От страха и удивления у Сидора по телу поползли мурашки. Ему в лицо дышал возбужденный Гараська.
— Вот и встретились, дядя Сидор, — шептал он. — Да ты не бойся, молчи только, мы тебя не тронем.
— Пожалейте меня, хлопцы. Убьют же меня…
— Ползи под откос, — услышал Сидор властный шепот и, перевернутый сильной рукой, покатился вниз.
Минуты, которые он пролежал под откосом, показались долгими-долгими. Он чувствовал, все его тело покрылось липким холодным потом. Наконец там, перед поворотом, послышался быстро нараставший шум поезда. Сидор понял, что сейчас все будет кончено, и как-то сразу перестал бояться. В голове прояснилось. Почему-то вспомнился толстый мастер, который ударил его в висок и заставил ползать по откосу в поисках ржавого шурупа.
— Спички отсырели, Гараська, — услышал Сидор приглушенный голос. — Не зажигаются.
— Давай сюда, шляпа!..
Шум нарастал, поезд был совсем близко от мостика.
— У меня есть спички, возьми, Гараська, — громко сказал Сидор.
Гараська кошкой скользнул по насыпи и дрожащими руками схватил коробок. Сидор поднялся и смотрел, как он поджигал черный шнур, протянутый к мостику. Потом они вчетвером, Сидор и Гараська с двумя товарищами, побежали по картофельному полю к кустарнику.
— Спасибо тебе, дядька! — сказал Гараська и приблизил к нему свое вспотевшее лицо. Он дышал часто-часто, и Сидор слышал, как стучало его сердце.
— Мы так сделаем, что тебя не тронут. Помогай нам тут, а?..
В одно мгновение Сидору связали руки и спутали длинной веревкой ноги.
— А это документ для немцев, не обижайся, дядька. — И Гараська, размахнувшись, ударил Сидора кулаком в переносицу. В ту же минуту над поворотом поднялся огромный столб огня.
Спустя несколько дней Гараське снова пришлось встретиться с Сидором. От долгого блуждания по лесу ботинки Сидора истрепались вконец и разевали большие рты. На переносице обходчика красовался большой, со старый николаевский пятак, кровоподтек, но глаза были живые и веселые.
— Не могу я больше там, Гараська, — сказал Сидор. — Из сил выбился, пока нашел вас.
НАД ТИХОЙ ВИТЬЮ
Юрка ехал на речушку Вить, на болотную гидрометеостанцию. Он сошел с пассажирского поезда в Бабиновичах и едва поставил сундучок на платформу, как паровоз свистнул и вагоны поплыли дальше.
На скамеечке, возле станции, сидели три девушки. Они щелкали тыквенные семечки и, не скрывая своего любопытства, разглядывали парня. Юра колебался — подойти к ним или нет. Но выхода не было, нужно же у кого-нибудь спросить дорогу. Он вытер платочком вспотевшее лицо и подошел к девушкам. Крайняя, белявая, хихикнула и спряталась за спину соседки.
— Перестань, Люська, — не люблю. — Люсина соседка слегка толкнула девушку и серьезно посмотрела на Юру.
— От водокачки до Вити трубы проложены, — объяснила она. — До самой реки насыпь идет, лежневкой называется. Только теперь воду не помпуют.
— Не помпуют? — переспросил парень.
— Водокачка не работает. До войны здесь завод был, поездов много останавливалось. Удобрения здесь вырабатывали.
— Аппетиты, — вставила Люська и засмеялась.
— Да не кривляйся ты. Не апатиты, а фосфориты.
Юрка пошел. Лежневка с обеих сторон была обсажена деревьями, и парень шел по ней, как по коридору. Спустя некоторое время зеленая стена окончилась, насыпь повернула в лес. Над просекой свисали раскидистые ветви граба и березы. Потянуло густым запахом прошлогодней листвы и сырой лесной земли. Юра несколько раз перекладывал сундучок из одной руки в другую, а конца лежневки все не было. Наконец насыпь вывела парня на широкий низинный луг. Отсюда он и увидел метеорологическую станцию. Она белела почти у самой реки. Домик станции был деревянный и высокий, словно двухэтажный.
Юра никогда прежде не задумывался над тем, какой будет станция, на которой он будет работать после техникума. Он вообще не очень часто думал о работе — как-нибудь все устроится. Но товарищи иногда толковали о будущем. Тон в таких разговорах обычно задавал его дружок Сымон Боровик, он так же, как и Юра, пришел в техникум из детдома. Он говорил, что их могут послать за Полярный круг, на льдину, к ним будут прилетать самолеты, о них будут писать в газетах.
В действительности все получилось не так. За Полярный круг вообще никого не послали. Почти всех направили на самые обыкновенные метеорологические станции, и только Сымон поехал в интересное место — во Владивосток, должно быть, на океан, к морякам.
— Юрий Иванович, голубок! — услышал вдруг Юрка приятный и, как ему показалось, давно знакомый голос. Он поднял голову и увидел низенького лысого человечка, который бежал ему навстречу. «Мой заведующий Певник», — подумал Юра.
Певник, не спрашивая, взял из рук Юры сундучок и упрекнул его за то, что не известил телеграммой о своем выезде.
Через калитку они вошли во дворик станции. Он был очень уютный и понравился Юре с первого взгляда. Посыпанная белым речным песком дорожка вела к веранде, обвитой диким виноградом. Под яблонями в садике стояли выструганные подпорки: ветки так и гнулись под тяжестью яблок.
— Какой же вы нехороший, — приветствовала Юру красивая хозяйка. — Петя три раза на станцию ездил, а вас все нет. Будем знакомы — Ольга Аполлоновна.
В отведенной Юре комнате все было очень аккуратно прибрано, и он с непривычки не знал, куда сесть. Вечерело. Косые лучи заходящего солнца делали розовым тихий полумрак квартиры, на стене размеренно отсчитывали секунды старинные стенные часы. Вдруг что-то зашипело, захрипело, и часы медленно, по-стариковски, будто кашляя, начали отбивать время. Юра насчитал десять ударов.
— Петя, пригони корову, — сказала хозяйка. — Овцы пусть походят еще.
Певник надел кепку и быстро побежал во двор.
Вечером пили чай с малиновым вареньем, которое Ольга Аполлоновна принесла откуда-то из кладовки. За чаем говорила одна хозяйка. Она рассказывала о работе станции, и из ее слов выходило, что без нее станция не могла бы существовать. В тот же вечер Ольга Аполлоновна, не стесняясь, рассказала, что она не хотела выходить замуж за старого вдовца Певника, а потом, подумав, все-таки поняла его и решилась.
— А теперь живем, как люди, и не обижаемся друг на друга. — Ольга Аполлоновна погладила Певника по голому, словно колено, темени. — Есть что пить-есть, и на люди не стыдно показаться. Правда, Петя?
Певник пробормотал что-то невнятное и побежал в другую комнату передавать сводку.
Заведующий разрешил Юре пока что знакомиться с приборами и присматриваться к работе. Парень за два дня осмотрел психрометрическую будку, почвенные термометры, гелиографы и самопишущие приборы. Аппараты все были новые, и Юра невольно вспомнил техникум — там были точно такие же. Певник поставил работу умело, и Юра день ото дня проникался все большим уважением к своему начальнику. Сводок в течение дня передавалось много — гидрологических, микроклиматических, синоптических. Певник бегал к телефону почти каждые два часа.
Ольга Аполлоновна на станции не показывалась, она занималась только своими делами.
Через неделю Юра приступил к работе. Она ему не казалась трудной — в техникуме их учили большему. Через несколько дней возвратился из отпуска третий работник станции — Демидюк, который жил в Бабиновичах.
В свободное время Юра осматривал окрестности. Он ходил вдоль извилистого русла Вити: речушка спокойно несла свою рыжеватую воду в Днепр. На ее волнах качались желтые листья. Иной раз по узенькой, заросшей травой тропинке Юра уходил в сосновый бор. Вереск уже отцветал, и воздух был густо напоен хмельным медовым ароматом. С утра бор звенел голосами: сюда ходили жители окрестных деревень за грибами, — а к вечеру там воцарялась торжественная тишина. Только изредка раздавалось мычание заблудившейся коровы или эхом прокатывался паровозный гудок. В такие минуты Юру охватывали спокойные, как тихий лесной шум, думы. Техникум, Сымон Боровик, товарищи — все казалось далеким, что прошло уже давным-давно.
Однажды, захватив корзинку, Юра пришел в лес рано утром, но не услыхал обычного ауканья грибников. Это его удивило. Просекой он прошел к давно облюбованному местечку. Здесь росли стройные березы, а у их подножия стлался низкорослый вереск. Юра прошел несколько шагов и остановился как вкопанный. У его ног, возле молодой березки, красовалась семья больших, как конские копыта, боровиков, их черноватые шапки были подернуты синеватой поволокой. Юра оглянулся и немного поодаль увидел другую, такую же семью белых грибов. У одного гриба шапка напоминала решето — такой он был большой.
Подпрыгивая, он собирал грибы и, не очищая корней, складывал в кучу возле корзины. Собрав на одном месте более сотни белых грибов, он уселся под березкой и стал обрезать корни.
Вдруг за спиной послышался сухой треск. Юра повернулся и увидел девушку в старом ватнике с брезентовым поясом. Она шла прямо на него. Это была та самая девушка, которая указала ему дорогу на гидрометеостанцию. Он поднялся, стряхивая корни с одежды.
— Сколько грибов! — В голосе девушки послышалась зависть. — Ну и дура же я, что сразу не прибежала сюда.
В корзине у девушки Юра увидел лишь несколько боровичков, и потому ее слова как-то неприятно его укололи.
— Нужно было прибежать, — обиженно сказал он. — В лесу грибы для всех растут.
— Пусть для всех, только это мое местечко. Здесь мне всегда везет.
Девушка отошла на несколько шагов от корзинки и подняла сухой вереск. На дне ямки из-под вывороченного пня Юрка увидел много почерневших грибных корней.
— Маскировка, — весело сказал Юра. — Только все равно в лесу всех грибов не спрячешь.
— А вы счастливый, — сказала девушка, когда они шли по лесу. — Я еще ни разу столько грибов не находила.
Юре хотелось сделать для девушки что-либо приятное, и он молча зашагал в сторону. Не сделал и сотни шагов, как увидел два красивых черноголовых белых гриба. Он взял их и подошел к девушке.
— Это вам, — сказал он. — Мне некуда класть.
Она густо покраснела и взяла грибы. Смутился и Юра, он не знал, что говорить дальше.
— Будем знакомы, — выпалил он наконец. — Юрий!
— Нина, — промолвила девушка в замешательство и подняла на Юру глаза. В них не было уже прежнего задора, она смотрела как-то растерянно и пугливо.
Они снова пошли по лесу, немного поодаль друг от друга. Теперь боровики Юре не попадались, зато Нина время от времени ставила корзинку на землю и клала в нее какие-то грибы. Только перед самой тропинкой, на краю леса Юра нашел еще один белый гриб и молча положил его в корзинку Нины. Она была почти полна, хотя белых грибов в ней было немного.
— А почему сегодня в лесу нет людей? — спросил Юра, когда они вышли на тропинку.
— Сегодня же первое сентября! — громко воскликнула девушка. — В школе все, разве вечером прибегут. А взрослые в поле.
Первое сентября! Как же Юра мог забыть этот день?! Ведь он и для него был праздником целых одиннадцать лет.
— А вы не учитесь? — спросил Юра.
— Я студентка! — В голосе девушки звучала гордость. — Скоро и я поеду.
Нина рассказала, что она учится на третьем курсе Горного техникума, а ее специальность — разведка и использование полезных ископаемых. Летом они были на практике, поэтому у них занятия начнутся немного позже — во второй половине сентября. Учиться еще два года, а там…
Слушая девушку, Юра завидовал тому, что она учится и у нее такая интересная специальность. Эх ты, синоптик, куда тебе равняться с этой птичкой! Перед ней раскроются недра Урала и Кавказа! А ты сиди со своим Певником, измеряй осадки и температуру, жди у моря погоды.
Парня охватила такая тоска, что он некоторое время не мог вымолвить слова.
— А ваша работа вам нравится? — Нина словно угадала мысли его и посмотрела на Юру пытливым взглядом.
— Она имеет значение для всего народного хозяйства, — через силу, словно по учебнику, ответил Юра. — Для авиации, например, для сельского хозяйства.
Простились они перед самой лежневкой.
— Ах, какой вы молодчина! Петя никогда не приносил столько грибов, — запела Ольга Аполлоновна, как только Юра вошел во двор. — И одни боровики. Петя, иди поучись, как нужно грибы собирать! — крикнула она Певнику, который возился в сарайчике.
Певник прибежал, посмотрел на грибы, и на лице его отразилась искренняя радость.
— Я, брат, тоже грибник, а тебе просто счастье подвалило. Были и у меня когда-то удачи. Эх, вместе нам нельзя по вереску походить! — почесал затылок Певник.
— Зимой на рынке за связку грибов двадцать рублей дают, — проговорила хозяйка и взглядом окинула скамейку, на которой Певник разложил грибы. — Вы, Юрий, на целую сотню сегодня собрали. Это хороший заработок. Белые грибы можно и в сельпо сдавать.
— Замолчи ты, бухгалтерия! — не выдержал Певник, и лицо у него побледнело.
Таким Певника Юра видел впервые. Радость от удачи, от встречи с Ниной погасла, и он тихо пошел к колодцу умываться.
Работа на станции шла своим чередом. Юра работал, должно быть, хорошо — ни Певник, ни Демидюк не делали ему замечаний. Он быстро освоил многочисленные формы отчетности — об уровне болотных вод, о микросоставе почвы, об изменениях рельефа. Но ему больше нравилось работать с аппаратами, чем писать сводки. Аппараты улавливали, фиксировали никому не видимые изменения. В тоненьких изгибах линий, оставляемых на разграфленной бумаге самопишущими приборами, он быстро угадывал колебания атмосферного давления, скачки температуры, насыщенность воздуха влагой. Барограф и термограф казались ему разумными живыми существами.
Все эти дни Юра думал о Нине. Он вспоминал встречу с ней в лесу, и живой образ девушки вставал у него перед глазами. Юноша упрекал себя, что не сумел сказать ей ни одного умного слова. Она, должно быть, плохо о нем думает.
Юноша попросил Певника, чтобы тот разрешил ему отдежурить две смены подряд, и на следующий день утром ушел в бор. Он надеялся встретить там Нину — по его расчетам, она не должна еще уехать. Волнуясь, словно перед экзаменом, он шел просекой к знакомому местечку. Ему почему-то казалось, что Нина обязательно должна быть там. Еще издали он заметил женскую фигуру, мелькавшую среди знакомых березок. Он решительным шагом направился в ту сторону и на ходу придумывал слова, которые скажет девушке. Не дойдя несколько шагов до березняка, Юра остановился. По вереску, согнувшись, медленно ходила старуха. Юноша повернулся и почти бегом пустился по лесу.
На следующий день, отдежурив свою смену, Юра пошел на станцию в Бабиновичи. Он прогуливался по дощатым подмосткам, заменявшим перрон, дождался вечернего поезда, а Нины все не было. Он собрался уже идти на Вить, как вдруг, словно из-под земли, перед ним выросла Люська, та самая, что сидела вместе с Ниной в день его приезда.
— Певников племянник, добрый день! — проговорила она и захихикала. — Ну, как вы там, много грибов насушили?
Краска бросилась в лицо Юре. Ему захотелось сказать не в меру болтливой девушке что-нибудь колкое, обидное. Мелькнула недобрая мысль о Нине, которая не нашла ничего лучшего, как рассказать о своих делах этой болтунье.
— Грибы нужно уметь собирать, — с ударением сказал Юра, — это не семечки щелкать.
— Да, вы собирать умеете, Нина целую корзинку принесла!
— А где она теперь? — стараясь говорить спокойно, спросил Юра.
— Уехала вчера, — беззаботно ответила Люся. — Раньше уехала, чтобы не опоздать.
На Вити наступила осень. Дни стояли тихие, погожие, но постепенное замирание жизни чувствовалось во всем. В воздухе летала серебристая паутина, молчаливо, задумчиво стояли ольхи, а пышные кроны кленов напоминали громадные костры. Неторопливо струилась Вить, а над ней в высоком синем небе печально кричали журавли.
На Певника вдруг нахлынули дела по хозяйству, и он все чаще просил Юру подежурить за него. Говорил он об этом таким голосом, словно просил прощения, и парню всегда делалось неприятно. Ольга Аполлоновна возилась с припасами на зиму. Она устанавливала и переставляла в кладовке батареи банок с маринованными грибами, вареньем, подвешивала мешочки с сушеными ягодами, связки грибов, пучки каких-то трав, просушивала копченые окороки и колбасы.
«Артель она собирается кормить, что ли?» — не раз думал Юра, и в его душе росло недовольство порядком жизни, установившимся в доме Певника. Он вспоминал свой интернат и свою комнату, где семь парней жили на чае и рублевых булках куда веселей, чем здесь на окороках, колбасах и вареньях. От этих воспоминаний становилось грустно, и он спешил заняться работой.
Вскоре Юру вызвали в райком комсомола. Секретарь назвал его «королем погоды» и поставил на учет в бабиновичскую школьную организацию.
Низенькая девушка, секретарь комсомольской организации, долго не могла придумать для Юры поручения.
— Может, доклад прочитаете? — несмело предложила она. — Ну, о громе, молнии — на антирелигиозную тему.
— Пусть хоть на собрания приходит, — услышал Юра за своей спиной. Обернувшись, он увидел Люсю, видимо имевшую какое-то отношение к комитету комсомола. — А то он не вылазит из своего хутора, — говорила Люся, и глаза ее искрились смехом.
Наконец наступила настоящая осень. Небо, словно решето, без конца сеяло мелкий, нудный дождь и холодную изморось. Сиротливо стояли голые ольхи и березы, а далекий бор шумел глухо и тоскливо.
Жизнь на Вити шла скучно и однообразно.
Зимой стало немного веселей. Вить притаилась среди кустарника, сделалась узенькой, незаметной. Зато лес стоял суровый, торжественный в своем зимнем сказочном уборе. Ночью он шумел глухо и настороженно. А над Витью всходила такая светлая и круглая луна, какую Юра еще никогда не видел. Вся долина реки в такие часы сияла необыкновенной красотой.
В один из зимних дней Юра делал доклад в бабиновичском клубе. Его слушали внимательно и засыпали вопросами. Он даже вспотел, пока ответил на все вопросы о разных капризах погоды.