Невеста идет в наследство

Узнав, что мне нужно в театр, он решил, что я актриса. Не стала его в этом разубеждать. И весь наш разговор в пути велся о ролях, постановках и, удивительно, о литературе.

А напоследок этот оригинал вместо номера моего переговорника попросил… билеты на спектакль! Два. Для себя и своей девушки! Вот ведь жук… и плевать, что лис! Но он так широко улыбнулся, что я не смогла отказать этому плуту.

Попрощавшись, я взбежала по ступеням театра и на пороге накинула на себя привычную иллюзию. А уже в фойе скрутила волосы в гульку. И достала из сумочки очки.

Прогон прошел отвратительно. Режиссер был явно не в духе. Ему постоянно что-то не нравилось. Он то поправлял, то заставлял актеров перечитывать диалоги, которые еще вчера ему вполне нравились, то кричал мне через весь зал поправить свет или декорации, то выговаривал магу-акустику за раннее вступление…

Лишь вечером я узнала причину дурного расположения господина Вёрджа: бухгалтерия завернула ему смету на новую постановку, работу над которой он планировал начать в следующем месяце. И хотя конфликт было бы просто уладить, о чем госпожа Монинг ему даже намекнула, режиссер предпочел обострить отношения с этой во всех смыслах весомой дамой (двести сорок фунтов главного бухгалтера могли давить и психологически, и физически) и не увольнять декоратора. Меня.

За что я была ему бесконечно благодарна. И это даже без учета моей ипотеки и маминых долгов.

Нет, моя матушка не играла в азартные игры и не была смертельно больна, чтобы на ее лечение требовались немыслимые суммы. Просто она в очередной раз развелась и утешала свое горе шопингом. Бессмысленным, беспощадным и ежедневным. Не задумываясь над тем, какие проценты будет возвращать по кредитам. Ее дом был завален бесполезным барахлом…

А я… Я, в очередной раз поправ традиции, согласно которым дочь должна как минимум ревновать мать к новому мужу, с надеждой и нетерпением ждала: когда? Когда же на горизонте маминой судьбы появится очередной супруг и возьмет маму, ее долги и шопоголизм в свои пусть не сильные, можно даже не слишком уверенные, мужские руки?

Супругов моя матушка меняла часто и вдохновенно. А они не приживались в ее доме, как асфальт на центральной площади. И если последний отторгала земля родная, то супруги мамы сбегали сами. Потому как если родительница не утешала горе покупками, то она ими же праздновала радость. Не тортиком, не бокалом игристого, а новыми вещицами.

А я так надеялась, что когда-нибудь это закончится… И последний мамин муж, Эндрю, даже почти справился с манией моей матушки: во всяком случае, закупки в период их брака достигли рекорда минимальных значений. Но бедный мужик не выдержал и решил, что пусть красота леди Фейлири и удивительна, но дыра в его кошельке еще более впечатляюща, и расторгнул брак. Развод произвел на маму эффект отката от проклятья: она кинулась скупать все с удвоенной, нет, утроенной энергией. И ее даже не останавливало то, что она была на краю долговой ямы. Да что там! Я подозреваю, ее бы даже арест не остановил! Она и в наручниках оформила бы новый кредит на покупку, если бы ей дали ручку и бланк банка.

И месяц назад как гром среди ясного неба прозвенел звонок переговорника: мои худшие опасения оправдались. Мама оказалась в тюрьме. За долги. Точнее, за подделку финансовых документов, под которые и выдавались кредиты… Причем общая сумма оных с лихвой переплюнула мою ипотеку. И ладно бы только кредиты… Родительница умудрилась назанимать еще и в частном порядке. И не все из деньгодателей были людьми приличными. Некоторые совсем наоборот.

И недавно я даже узнала насколько. Меня подловили вечером у входа в подъезд и предложили отдать долг матери по-хорошему. Проникновенно так попросили, и я испугалась.

Мне срочно нужны были деньги. И это наследство… Я была ему несказанно рада. Плевать на сомнительные условия… Сейчас я фиктивно вышла бы замуж и за гриззи! Потому как у меня самой с ипотекой, которую я рискнула взять после нескольких лет съема разных комнатушек, бюджет уходил в минус. И я не могла заложить купленную мной квартирку, что располагалась на окраине города, потому как та мне принадлежала лишь наполовину. А вторая ее часть до выплаты ипотеки являлась собственностью банка. А мамин же загородный дом был уже арестован за долги…

Театр я покинула вновь поздно и в мрачных мыслях. А к себе добралась ближе к полуночи. На последнем маршрутном вагончике. И всю дорогу до квартиры внимательно читала договор, который мне вручил Грейт.

А спустя неделю в храме состоялась брачная церемония. Отчего-то особенно запомнилось в ней, как я чуть простуженным голосом на вопрос регистратора каркнула:

– Да. – И гулкое эхо моего согласия выйти замуж тут же разнеслось под сводами храма.

Ульрих, который то и дело поглядывал на часы, словно не женился, а опаздывал, был столь же краток.

А на предложение поцеловать молодую супругу после заключения брака и вовсе бросил духовнику, проводившему церемонию:

– Нет, спасибо, в другой раз… Можете сами…

Хотя последнее, возможно, было сказано другому собеседнику. Тому, кто сумел-таки дозвониться Грейту на переговорник. Ибо мой новоиспеченный супруг одной рукой сворачивал свой экземпляр свидетельства о браке, а второй держал у уха амулет связи и, похоже, экстренно переносил лекцию, которая должна была начаться через пару минут.

И я попеняла бы Ульриху на такое отношение к одному из главных событий в жизни каждой девушки, но… Мне самой в этот момент позвонили. Из банка. Напомнить про долги.

Распрощались мы с супругом на крыльце храма, резво рванув в разные стороны и условившись встретиться через месяц, когда Ульрих подготовит все для обряда обмана старинной магии.

Правда, перед тем как уйти, новоиспеченный супруг обернулся и, прищурившись, крикнул мне:

– Элисон!

Я, уже собравшая уйти, резко обернулась.

– Да?

– Напоминаю. Этот год вам стоит вести себя в рамках приличий. Никаких скандалов, связанных с фамилией Грейт, которую вы пока что носите. …

Угу… ношу. Теперь. Как носки. Только не снимая…

– И вы тоже, если позоритесь, то, пожалуйста, тихо… – крикнула я, не удержавшись от язвительного комментария, и побежала на утреннюю репетицию в театр.

– С-с-супруга… – понеслось мне вслед. Но вот как муженек это сказал… Было стойкое ощущение, что он произнес явно не то, что думал!

А вот я, в отличие от Ульриха, размышляла не об эпитетах, а о глаголах. Конкретно – как протянуть этот самый год до получения наследства, которое мне было необходимо позарез. А потом сама же себе ответила, как именно: на крупе, воде и молитвах.

План был прост, гениален, и малокалориен. Но… провалился спустя месяц, когда ко мне пришел Грейт. Для проведения обряда. От меня требовалось пожертвовать кровью и вытерпеть пять минут поцелуя.

К слову, Ульрих в эту нашу встречу был строг, серьезен, сосредоточен и даже не язвил! И, кажется, выглядел моложе, чем в кафе и на церемонии. Во всяком случае, седины гораздо меньше. Мелькнула мысль, что тогда на нем, как и на мне, была личина. Но скрывала она не только внешность Грейта, но и его характер.

– Вы готовы завершить ритуал? – холодно осведомился супруг.

– А сколько вы мне за это заплатите? – вопросом на вопрос ответила я.

Судя по ошарашенному лицу светила артефакторики, такого в свой адрес он не слышал давно. Настолько давно, что даже никогда.

– Простите? – сдержанно вопросил Ульрих, подразумевая пояснения.

– Прощаю, – великодушно отозвалась я, ничуть не впечатлившись грозно сверкающими глазами. А затем переспросила: – Так сколько?

Деньги были нужны. Очень. И хоть чувствовала я себя отвратно, но…

– Это шантаж? – нахмурился Ульрих.

– Моральная компенсация.

Артефактор растерялся настолько, что под маской каменной невозмутимости я увидела отголоски эмоций.

– В каком смысле?

– Может, это мой первый в жизни поцелуй. И он не по любви, а вынужденно…

– А может, и я впервые целуюсь? – сквозь зубы процедил этот… вор несчастный! На самое ценное у невинной девушки позарился! На возможность заработать! Гад! – И это я моральной компенсации должен требовать.

– Но вы целуетесь с молодой девушкой, а я со… – оборвала сама себя.

«Стариком» не сказала, но Ульрих и так все прекрасно понял.

– Зато моя внешность не дарит вам обманчивых надежд в этом браке. – Маг был столь уверен в собственной правоте, что мне в руки захотелось взять лопату… А уж для чего – поправить корону или сразу закопать этого га… г-г-гения… разберусь по ходу пьесы. Но лопата была жизненно необходима моей психике. Прямо сейчас! Не медля ни секунды до нервного срыва.

– Значит, мне не показалось, и ваша внешность – это… Но она не иллюзия!

Я почувствовала уязвленную профессиональную гордость. Как! Я, маг-иллюзорник – и не распознала личины?!

– Артефакт, – важно поправил Грейт. – Он старит организм на заданное число лет. И как только носитель его снимает, исходный возраст возвращается. Так что это не иллюзия. Потому ее и нельзя распознать.

А я задохнулась от возмущения. Да что этот напыщенный павлин себе возомнил?

– Ты подумал, что я накинусь на тебя с… – Мне понадобилась пара мгновений, чтобы подобрать формулировку, лишенную мата, а о вежливом «вы» я и вовсе забыла. – Требованием супружеского долга?

Щека Ульриха дернулась, но в остальном он не выказал никаких эмоций. Но я все равно поняла, что своим предположением попала пульсаром точно в пасть решившего плюнуть огнем дракона.

– Ну и самомнение же у тебя! – потрясенно выдохнула я.

– К сожалению, я на тот момент не знал, какая ты и что из себя представляешь, – прищурившись, ответил супруг. – Но сейчас речь не об этом…

– Да об этом! О взаимном уважении! И если ты меня не уважаешь, то компенсируй, – отчеканила я.

– Сколько? – холодно отозвался он.

Я, не зная, что ответить, просто сложила руки на груди с независимым видом. И вздернула подбородок. Нервы мои были натянуты как струна, магия внутри звенела от напряжения, и я начала разгонять оба круга силы, что были у меня, готовясь, если что, отразить магическую атаку.

Но ее не было. А вот напористый стук, раздавшийся в вязкой тишине моей небольшой квартиры, случился. Ломились в дверь.

И едва я успела спросить, не открывая створки, кто там, как тут же меня откинуло ударной волной. Дверь разлетелась щепой, а на пороге оказалось пятеро… коллекторов. Я уже пару раз встречалась с этими типами, которые напоминали мне о маминых долгах. Я просила об отсрочке, но…

– А вот и наша краля, – с ходу начал верзила с выбитым зубом. – Не хочешь отдавать – сейчас пойдешь отрабатывать. В доме веселушек всегда девочки нужны. А то, что страшненькая, – на лицо подушку можно положить. Будешь клиентов ублажать, пока не вернешь весь долг…

Я сглотнула, разом забыв обо всем. В горле встал ком страха. А пальцы непроизвольно сжались. Я буду отбиваться до последнего. Магией или физически… Живой не дамся! И точка. Это была единственная связная мысль.

И плевать, что у этих сволочей есть маг! Встала, прислонившись к стене маленькой прихожей, чувствуя, как из носа по губе течет кровь. Я приготовилась к атаке и…

– Что. Здесь. Происходит? – Ульрих, вышедший из комнаты, произнес всего три слова. Но прозвучали они как смертный приговор.

– Ты бы отошел, мужик, пока цел, – уже не столь развязно и уверенно ответил щербатый.

– Скорее это вы, господа, отойдете. А от дверей или в мир иной – зависит только от вас.

– Ты нам угрожаешь, тварь?.. – тявкнул кто-то за спиной громилы, наставив на Ульриха чарострел. И… это было фатальной ошибкой. Для визитеров.

Я лишь успела испугаться за супруга. Убьют же! И… мне ничего не достанется от наследства! Да, именно так! И только так!

Потому что, по условиям завещания, если развод случался раньше, то сторона, его инициировавшая, лишалась всего. В случае кончины одного из супругов второй также лишался всего наследства. Последний пункт ныне покойный Грейт внес, дабы уберечь своего внука от соблазна свернуть шею женушке. То есть мне. А может, опасался, что навязанная супруга окажется спокойной неврастеничкой с прекрасным светлым чувством черного юмора и как-нибудь за завтраком поинтересуется: Ульриху яд в чашке подать с молоком или без?

И вот сейчас, согласно этому пункту, я могла лишиться наследства. И думала я исключительно об этом. Да! Только об этом! А вовсе я не о том, что Грейт решил заступиться и мог за это поплатиться здоровьем или магией…

Хотя… кого я, к низвергнутым, обманываю! Я испугалась за самого Ульриха. А о деньгах подумала, когда уже все закончилось…

Грейт выпростал руку за миг до того, как один из бандитов нажал на спусковой крючок. Чарострел жадно чавкнул, выплевывая пульсар, и… время замедлилось, превратившись в кисель. И я увидела, как сгусток пламени, вспарывая ткань бытия, несется навстречу нам. Мне и Ульриху. И как на расстоянии ладони от моего лица пульсар врезается в щит, который успел выставить маг. Отличный, к слову, щит, боевой. Такой развернуть, да еще столь быстро, мог лишь опытный военный маг, но никак не теоретик-артефактор.

А потом произошло и вовсе невероятное. Ульрих, одной рукой продолжая удерживать заслон, второй создал атакующий аркан и… Крик стрелка, которого опалило огненной плетью, разрезал воздух от земли до небес. Он орал дико, до мурашек. И мне показалось, что именно этот его крик больше испугал подельников, нежели аркан пламени.

Четверо оставшихся бандитов бросились на лестницу. Но Ульрих не дал им уйти. И вкрадчиво объяснил, что к ЕГО ЖЕНЕ со столь поздними визитами заходить не стоит. А затем вызвал законников.

В воцарившейся тишине Ульрих вдруг поинтересовался:

– Ничего не хочешь объяснить?

И пока мы дожидались приезда отряда, я и рассказала, кто эти с-с-су… славные ребята. И почему мне отчаянно нужны деньги. А напоследок добавила:

– Поэтому, извини, ничего личного, только кредит, на погашение которого мне очень нужны деньги… – Мне стало стыдно так, что щеки залил румянец. – Я тебе благодарна. Очень. Но и ты меня пойми… Мама назанимала столько, что умри я – ее кредиторы наймут в складчину некроманта, который поднимет меня из могилы и заставит отрабатывать долг.

– Жаль, не ее, – сухо заметил артефактор.

Стараясь не смотреть Ульриху в глаза, сосредоточила все свое внимание на его руках. Мужские пальцы были изящными. Но тем не менее в них чувствовалась сила. Такие с лёгкостью могут держать и маленькую шестеренку, и кувалдометр.

– Знаешь, я даже слегка завидую тому, что мама в тюрьме. Там она хотя бы в безопасности.

Я замолчала, не зная, что сказать. Было стыдно. За свои недавние слова. За маму. За ситуацию в целом.

Но Грейт, вот странно, не смотрел на меня уже столь холодно-презрительно. А его слова и вовсе меня огорошили:

– Собирайся. Некоторое время поживешь у меня. Чтобы тебя не уволокли в бордель или не прибили.

– Но… – я не знала, что сказать.

– Мне, понимаешь ли, подозрения в убийстве супруги тоже не очень нужны. Обойдусь и половиной наследства.

Я с благодарностью посмотрела на Ульриха и, не утерпев от любопытства, спросила:

– А тебе… Что планируешь сделать со своей частью наследства?

– Вложить в проект, которым я занимался. Его свернули, направив деньги на другие, более прибыльные исследования…

– Спасибо, что спас, – произнесла невпопад.

Сегодня я узнала Ульриха с совершенно другой стороны. И вовсе он не сволочь и не надменный и отморожен… холодный аристократ. О первом, как я выяснила позже, судачили адепты в академии, о втором – газеты. Просто мизантроп. Умный (даже чересчур), привыкший просчитывать не просто пару ходов, а всю партию наперед, сильный и благороднутый. Несмотря на весь свой образ утонченного сволочизма.

И я, глядя на Ульриха, поняла, что сейчас, невзирая на его хмурый вид, мину циника и слегка подпаленный рукав пиджака, он нравится мне гораздо больше, чем тот лощеный тип в кафе.

– Вот и все, – захлопнув чемодан, я возвестила, что готова, и несмело улыбнулась.

И мне на миг показалось, что взгляд Ульриха, скользнувший по моим губам, на секунду замер. Хотя… да нет, точно показалось!

Я была благодарна Грейту не только за сегодняшнее спасение, но и за то, что у меня пусть временно, но будет крыша над головой и я буду не одна. Ведь страх: завтра ко мне могут точно так же заявиться вновь… Он никуда не делся. Да, притаился, улегся на глубину, но не рассеялся. И пусть руки больше не тряслись, но… я точно знала, что в ближайшие пару дней буду вздрагивать от любого стука в дверь.

Наряд законников приехал спустя полчаса. Показания давал Грейт. А после он же запечатал мою дверь заклинанием, и мы поехали к нему.

К слову, квартира Ульриха была не чета моей, но… я так устала, что сил восхищаться не было. Я просто упала на кровать в гостевой комнате.

А вот очнулась оттого, что кто-то скребся во входную дверь. И это в шесть утра. Спросонья не сообразила, где я и даже кто я. А потом… Поняла: либо я всю жизнь буду вот так трястись под одеялом в углу кровати от любого шороха, либо сейчас встану, возьму вазу потяжелее, активирую атакующее заклинание и разберусь со своей новообретенной фобией.

Вышла в гостиную. Шорох раздавался из прихожей. А по самой квартире гулял бархатный сумрак. Я, не зажигая светляка, двинулась в холл, и… Шум, тихий, но выразительный, шел из-за двери. Я осторожно прикоснулась к створке, обведя ногтем кругляш размером с монету, и влила каплю силы, создав глазок-следилку. И увидела, как рука какого-то парня тянется к кнопке звонка. За его спиной стояла подхихикивающая девица и еще двое…