигнала тревоги, и лихорадочное натягивание скафандров. Потом темнота и дрейф, ужас, неумолимо заползающий внутрь холод... Хотя в известном смысле холод был милостью. Видно, что по меньшей мере один из них умер, не мучаясь.

Что-то толкает Старфайндера в плечо. Он оборачивается и видит вытянутую руку девушки. Проплыв почти рядом с ним, она толкнула его одетой в перчатку мертвой рукой. Будто хочет что-то сказать ему. Что? Он вглядывается в ее лицо сквозь лицевой щиток шлема. Оно ничего не подсказывает ему. Возможно, будь ее глаза открыты, в их мертвых глубинах могло бы храниться какое-то послание, которое он сумел бы расшифровать. Но они закрыты. Это лицо нельзя назвать прекрасным. Это не совершенный овал, не идеальное сердечко, а что-то среднее. Переносица чуть широковата, скулы чуть высоковаты, щеки чуть полноваты. Есть и другие несовершенства. Шрамы. Шрамы на линии волос у висков, на щеках. Нет, это лицо нельзя назвать прекрасным, но Старфайндер находит его именно таким. Возможно, молодость и покой придают этому лицу нечто такое, к чему он особенно восприимчив. Возможно, трогательность замерзших на щеках слез переносит это лицо через границу раздела между привлекательностью и красотой... Он с легким удивлением осознает, что держит ее на руках. Она — Волшебница Шалот — «мерцало платье белизной, как хлопья снега под луной» — уплывает по реке в Камелот. А он — Ланселот, пристально глядящий на нее. Он не знает, кто она, но откуда-то знает, что она любила его, знает, что любит ее, пусть даже она мертва, знает, что не может позволить ей уплыть по реке, что обязательно должен вынуть ее из лодки, перенести на берег, найти подходящий склон под милосердным голубым небом и положить отдыхать.

Он толкает ее безжизненное негнущееся тело к причальной камере корабля, через нее — в стыковочный узел «Старейндже-ра», а оттуда прямо в кабину. Вернувшись в чрево кита, он быстро переносит ее по носовому трапу в трюм. Там он «ставит» ее вертикально в один из холодильных шкафов и понижает температуру в нем до -150 градусов по Фаренгейту. На поверхности гласситовой двери и на скафандре двери высыпают кристаллы льда. Тонкая пленка изморози появляется на лицевом щитке ее шлема, придавая нечто неземное ее лицу. Так она и стоит, протягивая к нему руки, словно умоляет его вернуть ее к жизни.

Если бы он мог вернуть ее к жизни, возможно, его болезнь исчезла бы навсегда.

Пожалуй, он может.

Если бы в его власти было приказать киту пройти по траектории «Звездного ястреба» назад к пространственно-временной точке, которая предшествовала этому несчастью, разве не смог бы он предотвратить его?

Вероятно. Если бы сумел попасть на борт космического корабля и убедить трех его пассажиров, что их автопилот неисправен и что им следует завершить свое путешествие, перейдя на ручное управление.

Разумеется, тут же возник бы вопиющий парадокс. Девушка существовала бы сразу в двух местах: живая на корабле и мертвая в чреве кита. Но, возможно, это не имело бы значения, и вообще — как только он избавит ее от смерти, вариант бытия, включающий ее раннюю смерть, просто прекратил бы свое существование.

Но окажись его миссия успешной, не стало бы и мертвого тела, не так ли? Фактически не осталось бы никаких мертвых тел, никаких обломков.

Доказывает ли присутствие этого корабля здесь и сейчас, что он уже пытался сделать это, но потерпел неудачу?

Есть только один способ выяснить. Он поднимается на мостик. Там он обращается к киту. «Ты следил за ходом моих мыслей, кит. И очень хорошо знаешь, что я хочу сделать. Мы должны воссоздать пространственно-временной вектор того корабля, пока не окажемся в моменте времени перед чрезмерной реакцией их автопилота. Это повлечет за собой серию неглубоких «нырков», после каждого из которых тебе придется локализовать корабль и идти на сближение с ним, подходя не очень близко, прежде чем нырнуть в очередной раз. В каждом случае прежде чем вынырнуть на поверхность, тебе придется учитывать смещение. Когда ты вынырнешь в точке перед сбоем автопилота, я подойду к кораблю на «Старейнджере» и попытаюсь известить его пассажиров — с помощью радио, или просто перейдя к ним на борт, — об угрожающей им опасности. Надеюсь, они поверят и завершат свое путешествие на ручном управлении.

К этому времени кит уже усвоил, что одежда не единственный признак пола у людей, и осознает, что тело, которое Старфайндер доставил на борт и поместил в холодильный шкаф носового трюма, — женщина. Но хотя человеческий разум кит читает почти как открытую книгу, определенные страницы ее неизбежно остаются для него малопонятными.

спрашивает он.

Старфайндера затрудняется ответить. Космические киты размножаются за счет деления или распада, и существует большая вероятность, что данный экземпляр — собственный потомок. Следовательно, хотя он сознает, что вид Старфайндера и делится на два слегка различных пола, на данной стадии обучения кит пребывает в неведении относительно понятия любви и вследствие этого совершенно неспособен понять то чувство, которое представитель одного пола мог пробудить у представителя другого. И даже будь он сведущ в таких делах, ему все равно было бы нелегко понять, как живой представитель одного пола может влюбиться в мертвую представительницу другого.

Старфайндер долго молчит, отыскивая лучший ответ, и говорит: «Волшебница Шалот. — И быстро добавляет: — Ныряй, кит!»

Есть история, к счастью, похороненная в рассыпающихся от времени архивах прошлого, о путешественнике во времени. Тот отправился в прошлое, в Англию начала девятнадцатого века, чтобы выяснить, кто таков посетитель из Порлока, который помешал Кольриджу записать свое опиумное видение, поэму «Куб-ла-хан», только для того, чтобы узнать, что этим «посетителем из Порлока» был он сам.

Кит выполняет семь последовательных неглубоких прыжков, плавно продвигаясь назад по пространственно-временной траектории «Звездного ястреба». На восьмом прыжке он терпит неудачу — оказывается на поверхности менее чем в четверти мили от маленького корабля. Автопилот «Звездного ястреба» взбесился, и смертельное путешествие, которое Старфайндер стремился исключить из процесса, началось.

Кит, осознавая свою ошибку, глубоко ныряет в тщетной попытке исправить ее. Землю, голубую на обзорном экране, поглощает

,а Соль сжимается до световой точки.

Боги в своей темной горной обители смотрят вниз и смеются, а на лице Времени на миг появляется самодовольная улыбка.

Не сразу, но все-таки Старфайндер шевелится. Он тяжело двигается к лестнице, по которой совсем недавно поднялся наверх, и спускается по ней на палубу. Переходит по носовому трапу на палубу номер 4. Там он заходит в носовой трюм и подходит к шкафу, где за покрытой инеем дверью стоит, протягивая руки, замороженная девушка, чью смерть он пытался «отменить», а вместо этого стал ее причиной. Кристаллы льда покрывают ее белый скафандр, переливаясь разными цветами в мягкой фосфоресценции трюма.