— Не бойся, не съем, — губы Артура касались ее уха, лаская его, обдавая волной горячего дыхания. Он не пытался больше поцеловать ее, но и отпускать не собирался, еще теснее прижав к себе.
Диана только тогда смогла немного прийти в себя, когда музыка смолкла, и все начали рассаживаться за столом, чтобы в очередной раз поднять бокалы за именинницу.
— Мне понравился Сергей и его жена, и дети, — поделилась Диана с Артуром, когда они остановились возле калитки во двор Моны. — Они все такие веселые.
Она решила переночевать у бабушки. От нее ближе добираться до консерватории.
— Ты тоже им понравилась, — Артур вспомнил, как Сергей с женой тепло с ними прощались и приглашали Диану непременно приходить к ним еще.
Одной рукой Диана держалась за ручку калитки, а другая была у Артура. Он завладел ею сразу, как только они вышли из подъезда дома Сергея, и не отпускал всю дорогу, легонько поигрывая пальцами, перебирая их своими, изучая каждый в отдельности.
Артур потянул Диану за руку, и она была вынуждена выпустить ручку калитки и приблизиться к нему. Подняв лицо, она ждала, когда он ее поцелует. Она хотела этого с того самого момента, как прервался их танец. Артур наклонился и какое-то время рассматривал ее глаза.
— Какие они у тебя красивые в свете фонаря, — прошептал он ей прямо в губы.
От усталости и выпитого шампанского у Дианы слегка кружилась голова. Она пошатнулась, и Артур еще крепче прижал ее к себе.
— Говорят, они цвета моря, — прошептала Диана. — А волосы мои сравнивают с пожухлой осенней листвой, — она захихикала.
От неожиданности Артур выпустил ее. Получилось это так резко, что она чуть не упала, не поддержи он ее в последний момент.
— Что случилось? — удивилась девушка, когда он снова прижал ее к себе. — Почему ты так дернулся?
— Случайно, извини, — произнес Артур, глядя на нее так, словно увидел впервые. — Замерзла? — спросил он, почувствовав, как она дрожит. — Беги. Завтра я буду ждать тебя возле консерватории, после занятий.
Артур быстро поцеловал Диану в щеку и выпустил из объятий. Слегка разочарованная, сама не понимая отчего, Диана открыла калитку, зашла во двор и побрела к дому бабушки, не оглядываясь.
Глава 7
Артур задумчиво рассматривал этюд, который только что закончил покрывать лаком и поставил возле открытого окна, чтобы тот просох на едва проникающем в мансарду ветерке. Он не просто рассматривал, а внимательно вглядывался в изображение. Вблизи и на расстоянии… При этом, на лице его удивление сменялось растерянностью, а в голове не укладывалось то, что пытался осознать. Произошло то, что перевернуло устоявшиеся представления о вещах, которые Артур всю жизнь считал очевидными.
Резко тряхнув головой, он подбежал к двери, распахнул ее и что есть силы крикнул:
— Люд!.. Люда-а-а-а…
— Батюшки родимые, — послышалось из глубины первого этажа. — Что еще стряслось?
Артур запоздало сообразил, что так орут только потерпевшие крушение, что он, наверное, напугал бедную женщину до обморока.
— Что случилось? — лицо Люды выглядело встревоженным и бледным. По крайней мере, так казалось Артуру с высоты лестничного пролета.
— Ничего особенного, успокойся, — он даже попытался улыбнуться, хоть сейчас ему и было не до улыбок. — Мне просто нужно спросить у тебя кое-что.
— Ну. Спрашивай, — женщина принялась обмахиваться кухонным полотенцем, пытаясь остудить жар, в который ее бросило после испуга.
— Не могла бы ты подняться…
— Господи! Ты меня сведешь с ума когда-нибудь, — Люда неловко стала взбираться по узенькой лестнице. — В моем возрасте карабкаться на такую высь противопоказано, — ворчала она. — Да, и некогда мне…
Артур посторонился, пропуская тетю, и зачем-то очень плотно и старательно прикрыл за ней дверь.
— Так о чем ты хотел спросить? — Люда озиралась по сторонам, не видя ничего примечательного или нового в забардаченной мастерской племянника.
— Посмотри, пожалуйста, сюда, — он подвел ее к этюду. — Внимательно посмотри.
Женщина вгляделась в полотно, стараясь как можно лучше скрывать собственное волнение. Она еще не привыкла, что Артур может писать так. В какой-то момент Люде показалось, что девушка, изображенная на картине, сейчас оживет и сойдет с полотна. Ей почудилось, что солнце не замерло на изображении, и его лучи скользят по женской фигуре. Сейчас она поднимет руку и откинет непослушную кудрявую прядь, слегка колышущуюся на ветру и падающую на лицо.
— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — голос прозвучал хрипло из-за внезапно появившегося комка в горле. Люда не смотрела на племянника, борясь с непрошенными слезами.
— Посмотри на ее глаза и скажи, какие они?
— Глаза, как глаза. Ничего особенного.
— На что они похожи? — не унимался Артур.
— На глаза они похожи, — Люда уже справилась с волнением и отвечала довольно ворчливо. — На что могут быть похожи глаза?
— Да, что с тобой?! — не выдержал Артур.
— А с тобой что?! — Люда повернулась к нему лицом и приняла свою любимую воинственную позу, уперев руки в боки. — Ты зовешь меня сюда и задаешь совершенно глупые вопросы!
— Ты на самом деле не понимаешь или прикидываешься? — Артур разглядывал хмурое лицо тети и в который раз не понимал причины подобной враждебности. — Она тебе не нравится. Не пойму только почему… — Артур перевел взгляд с тети на полотно, любовно скользя им по силуэту Дианы.
— Достаточно того, что она нравится тебе, — не смягчая тона, ответила Люда.
— Она мне не просто нравится. Я люблю ее, понимаешь? — Артур взял тетю за плечи и заглянул в глаза. — Я не могу без нее жить. Люд, она хорошая. Очень хорошая. И она не виновата, что вызывает во мне такие чувства. Она боится меня, я вижу это. Временами она такая… такая отстраненная что ли, что я боюсь потерять ее, — он взволнованно зашагал по комнате. — Я чувствую, что если она уйдет, то уйдет и моя жизнь. Понимаешь?
— Именно! Она превратила тебя в невменяемого, в одержимого.
— Иногда я чувствую себя абсолютно счастливым, — не обращая внимания на слова тети, продолжал Артур. — А иногда… иногда я испытываю такой страх! Но, не она тому виной, а что-то другое. Только я не знаю что? Это что-то внешнее. Оно перевернуло всю мою жизнь.
Артур надеялся, что сумел растолковать тете то, в чем и сам не очень разбирался. Он видел, что выражение ее лица чуточку смягчилось, самую малость. Решив, что на первых порах и этого достаточно, он вновь приблизился к ней и повернул ее лицом к этюду.
— А теперь ответь мне, правда ли, что цвет ее глаз похож на море?
— Ну, есть что-то… — нехотя ответила Люда. — Они похожи на море после шторма, такие же мутновато-зеленовато-голубые.
— Как же так? — Артур выглядел потрясенным. — Значит оно такое? Как же мне теперь воспринимать его? Я не могу представить его таким.
— А зачем тебе что-то представлять? Воспринимай его, как раньше. Ты же любишь море не за цвет. Если бы ты мог различать цвета, то понял бы, что все в жизни мы сравниваем с чем-то. Успокойся, ее глаза — не море, они просто немного похожи на него цветом.
Диана не училась на композиторском факультете и не собиралась создавать наследие эпохи, рождая новую музыку, но уроки по теории композиции очень любила посещать. Композиторство она считала основой основ, тем, с чего началась история музыки. Ее мнение отличалось от мнения многих, кто считал этот предмет второстепенным. Она считала, что сам термин «теория композиции» объединяет в себе весь комплекс музыкально-теоретических дисциплин, и это полезно знать не только композиторам, но и теоретикам и исполнителям.
Сегодняшнее занятие ей казалось наиболее интересным, тема была об особенности преподавания в дореволюционные годы.
Сухонькая женщина с высокой прической, опершись на кафедру, для чего ей пришлось задрать локоть выше плеча, вещала зычным голосом:
— Специальные предметы распределялись по годам следующим образом: первый курс посвящался изучению гармонии, второй — строгому контрапункту по методу Фукса и простым формам. Третий курс посвящался усовершенствованию полифонической техники…
Диане вспомнилась вчерашняя вечеринка, как они танцевали с Артуром. Воспоминания всплыли с того момента, как он отбил ее у какого-то родственника Сергея. Как уверенно он выглядел, предъявляя права собственности на нее. И Диана была не против. Это как само собой разумеющееся — танцевать она может только с ним.
Внезапная мысль пришла в голову, что в руках Артура она чувствовала себя в безопасности. Случись землетрясение или извержение вулкана, ей не было бы страшно. Диана вдруг осознала, что рядом с Артуром не боится ничего. Разве что он сам немного пугал. Она вспомнила, как он внезапно отстранился, когда проводил ее до дома бабушки, как они слишком поспешно простились, и нахмурилась. Потом на смену пришло воспоминание о мимолетном поцелуе в макушку, и внутри Дианы заструилось тепло, разливаясь по всему телу.
— Ольховская! Что смешного в реформе композиторского образования? Чему вы улыбаетесь?
Диана не сразу поняла, что обращаются к ней. Сообразив, что сидит с глупой улыбкой на губах, уставившись в окно, она сильно покраснела и лихорадочно начала придумывать, что можно ответить Марте Сергеевне — преподавательнице теории композиции.
— Я не требую от вас дословного конспектирования, — продолжала меж тем суровая не по комплекции женщина, обращаясь уже ко всем, забыв про Диану. — Но основное вы должны усвоить. Стыдно путать традиции преподавания Римского-Корсакова и практикующийся до его реформы отказ от свободного сочинения на младших курсах, как тормоз для развития творческой индивидуальности…
До конца урока Диана гнала от себя мысли об Артуре, которые упорно лезли в голову. Она дослушала тему и даже умудрилась получить удовольствие, какое всегда получала от уроков по теории композиции.
Уроки хорового дирижирования и по теории музыки пролетели быстро. На них Диана расслабилась и думала о хорошем. Она сама не заметила, как встречи с Артуром перешли в раздел хорошего из всего того, что происходило в ее жизни. Предстоящее свидание тоже настраивало на романтический лад. Диана уже начала строить планы, чем они с Артуром займутся, куда пойдут, о чем будут разговаривать. Правда, перед этим ей предстояло пройти через индивидуальное занятие с профессором Измайловым. С некоторых пор она не знала, чего можно ожидать от этого эксцентричного и талантливого человека. Последний раз Диана встречалась с ним на концерте, где выступила блестяще, как считала без ложной скромности. Правда, внезапное проявление «настоящего таланта», как выразился профессор, оставалось для Дианы загадкой. Получается, все эти годы талант сидел где-то глубоко внутри, упорно не желая выходить на поверхность? Что это, как не издевательство? Или это такое своеобразное испытание ее нервов и выдержки, доведение репетиций до исступления?
Ясности во множестве вопросов, связанных с последними событиями, не прибавлялось. Более того, Диана подозревала, что вопросы так и останутся без ответов. А еще появился страх. Именно сейчас, когда она направлялась к классной комнате, где планировалось индивидуальное занятие, ей стало страшно. Диана испугалась, что у нее не получится так хорошо, как ожидает от нее профессор Измайлов, что она в очередной раз разочарует его. Еще она подумала, что страх неудачи теперь будет преследовать ее всегда, перерастая в комплекс неуверенности, если только она не раскроет природы своего внезапно проснувшегося таланта.
— У меня для вас потрясающая новость, Диана!
Такими словами ее встретил профессор, который, как оказалось, пришел раньше нее.
Диана даже не поняла, что ее сразило сильнее — крайняя эмоциональность обычно сдержанного учителя или то, что впервые в жизни он назвал ее по имени.
— Диана, вам сказочно повезло! — профессор наконец-то выпустил ее из объятий и разрешил пройти вглубь классной комнаты. Сам он засеменил по небольшому свободному пятачку, как привык делать в минуты волнения. — Вы поедете на концерт самого Спивакова, на открытый фестиваль Моцарта!
От неожиданности Диана чуть не выронила драгоценную скрипку. Чего-чего, а такого она не ожидала. Ошарашено уставившись на профессора, она лихорадочно вспоминала, что делать с футляром со скрипкой, что продолжала удерживать в руках.
— Вы понимаете меня? Руководство консерватории выбило три пригласительных билета на его концерт, а ваш покорный слуга урвал один билет для вас, как самой талантливой нашей ученицы. Вы едете в Москву!
На втором курсе удостоиться чести стать избранной, да еще получить в подарок пригласительный билет на концерт самого Спивакова и его оркестра «Виртуозы Москвы» было нонсенсом. Только самые талантливые, находящиеся на последней ступени обучения, готовые к выходу в музыкальный свет для самостоятельного творчества, ученики удостаивались подобной чести. Да и таких насчитывалось не больше десятка за двадцатилетнюю историю консерватории.
Шок перерастал в панику. Диана никак не могла сообразить, что можно ответить профессору в этой ситуации. Кроме того, она чувствовала всю ее нелепость, как будто обманывала человека, которого считала кумиром и авторитетом. Вернее, не она его обманывала, а он сам обманывался в ней. И обстоятельства складывались так, что она никак не могла вывести саму себя на чистую воду. Ведь никакая она не суперталантливая, что несколько раз блестящего исполнения — это недоразумение, которое может больше никогда не повториться.
Она смотрела на профессора, любовно разглядывающего ее, и подбирала нужные слова, борясь с отвращением к самой себе, что стала невольной лгуньей.
Профессор, тем временем, рассудил ее молчание по-своему:
— Вы не волнуйтесь, Диана. С вами поедут Максим Горохов и Ирина Стародубцева. Они хорошо знают Москву, не дадут вам заблудиться. Кроме того, на вокзале вас встретят и разместят в гостинице. После концерта запланирована праздничная вечеринка, на которой будет присутствовать сам Владимир Теодорович. Кто знает, может, у вас получится с ним пообщаться и блеснуть своим умением.
Горохов и Стародубцева! Пятикурсники, очень одаренные! Ходят слухи, что у Горохова уже подписан контракт на два года с Лондонской филармонией, куда он отправится сразу же после окончания учебы. А Стародубцева — одаренная пианистка, уже разъезжает по всей стране с концертами. Где они и где Диана?
Тут до Дианы дошел смысл последней фразы. Блеснуть умением перед кем, перед самим Спиваковым? Рискнуть играть перед ним?
— Я не могу! — невольно вырвалось у нее.
— Да, вы что?! Как не можете? — профессор аж побледнел. — Вы отказываетесь от такой возможности? Позвольте поинтересоваться, какие такие дела могут вам помешать воспользоваться удачей, которая выпадает, возможно, лишь раз в жизни?
— Д-да, нет, в-в-вы не п-п-поняли, — Диана так разволновалась, что начала заикаться, как когда-то в детстве. — Я не отказываюсь… В-в-вернее, я очень хочу и… с-с-пасибо вам огромное.
Она замолчала, борясь с подступившими слезами. Диана не помнила, когда последний раз волновалась так сильно. Даже перед концертом, когда готова была умереть от страха, волнение не достилало точки кипения, как сейчас.
— Тогда что, что? — допытывался профессор. — Что вы хотите сказать, когда говорите «я не могу»?
— Я не могу играть там! — выпалила Диана.
— Фу-у-у, — профессор достал платок и вытер вспотевший лоб. — Не пугайте больше так пожилого человека, — он посмотрел на Диану, и на его губах заиграла лукавая улыбка. — Никто не будет принуждать вас играть на банкете. Если только вы сами захотите, что, кстати, я бы вам настоятельно советовал. Я думал, что какие-то семейные дела мешают вам принять приглашение. Хотя это было бы совершенно невероятно. Какие такие дела могут помешать воспользоваться возможностью, выпадающей раз в жизни? Кроме того, что является величайшим дирижером, Владимир Теодорович еще и интереснейший собеседник. Я встречался с ним несколько раз. Вы не представляете, как интересно он рассуждает о музыке, о новых музыкальных тенденциях. Да что там. Я вам и предлагаю самой все это услышать от него. Вот о чем я.
У Дианы немного отлегло от сердца, хотя стыд никуда не делся. Она по-прежнему считала себя обманщицей.
— А теперь, порадуйте старого меломана, — профессор тяжело опустился на стул. Всегда такой подтянутый, сейчас он выглядел на свой возраст, от семидесяти до семидесяти пяти лет, как полагала Диана. — Сыграйте мне что-нибудь, как только вы это можете.
Диана не торопилась покидать классную комнату. Она, не спеша, собирала вещи, действуя нарочито медленно.
Она знала, что Артур уже дожидается возле входа в консерваторию. Знала и тянула время, пытаясь определить, хочет или нет встречаться с ним. Вернее, она точно знала, что хочет, и, одновременно, ужасно не хотела этого хотеть.
Диана невольно улыбнулась, осознав всю дикость своего настроения. Ее что, кто-то силком толкает на свидание? Нет. Значит, можно не встречаться с ним. Можно воспользоваться черным выходом и покинуть консерваторию задворками. Плевать, что это будет смахивать на бегство. Диана оправдывала себя мыслью, что иногда и бегство спасает от чего-то более неприятного. Осталось определить природу подобного настроения. Что именно мешает ей хотеть встречаться с Артуром? Почему появляется что-то сродни страху, каждый раз, как она думает о нем?
Опять вспомнился их танец, его теплые ласковые руки, ее желание почувствовать его губы на своих. Руки внезапно стали слабыми от нахлынувших чувств, и Диана разозлилась. Почему он так волнует ее? Почему физически ее тянет к нему?
— Она тут! — дверь распахнулась, и Диана чуть не задохнулась от приступа радости.
В дверном проеме появилось хорошенькое личико Лили. Она махала кому-то в коридоре.
— Лилька, наконец-то! — в следующую секунду Диана уже сжимала подругу в объятьях, а та, смеясь, отбивалась.
За спиной у Лили маячил долговязый и, как всегда, взъерошенный Генка Галкин — студент четвертого курса по классу виолончели, безответно влюбленный в нее и от этого всегда несчастный. Но сейчас на его добродушном лице светилась простовато-глуповатая улыбка.
— Пусти, ненормальная, задушишь, — повизгивала сквозь смех Лиля, пытаясь отлепить от себя Диану. — Да, пусти ты! Что случилось-то? — вмиг посерьезнела Лиля, увидев заплаканное лицо Дианы. — Меня же не было всего две недели.
— Я так соскучилась, и мне столько нужно тебе рассказать, — всхлипнула Диана, мысленно награждая себя всеми синонимами к слову «истеричка».
— Да, дела… — протянула Лиля, выслушав сбивчивый рассказ Дианы. — А он тебя, что прямо сейчас ждет у входа?